Берегись поганых денег

Скачать в формате .doc можно здесь.

киноповесть

(сиквел киноповести Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова "Берегись автомобиля")

Все события и герои являются вымышленными. Любые совпадения с реальными личностями случайны.

Как уже давно было подмечено, читатель любит детективные романы, а зритель — детективные фильмы, потому что приятно читать книгу или смотреть фильм, заранее зная, чем дело кончится. В советских детективах всё заканчивалось достаточно однообразно: умные следователи раскрывали дело, доблестные оперативники ловили преступника, который, в конце концов, получал по заслугам от самого гуманного в мире суда.

Но существует ещё такой — разумеется, когда-то чуждый нам — жанр, как триллер, точнее, детективный триллер. Оказывается, некоторым преступникам поневоле сочувствуешь, ибо они, нарушая закон, делают доброе, достойное дело! И первым таким нарушителем в советском кино (вопреки соцреализму и прочим духовным скрепам) был Юрий Иванович Деточкин.

С тех пор как суровый, но справедливый следователь Максим Подберёзовиков занялся делом благородного Робина Гуда советской эпохи, прошло полвека. Юрий Иванович отбыл относительно небольшой срок, встретил на Крымском мосту троллейбус, которым управляла его невеста, и произнёс ставшую крылатой фразу: "Здравствуй, Люба, я вернулся!" У Деточкиных родился сын Максим. Сын вырос, женился, и в положенное время у Деточкина-старшего появился внук, которого назвали в честь деда Юрием…

Чудно Рублёво-Успенское шоссе при любой погоде! Ветерок задорно свистит между пятиметровыми заборами, играя опавшей листвой с деревьев, что растут на трёх-, а то и пятигектарных участках. Осеннее солнышко весело играет на зеркальных кузовах проносящихся "порше", "бентли" и "ламборгини". И каким-то инородным телом, словно слесарь-сантехник в рабочем комбинезоне на светской вечеринке, выглядит на шоссе подержанный микроавтобус-фургон с надписью "Супердоставка.Ру"…

Фургон, снизив скорость, сворачивает к воротам, по своим тактико-техническим характеристикам превосходящим какой-нибудь форт на Диком Западе. Тишину осеннего утра нарушает резкий звуковой сигнал. Ворота не спеша, с солидностью, открываются, и фургон въезжает на территорию одного из рублёво-успенских поместий.

Подрулив к парадному входу роскошного дома а-ля рюсс, в котором не погнушался бы жить сам граф Шереметев, машина останавливается. Из неё выходит молодой человек в фирменном комбинезоне "Супердоставка.Ру" и выгружает из багажного отделения коробки разных размеров, все с логотипом очень известного производителя бытовой электроники.

И вот коробки аккуратно сложены в большой и помпезной прихожей, в которую выходят двери нескольких комнат. Сбоку — лестница на второй этаж с вычурными перилами. Курьер "Супердоставки.Ру", похожий на узбека, общается с хозяином дома — плотным мужчиной с лицом закомплексованного подростка, облачённом в роскошный халат. Это — Фёдор Женькин, депутат Государевой Дули.

— Почему так долго везли? — выпучив водянистые глаза за стёклами очков, вопрошает Женькин.

— Поздали, звините, пробаки, звините! — улыбаясь, отвечает курьер.

— "Звините, звините!" — передразнивает его Женькин. — вот сейчас "позвиню" на твою фирму, скажу, что ты мне нахамил — тебя враз уволят. Понаехали тут, братья меньшие, блин…

— Звините, звините! — не переставая улыбаться, повторяет курьер. Он достаёт из плечевой сумки папку с накладной и счётом и протягивает депутату. Тот, брезгливо шмыгая носом, берёт папку, открывает её, изучает документы.

— Столько бабок на эту херню… Если б не мелкий, нипочём бы не стал с вами связываться… Вынь да положь ему персональный домашний кинотеатр, чтоб херню свою америкосовскую смотреть… — Женькин говорит вполголоса, как бы сам с собой. Курьер угодливо подхихикивает.

— Ладно… Карточки принимаете?.. Ты хоть знаешь, что это такое? Или прямо из кишлака своего сюда заявился?

— Паринимаем, канечна, пажаласта!

Курьер вынимает из сумки портативный терминал. Женькин с неизменно недовольным выражением лица достаёт из кармана халата толстый бумажник. Открывает его, долго перебирает разноцветные карты. Выбрав одну, брезгливо подаёт её курьеру:

— Обращаться-то умеешь, Хамза?

— Да-да, мею, русские баратья научили! — курьер буквально светится любезностью и подобострастием. Он берёт карту, прокатывает её магнитной полоской в терминале, после чего протягивает терминал депутату.

— Пин-код, пажаласта!

Женькин берёт терминал.

— Отвернись, — бросает он курьеру. Тот послушно отворачивается. Женькин набирает пин-код, возвращает терминал. Курьер улыбается.

— Харашо, сапасиба! — он отдаёт карту владельцу. Тот что-то буркает себе под нос и собирается уходить, но вдруг останавливается.

— Э, а кто устанавливать всё это будет? — он показывает рукой на коробки.

— Эта дуругой сервис, на накуладной телефоны есть, пазаваните, сапасиба! — кланяется курьер. Женькин мажет рукой:

— Ладно, иди…

— А эта… на чай, на чай?

— Чего?! На хер тебе, а не на чай! Пшёл отсюда!

Курьер, по-видимому, нисколько не обидевшись и продолжая улыбаться, выходит за дверь. Во дворе он садится в фургон и выезжает с территории дачи.

Ярко освещённый настольной лампой стол в затемнённой комнате. На столе — ноутбук. Чьи-то руки кладут рядом с ноутбуком уже знакомый нам терминал, соединяют оба гаджета кабелем, проделывают ряд манипуляций на клавиатуре ноутбука. На мониторе возникают платёжные реквизиты Женькина— наименование банка, номер счёта и т.д. Над клавиатурой зависает палец, который затем решительно впивается в одну из F-клавиш. Появляется крупная надпись: "PIN 1103".

Великолепен и гламурен московский Арбат вечером! А вот утром в будни он тосклив и пустынен. Не сияют вывески магазинов, ресторанов и кафе, не дефилирует по воспетой Булатом Окуджавой улице праздная разодетая толпа москвичей и гостей столицы, лишь дворники с муравьиной старательностью выполняют своё прозаическое дело. Неудивительно, что внимание на пустынной улице привлекает молодой человек с модной эспаньолкой, судя по всему, очень состоятельный: длинное кашемировое пальто от Армани, брюки от Бриони, чёрные демисезонные ботинки от Берлути, шея повязана изящным шёлковым шарфиком. В руке молодой человек несёт портфель из натуральной кожи.

Новоявленный герой заходит в один из знаменитых арбатских ювелирных салонов — "Золото-топаз". Внутри, кроме двух продавщиц, кассирши и охранника, никого нет. Молодой человек подходит к витрине и начинает изучать разложенные в безукоризненном порядке ювелирные изделия.

Продавщицы, сразу распознав потенциального (и явно не скупого) клиента, тут же подходят к нему, всем своим видом демонстрируя готовность помочь молодому человеку сделать выбор. Тот поднимает взгляд.

— Покажите мне, пожалуйста, вот этот браслет, — говорит молодой человек, указывая на нечто золотое и сияющее бриллиантами.

— Извините, это колье, а не браслет! — кокетливо говорит одна из продавщиц — по-видимому, самая опытная.

— Ах, колье… ну что же, пусть будет колье! — отвечает посетитель.

— Пожалуйста! — девушка открывает витрину, достаёт колье и кладёт его перед посетителем.

— Колье, колье… — бормочет в раздумье тот, разглядывая украшение. — нет, это не подойдёт. Может, вы покажете всё-таки какой-нибудь браслет?

— Нина, покажи господину тот эксклюзивный браслет с изумрудами, — говорит опытная продавщица своей младшей коллеге. Та кладёт перед посетителем действительно потрясающую вещицу. Он долго изучает браслет, затем, улыбаясь, говорит:

— Раз уж эти красивые вещи мне предлагают такие красивые девушки, я возьму и колье, и браслет! Во сколько это мне обойдётся?

На лицах продавщиц написаны восхищение и зависть в адрес той, кому достанутся подобные сокровища. Старшая быстро пробегает наманикюренными пальчиками по клавишам калькулятора.

— Всего шесть миллионов пятьсот девяносто тысяч семьдесят рублей!

— Ага, понятно… Добавьте, пожалуйста, ещё что-нибудь до семи миллионов — для ровного счёта, так сказать.

Охранник одобрительно крякает. У продавщиц округляются глаза.

— Может быть, вот эти серьги из красного золота с сапфирами? — старшая кладёт перед клиентом бархатную коробочку.

— Отлично, подойдёт! Выписывайте!

Старшая продавщица торопливо, словно клиент вот-вот передумает, выписывает чек. Тем временем младшая упаковывает покупки. Молодой человек направляется к кассе, на ходу вынимая из внутреннего кармана пальто кожаный бумажник от Хьюго Босс.

— Вы принимаете кредитные карты? — спрашивает он у кассирши, держа в руке пластиковый прямоугольник золотого цвета.

На этом арбатская одиссея богатого покупателя не заканчивается. Он идёт по улице, заходя по пути и в ювелирный салон "Крез", и в гипермаркет "Золотая Орда", и в торговый дом "Золотое руно"…

Женькин, сменивший домашний халат на дорогой костюм с галстуком, сидит на заседании Государевой Дули. С трибуны кто-то серый и невзрачный нудно вещает что-то о бюджете на будущий год. Его речь навевает дремоту, и многие депутаты заняты кто чем: тыкают пальцами в планшеты и смартфоны, разгадывают кроссворды или, как Женькин, дремлют с открытыми глазами. Вдруг раздаётся сигнал входящего SMS-сообщения. Женькин вздрагивает, лезет в карман, достаёт смартфон, проводит пухлым пальчиком по дисплею и…

— МЛЯ!!!

И мы видим сообщение, которое так расстроило депутата, что он даже невольно нарушил этим воплем принятый недавно один из многочисленных запрещающих законов:

"Списание средств по карте 42.400.000,00 РУБ. Доступно 33,18 РУБ".

Династии бывают разные — королевские, императорские… Вот, например, династия Романовых, к которой сейчас причисляют себя все, кому не лень, собирая вокруг толпу восторженных прихлебателей. Или, скажем, актёрские династии: Фонда, Дугласы, Боярские, Бондарчуки. Да, дети часто продолжают дело своих отцов. А то, что природа иногда молит об отдыхе, как правило, в расчёт не принимается.

А ещё когда-то были очень популярны и даже почётны рабочие династии, когда на одном и том же заводе работали и дед, и сыновья, и внуки, причём шаг в сторону — если, допустим, кто-то из детей хотел стать врачом, философом или, не дай бог, актёром, — рассматривался чуть ли не как предательство, ведь в соответствии с трудами классиков пролетариат у нас был самым передовым классом, гегемоном, так сказать! И гораздо реже встречались династии работников правоохранительных органов — милиционеров, следователей, криминалистов…

Юле Подберёзовиковой повезло с дедами: один был следователем, другой — инспектором ГАИ. Два честных и неподкупных работника органов внутренних дел познакомились благодаря делу Деточкина — автоинспектор с вечно ломающимся мотоциклом был в своё время вызван Максимом Подберёзовиковым для дачи показаний в качестве свидетеля. Громкое дело о Робине Гуде ХХ века в положенный срок благополучно перекочевало в архив, но взаимная симпатия следователя и инспектора переросла к этому времени в крепкую дружбу, распространившуюся и на их семьи. В самом конце восьмидесятых сын следователя сделал предложение своей подружке детства, дочери инспектора. И вскоре убелённые сединами правоохранители-пенсионеры, смахивая слёзы, чокались стопками с водкой на свадьбе своих детей…

Стажёрка Юля идёт по коридору МУРа к "своему" кабинету. "Своему" — это, конечно, громко сказано: по-настоящему хозяином кабинета является следователь Смердяков, склочный, туповатый и упёртый мужик. Поговаривали, что "вышку" МВД он в своё время закончил с большим (чужим) трудом и на Петровку попал лишь по большому блату. Дела, которые он вёл, неизменно разваливались или переходили в разряд "висяков". Зато в способности вылизывать начальственные зады Смердякову не было равных. Именно благодаря этому обстоятельству, а также членству в очень влиятельной политической партии, Смердяков и продолжал занимать отдельный кабинет в МУРе, а не был отправлен участковым в какой-нибудь тьмутараканский район.

— О, пожаловала Юля, Юля-красотуля! — у Смердякова была идиотская манера рифмовать имя девушки с разными словами: Юля-симпампуля, Юля, как в июле… А недавно он завалился в кабинет после междусобойчика по случаю дня рождения некоего коллеги, облапил Юлины плечи и, дыша ей в лицо водочно-вискарным перегаром, родил целую строчку — "Как у нашей Юли курчавая кисуля", за что немедленно получил по лоснящейся харе. Тут же накатал рапорт о рукоприкладстве стажёрки Юлии Подберёзовиковой, отправил его по инстанциям… и получил по харе вторично, на этот раз в фигуральном смысле — от самого полковника Корнеева, работавшего в своё время с легендарным Максимом Подберёзовиковым.

— Здравствуйте, Вениамин, — сухо здоровается Юля.

— Ну, и что же тебе удалось нарыть по делу депутата Женькина? — интересуется Смердяков таким тоном, словно хочет сказать: что вы вообще умеешь, девчонка сопливая! Юля нарочито медленно снимает куртку, вешает её, затем подходит к своему столу, включает компьютер. В ожидании, пока он загрузится, готовит себе кофе.

— Юль, у тебя в роду эстонцев не было? — вдруг спрашивает Смердяков.

— Нет, а что?

— Тормозишь, как эстонец в анекдотах! — Смердяков ржёт, очень довольный своей шуткой. Юля пожимает плечами, садится за стол и начинает щёлкать мышкой.

— Так… Я опросила сотрудников и администрацию фирмы "Супердоставка.Ру". Курьера с такими внешними данными, какие описывал потерпевший, у них в штате нет, равно как и автофургона марки "Фольксваген Транспортер" с номерным знаком К219МВ…

— Автофургон тоже у них в штате? — ржёт Смердяков.

— В гараже, — невозмутимо отвечает Юля. — Судя по счёт-фактурам, отгрузка комплекта домашнего кинотеатра для доставки в адрес потерпевшего фирмой "Супердоставка.Ру" не производилась. Но я проверила по серийным номерам входящих в комплект изделий — он был приобретён за наличный расчёт в сетевом магазине электроники "Видео-маркет", а накладные и счета якобы от фирмы "Супердоставка.Ру" были сфальцифицированы при помощи графической программы и распечатаны на цветном лазерном принтере…

— Погоди-погоди, не части, — морщится Смердяков, — ничего не понимаю!

Юля терпеливо поясняет:

— Преступник купил этот кинотеатр в магазине, как обычный покупатель, и отвёз на дачу к Женькину. Перед этим он изготовил фальшивые накладные…

— А откуда он знал, что Женькин заказал комплект? — задаёт Смердяков неожиданно логичный вопрос.

— По-видимому, преступник хакнул терминал "Супердоставки.Ру", где размещаются заказы.

— "По-видимому, по-слышимому…" А кто будет точно знать? Пушкин? — хамит Смердяков.

Юля, не обращая на него внимания, продолжает:

— Получив при помощи фальшивого терминала для эквайринга…

— Чего-чего?!

— Ну, прибора для считывания пластиковых карт.

— А-а-а, так и говори, не умничай.

— В общем, с помощью фальшивого терминала преступник получил и банковские данные, и пин-код банковской карты. Ему осталось только изготовить карту-"болванку" и отправиться за покупками. Он обошёл девять ювелирных магазинов в районе Арбата, где приобрёл изделия из золота и драгоценных камней на общую сумму сорок два миллиона четыреста тысяч рублей.

— Да он лох какой-то! Чего сразу по банкоматам не пошёл наличные собирать?

— У всех банкоматов существует ограничение на снятие наличных, — поясняет Юля, — а кроме того, если у Женькина подключена услуга СМС-уведомления, он получал бы эсэмэски каждый раз, когда преступник пользовался банкоматом. При совершении же покупки уведомление может прийти не сразу. Оттого-то он и торопился, всего за полтора часа обошёл девять магазинов.

— А ты их за сколько бы обошла? Ты, кстати, вообще в них побывала?

— Да, сегодня.

— Свидетелей опросила? Продавщиц там, охранников? Или только цацки себе присматривала?

Юля привыкла пропускать мимо ушей подколки Смердякова.

— Опросила. Даже сделала копии видеозаписей с камер наблюдения.

— О-о-о, хвалю, моя школа! Где записи?

Юля достаёт из сумочки компакт-диск и протягивает Смердякову. Тот отмахивается:

— Да я верю, верю! Фотка есть?

— Я сделала скриншот с видеозаписи, — отвечает Юля и протягивает Смердякову распечатку. Тот, насупившись, разглядывает щедрого покупателя.

— Чёрт его знает, армяшка какой-то… или чечен… Богатый Буратино, в общем. Значит, их двое: один разводит лохов на снятие данных по картам, другой скупает золотишко…

— Может быть, их и больше, — говорит Юлия, — два исполнителя, один компьютерщик…

— Говорю тебе — не умничай.

На столе Смердякова звонит телефон. Он берёт трубку.

— Смердяков… Да… Здравствуйте, уважаемый Фёдор Александрович! Да, работаем… да, роем носом землю… лучшие кадры… — его лицо вдруг начинает наливаться кровью — нет, что вы… мы не бездельничаем… мало времени, Фёдор Ал… да… да… считайте, что деньги уже лежат на вашем счету! Несомненно… безусловно… сделаем… слушаюсь… всего доброго вам, Фёдор Александрович!

Смердяков кладёт трубку и тяжело отдувается.

— Ф-фу! Ну, ты поняла, какие у нас над душой люди сидят? Работай, работай, чтобы был результат! Кстати, что собираешься дальше делать?

— Я думаю, нужно попытаться отследить, где вынырнут купленные преступником драгоценности.

— Это ещё зачем?

— Ну, он же их купил не для того, чтобы на себе носить, красоваться, — это был маленький камешек в огород Смердякова, носившего толстую золотую цепь на бычьей шее и аляповатый золотой перстень на волосатом указательном пальце правой руки. Судя по всему, камешек не достиг цели — тупость не пустила. Смердяков только махнул рукой

— Ладно, давай, действуй.

Актёру Максиму Юрьевичу Деточкину не повезло в семейной жизни, в отличие от его отца. Едва Юрию Деточкину-младшему исполнилось восемнадцать, его мать собрала вещички, обозвала Максима Юрьевича "лузером" и "Гамлетом недоделанным" (хотя из героев Шекспира ему довелось сыграть только Меркуцио, да и то во втором составе) и укатила с богатым любовником за границу.

Максим Юрьевич продолжал играть в театре, в основном на вторых ролях. Иногда его приглашали сниматься в телесериалах. Сын Юрий окончил институт кинематографии по двум специальностям — актёр и художник-гримёр, но, глядя на неудачную карьеру отца, решил не посвящать себя ни киноискусству, ни театру. Он досконально разбирался в программах и операционных системах, поэтому устроился на киностудию внештатным IT-специалистом. Он не брезговал и частными заказами — настроить операционку, удалить вирусы, установить программу...

Юра входит в квартиру и видит, что отец, как обычно, коротает свободное от работы время за просмотром парламентских новостей по телевизору, чтобы потом, уже в компании с сыном, на чём свет стоит обругать "всех этих дармоедов и идиотов". Юра бросает взгляд на экран — на трибуне выступает противного вида тётка с какой-то волосяной накруткой на голове. По тому, как отец раздражённо крякает, Юра понимает, что сейчас обрушится водопад ругательств.

— Нет, ну ты посмотри на эту дуру! — кипятится отец, — предлагает запретить секс без штампа в паспорте! Да на неё же ни один нормальный мужик не посмотрит, вот она и бесится!

— Кто это, пап?

— А, ну да, ты же не знаешь. Надо, сын, хоть немного политикой интересоваться, не в глухом лесу живёшь. Депутатка Озимулина, она ещё хотела запретить мультфильм "Ну, погоди!" за пропаганду курения. Не понравилось ей, видите ли, что Волк там то с трубкой, то с папиросой…

— Пап, поменьше смотри телевизор. Вон фильмов сколько, — Юра показывает на стеллаж с дисками, — смотри — не хочу. Разумное, доброе, вечное…

— Да эти дармоеды вообще скоро всё запретят! — возмущается Максим Юрьевич, — По квартирам с обысками пойдут, будут изымать недозволенные книги, как раньше Оруэлла и Солженицына. "Ромео и Джульетту" — за педофилию, "Красную Шапочку" — за зоофилию и каннибализм, "Илиаду" — за пропаганду войны…

Максим Юрьевич раздражённо щёлкает пультом. На экране — выпуск "Криминальной хроники". Голос ведущего:

— …с банковского счёта депутата Женькина в результате махинации с платёжной картой было похищено более сорока двух миллионов рублей. Депутат Женькин заявил, что эта сумма была скоплена им за долгие годы службы во внутренних войсках, и что он планировал пожертвовать её на благотворительные цели.

— Ага, сейчас, "на благотворительные цели", как же! — говорит Максим Юрьевич, — ты мордоворот этого депутата видел? Не-е-ет, ворюга — молодец! Прямо как твой дедушка, хе-хе-хе! Они же себе зарплаты по полмиллиона назначили, ни стыда, ни совести!

Отец переключает обратно на трансляцию заседания Государевой Дули. На трибуне Озимулину сменил депутат Ржавый. Максим Юрьевич плюётся:

— Ещё один…

— А это кто такой? — спрашивает Юра.

— Конь с бородой! — фыркает Максим Юрьевич, — это же Ржавый, он предложил установить квоту на показ зарубежных фильмов.

— Фамилию слышал. Он ещё хотел пускать в Интернет только по отпечаткам пальцев.

— Я в этом не разбираюсь, — машет рукой отец, — но всё равно сволочь.

Юра некоторое время изучает лицо Ржавого на экране, потом выходит из комнаты. Отец кричит ему:

— Ты голодный? Я там макароны по-флотски сварганил, на плите, ещё не остыли, наверное…

— Спасибо, я потом поем! — отвечает Юра и уходит в свою комнату.

Юра сидит в своей комнате за компьютером. Он щёлкает кнопками и крутит колёсико "мыши". Мелькают сведения о депутате Ржавом и его инициативах: фотографии в различных ракурсах, интервью, статьи в интернет-изданиях, а порой даже и карикатуры. А вот и ещё одна фотография, во весь экран: улыбающийся Ржавый стоит рядом с каким-то автомобилем конца 1950-х — с "плавниками", выступающими полукруглыми козырьками над сдвоенными фарами и обилием хрома. И подпись: "Депутат Ржавый утверждает, что раритетный "Бьюик Супер Ривьера" 1958 года достался ему по наследству". Юра задумчиво смотрит на экран...

…на экране — изображение какого-то золотого, с бриллиантами, украшения…

…и это уже другой монитор, в другой квартире, в комнате Юли Подберёзовиковой. На сайте виртуального аукциона она изучает предлагаемые к продаже ювелирные изделия. Раздаётся стук в дверь.

— Да-да?

Входит Михаил Максимович, отец Юли, редактор крупного книжного издательства.

— Не помешаю? Что изучаем? Выбираем себе подарочек к дню рождения?

— Да что ты, пап… Хочу найти следы кое-какой "ювелирки", вдруг всплывёт на продажу…

— Что, магазин ограбили?

— Нет, тут гораздо интереснее. Представляешь, хакер спёр у терпилы бабло со счёта…

— Фу, Юлия, что за лексикон? "Терпила", "бабло"… Ты кто — следователь или Манька-Облигация?

— В общем, некий преступник обманным путём завладел банковскими реквизитами и пин-кодом чужой карты и всю сумму ахнул на приобретение золотишка с брюликами. Ясно, что сам он носить побрякушки не будет. Значит, он их собирается сбыть или уже сбыл с рук, причём за наличные. Вот и смотрю — не всплывут они где-нибудь…

— Юлия, ты меня удивляешь! Ты думаешь, твой любитель ювелирных украшений, который смог хакнуть банковскую карту — полный идиот? Что он будет светиться в Интернете? Когда он приобрёл эти украшения?

— Да уж неделя прошла…

— Я тебя отшлёпаю! Он уже давным-давно избавился от побрякушек, продал их цыганам или кавказцам!

— Папа, я это прекрасно понимаю. Проверяю так, для очистки совести…

— Для очистки совести я бы на твоём месте потолкался по барахолкам да по базарчикам! Вот где цацки всплыть могут. Да и то маловероятно — скорее всего, в Москве брюликов уже давно нет, а уехали они в солнечную Махачкалу, а то и вообще за границу, через Таджикистан-Узбекистан — на ближний Восток. Я бы так действовал.

— Какой ты умный, что же ты сам-то таким промыслом не займёшься? Наберись ума у своих авторов, законспектируй…

— Зря смеёшься. Знаешь, сколько я за свою жизнь детективных романов отредактировал? Да я с самими Вайнерами водку пил, Маринина меня на юбилей приглашала!

— А с Конан Дойлом, часом, не охотился? На собаку Баскервилей?

— Тьфу на тебя!

— Ладно, пап, не обижайся. Значит, говоришь, надо бы потолкаться по барахолкам?

— Э, нет, доча, забудь. Это я так сказал, сгоряча. Уж больно крутые цацки для барахолки, такими с лотков не торгуют. Не исключено, что брюлики уже из них выдрали и толкнули отдельно, вроссыпь, а золотишко переплавили. Так что, боюсь, здесь у тебя дохлый номер. Ищи с другого конца. Найди какую-нибудь зацепку.

У каждого сыщика есть какое-нибудь хобби, которому он посвящает время, свободное от ловли преступников. Жюль Мегрэ, например, собирал курительные трубки. Юлия Подберёзовикова — фотографии раритетных автомобилей.

Откуда у девушки взялась такая страсть к старым железякам на колёсах? Наверное, сыграли роль гены, ведь оба её деда так или иначе занимались автомобилями: один разыскивал угнанные, другой регулировал движение ещё не угнанных (впрочем, иногда и угнанных тоже). Историю о Деточкине девушка слышала с детства, для неё это было что-то вроде любимой сказки. И когда дедушка Максим укладывал её спать, она почти неизменно просила его рассказать о "дяде Деточкине".

Фотографировала Юля очень неплохо. И в один из свободных дней, захватив свою новенькую камеру, она отправилась в автомобильный музей при киностудии.

Каких только машин там нет, и у каждой имеется своя легенда! Вот этот автобус, например — тот самый "Фердинанд" из "Места встречи…" А на этой чёрной "Чайке" ездил Кирилл Лавров, когда снимался в фильме "Укрощение огня" в роли главного конструктора космических ракет Башкирцева. А вот и знаменитая "Антилопа гну" из "Золотого телёнка"!

Юля увлечённо бродит между реликтами автомобильной фауны. Она так увлечена фотографированием, что случайно толкает молодого человека в куртке с логотипом киностудии, который тянет через помещение какой-то кабель.

— Ой, извините, пожалуйста! — говорит она.

— Ничего страшного… — бормочет в ответ молодой человек. Он бросает взгляд на Юлю… и больше не может его оторвать. А она прицеливается камерой в очередной автомобиль, щёлкает затвором, и только тут обращает внимание, что сотрудник продолжает на неё смотреть.

— Что-то не так?

— Нет-нет, всё в порядке, — спешит заверить её сотрудник. — просто я раньше не видел, чтобы девушки интересовались такой рухлядью.

Юля возмущённо говорит:

— Это не рухлядь, это действительно очень редкие машины!

— Да я шучу! Конечно, настоящие раритеты. Это, наверное, самая обширная коллекция в стране.

— Вам везёт, вы можете хоть каждый день на них любоваться, раз работаете здесь, — она указывает на его куртку.

— Ну, допустим, не каждый день, но часто, — улыбается молодой человек. —Кстати, меня зовут Юрий.

— Юлия, очень приятно.

— О, у нас даже имена похожи! Юля, а хотите увидеть и сфоткать совсем редкие автомобили? Их держат в особом помещении, эти машины слишком редкие и ценные, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение.

— Конечно, хочу! А это можно? Вам ничего за это не будет?

— А даже если будет, что это меняет? — Юра лукаво смотрит на Юлю.

— Ну, мне не хотелось бы, чтобы из-за моего каприза у вас были неприятности.

— Впервые вижу девушку, которая сама признаёт, что у неё есть капризы. Ваша самокритичность, сударыня, да будет вознаграждена! Я вас проведу в пещеру Али-Бабы!

Темнота. Гулко отдаются шаги по бетонному полу. Одно за другим щёлкают реле, и вспыхивает яркий свет. Огромный зал сплошь заставлен невиданными сверкающими автомобилями.

— Ох… вот это да! — выдыхает Юля. Она лихорадочно целится объективом во все стороны, то и дело щёлкает затвором. — Надо же, автобусик из "Кавказской пленницы"!

— Экспериментальный микроавтобус "Старт", выпускался с 1964 года, — авторитетно говорит Юра. — Кузов — из стеклопластика. Было собрано всего сто пятьдесят машин, а сохранилось не больше четырёх. Вот один из них.

— Обалдеть! А это что? — Юля останавливается у массивного открытого автомобиля цвета слоновой кости.

— ЗИМ-фаэтон, очень редкая машина. В 1949 году было выпущено всего два экземпляра, в серию машина так и не пошла.

— Так это один из этих двух?! — поражённая Юля начинает общёлкивать уникальную машину со всех сторон. — А почему в серию не пошла?

— Не смогли обеспечить требуемую жёсткость — кузов-то несущий, а крыши нет.

—Представляю, сколько бы за него отвалили коллекционеры на Ибэй! — говорит Юля. Эта невинная фраза почему-то ошарашивает Юру — он открывает рот и смотрит куда-то в пространство. Странное зрелище, но Юля, увлечённая фотографированием, не обращает внимания на изменение поведения Юры.

— Да-да, аукцион… — бормочет он, потом его лицо принимает осмысленное выражение. Судя по всему, он обкатывает какую-то пришедшую ему в голову мысль.

Юра и Юля стоят у проходной киностудии.

— Пришлёте мне фотки? — спрашивает Юра.

— Я из выложу на Фейсбуке, если можно.

— Только, пожалуйста, не указывайте место, где вы фоткали, а то и правда начнутся расследования — откуда, кто…

— Конечно, не волнуйтесь.

— А номерами обменяемся?

Юля колдует над своим смартфоном.

— Сбросила. Теперь вы!

— Готово! Ну что ж, надеюсь, что мы ещё встретимся?

— Взаимно! Вы в каком районе живёте?

— Я — на Ломоносовском, недалеко от цирка. — говорит Юра.

— А я — на Ленинском, на площади имени вашего тёзки, — улыбается Юля. — не так уж и далеко по московским меркам!

— Да… Извините, что не могу проводить, я ещё три часа должен быть на территории.

— О чём речь, Юр, всё нормально. Ну, счастливо! — Юля шутливо машет рукой и идёт к автобусной остановке. Юра глядит ей вслед.

С**ский компьютерный рынок. На стойке выставлены упаковки с СИМ-картами различных мобильных операторов. К продавцу подходит Юра.

— Мне, пожалуйста, два "Мультитона", два "Онлайна" и ещё одну для планшета…

— Пожалуйста! Какие тарифы желаете? Могу предложить новый льготный "Онлайн", только вчера получил…

— Мне всё равно.

— Желаете красивые номера?

— Нет, любые… — Юра делает вид, что роется по карманам, потом говорит с напускной досадой: — Чёрт, паспорт не взял!

— Не нужен, паспорт, дорогой!

— А, ну, тем лучше. Сколько с меня?

Очередное заседание Государевой Дули. На трибуне — депутат Вервольфман, глава фракции Демагогической партии. Брызгая слюной и потрясая кулаками, он орёт:

— Наша страна может развиваться только в формате диктатуры! Любая республика — советская, федеративная, народная, демократическая — это губительно. Поэтому пока мы не определим форму государства, может быть, даже поставить вопрос об установлении диктатуры. Кто нам мешает? В Северной Корее вон диктатура, и ничего страшного, живут припеваючи, собачек едят…

Его мало кто слушает. Депутат Ржавый — из большинства: он всецело занят своим планшетом, изучает сайт автомобильного интернет-аукциона. Вдруг…

…это ОН! Редчайший ЗИМ-фаэтон цвета "слоновая кость" выставлен на продажу! Ржавый не верит своим глазам, листает фотосессию машины, потом переводит взгляд на цену. Да, триста тысяч баксов, изрядно… Но разве эта машина не стоит таких денег? Фантазия депутата разыгрывается, он уже видит перед собой сверкающий хромом и никелем фаэтон, видит себя, сидящего за рулём машины…

Из мира грёз его возвращает голос спикера, который произносит:

— Уважаемые коллеги, повестка дня у нас исчерпана, сегодняшнее заседание объявляю закрытым. Благодарю вас, до завтра!

Ржавый первым выбегает из зала. Уединившись в каком-то углу, он достаёт из кармана мобильник и набирает номер.

— Алло! Я по объявлению на автоаукционе. Вы продаёте ЗИМ-фаэтон? Очень хорошо. В каком он состоянии? А как насчёт скидки?.. Понятно, понятно… А оплата частями? Месяц, скажем… Ой, только не вешайте мне лапшу — "желающих много"… Чтобы такую машину иметь, нужен и гараж, и выход на автореставраторов… Добро. Я перезвоню насчёт встречи.

Чёрная "Тойота Лендкрузер" стремительно несётся по пустынному лесному шоссе. За рулём — депутат Женькин, рядом с ним на пассажирском сиденье — депутат Ржавый.

— И что тебе за интерес в старых драндулетах, да ещё советских? — недоумевает Женькин. — добро бы "Астон Мартин" какой или, скажем, "Паккард Каррибеан"…

— Эх, Федя, — говорит Ржавый. — ты извини, конечно, но ни хрена ты не разбираешься в автомобильных раритетах. Этих "Паккардов" в Америке — хоть жопой ешь, их и в своё время было выпущено немерено, да к тому же америкосы помешаны на своей истории — она ведь у них короткая. Тачки реставрируют — любо-дорого поглядеть. Да чего я рассказываю, ты же видел мой "Бьюик" пятьдесят восьмого года.

— Так то "Бьюик", а то какой-то ЗИМ…

— Этих ЗИМов было выпущено всего две штуки. Две, понял? Я буду не я, если такой не заимею.

— А меня, значит, с собой взял только для охраны?

— Ну да. Ты ведь у нас крутой, десантник бывший. А у меня триста штук баксов с собой, наличными!

Женькин присвистывает от удивления.

— Охренеть! И кто продавец?

— Дедок какой-то. Ему бабки нужны — за границу к детям собрался, старый хрен.

Тихи и печальны осенью садовые участки — те, что по шесть великодушно разрешённых в своё время заботливой партией соток! Пожухла картофельная ботва на огородах, кое-где в траве валяются несобранные яблочки, ветер треплет оторвавшийся от парника полиэтиленовый лоскут… Все дома — с закрытыми ставнями, нигде нет и намёка на жизнь, разве что промелькнёт порой ополоумевшая от дикой жизни кошка, забытая хозяевами…

По просёлочной дороге садово-огородного товарищества уверенно ползёт "Лендкрузер". У раскрытых ворот гаража, за которыми виднеется передняя часть ЗИМа, стоит бородатый седой старик в ватнике, старых трениках и кепке. Завидев приближающийся внедорожник, он отходит за гараж.

"Лендкрузер" останавливается у гаража. Ржавый и Женькин выходят из машины и подходят к ЗИМу.

— Вот он! — в голосе Ржавого слышится благоговение. — Ты посмотри, какой красавец!

Он заходит в гараж, освещённый единственной голой лампочкой на шнуре, обходит вокруг ЗИМа, поглаживая его рукой. Женькин с брезгливым видом изучает машину.

— Забудь, Вован! Ты посмотри, какая рухлядь! Она даже не заведётся!

— Заведётся! — раздаётся надтреснутый старческий голос. — Вот ключи.

В воротах гаража стоит давешний седой старик. В протянутой вперёд руке он держит ключи. Ржавый подходит к нему.

— Вы говорите, триста тысяч долларов?

— Заведи её, — отвечает старик.

— Правда, можно?

— Можно, — улыбается старик. — Только сильно не газуй.

Ржавый принимает у него ключи, садится за руль, вставляет ключи в гнездо стартера и заводит машину. Старик рассказывает:

— Меня зовут Егор Мартынович. Мой отец работал на Горьковском автозаводе испытателем. ЗИМ этот был собран вручную в 1949 году. Мне было тогда девять лет, отец привёл меня на завод и посадил за руль, вот на это самое место, — он показывает на водительское сиденье. — я помню, у меня ноги не доставали до педалей. И помню запах… запах новой машины. Это лучший из запахов, помимо запаха свежей молодки. Машина так и не пошла в серию из-за конструктивных проблем, этот экземпляр долго пылился в заводском гараже, пока в пятьдесят девятом отец её не выкупил. Он почти не ездил на ней. А потом законсервировал и поставил в гараж.

— Так что с ценой? — спрашивает Ржавый, всё ещё сидя за рулём.

— Я хотел триста тысяч долларов, но тебе отдам за двести восемьдесят. Ты понимаешь толк в машинах великой эпохи.

— По рукам! — говорит Ржавый.

— Деньги с собой? — интересуется Егор Мартынович.

— Вот, — Ржавый демонстрирует портфель.

— Я принесу документы, — говорит старик и выходит из гаража.

— И всё-таки, Вован, я тебя не понимаю, — ворчит Женькин, — за такие бабки ты мог бы купить себе отличную новую тачку…

— Может быть, впервые в жизни у меня, у такого уникального человека, будет столь же уникальная машина, — отвечает Ржавый, поглаживая рулевое колесо.

По всё той же пустынной лесной дороге медленно едет "Лендкурзер", за ним — ЗИМ-фаэтон, за рулём которого сидит Ржавый. А Женькин, управляя "Лендкрузером", то и дело недовольно посматривает в зеркальце заднего обзора. Наконец он не выдерживает, достаёт мобильник.

— Алло, Вован! Слушай, мы так до второго пришествия ехать будем, а у меня цигель-цигель, ай-люлю!.. Всё равно бабло ты отдал, охранять нечего… Ладно, давай!

И мощный "лендкрузер", солидно порыкивая, ускоряет ход и отрывается от фаэтона ЗИМ цвета слоновой кости…

…и мы, воспарив над этой местностью, видим, что асфальтированная дорога имеет форму петли из-за моста, перекинутого через неширокую речку. А напрямик по лесной целине стремительно движется мотоцикл…

…которым управляет старик, назвавшийся Егором Мартыновичем. Он лихо, как каскадёр, пролетает по самодельному мостику, сооружённому из поваленной сосны, и вскоре выезжает к шоссе.

В этом месте шоссе идёт вдоль косогора, на вершине которого сидит Егор Мартынович. Он залезает в небольшой шалашик. Вылезая, вытаскивает манекен в заляпанной красной краской одежде. Егор Мартынович кладёт его рядом с собой и снимает с багажника мотоцикла сумку, из которой извлекает устройство в виде панели, утыканной антеннами, как дикобраз — иглами. Это — локальная глушилка сотовой связи. Старик прячет в шалашик мотоцикл и закладывает вход ветками, потом включает устройство и начинает наблюдать за дорогой. Слышится гул мотора, старик напрягается. По шоссе со свистом проносится чёрный "Лендкрузер". Егор Мартынович довольно улыбается и бормочет:

— Какие же вы предсказуемые, ребята! Бросил дружка-то… А зря!

Проходит несколько минут. Опять слышится шум мотора, более громкий и какой-то надрывный. Егор Мартынович хватает манекен, размахивается и швыряет его на дорогу.

Появляется ЗИМ. Ржавый, увидев валяющегося "мертвяка", резко тормозит. Всматривается вперёд. Вытаскивает мобильник, тыкает в него.

— Ч-ч-чёрт, — дисплей мобильника показывает, что сеть недоступна. Ржавый осторожно выходит из машины, приближается к манекену, склоняется над ним…

…и его физиономия скрывается за платком, который с силой прижимает к оной Егор Мартынович. Ржавый теряет сознание. Старик забирает мобильник Ржавого, оттаскивает его (не мобильник, а самого Ржавого) на обочину. Затем, захватив глушилку, возвращается на дорогу, швыряет манекен в багажник ЗИМа, сам садится за руль и уезжает.

На обочине лесного шоссе одиноко приткнулся фургон-длинномер. Сзади подъезжает ЗИМ. Водила фургона открывает задние дверцы, выкатывает пандус. Фаэтон ЗИМ, управляемый Егором Мартыновичем, въезжает внутрь. Егор Мартынович, выбравшись из кузова фургона, закрывает дверцы, они с водилой садятся в кабину, и фургон уезжает.

— Держи, как договаривались, — Егор Мартынович расплачивается с водилой фургона у задних ворот киностудии, которыми обычно не пользуются. ЗИМ уже выведен из фургона. Фургон уезжает. Егор Мартынович смотрит ему вслед, затем начинает снимать накладную бороду, парик, соскребать грим, делающий из него старика…

…и превращается в Юрия Деточкина-младшего, который открывает ворота, садится в ЗИМ и въезжает на территорию киностудии.

Из резинового шланга бьёт сильная струя воды. Юра старательно промывает покрышки ЗИМа, потом хватает баллончик с полиролем и наводит марафет на кузов машины, после чего вытирает мягкой тряпочкой баранку и торпедо и пылесосит сиденья и подножные коврики.

— …таким образом, напрашивается вывод, что хозяева дачного участка, где депутат Ржавый приобрёл автомобиль ЗИМ, никакого отношения к преступнику не имеют — он просто арендовал у них гараж, — говорит Юля в кабинете Смердякова.

— Слушай, Юля-красуля, выводы мы и без тебя сделаем, — ворчит Смердяков. — что удалось выяснить насчёт этой колымаги?

— Ни на одном из окрестных постов ДПС автомобиль ЗИМ-фаэтон цвета "слоновая кость" замечен не был. Это подтверждают и записи с видеокамер наблюдения.

— Не, ну ты смотри, а? Ведь машина-то редкая, так?

— Очень редкая. Известно только два сохранившихся экземпляра, один — на киностудии, другой — в частной коллекции. Я проверила: ни тот, ни другой ЗИМы в угоне не числятся. ЗИМ на киностудии никуда не пропадал… впрочем, у них там заведующий автомузеем в отпуске, а его зам бюллетенит. Но машина на месте. Второй ЗИМ числится в коллекции некоего господина Давлетгиреева. Я ему позвонила, чтобы узнать, не угоняли ли у него ЗИМ, он меня послал. Значит, точно на месте.

— Это просто праздник какой-то! Ну, и что мы будем теперь делать? Ведь денежки-то у депутата тю-тю! Он мне уже всю плешь проел своими звонками. Ну? Что молчишь, Юля-нескажуля?

— Вы мне сами говорили — выводов не делать, — усмехается Юля. Какой же он всё-таки козёл, этот Смердяков!

Юля, облачённая в халатик, приводит себя в порядок в ванной. Возвращается в свою комнату, где на раскладном диване лежит раздетый Юра. Юля ложится рядом, под бочок, и говорит:

— Мне иногда так стрёмно становится, когда я подумаю, что могла в тот день не прийти на киностудию фоткать…

— Я тоже сейчас об этом думал, — отвечает Юра. — А вообще у тебя есть кто-нибудь?

— Был, да сплыл. Но мне кажется, что всё это было не со мной, а с какой-то женщиной лет сорока, — отвечает Юля.

— А я во сне храплю, — вдруг говорит Юра.

— Интересно, как это можно храпеть не во сне? — удивляется Юля.

— Да нет, это я так сказал, чтобы разговор поддержать.

Он берёт пульт и включает телевизор. На экране — рыжий поп Филимон, в миру — Сева Питкин. Он вещает:

— Любезные братья и сёстры! Не поддавайтесь дьявольским козням — не стыдите служителей божьих сосудами мирскими! Не упрекайте часами швейцарскими — то дар божий, поелику молитву господу нашему надлежит вовремя возносить! Не упрекайте машиной импортной — то дар божий, поелику на служение смиренное надлежит батюшке скоро прибывать! Ибо сказано — не судите, да не судимы будете! Сами грешники немыслимые! И до того времени не будет порядка и изобилия в стране, покуда произрастают в ней безбожие и гнусные ереси, американские, европские да жидовские! Терпим от грехов своих... Надобно не давать иноверцам вкладывать в дела наши свои деньги дьявольские. Запретить, чтобы в компаниях проклятые еретики были начальниками! Начальствуют волки над агнецы! Дружить запретить истинным рабам божьим с еретиками... Иностранные обычаи и платья изжить, мини-юбки да шорты особливо! Сие есть прелесть, соблазн адский!

— Эк батюшку-то распирает, — говорит Юля, — а сам когда-то проходил по делу о совращении малолетних…

— Да ты что?! — поражается Юра.

— Точно тебе говорю. Статья 134. Но умудрился отмазаться.

— А ты откуда знаешь?

— Вообще-то я, на минуточку, юрист!

— А ты, значит, у нас юрист… И где работаешь?

Слышится шорох ключа в замочной скважине. Юля вскакивает:

— Блин, это папаша! Давай скорей, одевайся!

Торопливо одеваются, убирают постельные принадлежности, складывают диван. Стук в дверь.

— Юлечка, к тебе можно?

— Да, папа, заходи!

В комнату входит Михаил Максимович.

— Папа, познакомься, это Юрий…

— Очень приятно, — Юра и Михаил Максимович пожимают друг другу руки. — К сожалению, сейчас у меня нет времени поближе познакомиться — убегаю на встречу с автором. Но мы обязательно ещё встретимся и поговорим. Юля, можно тебя на минуточку?

Юля выходит с отцом в коридор, тот прикрывает дверь в комнату. Михаил Максимович говорит Юле вполголоса:

— Юля, пожалуйста, к приходу мамы избавьтесь от упаковки из-под презервативов. Валяется на самом видном месте.

Отец Филимон (в миру — Сева Питкин) и правда страдал содомским грехом. В свободное от службы и выступления по телевидению время батюшка, сменив церковное облачение на мирское, увлечённо шарил по соответствующим сайтам — разумеется, под ником. А найдя подходящего мальчика, надевал для изменения внешности очки и шёл на свидание. Эти проказы в своё время чуть не вышли попу боком — спасибо высокопоставленным заступникам, спасли Севу от зоны, где такие, как он, неизменно становились "петухами" и спали у параши…

И вот батюшку в очередной раз "накрыло".

— Ох, миленькой… Сладенькой-то! — умильно бормочет отец Филимон, глядя на монитор, на котором видна фотография молодого симпатичного юноши. — Как тебя зовут, цветочек мой ясный?.. Вася! Ну, Васенька, иди-ка к батюшке!

Поп щёлкает мышкой, выстукивает на клавишах сообщение с просьбой о встрече…

Тиха и пустынна привокзальная площадь подмосковного города Осельцово ранним воскресным утром. От платформы отчаливает электричка, которая привезла из столицы не так уж много людей — грибной сезон закончился, а дачный — тем более. Среди прибывших мы видим молодого человека с бородкой, удивительно напоминающего того, кто давеча покупал в арбатских ювелирных магазинах драгоценности. Только теперь он одет по-походному — джинсы, куртка, бейсболка, кроссовки и небольшая плечевая сумка. Молодой человек направляется в сторону скучившихся жилых домов — стандартных многоэтажек.

И вот молодой человек — на лестничной площадке жилого дома, он нажимает на кнопку звонка у одной из квартир. Дверь открывается, за нею обнаруживается благообразная старушка — ну прямо божий одуванчик.

— Доброе утро! — здоровается молодой человек.

— Здравствуйте! Вы что хотели? — интересуется старушка.

— Я по объявлению насчёт посуточной сдачи квартиры с мебелью… — говорит молодой человек.

И вот мы снова на привокзальной площади. В небольшом скверике на скамейке сидит бомж, потягивает из бутылки какое-то пойло. К нему-то и направляется наш молодой герой.

— Здорово, дядя! — говорит он.

— Тебе чё? — отвечает на приветствие бомж.

— Денег хочешь?

— А чё?

— Денег, говорю, хочешь?

— Не, лучше бухлом и жратвой.

— Будет тебе и бухло, и жратва, если кое-что сделаешь.

— На мокруху не пойду, говорю сразу! Ищи дурака!

— Никакой мокрухи, успокойся. Ты вообще как, всё соображаешь-понимаешь?

— Обижаешь, командир!

— Тогда раскрой уши и слушай…

Та же привокзальная площадь, но уже многолюдным воскресным вечером. Переполненные электрички отчаливают в Москву, а вот обратные приходят почти пустыми. Из вагона одной из них выходит отец Филимон, одетый в цивильное — кожаная куртка, чёрные джинсы, кепка, для камуфляжа — очки. Замаскированный поп оглядывается по сторонам, потом его рыжебородая физиономия расплывается в сладострастной улыбке. У выхода с платформы он видит юношу, сексуальная ориентация которого, судя по одежде и накрашенности, не вызывает никаких сомнений. Поп подходит к юноше.

— Здравствуйте, — произносит он своим знаменитым густым басом, от которого так млеют молодые прихожанки. — Вы будете Василий?

— Он самый! Добрый вечер, дорогой Оскар Уайльд, — отвечает ему юноша (именно под таким ником о. Филимон проказничает на форумах определённой тематики). — как доехали? Наверное, устали?

— Что вы, что вы, Васенька! — лебезит поп. — Долетел в одно мгновение, как на крыльях!

— Что ж, милости прошу к нашему шалашу, — мурлычет юноша, нежно берёт о. Филимона под руку, и они оба направляются к выходу с платформы.

Комната в съёмной квартире. За журнальным столиком сидят молодой гей (в кресле) и о. Филимон (на диване напротив). На столе — наполовину опустошённая бутылка мартини, высокие бокалы тёмного стекла, нехитрая закуска. Гей разливает мартини по бокалам. Отец Филимон размяк под действием вина и предвкушении плотских утех, он пожирает своего визави масляными глазами. В этот момент у попа в кармане звонит мобильник.

— Чёрт… ох, Господи прости… — поп достаёт мобильник. — Алло! Как из патриархии? Кто?.. Извини, Вася, я на минутку…

Поп с мобильником удаляется на кухню. Юный гей тут же подсыпает ему что-то в бокал. Из кухни слышен голос Филимона:

— Алло! Алло! Я слушаю! Что вы там говорите, я ничего не понимаю… Перезвоните!

Поп возвращается на своё место.

— Выпьем за любовь! — провозглашает тост гей, поднимая свой бокал.

— Аминь! — машинально откликается о. Филимон. Они чокаются, выпивают…

…о. Филимон в отключке лежит на диване. Гей шарит по его карманам, достаёт бумажник. Пересчитывает купюры, потом извлекает кредитные карты.

— Фью-у-у! — присвистывает гей. И есть от чего: о. Филимон относится к тем забывчивым и простодушным людям, которые пишут пин-коды на самих картах. Гей усмехается, идёт в прихожую, открывает стенной шкаф, достаёт оттуда объёмистую сумку на молниях, а из неё — комплект одежды. Снимает парик, стирает грим с лица…

…и превращается в Юру Деточкина, который прячет "голубой" прикид и парик в отощавшую сумку. Потом Юра ловко наклеивает чёрную бородку-эспаньолку, знакомую продавщицам ювелирных салонов и осельцовскому бомжу. Бросив прощальный взгляд на спящего о. Филимона, он тихонько выходит из квартиры.

У подъезда дома отирается давешний бомж. Загримированный Юра подходит к нему. Достаёт из сумки полиэтиленовый пакет, протягивает его бомжу.

— Держи, дядя, как договаривались — две водки, нарезка там, хлебушек, огурчики... Не забудь — этаж девятый, квартира пятьдесят два. Входную дверь я не закрывал.

— А стрёмно всё-таки, командир, — волнуется бомж. — из-за этого твоего хрена менты мне точно срок не навесят?

— Зуб даю, — отвечает Юра. — бывай!

Бомж скрывается в подъезде, а Юра направляется к привокзальной площади.

Та же комната. Раннее утро. На диване храпят бок о бок бомж и о. Филимон. На журнальном столике — пустые водочные бутылки, упаковки из-под нарезки, ошмётки хлеба, банка с плавающими в ней одиноким огурцом и окурками. Поп ворочается, обнимает рукой бомжа, потом принюхивается, брезгливо морщится. С трудом разлепляет опухшие глаза…

— Ой, мля! — выдыхает Филимон. Он вскакивает с дивана, круглыми глазами, тяжело дыша, смотрит на бомжа. Тот тоже просыпается.

— Ты… ты хто? — недоумевающе спрашивает бомж.

— А ты кто? — глупо отвечает вопросом на вопрос поп.

— Я Стёпа, Игнатьев по фамилии…

— А где Вася?

— Это какой Вася? Бородатый, что ли?

— Да не бородатый, а… Подожди-ка! — он хлопает себя по карманам, достаёт бумажник, заглядывает в него. — Ты меня ограбил, гандон обоссанный!

— Да не, ты чё, в натуре… На, обыщи! — бомж демонстративно разводит руки, потом снимает рваную куртку и выворачивает карманы брюк.

— Прекрати, и так воняешь! Ё-моё, чего ж это такое, а?!

Кабинет Смердякова. У стола Юли, на стуле для посетителей с оскорблённым видом восседает о. Филимон. Юля снимает с попа показания. Смердяков развалился за своим столом.

— А зачем вы поехали в Осельцово? — спрашивает Юля.

— Девушка, я уже говорил — я нашёл на интернет-аукционе редкую икону, палехской работы. Я их коллекционирую, понимаете?

— Дело в том, гражданин Питкин…

— Это какой я вам "гражданин"?! Вы что, меня в чём-то подозреваете?!

— Извините, батюшка, — умиротворяюще журчит Смердяков. — Юля у нас — сотрудница молодая, неопытная… Юля, ну-ка, изволь обращаться к отцу Филимону согласно его сану!

— Слушаюсь, Вениамин Владимирович. Понимаете, святой отец…

— Я вам что, католик недорезанный?! Вы меня ещё "падре" назовите!

— Юля! — сердится Смердяков.

Юля вздыхает.

— Отец Филимон, мы проверили квартиру в Осельцове, в которой вы были. Она пустует, её владелица — пенсионерка, сдаёт её посуточно.

— По договору, платит налоги — всё, как положено, — встревает Смердяков.

— Так вот… В день, когда вас ограбили, её снял на сутки некий юноша, личность которого пока установить не удалось. Но дежурный полицейский на привокзальной площади в Осельцово вспомнил, что видел вас в сопровождении молодого человека…

— Это не он! — быстро говорит поп.

— Не он — в смысле, кто? Не ваш коллекционер икон? А кто же он тогда?

— Н-ну… в смысле… да, это он.

— Вы знаете его имя, фамилию?

— Имя знаю, — выдавливает из себя Филимон. — Василий его зовут.

— Значит, Василий. И что было дальше?

У Юли звонит мобильник.

— Извините… — она встаёт из-за стола, отходит с мобильником в дальний угол кабинета. — Привет, Юр! Ты куда вчера пропал? Я тебя набирала, ты был недоступен… В Осельцове? А что ты там забыл?.. Понятно… Ладно, освобожусь — позвоню.

Юля убирает мобильник. Отец Филимон подозрительно смотрит на неё.

— Это кто там у вас был вчера в Осельцове? — спрашивает он.

— Это в Осельцове… тот, кто надо в Осельцове, — отвечает Юля… и хмыкает, вспомнив что-то хорошо знакомое, но подзабытое. Потом встряхивает головой, отгоняя от себя посторонние мысли, и говорит:

— Ну что ж, продолжим.

Загородный детский дом. Вероятно, когда-то он знавал лучшие времена, а сейчас находится в плачевном состоянии: стены облупились, стёкла в окнах давно не мыты… У главного входа стоит уже знакомый нам фургон "Супердоставка.Ру". Из двери выходят Юра в фирменном комбинезоне и женщина средних лет — судя по всему, директор детдома.

— Передайте, пожалуйста, господину Деточкину эту дарственную и нашу огромную благодарность, — говорит она Юре, отдавая ему папку. — вы себе не представляете, что для нас означает его помощь!

— Почему же? Очень хорошо представляю! — улыбается Юра.

— Нет, ну шутка ли — компьютерный класс, библиотека, инвалидные кресла с двигателями! Это всё ведь стоит огромных денег! Как бы хотелось лично познакомиться с господином Деточкиным! Мы бы пригласили его на какой-нибудь праздник или утренник. Вы не знаете, можно ли это сделать?

— Вряд ли, — отвечает Юра. — Деточкин — человек крайне занятой, он постоянно в разъездах по всему миру. Бизнес, знаете ли, требует много времени и сил. Я и сам-то видел его всего пару раз.

— Понимаю, понимаю, — кивает директриса. — но, пожалуйста, если вдруг его увидите, скажите ему, что здесь ему всегда рады.

— Обязательно, — отвечает Юра, садится в фургон и уезжает.

Юра и Юля гуляют по набережной. Юля со смехом говорит:

— Представляешь, а батюшку-то поимели!

— Какого батюшку?

— Того, которого по телевизору видели, помнишь? Поп Филимон поехал в Осельцово якобы редкую икону покупать. А на платформе там встретился с каким-то парнем, явно "голубеньким". Уж не знаю, каким макаром он там с ним занимался, только надёргался поп мартини с клофелином и отрубился.  А "голубенький" тем временем махнул у него бумажник с наличкой да с кредитками и с концами… Гуд бай!

— Подожди… А откуда ты это знаешь?

— Ой, так я же тебе ещё и не сказала… Я ведь следователь-стажёр, работаю на Петровке…

— На Петровке? Следователь? — Юра обескуражен. — Ну и дела!

Они останавливаются. Юля спрашивает:

— А что? Ты имеешь что-то против следователей вообще или против следователя Подберёзовиковой в частности?

— Постой-постой! Твоя фамилия — Подберёзовикова?!

— Вот они, современные нравы! — наигранно-патетически произносит Юля. — уже вместе спят, но ещё не знают фамилии друг друга.

— А тебе не знаком следователь Максим Подберёзовиков?

— Это мой дед. Но он умер в двухтысячном. А ты откуда его знаешь?

Юра не отвечает. Воцаряется молчание. Потом Юра неожиданно говорит:

— Давай-ка лучше расстанемся. От греха подальше.

Не глядя на Юлю, он быстро уходит вперёд. Юля некоторое время смотрит ему вслед, потом срывается с места, быстро догонят Юру.

– Нет уж, подожди! — она в ярости. — Доставь, пожалуйста, мне такое удовольствие: назови фамилию человека, который меня трахает уже больше месяца! А потом можешь идти хоть на все четыре стороны!

Юра смотрит на неё взглядом побитой собаки. Наконец он с расстановкой говорит:

— Моя фамилия — Деточкин, если тебе это о чём то говорит.

— Деточкин? Юрий Деточкин… Твоего отца…

— Моего отца зовут Максим Юрьевич Деточкин. А моего деда, который умер в девяносто четвёртом, звали Юрий Иванович Деточкин. В своё время он был осуждён за угоны машин. А следствие по этому делу вёл Максим Подберёзовиков.

— Начинал вести, — тихо поправляет его Юля. — потом он отказался от ведения дела, потому что…

— Потому что Юрий Деточкин был его другом, — заканчивает Юра.

— Да… Они потом тоже дружили, мой дед Максим был даже на похоронах твоего.

— Мне тогда было шесть лет, — говорит Юра. — Я его помню, твоего деда.

— А я твоего совсем не помню, мне в девяносто четвёртом было всего два года… А наши родители потом не общались.

— Не общались, — подтверждает Юра.

— Мой второй дед, Георгий, тоже знал Юрия Деточкина, — говорит Юля. — он проходил свидетелем по его делу. Но он не любил об этом рассказывать. Он сочувствовал твоему деду, но всё-таки обиделся на него за то, что тот бросил его на дороге с неисправным мотоциклом.

— Ты, я смотрю, в курсе всей этой истории, — усмехается Юра.

— Ещё бы! Это была любимая сказка моего детства. Помню, просила деда Максима рассказывать её на ночь. "Это нога у того, у кого надо нога!" — смеётся она… и резко осекается. — Это нога у того… Это в Осельцове тот, кто надо…

Она смотрит в глаза Юре. Юра смотрит на неё, не отводя взгляд.

— Ну-ка, гражданин Юрий Деточкин-младший, рассказывай мне всё. Не для протокола, а для дальнейшей жизни. И твоей, и моей — говорит Юля.

Кухня в квартире Деточкиных. Работает телевизор с приглушённым звуком, идёт трансляция заседания Государевой Дули. За столом сидят Юра и Юля. На столе — пивные бутылки, полная окурков пепельница. Юля перебирает копии дарственных. Юра говорит:

— Первой моей жертвой был глава нашего муниципального округа. Весь район про него знал, что он ворюга. Харя — как дыня, вилла на Канарах… Точечную застройку тут развёл, на каждом пятачке что-нибудь воткнуто, либо бизнес-центр, либо супермаркет… А детских садов — всего один, старинный парк вырублен… Жаловались на него, писали, а что толку? Ну, я ему и устроил экспроприацию. Он себе "порше" через Интернет заказал, я его хакнул, приехал к нему, прикинувшись менеджером автосалона, фальшивый терминал подсунул, чтобы снять реквизиты и пин-код. Не слышала о таком случае?

— Я тогда ещё училась, — отвечает Юля, продолжая перебирать дарственные.

— Ну вот… Снял наличные, перевёл на счёт детского дома… А там перепугались, деньги назад отправили… Вот тогда я и решил — покупать! Игрушки, компьютеры, телевизоры, мебель, инвалидные кресла, одежду, постельное бельё, учебные пособия — всё только натурой! Ну, и дарственные в обязательном порядке оформлял, чтобы чиновники себе всё не захапали.

— А что за дед у тебя в сообщниках? — спрашивает Юля.

— Какой ещё дед?

— Ну этот, как его… — она тянется за своей сумочкой, достаёт из неё блокнот, листает. — Егор Мартынович, который депутата Ржавого с ЗИМом наколол?

— А-а-а… Так это же я сам и был!

Юля недоверчиво смотрит на Юру.

— Не веришь? Да у меня красный диплом по специальности "художник-гримёр"! Машину взял на киностудии… ну да, ты же её и фоткала… а гаражик снял по дешёвке в дачном посёлке, выбрал тот, что поуединённее.

— А сколько же ты оставлял себе? Только не ври! — говорит Юля.

— Нисколько. Только на накладные расходы: одежда, грим, сим-карты, аренда гаража…

В кухне воцаряется молчание. Юра и Юля курят и пьют пиво. Наконец Юля говорит:

— Я тебя люблю.

— Юля, я тоже…

— Не перебивай. Я тебя люблю. Деточкин, ты замечательный человек. Но ты должен мне пообещать, что ты прекратишь этим заниматься — если, конечно, ты хочешь, чтобы наши отношения продолжались.

— Я понимаю, ты, как работник правоохранительных органов, не можешь иметь ничего общего с вором…

— Ты — не вор. Настоящие воры — это они, — Юля кивает на экран телевизора. — Но неужели ты думаешь, что способ, которым ты действуешь, поможет решить проблемы детей-сирот?

— Честно говоря, я никогда об этом глубоко не задумывался. Я просто хотел хоть в какой-то степени восстановить справедливость… Во, во посмотри-ка на эту мымру!

Юра хватает со стола пульт и прибавляет громкость в телевизоре. На экране — депутатка Озимулина. Она говорит:

— …именно поэтому мы и приняли такой важный и нужный нам всем закон о запрещении усыновления наших детей гражданами зарубежных стран. Приёмные родители могут быть пьяницами, безработными, хулиганами — кем угодно! Но если они придерживаются нашей традиционной религии, если они не относятся к сексуальным меньшинствам, то я могу только порадоваться за ребёнка, который окажется в столь крепкой, патриархальной, овеянной традициями семье!

Юра молча смотрит на экран, его глаза наливаются кровью. Юля переводит взгляд с депутатки на Юру.

— Ты чего, Юр? Ты… Даже не думай! Немедленно выброси это из головы! Оставь эту старую дуру в покое! Обещаешь?

— Обещаю, — механически говорит Юра, не отрывая взгляда от лица Озимулиной.

Противна и промозгла ноябрьская ночь в Москве. А здесь, на плоской крыше кирпичной двенадцатиэтажки, особенно мерзко. Вряд ли кто-нибудь захочет без крайней необходимости находиться здесь в эту пору, когда ветер хлещет холодным дождём по физиономии. И тем не менее в лифтовой будочке открывается дверь…

На крыше появляется Юра Деточкин. Он — в куртке с логотипом управляющей жилищной компании, с рюкзаком за спиной. Юра втаскивает на крышу из будочки три туго стянутых тюка и баллон с гелием. Развязывает тюки, которые оказываются метеозондами — воздушными шарами. Поочерёдно соединяет каждый шар с баллоном, наполняет их гелием…

…Юра висит в воздухе в нескольких сантиметрах от крыши — через пояс с карабином он прицеплен к связке метеозондов. Руками в перчатках он осторожно перебирает по интернет-кабелю, протянутому от двенадцатиэтажки к крыше соседнего элитного дома такой же высоты. Гроздь метеозондов с Юрой медленно движется. Вот он уже над пропастью в двенадцать этажей. Медленно, но верно Юра приближается к крыше элитного дома…

…и вот он достиг цели. Юра прикрепляет метеозонды к лифтовой будке, отстёгивает их от карабина, достаёт из рюкзака связку тонкого троса с лебёдкой. Закрепляет один конец, обернув его вокруг лифтовой будки. Другой конец, с лебёдкой, пристёгивает к поясному карабину и начинает медленно спускаться вдоль стены дома…

Десятый этаж. Именно здесь расположена четырёхкомнатная квартира Озимулиной. Сейчас, по сведениям Юры, она пустует — старая карга отправилась с визитом то ли в Китай, то ли в Корею. Юра перебирает ногами по стене дома и попадает на незастеклённую лоджию — пустячок, а приятно! Достаёт из-за пазухи циркулярный стеклорез с присоской, пришлёпывает его на стекло балконной двери и вырезает круг.

Готово! В обоих стёклах красуются идеально круглые отверстия. Юра просовывает через них руку и поворачивает ручку. Дверь открывается внутрь, Юра достаёт из рюкзака больничные бахилы, натягивает их поверх ботинок. Отцепляет трос от карабина и заходит в комнату. Зажигает карманный фонарик на светодиодах. Его луч скользит по стенам, по мебели… Судя по всему, это спальня депутатки. Юра выходит из комнаты в коридор, изучает планировку квартиры. Со спальней соседствует другая комната, поменьше, почти без мебели. Юра идёт по коридору. Слева — небольшой холл с книжными и встроенными платяными шкафами, справа — двойная дверь в комнату, прямо — такая же дверь в прихожую. Юра заходит в правую дверь. Вот и рабочий кабинет — в свете фонарика виден солидный стол с придвинутым к нему креслом. Юра разглядывает предметы, что находятся на столе. Его внимание привлекают фотографии в рамочках — на одной из них старая карга стоит бок о бок с президентом, на другой — странно кривляясь, произносит речь на трибуне. Юра открывает ящики стола.

Да, тётка! Надо бы получше заботиться об охране своего добра — мало того, что сигнализация отсутствует как класс, так даже ящики не заперты. Хотя, конечно, внизу, помимо консьержки, день и ночь дежурят вооружённые охранники, все улицы, прилегающие к дому, "простреливаются" видеокамерами. А вот башку задрать нам, ясное дело, недосуг...

Юра достаёт из ящика связку ключей — судя по всему, от сейфа. Луч его фонарика снова обегает комнату. Юра подходит к книжному шкафу, его внимание привлекает высокая непрозрачная дверца. Юра открывает её. Вау! Внутри на плечиках висит кожаный корсет для садо-мазо, на стенке — плётка. Ну даёт старуха! Однако незачем тратить время. Юра открывает другую дверцу, поменьше. Вот он! Небольшой сейф — старомодный, не какой-нибудь там электронный — самый обычный, с механическими замками. Юра легко открывает сейф. На верхней полке лежат какие-то папки. На нижней — пачки купюр. Юра вынимает пачки из сейфа, рассматривает. В основном сотенные долларовые и сотенные же евробанкноты. А вот рублей не видно.

— Что ж так непатриотично, тётка? — бормочет Юра, наполняя пачками рюкзак.

И в эту минуту раздаётся скрежет замка входной двери. Юра, преодолев приступ паники, залезает в шкаф, в котором висит корсет, и прикрывает за собой дверцу. В квартиру входят две женщины — сама Озимулина и какая-то старуха грозного вида — в шубе, пуховом платке, валенках и с палкой. Они, видимо, продолжают разговор, начатый за пределами квартиры.

— …у тебе не допросисси! Ходю, ходю, как неприкаянная, выпрассываю Христа-ради! Ни стыда у тебе, Арина, ни совести! — у старухи, видно, изрядный убыток в зубах.

— Мама, да не грех ли вам такое говорить? Дом вам отремонтировали, газ провели, отопление сделали, а вы всё недовольны! — отвечает депутатка плаксивым голосом.

"Свекровь", — думает Юра.

— А с ссегой-то мне быть довольною? Людям в глаза стыдно смотреть! Депутатка херова! Сама наворовала, дом от добра лопается, а спросить у матери музза лиссний раз — ссего изволите, мол, маменька, не хоссете ли ссего, не нузздаетесь ли в ссём — язык отсохнет! Только и знает, ссто косоротиться!

— Ладно, мама, сколько вам нужно?

— Ниссего мне от вас не нуззно! — вопит старуха, стуча палкой. — подавитесь вы, дармоеды!

Озимулина, не слушая свекровь, заходит в кабинет, зажигает верхний свет. Старуха семенит следом. Юра, приоткрыв дверцу, наблюдает в щёлку за обеими. Чёрт, сейчас она откроет сейф…

Но депутатка открывает не сейф, я один из ящиков стола. Роется в нём, достаёт пухлый конверт, вынимает пачку пятитысячных купюр.

— Десяти тысяч хватит?

— А на посудомоессную массыну? А на пылесос новый? Ах ты, ззыдовка! Да я…

— Ну, сколько нужно-то? Двадцать? Тридцать? Сорок?

Старуха машет рукой. Озимулина протягивает ей деньги.

— Возьмите, мама! Пожалуйста! Здесь пятьдесят.

Старуха молча принимает деньги и засовывает их за пазуху.

— Надо бы вам всем валенком под зад, тунеядцам, — ворчит старуха.

 – Всё-всё, идёмте… — депутатка закрывает ящик, берёт свекровь под руку и выводит из комнаты, погасив свет. Обе уже в прихожей…

…и тут нижняя полочка в шкафу не выдерживает Юриной тяжести и с грохотом обрушивается!

— Ох ты, господи! — взвизгивает старуха. — Ссегой это?

— Стойте, мама, я посмотрю… — Озимулина направляется в кабинет. Юра в отчаянии кусает большой палец, но его неожиданно выручает свекровь, которая топает вслед за снохой. Депутатка останавливается перед шкафом с корсетом, оборачивается к свекрови и быстро говорит:

— Ничего, ничего, это, наверное, перекладина упала. Я потом посмотрю. Пойдёмте, мама, а то времени нет.

Она увлекает старуху в прихожую, обе выходят из квартиры, слышен звук запираемого замка. Юра, едва переведя дух, быстро идёт в спальню. Выходит на лоджию, прицепляется к тросу, начинает крутить лебёдку. Вдоль стены дома вверх медленно движется его силуэт…

И вот Юра снова на крыше. Он убирает в рюкзак лебёдку с тросом, прицепляется к метеозондам и поднимается в воздух. Налетает порыв ветра, зонды с пассажиром скрываются в дождливой ночной мгле…

— Где ты шляешься, Юля-гулюля? — Смердяков буквально цветёт. — тут у нас такие дела!

— Что за дела? — спрашивает Юля, вешая курточку.

— Ворюгу-то нашего взяли с поличным!

— Какого ворюгу?

— Который кинул Женькина, Ржавого и отца Филимона! Представляешь, его фамилия — Деточкин, и он внук того самого, что в шестидесятые годы машины угонял. Правду говорят, что яблочко от яблони…

Юля застывает, её глаза расширяются.

— Как?..

— Сядь да покак! С поличным взяли, прямо по соседству с домом депутатки Озимулиной! Не, ты только прикинь, чего он удумал! Прилетел на крышу её дома на метеозондах, грабанул депутатку и хотел тем же макаром слинять. А его ветром на минобороновский объект забросило, прямо во двор! Ну, вояки и повязали этого Карлсона! Скоро будем с него показания снимать, так что готовься.

— Я не буду, — твёрдо говорит Юля.

— Чего? Да ты что, Юля-скромнуля, очумела, что ли? Тебя не спрашивают — хочешь ты или нет! Дело поручено нам, изволь выполнять.

— В таком случае прошу освободить меня от этого дела.

— С какого перепугу?

— Я его хорошо знаю.

— Кого?!

— Юрия Деточкина-младшего!

— Ты?!

— Да, и уже давно.

— И… и ты в курсе всех его подвигов?

— Да, в курсе.

— Ну, мать… Ну, Юля… — Смердяков так поражён, что даже не может придумать подходящую рифму. — ты знаешь, чем это для тебя пахнет? Тут одним выговором не отделаешься — внутреннее расследование…

— А мне плевать! Я считаю, что он поступал правильно! Он в детские дома всё отдавал!

— Ишь ты! Ну прямо как его дед! Только Деточкина это не спасёт. И тебя тоже! — зловеще пророчит Смердяков. — ты у нас теперь не стажёр Юлия Подберёзовикова, гордость Высшей школы, а пособница опасного преступника!

— Да пошёл ты!.. — кричит Юля и в слезах выбегает из кабинета.

— Встать! Суд идёт!

Да, Деточкин преступил закон, который, как известно, шутить не любит. Но ещё меньше склонны шутить те, кто законы принимают и применяют на практике. А уж если главным законом является беззаконие…

В качестве свидетеля вызван депутат Женькин. Охваченный благородным негодованием, он вещает:

— Деточкин не просто вор, ваша честь. Он хуже! Он экстремист! Его надо судить за диверсию в отношении государственного лица!

— Вор у вора дубинку украл, — слышится реплика из зала. В зале — смех, ропот. Судья стучит молотком.

Выступает депутат Ржавый:

— Ваша честь, этот тип замахнулся на самое святое, что у нас есть — на патриотизм! Я, как настоящий патриот, хотел приобрести раритетный отечественный автомобиль, политый кровью и потом наших любимых отечественных рабочих на отечественном заводе! Чтобы сохранить память о нашем героическом прошлом! Чтобы мои дети, глядя на славное изделие отечественного автопрома, знали, в какой великой стране мы живём. А этот…

— Подсудимый, — торопливо подсказывает секретарь суда.

— …подсудимый не просто украл у меня машину и деньги — он украл сам наш отечественный патриотизм! И сейчас, когда мы переживаем тяжёлые времена, когда нам всем необходимо сплотиться вокруг нашего любимого президента, отражать злобные и агрессивные нападки извне, развивать импортозамещение, традиции, духовность…

— И животноводство! — раздаётся голос из зала. Смех. Ржавый смешивается.

— Гм… ну да, и животноводство тоже…

В зале свистят. Ропот возрастает. Судья призывает присутствующих к порядку.

И, наконец, на трибуну входит Озимулина, старательно выжимая из себя слезу:

— Сегодня я молила боженьку, дабы вразумил он сию заблудшую овцу. И боженька сказал мне: и аз воздам! Пусть сия бедная заблудшая овца знает, что это не мы её наказываем, а боженька — за нарушение заповеди "не укради"! И не только за это, но и за причинение ущерба душевному здоровью нашего бедного отца Филимона, который после того кошмарного случая вынужден был уехать на излечение в санаторий "Голубые ели"…

Слышится реплика:

— Бомжа трахнул и гонорею подцепил!

Смех в зале, ропот. Судья:

— Я прикажу очистить зал!

Вызывают Юлю Подберёзовикову.

— Ваша честь! Сначала я вела это дело как следователь. Но когда выяснилось, что обвиняемый — мой любовник, я отказалась от ведения дела и выступаю сейчас только как свидетель. Я понимаю, ваша честь, перед вами сложная задача — поступить по совести или в соответствии с полученными вами инструкциями. Деточкин восстанавливал справедливость: он наказывал тех, кто принимал законы, ущемляющие права граждан, кто лопается от неправедно нажитых денег, а сам помогал детям-сиротам, у которых эти деньги и были в конечном итоге украдены! Я знаю, вы все считаете, что он виноват, но он… — Юля проглатывает комок в горле. — не виноват. Ваша честь, я не прошу вас пожалеть его. Я понимаю, что требую невозможного с точки зрения закона, но Деточкин должен быть освобождён прямо сейчас, в зале суда! Он очень хороший человек!

— И отличный компьютерщик! — кричит в зале какой-то молодой человек. На него недоумённо смотрит его сосед, пожилой мужчина. Молодой человек говорит ему:

— А вы не знаете, так молчите! Он мне на ноут полный адобовский пакет бесплатно забабахал!

Пожилой мужчина с интересом спрашивает:

—Ну да? А чё это?

Ропот в зале всё усиливается. Слышны выкрики: "Свободу Юрию Деточкину!" Судья кричит:

— Тихо! Я требую тишины или немедленно попрошу очистить зал! Подсудимый, вам предоставляется последнее слово.

Деточкин встаёт со своего места.

— Гражданин судья, я не считаю себя виновным. Всё это терпеть уже просто невозможно. Ладно бы просто воровали — так ещё и указывают людям, как им жить: что говорить, о чём читать, какую одежду носить, что есть и пить, о чём думать, а о чём не думать. И делают это с каким-то извращённым цинизмом, нацепив на свои властные физиономии ханжеские маски…

Выкрики в зале: "Правильно!", "Так их!", "Свободу Юрию Деточкину!" Шум усиливается, в зал входят омоновцы. Судья кричит:

— Подсудимый, я лишаю вас последнего слова! Здесь вам не политический митинг! Я прошу представителей правоохранительных органов навести порядок!

В зале начинается потасовка между зрителями и омоновцами…

Да, конечно, и зрители, и читатели любят детективы. Приятно знать заранее, чем кончится дело. Но то — в простом детективе, а вот если он превращается в детектив политический, то финал может быть совершенно неожиданным.

Дело Деточкина оказалось костяшкой домино, стоящей в ряду себе подобных. Она упала и вызвала лавинообразный эффект. И наша невероятная история заканчивается совсем в другой стране, причём отнюдь не в территориальном смысле. Дело Деточкина повторно рассмотрел суд присяжных, который полностью оправдал его, и теперь Юля со дня на день ждёт его возвращения…

Юля Подберёзовикова сидит в своём кабинете — теперь это ЕЁ персональный кабинет — Смердякова уволили за профнепригодность и завели на него уголовное дело за взятки. Юля что-то набирает на клавиатуре компьютера. И вдруг в области уведомлений начинает мигать значок Скайпа — кто-то её вызывает. Она открывает Скайп… и на экране появляется лицо Юры, сидящего перед веб-камерой. Он похудел и осунулся, но улыбается. Она тоже улыбается.

— Здравствуй, Юля! — говорит Юра. — Я вернулся!

Москва, ноябрь — декабрь 2015 г.

Если вам понравился этот текст, можете поддержать автора:

Яндекс-кошелёк: 41001290341499

WebMoney: R225630806629
PayPal: пользователь beastman1966@gmail.com

AdvCash (рубли): R 7901 6276 0741

Банковская карта: 4627 2900 2162 2321