В евразийском царстве, в суверенном государстве жил-был Царь, кой этим царством-государством правил. Всего у него было вдоволь: и углеводородов, и другого-всякого сырья. И был тот Царь отнюдь не глупый, да уж больно упёртый и ограниченный мировоззренчески, смотрел по телевизору исключительно "Вести" и тело имел тренированное, мускулистое и загорелое — в общем, бабам нравился, прямо как Фокс в исполнении артиста Белявского. Только и взмолился однажды богу этот Царь:
— Господи! Как внезапно уверовал я в тебя лет двадцать назад, так с тех пор всем я от тебя доволен, всем награждён! Одно только непереносно сердцу моему горячему и голове моей холодной: очень уж много развелось в нашем царстве интеллигентов! Ходят тут, понимаешь, на площадях шумят! На кой ляд они, планктоны офисные, газетчики злоязыкие да бездельники богемные, нужны!
Но бог знал, что Царь тот хоть и не глупый, но всё-таки ограниченный, и прошения его одно за другим визировал: "Отклонить ввиду ограниченности мировоззрения просителя". Видит Царь, что среднего класса на улицах с каждым днём не убывает, а всё прибывает, и опасается: "А ну как они, умники, меня сменить захотят?" Включит он "Вести", глянет, как близкие по духу коллеги-сотоварищи с зарвавшейся интеллигенцией поступают, и вмиг просветлеет:
— Вон оно как надобно действовать — по понятиям, чтоб пикнуть боялись!
И начал он действовать, и не то чтоб по какой-то там "конституции-проституции", а всё по понятиям. Купец ли какой шибко независимый глаза мозолит — сейчас купца этого на цугундер, а дело его — себе, любимому, да подельникам-прихлебателям. На прогулку ли умники выйдут с претензиями — сейчас этим умникам по 15 суток, а заодно, по понятиям, и штраф в половину ихнего полугодового дохода.
— Больше я нынче этими штрафами на них действую! — говорит Царь соседям своим, — потому что для них это понятнее.
Видят представители среднего класса: хоть и ограниченный у них Царь, а злость его границ не имеет. Окоротил он их так, что не то что на улицу выйти — и носа из квартиры высунуть не смей: всё нельзя, да не позволено! Вот и взмолились труженики мозга всем миром к господу богу:
— Господи! Легче нам пропасть с квартирами ипотечными, с "форд-фокусами" кредитными да с Кипром ежегодным, нежели всю жизнь так маяться!
Услышал милостивый бог слёзную молитву интеллигентскую, и не стало среднего класса на всём пространстве царских владений. Поднялся Царь на стену кирпичную, потянул носом и чует: чистый-пречистый во всех его владениях воздух сделался — никакого инакомыслия, даже фигой в кармане и той не воняет!
Натурально, остался доволен. Думает: "Теперь-то я понежу своё тело загорелое, тело мускулистое, тренированное!" И начал он жить да поживать и стал думать, чем бы ему свою душу утешить. "Позвоню-ка, — думает, — режиссёру Соборнову-Державному: сними, мол, любезный друг, новый фильм на историко-патриотическую тему!"
Позвонил. А режиссёр Соборнов-Державный ему и говорит:
— Я бы и рад, только нету у меня больше ни операторов, ни осветителей, ни монтажёров — их точно корова языком слизала! Лишь некоторые актёры остались, да и те от безделья горькую запили. Ума не приложу, куда все подевались?
— А это бог, по молитве моей, все мои владения от интеллигентов-крамольщиков очистил.
— Однако, брат, упёртый и ограниченный ты! Кто же тебе хоть новости сообщает о том, что в мире творится?
— Да я уж и то сколько дней телевизор не включаю!
Матернулся Соборнов-Державный в трубку и отключился. Вспомнил Царь, что есть в соседнем царстве у него знакомый правитель, по прозванию Батька; думает: "Что это я всё в одиночестве сижу! Позову-ка я Батьку: оно и веселее будет!"
Сказано — сделано: написал приглашение, назначил день и отправил письмо по адресу. Батька уж который год на голодном валютном пайке сидел, а потому очень скоро приехал. Приехал — и не может надивиться, отчего такой чистый воздух стал.
— А оттого это, — хвастается Царь, — что бог, по молитве моей, все владения мои от умников очистил!
— Ах, как это хорошо! — хвалит Царя Батька, — стало быть, теперь у вас этого оппозиционного запаху нисколько не будет?
— Нисколько, — отвечает Царь.
Сидят Царь с Батькой, разговоры разные ведут, поминают добрым словом Бородатого Команданте, Любимого Руководителя и других общих знакомых; чувствует Батька, что пришёл час об углеводородах потолковать, приходит в беспокойство, ёрзает.
— Должно быть, тебе, Батька, горючего надобно? — спрашивает Царь.
— Не худо бы, ваше величество!
Встал Царь из-за стола, подошел к бару и вынимает оттуда здоровенный штоф.
— Что ж это такое? — спрашивает Батька, вытаращив на него глаза.
— А вот, пей на здоровье, что бог послал!
— Да мне бы газку! Нефтички бы мне!
— Ну, газку и нефтички у меня про тебя нет, потому что с тех пор, как меня бог от паразитов-креативщиков избавил, так и нефтяники, и все прочие арбайтеры поразбежались — скушно, говорят, здесь стало! "Аншлага", мол, и того нет… Не с кем, дескать, даже в случае чего по-простому в столицу приехать разобраться!
Рассердился на него Батька, так что даже усы у него торчком встали.
— Да ведь живёшь же ты на что-нибудь сам-то? — накинулся он на него.
— Стратегическими запасами, кои на случай войны приготовлены, питаюсь, да вот счета в банках заморских ещё покуда не иссякли...
— Однако, брат, ограниченный же ты и упёртый! Ещё похлеще, чем я, — сказал Батька и уехал домой.
Видит Царь, что его уж в другой раз ограниченным и упёртым чествуют, и хотел было уж задуматься, но в это время на глаза ему попался компьютер. Не любил Царь компьютеров, а Интернет и завсе считал госдеповским соблазном, да только теперь махнул на это рукою.
— Посмотрим, — говорит, — господа либерасты, кто кого одолеет! Докажу я вам, что может сделать истинная твёрдость души!
Лазает он по Википедии, биографии разных диктаторов изучает и видит: никогда они на попятный не шли!
— Уж если, — говорит, — вражеский Интернет указывает, стало быть, надо оставаться твёрдым до конца. А теперь, покуда, довольно по помойке этой лазать, пойду, позаймусь!
И вот ходит он, ходит, потом сядет и посидит. И всё думает. Думает, каких он роботов из Японии и Тайваня выпишет, чтоб самостоятельно, по программе заложенной, углеводороды из-под земли качали. А интеллигентского духу чтоб нисколько не было. Наконец устанет думать, включит телевизор — ан там одни помехи мелькают...
— Костька! — крикнет он вдруг, забывшись, но потом спохватится и скажет, — ну, и бог с ним! А уж докажу же я этим либерастам, что может сделать твердость души!
Промаячит таким манером, покуда стемнеет, — и спать! Но вот и сны все пересмотрел, телевизор по привычке включил: помехи и помехи!
— Олежка! — опять кричит он, забывшись, но вдруг вспомнит... и поникнет головою.— Чем бы, однако, заняться? — спрашивает он себя, — хоть бы лешего какого-нибудь нелёгкая принесла!
И вот по этому его слову вдруг приезжают два чиновника — один из Гааги, другой из Брюсселя. Обрадовался им Царь несказанно; побежал к бару, вынул штоф и думает: "Ну, эти, кажется, останутся довольны — хоть и разрешена у них там дурь, а забористей нашей водки всё равно ничего нет!" Чиновники, однако, от угощения отказались.
— Скажите, пожалуйста, господин суверен, каким это чудом всё ваше население вдруг исчезло? — спрашивает чиновник из Гааги.
— А вот так и так, бог по моей молитве все владения мои от интеллигентов совершенно очистил, а остальные сами разбежались!
— Так-с; а не известно ли вам, что по закону международному сие есть преступление против человечности? Знаете ли вы, чем это пахнет?
— Помилуйте! Это бог! Это он сам! За промысел божий я не отвечаю!
— А известно ли вам, что по милости вашей цены на энергоносители так взвинтились, что впору нам всем чалмы надевать? — говорит чиновник из Брюсселя.
— С своей стороны готов предоставить энергоносители по небывало низкой цене! Желаете по полсту долларов за баррель? Только вот надобно ещё роботов-добытчиков прикупить… Кредит не предоставите ли?
— Ограниченный же вы и упёртый, господин суверен! — молвили чиновники, повернулись и уехали к себе в Брюссель-Гаагу.
Много ли, мало ли времени прошло, только видит Царь, что в царстве у него дороги растрескались и лопухами поросли, на улицах городов звери дикие воют… Страшно и одиноко сделалось Царю. Включил он от тоски телевизор, увидел осточертевшие помехи…
— Володька! — вскрикнул Царь, но вдруг спохватился... и заплакал. Однако твёрдость души всё ещё не покидала его. Несколько раз он ослабевал, но как только почувствует, что сердце у него начнёт растворяться, сейчас вспомнит, как газетчики его высмеивали и его тёмные делишки раскапывали, как умники разные на улицах да площадях шумели — и в одну минуту ожесточится опять.
— Нет, лучше совсем одичаю, но да не скажет никто, что я от принципов отступил!
И вот он одичал…
Между тем заграничное чиновничество хоть и закрывало издавна глаза на царёвы фокусы — чай, без углеводородов тоже не жизнь! — но в виду такого факта, как исчезновение с лица земли населения целого царства, смолчать не посмело. Собрали совет. Решили: беглых интеллигентов изловить и водворить, а Царю, который всей смуте зачинщик, наиделикатнейше внушить, дабы он фанфаронства свои прекратил и поступлению нефтепродуктов препятствия не чинил. Как нарочно, в это время объявились в Европах размякшие и нагулявшие жирок на тамошних свободах да социальных выплатах интеллигенты. Сейчас эту благодать собрали, посадили в самолёты и послали обратно в царство-государство. И вдруг опять потекли на заход солнца нефть и газ, да такой рекой, что тамошние бизнесмены нефтяные только всплеснули руками от удивления и вскрикнули:
— И откуда вы, шельмы, берёте!!
"Что же сделалось, однако, с Царём?" — спросят меня читатели. На это я могу сказать, что его по мере сил вывели из дикого состояния и посадили обратно царством-государством править.
Он жив и доныне. Лазает по Интернету, выискивает крамольные сайты и соцсети, чтоб потом запретить их, тоскует по прежней своей жизни, смотрит "Вести" и по временам разгоняет особо шумливые толпы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий