Единственное преимущество

киносценарий (фанфик)

по мотивам фантастического романа Джона Уиндема "День триффидов"

(The Day of the Triffids by John Wyndham)

Скачать в формате .doc можно здесь. 

Все события и герои являются вымышленными. Любые совпадения с реальными личностями случайны.

Часть I

Заставка советского чёрно-белого киножурнала "Хроника наших дней" за 1984 год. Титр очередного сюжета: "Дело всей жизни". Панорама триффидного питомника*.

*[Триффиды представляют собой растения высотой до трёх метров. Они способны шагать на трёх "ногах"-отростках. Возле каждой "ноги" — черенок. От стебля отходят толстые кожистые листья. На вершине стебля — чашевидное углубление, из которого вылетает жало на тонкой нити].

Триффиды, прикованные цепями к вбитым в землю колышкам, лениво перешагивают с места на место. Между триффидами ходит в защитном комбинезоне и в маске главный герой сюжета — агроном Месин. Растения лупят его жалами, но он не обращает на это никакого внимания, а спокойно занимается своим делом — щупает листья, заглядывает в чашечки на верхушках стволов. Звучит бодро-одухотворённый дикторский голос:

— Триффиды… Они стали делом всей жизни Героя социалистического труда Бориса Антоновича Месина. Как рассказать об этом детям и внукам? Может быть, начать со своей молодости, с самого первого дня основания триффидного питомника имени Мичурина тридцать лет назад? Смелым до дерзости был замысел выращивать на советской земле опасные и тогда ещё мало изученные, но такие полезные шагающие растения. Разве расскажешь, сколько трудностей и неудач осталось позади, пока не были получены первые литры ценнейшего триффидного масла!

Агроном Месин в окружении семьи: жена, сын с невесткой… Диктор продолжает:

— Как быстро летит время! Сын Месина Георгий тоже стал триффидоводом…

Четырёхлетний мальчик играет с юным триффидом, словно с котёнком или щенком.

— Внук Боря пока ещё ходит в детский сад, но уже сейчас он мечтает продолжить дело отца и деда…

Отъезд — и мы видим, что киножурнал демонстрируется в Ютубе, на планшете. Планшет держит в руках Борис Месин перед самым носом Василия Портнова, своего бывшего однокашника, ныне — депутата Госдумы, что видно по значку-триколору на лацкане его пиджака. Портнов, набычившись, смотрит видеоролик. Раздаётся радостный голос Лены Демченко:

— Проспорил, Васенька, проспорил!

Встреча выпускников Тимирязевской сельскохозяйственной академии проходит в фешенебельном подмосковном ресторане. Кроме Месина, Портнова и Демченко, присутствуют: Виктория Манихина — степенная дама, окончившая в своё время академию с красным дипломом, рыжий и полный Фёдор Лифанов — бывший староста, и худой как жердь Алексей Рыков. Все уже достаточно "на взводе" — языки развязались, лица раскраснелись. Портнов вовсе рдеет, словно помидор в парнике. Дорогой галстук у него съехал набок, из-под расстёгнутой льняной рубашки виднеется волосатое брюхо. Портнов досадливо крякает:

— Ладно, Борька, твоя взяла. Заказывай, что хошь.

— Официант! — зовёт Борис.

К их столу подбегает официант. Борис заказывает:

— Шесть бутылок шампанского, по бутылке на брата с сестричкой. Слуга народа угощает, — добавляет он, указывая на Портнова. Привыкший ко всему официант согласно кивает и убегает.

— Не завидуй, Василий. — говорит Манихина. — Тебя-то сколько раз по телевизору показывали!

— И кто здесь завидует, интересно? — криво усмехается Портнов. — Дело не в зависти, а в том, что Борька в Тимирязевке молчал, как партизан, про своих предков, про деда-ударника… А оказывается, их семью ещё при Совке сняли для хроники. Знал бы — не стал спорить.

Борис говорит:

— Кстати, на следующий же день после этой съёмки я получил-таки жалом по руке. От этого мелкого триффидика, с которым возился. Я вам раньше не показывал? Глядите!

Он закатывает рукав на левой руке, показывает собравшимся еле заметный белесый след на коже возле локтя. Борис продолжает:

— Оказывается, гадёныш успел отрастить жало. Яд, правда, был ещё несильный, да и мать тут же вколола антидот — его у нас всегда держали наготове. Но всё-таки пару дней провалялся в кровати с температурой…

Появляется официант с тележкой, уставленной бутылками с шампанским. Компания оживляется. Шампанское льётся в бокалы, все чокаются. Портнов наливает себе водку, залпом выпивает и развязно говорит:

— А всё-таки дерьмо эти ваши триффиды, я вам доложу. Не наше это растение, не исконно русское.

— Можно подумать, картофель или томат — исконно русские! — фыркает Манихина. Портнов, не обращая на неё внимания, продолжает:

— Триффиды, если хотите знать, вообще выведены в секретных лабораториях ЦРУ в качестве биологического оружия…

— Вась, ты закусывай, закусывай. — говорит Лифанов, накладывая Портнову на тарелку мясные деликатесы. Рыков горячится:

— Что ты несёшь?! Какие секретные лаборатории? Дикие триффиды впервые были обнаружены в джунглях Южной Америки...

— …а потом Хрущ съездил в Штаты, ему там специально показали питомники, он и загорелся. Так и напустили к нам этих монстров! — убеждённо продолжает Портнов, он даже не слушает, что говорит Рыков.

Борис замечает:

— Дед организовал питомник ещё до визита Хрущёва в Америку. Знаете, сколько ему Лысенко крови попортил?

— Мне даже стыдно напоминать тебе, что из этих монстров получается такое масло, по сравнению с которым даже оливковое — помои. — вставляет Манихина.

Портнов раздражённо машет рукой:

— Я хочу подготовить законопроект о запрете разведения триффидов! Они опасны!

— Ну да, опасны! Ты ведь сдал по ним экзамен только с третьего раза! — хихикает Демченко.

Все смеются. Портнов злобно оглядывает присутствующих:

— А вот возьму, да и запрещу! Кстати, церковь тоже против триффидов…

Рыков кричит:

— Попам только дай волю! Да и вам тоже. Только и знаете, что всё запрещать. На большее мозгов не хватает.

— Чё ты сказал? — угрожающе спрашивает Портнов, уставившись на Лифанова.

Борис быстро встревает:

— Погоди, Вася. А тебе известно, сколько триффидного масла идёт на экспорт? По объёму скоро нефть догонит, а уж по валютным доходам…

Портнов повторяет с пьяной настойчивостью:

— Они о-пас-ны! Почему им не отрезают жала, а?

Борис отвечает:

— Потому что качество масла от этого резко снижается. Ты что, не знал? Ах, да, экзамен-то…

Все, кроме Портнова, смеются. Последний кричит:

— А декоративные сорта? Которые держат в парках, на приусадебных участках? Где гарантия, что хозяева вовремя проводят ампутацию? Не-е-ет, завтра же начну работать над законопроектом!

— Хочешь меня без работы оставить? — усмехается Борис.

— О тебе же забочусь, чудила! Займёшься кукурузой или вон капусткой… Вот скажи, сколько раз тебя жалили триффиды?

— Да тыщу раз. У меня даже выработался иммунитет. И потом, защитный костюм на что?

— Ничего, ещё так ужалят, что не оклемаешься— сулит Портнов. — Ты же всё время возишься с ними, как с детьми малыми. Как говорится, повадился кувшин по воду ходить…

Борис и Рыков молча курят у входа в ресторан. Из расположенного неподалёку питомника слышится треск триффидных черенков.

— Что-то они сегодня разговорились. — замечает Борис.

Рыков усмехается:

— "Разговорились"! Прямо как разумные существа!

— Мы до конца так и не поняли, что из себя представляют триффиды. Вот почему они так стучат, а? Может быть, это проявление любовных устремлений, а может, они просто общаются. Хотя разум триффидам не нужен. Зачем они им? Пища всегда под рукой — хочешь, бей жалом и жди, пока протухнет, хочешь, получай прямо из почвы. Нет ни того, ни другого — отправляйся на поиски, благо ноги имеются…

— Я смотрю, ты восхищаешься триффидами. По-твоему, они лучше приспособлены к жизни, чем люди?

— Единственное преимущество, которое есть у людей перед триффидами — это зрение. Отними его у нас — и мы станем совершенно беспомощны. Между прочим, ты знаешь, что триффид, пользуясь жалом, почти всегда метит в голову?

— Серьёзно?

— Можешь мне поверить. Словно он догадывается, как вернее всего вывести человека из строя.

— Оказывается, твои подопечные полны сюрпризов. Может, они ещё и телепаты?

— Всё может быть. Услышали, что Портнов хочет их изничтожить, вот и протестуют. Сейчас вытащат из земли свои вериги, проломят ограду и явятся сюда на охоту.

Рыков, поняв, что Борис шутит, усмехается:

— Я бы этого дармоеда сам с удовольствием скормил им. Как думаешь, он и правда сварганит законопроект?

— Да ну его, болтает по пьянке… Это нефть скоро станет никому не нужна, а триффидное масло — слишком ценное сырьё. Стратегическое! Его ничем не заменишь, никакой синтетикой. Портнов, конечно, этого не понимает по причине некомпетентности.

— Это у них профессиональная болезнь. — говорит, затягиваясь, Рыков. — Некомпетентность плюс ожирение мозгов.

— У кого ожирение мозгов? — раздаётся пьяный голос Портнова. Он стоит, пошатываясь, и держится за колонну у входной двери.

— У американских сенаторов, — не моргнув глазом, отвечает Рыков.

— Врёшь, Лёшка. Ты нас имеешь в виду, российских государственных людей. Ещё в Тимирязевке, помню, фрондёрствовал…

Раздаётся особенно громкий треск черенков. Портнов замолкает, все прислушиваются.

— Ишь, растрещались! — бормочет Портнов.

Из ресторана выходят Манихина, Лифанов и Демченко. Манихина говорит:

— Борька, мы тут с Лифановым поспорили. Он утверждает, что триффиды обладают интеллектом…

— И вы туда же! — говорит Борис.

— А пошли в питомник! — предлагает Демченко. — Лифанов прочтёт им монолог Гамлета, а мы посмотрим, как они отреагируют!

— Точно, пошли! — кричит Портнов. — Я им покажу, как трещать без подачи уведомления! Распустились тут…

— Да вы что, ребята? — протестует Борис. — Ночь, выходной… И потом, нельзя вам за ограду! Техника безопасности…

— Барать твою технику безопасности! — орёт Портнов. — Я депутат, мне… со мной можно! Пошли, все вместе!

Вспыхивают прожектора. Освещается одна из секций триффидного питомника — площадка, огороженная высокой металлической изгородью. Растения бурно реагируют на свет — трещат черенками, топчутся. Месин, Демченко, Лифанов, Рыков, Манихина и Портнов стоят за некотором расстоянии от ограды, наблюдают за триффидами. Месин предупреждает:

— Ближе не подходите — достанут жалами. Да и ограждение под током. Не убьёт, конечно, но причёска "афро" гарантирована.

Люди идут вдоль ограды. Лифанов спрашивает:

— А ну как укусят?

Месин отвечает:

— Хоть наш Вася и депутат, но лучше перебдеть, чем недобдеть. На всякий случай я прихватил безыгольный инжектор с антидотом. — он похлопывает по карману рубашки. — Вводить нужно сразу же, в место укуса.

Триффиды сопровождают движение группы шелестом и треском. Группа останавливается неподалёку от калитки, ведущей внутрь ограды.

— Ну, Лифанов, начинай! — насмешливо говорит Манихина.

Лифанов становится в позу и декламирует:

— Быть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье…

Портнов орёт:

— Да ну его, этого вашего Шекспира! Сейчас я наше, родное… Я им спою! Дайте мне только встать на что-нибудь…

Портнов оглядывается по сторонам, видит стремянку. Хватает её, тащит к ограждению, раскладывает, карабкается на самый верх. Триффиды кучкуются с внутренней стороны ограды напротив того места, где стоит стремянка. Борис обеспокоенно говорит:

— Э, ты чего делаешь? Свалишься!

— Не свалюсь, — бормочет Портнов.

— Слишком близко к ограде поставил!

— Ничего…

 Борис обращается к остальным:

— Ребята, держим стремянку на всякий случай.

Борис, Лифанов и Рыков подходят к стремянке, хватаются за неё. Портнов с кряхтеньем выпрямляется на верхней площадке и поёт противным голосом:

Во поле триффиды стояли,

Во поле уродливы стояли,

Люли, люли, стояли,

Люли, люли, стояли!

Некого триффидушке ужалить,

Некого уродливу ужалить,

Люли, люли, ужалить…

Вдохновение так захватывает Портнова, что он протягивает к триффидам ладони и непроизвольно наклоняет корпус вперёд. Теряет равновесие, шатается…

— Держите! Держите его! — кричит перепуганный Борис. Один из триффидов бьёт жалом, целясь в Портнова, но попадает по ограде. Сыплются искры, триффид дрожит. Портнов с трудом восстанавливает равновесие, он сильно напуган и разозлён.

— Ах ты, мразь зелёная!

Портнов торопливо слезает со стремянки, несётся к двери в загон. Борис бежит за ним и отчаянно кричит:

— Сто-о-о-ой!!!

Портнов, не обращая внимания на Бориса, распахивает дверь. Триффиды тут же устремляются к нему. Борис кричит:

— Назад!!!

Борис врывается в загон, закрывает собой Портнова. Один из триффидов выбрасывает жало, хлещет Бориса по лицу — тот успевает прикрыть глаза правой рукой. Затемнение.

Самолёт Airbus А320 садится на взлётно-посадочную полосу аэропорта Шереметьево. Вместе с другими пассажирами в зал прилётов выходит Белла, утомлённая долгим рейсом и сменой часовых поясов. Одной рукой она волочет за собой чемодан на роликах, другой придерживает большую наплечную сумку.

В зале прилётов в толпе встречающих маячит Леопольд — человек лет тридцати, ухоженный, в дорогом костюме. В руке он держит навороченный букет. При виде Беллы Леопольд расплывается в улыбке а-ля Верник, демонстрируя безукоризненные зубы. Белла тоже видит Леопольда, закатывает глаза. Он идёт ей навстречу, на ходу раскрывая объятия.

— С приездом, лягушка-путешественница! — кричит Леопольд на весь зал. Он обнимает Беллу, которая при этом брезгливо отворачивается, и пытается всучить ей свой букет. Возникает неловкая пауза — у Беллы обе руки заняты. Она выжидающе смотрит на Леопольда.

— Я буду тебе очень благодарна, Лёлик, если ты избавишь меня хотя бы от части багажа, — ехидно говорит Белла.

— Не вопрос! — Леопольд снимает с её плеча сумку. — Букетик-то возьми!

Белла принимает букет освободившейся рукой и идёт к выходу. Леопольд — за ней.

— Белочка, ты чего такая хмурая? Устала?

— Нет, блин, отдохнула! Пресс-конференция, потом банкет, потом перелёт семнадцать часов, да ещё с пересадкой…

— А чего же не поспала в самолёте?

— Какое там "поспала"! Рядом сидела семья бразильцев, весь рейс базарили. Я уж наушники надевала — не помогает.

— Да ну? Семнадцать часов без перерыва? Вот он, латиноамериканский темперамент!

— Нет, одиннадцать, только до Парижа, но всё равно…

— А чего не поделили?

— Мой португальский оставляет желать лучшего. Что-то про кредит и про дом… Слушай, Лёлик, не спрашивай меня пока ни о чём, ладно? Я зверски устала и хочу спать.

Леопольд и Белла едут на его БМВ из аэропорта в Москву. Леопольд спрашивает:

— Надеюсь, едем ко мне?

— Лёлик, я ведь уже сказала, что у меня нет сил. Вези домой.

— А я ведь подготовился к твоему приезду. Такую поляну накрыл — ахнешь!

— Я не хочу есть, мне бы только добраться до кровати. Не обижайся.

Пауза. Леопольд говорит:

— Я к твоему отцу несколько раз заезжал.

Белла поворачивается к нему и сердито спрашивает:

— Зачем?

Леопольд пожимает плечами:

— Так, навестить. Убедиться, всё ли у него в порядке.

— Ну и как, убедился?

— Убедился. Твой старик — кремень.

— Во-первых, он не старик. Ему всего пятьдесят пять. Во-вторых, зачем ты нарывался?

— Надеялся, что твоё временное отсутствие смягчит его сердце.

Белла усмехается.

— Неужто не смягчило?

— Увы. Всё-таки не понимаю, чем я заслужил его немилость?

Белла вздыхает:

— Лёлик, об этом уже говорено-переговорено. Не хочешь понимать — твои проблемы. Ну пожалуйста, не начинай снова! Тем более, сейчас. Я же тебя просила!

— Всё-всё, прости.

Машина Леопольда съезжает с Третьего кольца на Фрунзенскую набережную. Проезжает по набережной, останавливается у большого дома довоенной постройки возле Крымского моста. Леопольд достаёт из багажника чемодан, они с Беллой идут к подъезду, заходят внутрь. Белла входит в кабину лифта, втягивает чемодан.

— Всё, пока, — она подставляет щёку для поцелуя, Леопольд чмокает её. — Как отосплюсь, так сразу позвоню. Только ты, ради бога, не звони первым.

— Эсэмэску хотя бы послать можно? — невесело усмехается Леопольд.

— Эсэмэску хотя бы можно.

Двери лифта закрываются. Леопольд крутит головой, выходит из подъезда, садится в машину и уезжает.

НИИ глазных болезней на улице Россолимо. Одноместная комфортабельная палата. На койке лежит Борис, на его голове — сложная повязка, скрывающая глаза. Он слушает то ли плеер, то ли радио с помощью наушников. Входная дверь открывается, в палату протискивается Портнов. Он — в костюме, на ногах — больничные бахилы. В руке — набитый полиэтиленовый пакет.

— Здорово, Стиви Уандер! — говорит Портнов. — Ну, как ты?

— Если бы не я, так ты бы сейчас был Стиви Уандером, а то и трупом хладным, — отвечает Борис, снимая наушники. — Кто устроил шефский концерт в триффидном питомнике?

— Борька, ну прости пьяного дурака! Видишь, я тебя и в больничку суперскую устроил, и люксовую палату оплатил. Ты же мне, можно сказать, жизнь спас! А вырваться раньше я к тебе никак не мог — дела… О, слушай, а чего окно закрыто? Там сейчас такое творится! Метеоритный дождь, крутейшее зрелище! Все улицы полны народу, на мобильники снимают…

— Да знаю я, — машет рукой Борис. — по радио уже часа два об этом талдычат.

Портнов подходит к окну, поднимает жалюзи. За окном открывается вид на близлежащие кварталы, вдали — Воробьёвы горы и Новодевичий монастырь. В небе чертят яркие зелёные линии "падающие звёзды". Палата время от времени озаряется зелёным светом.

— Прикольно! — восхищается Портнов. — Жалко, что ты не видишь!

— Жалко у пчёлки в жопке, — резко отвечает Борис.

Портнов пододвигает к кровати стул, садится, кладёт пакет на пол.

— Ладно, не лезь в бутылку! Что врачи говорят?

— Говорят — хорошо, что быстро применили противоядие и вовремя привезли. Вероятность сохранения зрения — девяносто пять процентов.

— Чего-то я хотел у тебя спросить… А, вот: ты же закрылся рукой, почему глаза пострадали?

— Брызнуло ядом в глаза. Хорошо ещё, что у меня имеется какой-никакой иммунитет. Завтра — последнее обследование. Если всё нормально, снимут повязку.

— А давай-ка… для поправки здоровья… — Портнов лезет в пакет, достаёт бутылку виски и пластиковые стаканчики.

— Что там у тебя? — спрашивает Борис.

— Вискарь! И киви на закусь.

— Мне до завтрашнего осмотра спиртное нельзя. А на киви у меня аллергия.

— Тогда я один, не возражаешь?

— Валяй.

Портнов открывает бутылку, наполняет стаканчик, выпивает. Достаёт из пакета киви, чистит, закусывает. Оглядывает палату.

— Добрые хоромы! Я бы здесь повалялся с недельку, особенно если медсестрички подходящие. Кстати, как они тебе?

— А я их видел, что ли? — сухо говорит Борис.

— Ой, ёкарный бабай, извини, братан! Язык мой — враг мой.

Палата озаряется особенно яркой зелёной вспышкой. Портнов вздрагивает.

— Хренасе! Аж глазам больно! Блин, и опять прости, Борька! Если бы не я, ты бы сейчас тоже смотрел.

— Сожаления принимаются, — ехидно говорит Борис. — Вась, ты извини, у меня что-то голова разболелась.

— Всё-всё, ухожу! — Портнов торопливо встаёт со стула. — Вискарь и стакашек оставляю тебе, завтра отпразднуешь… — он ставит бутылку и стаканчик на тумбочку у кровати. — Ну, лады, я пошёл!

Портнов подходит к Борису, берёт его руку, пожимает.

— Бывай, бывай. — говорит Борис.

Портнов выходит из палаты, закрывает за собой дверь. Борис надевает наушники. Слышен голос радиокомментатора:

— …увидеть это самое удивительное небесное зрелище со времён падения Тунгусского метеорита. И вот сейчас мы получили сообщение из Санкт-Петербурга, из Пулковской обсерватории… Земля покидает область кометных осколков, так что зрелище идёт на убыль. Мы настоятельно советуем всем, кто ещё не видел, выйти на улицу или хотя бы подойти к окну, чтобы полюбоваться этой красотой! Иначе вы будете жалеть потом всю жизнь!

Борис раздражённо срывает наушники с головы.

— Ур-р-роды! — бормочет он.

Комната Беллы. Окно закрыто плотными шторами. Белла крепко спит. Рука её отца вслепую шарит возле кровати, натыкается на Беллу, находит её плечо, трясёт. Слышен испуганный голос отца:

— Белка, проснись! Белка!

Белла просыпается, у неё недовольное выражение лица.

— Пап, что случилось? Который час?

Отец смотрит куда-то мимо Беллы, он очень встревожен.

— Понятия не имею! Слушай, у меня что-то с глазами, я ничего не вижу!

Белла садится на кровати, она ещё не отошла от сна. Смотрит на наручные часы:

— Пять минут десятого. Ты что, вообще ничего не видишь?

— Абсолютно! Слепой, как крот! Позвони врачу, а то я даже не могу набрать номер.

— Пап, рано же ещё, они не работают… Ладно, позвоню в НИИ глазных болезней, там вроде круглосуточно. Вместе съездим. Сейчас узнаю их телефон.

Белла надевает халатик, идёт на кухню, берёт трубку радиотелефона, нажимает кнопку вызова. Нахмуривается, несколько раз нажимает кнопку. В дверях кухни появляется отец, он медленно передвигается, ощупывая стены.

— Телефон не работает. — говорит Белла. Она проходит мимо отца обратно в свою комнату, берёт мобильник, снимает блокировку. Индикатор сигнала сети на его дисплее — тёмный.

— И сети почему-то нет… Пап, что происходит?

— Я же говорил, что понятия не имею, — отвечает из кухни отец. Белла несколько секунд пребывает в задумчивости, затем говорит:

— Ладно, поедем в клинику сами, на моей машине.

— Белка, я не стал тебе давеча говорить, не хотел с дороги расстраивать, — голос отца звучит виновато, — машину-то твою вчера утром эвакуировали.

— Как?! — Белла выбегает в прихожую, горестно смотрит на отца, который сидит за кухонным столом. Он спрашивает:

— Ты там оплату за парковку не просрочила?

— Ч-ч-чёрт! — Белла с досады ударяет кулачком в стену. — Ну конечно! Это всё сволочь Зобянский со своими платными парковками! Пап, тогда я сама сбегаю в глазную клинику, она недалеко, на Россолимо. А обратно — на "скорой"… Сейчас я, только душ приму.

Белла открывает дверь в ванную, щёлкает выключателем. Свет в ванной не зажигается. Она несколько раз пытается включить свет, потом медленно отступает от двери и бежит на кухню. Смотрит на погасшие часы микроволновки, открывает холодильник — лампочка в нём не загорается. Хватает пульт телевизора, нажимает кнопку включения — висящий на кронштейне небольшой телевизор не проявляет признаков жизни.

— Электричества тоже нет. — упавшим голосом говорит Белла.

— Ну, дела. — крутит головой отец. — Вода-то хоть есть?

Белла открывает кухонный кран. Вода течёт несильной струёй.

— Вода пока есть. — говорит Белла.

— Что значит "пока"? — испуганно спрашивает отец.

Белла идёт по улице Льва Толстого, изумлённо и испуганно оглядывается по сторонам. Вокруг — ни души, несмотря на будний день. Несколько машин стоят прямо посреди проезжей части — такое впечатление, что водители даже не пытались припарковаться. Дверцы у многих открыты. Белла видит сгоревший дотла и ещё дымящийся грузовичок, врезавшийся в фонарный столб. Она в ужасе прижимает кулачки ко рту. Переходит на другую сторону улицы, чтобы обойти грузовичок как можно дальше. Слышит чей-то разговор, оборачивается — в глубине двора нетвёрдой походкой, держась друг за друга, идут два гастарбайтера в оранжевых жилетах, о чём-то переговариваются плачущими голосами. Белла переходит на бег, то и дело оборачивается. У поворота на улицу Россолимо натыкается на полицейского — мордастого мужика лет тридцати пяти. Он медленно передвигается, ощупывая стену дома.

— Извините, я вас не заметила. — говорит Белла. — Господин полицейский, что происходит?

Она вглядывается в его лицо. Глаза полицейского смотрят словно сквозь Беллу.

— Девушка, вы зрячая? — спрашивает он.

— Да. А вы что, не видите?

Полицейский ненадолго задумывается.

— Где я сейчас?

— На пересечении Льва Толстого и Россолимо.

— Слушай, будь другом, отведи меня в ОВД района. Тут недалеко — сначала по Россолимо, потом по Малой Пироговке… Дай-ка руку.

Белла с опаской протягивает ему руку. Полицейский крепко вцепляется в неё, на его лице — злобная ухмылка.

— Что вы делаете? Мне больно! — кричит Белла.

— А какого хрена ты зрячая, если я слепой? Будешь теперь моими глазами!

Полицейский, продолжая одной рукой крепко держать Беллу, другой нащупывает наручники у пояса. Заученными движениями соединяет браслетами свою руку и руку Беллы.

— Немедленно отпустите! — кричит Белла, пытаясь выдернуть руку.

Полицейский резким движением притягивает Беллу к себе, свободной рукой быстро определяет, где её лицо, отвешивает сильную пощёчину. Белла плачет.

— Заткнись, сука! — орёт полицейский. — Самая умная, да? Быстро отвела меня в магазин, где есть выпивка и жратва! Ну?! — он нетерпеливо дёргает рукой в браслете. — Пошла… глазастая!

Палата в НИИ глазных болезней. Борис лежит, на его голове — наушники. Он раздражённо тыкает пальцами в плеер и бормочет:

— Что за хрень? Куда подевались все станции?

Борис садится на койке, снимает наушники, прислушивается. Нащупывает кнопку вызова медсестры в изголовье кровати, несколько раз нажимает на неё. Ждёт. Потом встаёт, осторожно идёт к входной двери, ощупывая мебель. Открывает дверь, высовывается в коридор. Издалека доносится гул голосов и какое-то шарканье. Борис кричит:

— Алё, сестра! Есть кто на посту?

В ответ раздаётся многоголосый вопль: здесь и истерические выкрики, и трёхэтажный мат, и просто звериное рычание. Борис мгновенно прячется в палате, захлопывает дверь, прижимается к ней. Он тяжело дышит.

— Господи, да что же это? — бормочет он. Ощупью добирается до койки, садится. Постепенно успокаивается, о чём-то думает, кусая губы. Ощупывает повязку на голове. Бормочет:

— Ну ладно. Всё равно сегодня собирались снимать.

Он начинает разматывать повязку, но тут же и прерывает это занятие, погрозив самому себе пальцем. Наощупь добирается до окна, трогает светонепроницаемые жалюзи, убеждается, что они открыты. Закрывает их, ворчит:

— Спасибо идиоту Портнову…

Возвращается к койке, садится, неторопливо снимает повязку, бормоча:

— Спокойно, спокойно… Никогда не надо торопиться… Поспешишь — людей насмешишь… А если ослеп — удавиться всегда успею…

Повязка снята. Борис нервно кусает губы, медленно открывает глаза. Оглядывается, облегчённо выдыхает, улыбается, валится на койку. Вновь садится на кровати, изучает палату. На прикроватной тумбочке видит бутылку виски и стаканчик, оставленные Портновым. Наполняет стаканчик:

— Ну, за наше самое главное чувство…

Выпивает, ставит стаканчик. Замечает лежащие на тумбочке тёмные очки, надевает их. Подходит к окну, поднимает жалюзи. За окном — вроде бы самый обычный пейзаж. Но царит странная тишина…

— Неладно что-то в датском королевстве… — бормочет Борис. Подходит к стенному шкафу, достаёт одежду.

Борис выходит из палаты. Проходит по коридору, добирается до медицинского поста — там ни души. Спускается по лестнице. На ступеньках между этажами лежит мёртвая женщина с окровавленной головой — видимо, оступилась, упала и раскроила себе череп об острый угол. Борис оказывается в пустом гулком вестибюле, выходит на улицу, в больничный сад. По саду бродят вслепую несколько пациентов и врачей, слышатся надрывные рыдания. Борис потрясённо оглядывается, выбегает на улицу Россолимо, идёт в сторону улицы Льва Толстого.

Скованные наручниками Инесса и полицейский спускаются в полуподвал жилого дома, в небольшой продуктовый магазин. Из недр магазина доносится звон разбитого стекла и ругательства. В торговом зале буйствует хозяин — низенький, полный, лысый. Весь пол залит вином и засыпан осколками бутылок. Хозяин ощупывает горлышко очередной бутылки, стоящей на стеллаже, и бормочет:

— Опять винище! Куда подевалась долбаная водка?!

Он швыряет бутылку с вином. Бутылка попадает в зеркальную стену, магазин наполняется грохотом и звоном. Хозяин ухмыляется:

— Кажись, зеркало! На кой хрен мне теперь зеркала?

— Эй, командир! — кричит вошедший полицейский. Хозяин оборачивается:

— Ты кто?

— Конь в пальто! Где у тебя тут водяра или вискарь?

— Я почём знаю? Сам никак не могу найти, одно вино да пиво под руку попадаются…

— Слышь, голуба, — обращается полицейский к Белле. — найди-ка нам водку. И хавчик тоже — нарезку, там, огурчики…

— Да я же сказал, что не могу найти! — визжит хозяин.

— Я не тебе. — говорит полицейский и дёргает рукой в браслете. — Пошевеливайся!

Белла идёт к стеллажу с крепкими напитками, берёт две бутылки водки, всучивает одну — хозяину, другую — полицейскому. Хозяин ощупывает горлышко. откручивает пробку, пьёт. Полицейский открывает свою бутылку, тоже пьёт.

— Кто там с тобой? — спрашивает хозяин.

— Девка одна…

— Зрячая, что ли?

— Ага…

Пауза. Полицейский и хозяин застывают, соображая. Вдруг хозяин резво подбегает к полицейскому — видимо, ориентируясь по голосу — хватает его за грудь.

— Вот и чудненько! — хрипит он. — Теперь она и моей будет!

— Обломайся, гад! — шипит полицейский, свободной рукой пытается оторвать пальцы хозяина.

— Нет уж, господь велел делиться! — кричит хозяин. Полицейский бьёт его свободной рукой, попадает по носу. Хозяин охает, бьёт ногой, попадает полицейскому по колену. Тот выхватывает револьвер из кобуры, начинает палить наугад. Белла кричит, бьются бутылки, разлетаются упаковки с продуктами, тесное помещение магазина наполняется дымом…

…Борис идёт по улице мимо магазина, слышит доносящиеся из полуподвала выстрелы, крики и грохот, осторожно заходит внутрь…

…одна из пуль попадает в живот хозяину, тот со стоном падает на пол.

— Я попал в него? — кричит полицейский. — Попал в эту гниду?

— Да попал, попал, сволочь! — рыдая, кричит Белла. — Убийца!

— Поговори мне ещё… — полицейский наугад водит револьвером по сторонам, его невидящие глаза налиты кровью, он тяжело дышит. Вдруг на его голову обрушивается бутылка шампанского. Летят осколки, полицейский без чувств падает на пол. Позади него стоит Борис, сжимая в руке горлышко бутылки из-под шампанского.

Небольшой триффидный питомник возле Фрунзенской набережной. Сквозь пролом в загородке проходят триффиды, волоча за собой колышки на цепях.

На залитом вином и водкой и засыпанном осколками стекла полу магазина лежат скованные наручниками мёртвый хозяин магазина и оглушённый полицейский. Последний приходит в себя, пытается встать — мертвец мешает ему. Полицейский нащупывает свободной рукой тело хозяина и кричит:

— С-с-сука-а-а!!!

Квартира Беллы. За кухонным столом сидит её ослепший отец. Он курит, время от времени нащупывает стоящую на столе баночку с водой и стряхивает в неё пепел. С улицы доносится короткий женский вопль. Отец вздрагивает, бросает окурок в банку. Встаёт, ощупью добирается до балконной двери, выходит на балкон, нащупывает перила. Балкон второго этажа выходит во двор. Отец прислушивается, кричит:

— Что случилось?

По его лицу со свистом бьёт триффидное жало — очевидно, триффид стоит внизу, во дворе. Отец падает замертво.

Белла и Борис быстрым шагом идут по улице Льва Толстого в сторону Комсомольского проспекта. Белла спрашивает:

— Вы уверены, что в институте никто не поможет папе?

— Белла, я же говорю — там все ослепли, как и везде, похоже.

— Но почему? Это какая-то инфекция?

— Нет. Скорее всего, дело в комете.

— В какой ещё комете?

Борис удивлённо смотрит на Беллу.

— А вы разве не знаете? Вчера вечером Земля прошла через облако кометных осколков, были такие яркие зелёные "падающие звёзды"…

— Вы их видели?

— Нет, я в это время лежал в палате с забинтованными глазами.

— А я отсыпалась. Так устала после перелёта из Рио-де-Жанейро, что попросила отца ни в коем случае не будить меня, даже если наступит конец света.

— Похоже, он и наступил. Вам, как и мне, крупно повезло. Не думаю, что найдётся много таких, как мы с вами.

— Ну, а кто, например?

— Скажем, работники метро — машинисты, дежурные — которые были в это время под землёй... военные в каких-нибудь подземных бункерах. Шахтёры ещё…

После небольшой паузы Белла спрашивает:

— И что нам теперь делать?

— Пока чёткого плана у меня нет. Но я думаю, что из города надо выбираться. Сейчас зайдём за вашим отцом… Стойте!

Борис хватает Беллу за руку и резко останавливается. Она спрашивает:

— Что?

— Смотрите, — Борис показывает рукой вперёд. На тротуаре возле забора, огораживающего музей-усадьбу Толстого, лежит на спине тело мужчины.

— Он мёртвый? — шёпотом спрашивает Белла.

— Подождите здесь. — говорит Борис и осторожно идёт вперёд. Мы видим взглядом Бориса приближающееся тело — его лицо пересекает красный рубец. Борис быстро отступает назад, молча берёт Беллу за руку и переводит её на противоположную сторону улицы, время от времени бросая взгляд на забор усадьбы.

— В чём дело? — несколько раздражённо спрашивает Белла. — Он что, сейчас встанет и бросится на нас, как зомби в ужастике?

Из-за забора со свистом вылетает триффидное жало, бьёт в направлении Бориса и Беллы. Оказывается, за забором притаился огромный триффид. Белла вскрикивает, они убегают по улице подальше от ограды и останавливаются метров через сто.

— Его убил этот триффид? — спрашивает Белла, она немного задыхается.

— Без сомнения.

— Но они ведь… Им же урезают жала!

— Значит, этому забыли вовремя урезать. Прошляпили.

— Прямо как нарочно! Эти уроды словно поняли, что теперь стало можно, когда все ослепли…

— Что вы сказали? — Борис удивлённо смотрит на Беллу. В его памяти всплывает давешний разговор с Рыковым и его, Бориса, собственная фраза: "Единственное преимущество, которое есть у людей перед триффидами — это зрение. Отними его у нас — и мы станем совершенно беспомощны".

— Борис, эй! — Белла теребит его за рукав. — Вернитесь на грешную землю!

— Извините. Пойдём.

Они возобновляют свой путь, только теперь внимательно смотрят по сторонам. Доходят до мини-маркета известной торговой сети.

— Как насчёт того, чтобы промочить горло? — спрашивает Борис.

— Магазин, наверное, не работает… — говорит Белла и осекается. Стеклянные двери магазина разбиты вдребезги. Борис решительно направляется к дверям. Белла протестует:

— Стойте! Вы же не собираетесь мародёрствовать?

— У вас есть другие предложения? — оборачивается к ней Борис и заходит в магазин. Белла нерешительно следует за ним и ворчит:

— И чем же мы лучше мента, от которого вы меня освободили?

— Белла, понятий "хорошо" и "плохо" в их старом понимании уже не существует. — говорит Борис. — Но ради вашей щепетильности я оставлю на кассе деньги.

В магазине сохранился относительный порядок, лишь в овощном отделе по полу рассыпаны картошка и яблоки. Борис осматривает бутылки в винном отделе и спрашивает:

— Что вы предпочитаете?

— Честно, говоря, я бы сейчас махнула водки. — говорит Белла.

— Не стоит пить крепкое. Нам сейчас понадобится ясность ума.

Борис открывает банку пива, жадно пьёт.

— Снизойду до пива. — усмехается Белла. — И пойдёмте быстрее, прошу вас!

Белла и Борис выходят из магазина. На улице — немногочисленные ослепшие прохожие. Одни пробираются вдоль стен домов, ощупывая их, другие идут вперёд наугад, вытянув перед собой руки. К магазину уверенной походкой приближается пожилой мужчина в тёмных очках и с белой тростью в руке. Заслышав шаги Бориса и Беллы, он останавливается у самого входа. Встревоженно говорит:

— Только не налетите на меня!

— Всё в порядке, — отвечает ему Борис. — мы зрячие.

— Молчите! — шипит Белла. — никто не должен знать…

— Чего не должен знать? — спрашивает "обычный" слепец. — Что вы зрячие? А что, они уже вне закона? Ну, меня это не касается, я не вижу уже лет двадцать. Что происходит, молодые люди? Пока дошёл с Оболенского, меня три раза чуть не сшибли с ног какие-то идиоты! И я знаю, что сейчас не ночь, солнце припекает!

— Вы слышали про метеоритный дождь? — спрашивает Борис.

— Болтали что-то по радио, — равнодушно отвечает мужчина.

— Так вот, все, кто видели его, ослепли.

— И много таких?

— Мне кажется, подавляющее большинство населения.

 — А магазин работает?

— Не работает. Но вы можете войти — двери сломаны и никого из персонала нет.

"Обычный" слепец презрительно усмехается.

— Вон оно как повернулось! Что ж, теперь все их грёбаные пособия по инвалидности и грёбаная соцподдержка понадобятся им самим. Пусть засунут наши жалкие льготы себе в задницы… пардон, мадам. Спасибо за информацию, молодые люди. Счастливо оставаться!

Он проходит мимо Бориса и Беллы в магазин. Они переглядываются и возобновляют свой путь.

— В стране слепых и кривой — король, — бормочет Борис.

Слышатся крики. Борис и Белла переглядываются, ускорят шаг. Выходят на Комсомольский проспект. На его противоположной стороне, в сквере напротив церкви, три триффида гоняются за полудюжиной человек разного возраста. Свистят жала, обезумевшие от ужаса люди стремятся убежать, но натыкаются то на деревья, то на скамейки, спотыкаются о бордюры… Один за другим жертвы триффидов падают замертво.

Белла хватает Бориса за рукав:

— Надо помочь им!

— Как, позвольте спросить? Голыми руками к триффиду не подступиться. Если бы у нас была хотя бы коса или канистра бензина…

Между тем триффиды расправляются со всей группой — на газоне лежат тела. Триффиды останавливаются и начинают трещать черенками.

— Это они что, аплодируют удачной охоте? — подозрительно ровным голосом произносит Белла.

— Спокойно, спокойно, — торопливо говорит Борис. Он оглядывается по сторонам, видит брошенную машину с открытой дверцей, тащит к ней за руку Беллу, которая не может оторвать взгляд от триффидов.

— Вы же водите машину? Садитесь за руль, — он почти насильно толкает её на водительское сиденье, захлопывает дверцу, садится сам с противоположной стороны. Поднимает в машине все стёкла.

— Давайте к вашему дому. Постарайтесь остановиться как можно ближе к подъезду.

Белла запускает двигатель трогается с места, но тут же резко тормозит:

— Я не могу сообразить, как отсюда проехать на набережную. Здесь ведь одностороннее движение?

— Белла, помилуйте, какое сейчас одностороннее движение?! — стонет Борис, жалостливо глядя на неё. Белла крутит головой, разворачивает машину.

Машина останавливается у подъезда дома Беллы. Настороженно оглядываясь по сторонам, Белла и Борис выходят из неё и скрываются в подъезде. Входят в квартиру.

— Папа! — кричит Белла с порога. Молчание.

— Папа, ты где?

Борис стоит в прихожей, Белла заглядывает в комнаты. Она приходит на кухню, смотрит на открытую балконную дверь — там лежит тело ей отца… Белла отчаянно кричит:

—Па-а-апа-а-а-а!!!

А триффиды, вырвавшись из своих питомников, завоёвывают город. Их зелёные полчища движутся к центру. Ходячие растения легко находят себе жертвы и на Ленинском проспекте…

…и в Крылатском…

…и на ВДНХ…

…и в Измайлово…

…и у стадиона "Динамо"…

…и в Парке культуры…

…однако настоящий апокалипсис происходит на Комсомольской площади, где зверствуют толпы триффидов, пришедшие из Сокольнического питомника, одного из крупнейших в столице. В добыче у них недостатка нет — здесь оказались в западне тысячи пассажиров. Обезумевшие от ужаса и слепоты люди с воплями и плачем мечутся по огромной площади между тремя вокзалами. Кто-то пытается спрятаться в подземном переходе, кто-то — в залах ожидания. Люди лезут через разбитые окна в автомобили, автобусы и трамваи, оставляя на их бортах кровавые следы. Но триффидные жала настигают их везде…

Вечереет. Борис и Белла подкрепляют силы в небольшой забегаловке возле метро "Парк культуры". Входная дверь закрыта и заложена изнутри высоким барным табуретом. Белла, думая о чём-то, машинально достаёт сигарету. Борис подносит зажигалку. Она качает головой:

— Бедный папа. Надеюсь, он не очень мучился…

— Ожог триффидом не болезненнее ожога крапивой, — осторожно говорит Борис. — А потеря сознания происходит практически мгновенно. И если в течение двенадцати минут не применить противоядие…

— Не надо, Борь, — просит Белла. Пауза. Потом она говорит:

— С другой стороны, я точно знаю, что он бы не пережил слепоты. Он слишком любил этот долбаный мир с его долбаной красотой…

Белла всхлипывает, потом говорит:

— Спасибо тебе, Боря, что помог похоронить его.

— Не за что. Боюсь только, что другим жертвам триффидов это не светит…

Где-то вдалеке раздаётся взрыв, от которого дрожат стёкла в окнах. Борис замолкает, они с Беллой прислушиваются. Она спрашивает:

— Что это может быть?

— Всё, что угодно. — отвечает Борис. — Бытовой газ, например. Кто-то решил свести счёты с жизнью, открыл конфорки, ну и…

Он закуривает и продолжает:

— Слушай, Белка. Триффидные питомники разбросаны по всей Москве — они ведь идеальные утилизаторы пищевых отходов плюс источники дорогого масла. Ограждения не под током, триффиды вырвались на свободу, и на улицах уже сейчас полно трупов. Лето, жара. Вода в трубах пока есть, но скоро она закончится. Через несколько дней Москва будет вонять, как огромная выгребная яма. Начнутся эпидемии. В общем, нужно выбираться из первопрестольной. И чем скорее, тем лучше. У тебя есть близкие родственники?

— Нет. Мама умерла, когда я родилась. Есть двоюродный брат, он живёт с семьёй в Гатчине, под Питером…

— Далековато.

— Да… Ещё есть… вернее, был жених.

— Где он сейчас?

— Понятия не имею.

— "Был"… Ты уверена, что он погиб?

— Я сказала "был" в том смысле, что я исключила его из числа женихов. А у тебя?

— Родители погибли в автокатастрофе семь лет назад. Одна старшая сестра — на Кипре, другая — вообще в Сан-Франциско.

— Кстати, насчёт Сан-Франциско. Как думаешь, во всём мире так же, как у нас? В Америке, в Австралии?..

— Скорее всего, да. Интернет не работает, а то бы знали точно. Надо найти радиоприёмник на батарейках — знаешь, такой, с короткими волнами. Сейчас их, по-моему, уже не делают, везде сплошной эф-эм…

— У нас дома есть старый "Панасоник", его привёз дед из командировки ещё до моего рождения.

— Подойдёт. Завтра я подберу тачку, лучше всего большой пикап-внедорожник. Погрузим долгоиграющие продукты — консервы, бакалею — одеждой запасёмся, в том числе и зимней… Да! Обязательно надо взять оружие, обычное и противотриффидное.

— В первый раз слышу о противотриффидном оружии.

— Неудивительно, им пользуются только триффидоводы вроде меня и жители тех мест, где много диких триффидов. По сути, это пружинные самострелы, заряжаются маленькими стальными бумерангами. Макушку триффида сносят начисто, вместе с жалом.

— А обычное оружие зачем?

— Помнишь, мы с тобой говорили о тех, кто тоже сохранил зрение? Люди бывают разные. Найдутся и такие, которые захотят половить рыбку в мутной воде. Считай, что мы вернулись в первобытное общество, хоть и с наследством в виде высоких технологий.

— И куда мы поедем?

— С одной стороны, надо держаться подальше от крупных городов и вообще поселений. С другой стороны, забиваться в глухие дебри тоже не стоит — нам ещё долго придётся совершать набеги на магазины и склады. Хорошо бы найти уединённое жильё с автономным водоснабжением. И надо будет запастись электрогенератором. А может, удастся установить ветряки…

Пауза.

Борис говорит:

— Когда мне было лет пять или шесть, дед как-то взял меня с собой на одну правительственную дачу на Рублёвке. Он дружил с Парфёновым, членом Политбюро, это ещё при Горбачёве было. Дача у него — настоящее поместье. Огромная территория, теплицы, теннисный корт…

— Таких поместий сейчас на Рублёвке полным-полно, — усмехается Белла. — любое выбирай.

— Да, но он говорил, что там есть колодец с насосом и автономное электропитание на случай войны.

— Помнишь название места?

— Се… Се… Серово вроде. Участок огорожен высокой кирпичной стеной. И от Москвы недалеко…

— Тихо! — вдруг говорит Белла и поднимает руку. — Слышишь?

Борис замолкает и прислушивается. Доносится хоровое пение — судя по всему, церковный псалом. Пение становится всё громче.

— Как-то резво они двигаются, — бормочет Борис. — похоже, среди них есть зрячий поводырь. Нам лучше не выдавать себя.

— Почему? — удивляется Белла. — Зрячим надо держаться вместе!

— Но не с теми, кто распевает псалмы, — отвечает Борис.

Они выходят из забегаловки. На площадь перед наземным вестибюлем метро выходит странная процессия. Во главе её уверенно идёт молодой священник в рясе. Он ведёт цепочку держащих друг друга за руки мужчин и женщин — всего их десятка два. Борис и Белла прячутся за колонной дома. "Паства" попа одета очень пёстро — видно, что одежду люди выбирали наугад. Из подземного перехода навстречу процессии выходит пожилая женщина, за ней — юноша и девушка, держащиеся за руки. Девушка — в ультракоротких шортах. Эта троица неуверенно идёт в направлении пения. Когда они подходят вплотную, поп замолкает и надрывно кричит, потрясая крестом в свободной руке:

— Братия и сестры, аз узрел грешницу в облачении неподобающем! Налагаю на деву сию епитимию, да буде она побиваема дланями праведников, дабы изгнать диавола из бренного ея тела!

С неожиданной прытью поп хватает свободной рукой девушку за руку и дёргает её на себя, так что девушка врезается в ближайшего мужчину из процессии. Тот освобождает руки, одной рукой обхватывает девушку, другой бьёт её. Другие члены "паствы" подходят на шум ударов и тоже наносят побои, причём, не видя указанной жертвы, бьют главным образом друг друга. Юноша бежит на крики девушки и ввязывается в драку. Начинается всеобщая свалка. Поп быстро отходит в сторону, к уличному туалету, молитвенно складывает руки и с деланно постной физиономией наблюдает за дракой.

— Ах ты, мразь! — шипит Борис и кружным путём подбирается к "пастырю". Но когда он оказывается метрах в пяти, из-за уличного туалета со свистом вылетает триффидное жало и хлещет по попу. Тот кричит и падает. Притаившийся за туалетом триффид подходит к дерущимся и принимается за дело. Раздаются крики, стоны, люди падают как подкошенные. Борис бегом возвращается к Белле, в её лице — ни кровинки. Он вталкивает её в кафе и запирает изнутри дверь. Подводит Беллу к одному из столиков, усаживает. У стойки смешивает два джин-тоника, ставит на столик. Они молча пьют.

— Вот такие вещи сейчас творятся повсюду. — говорит Борис. — А этот поп, похоже, ещё и свихнулся.

Белла ставит стакан на стол и говорит:

— Знаешь, если бы не триффиды, то подобных гадостей было бы гораздо больше.

Борис молча кивает. Пауза. Он смотрит на часы и говорит:

— Ладно, надо подумать о ночлеге.

— Домой я не пойду, — тут же откликается Белла.

— Можно занять любую свободную квартиру. — замечает Борис. Белла отрицательно мотает головой:

— Не могу. Чужие вещи вокруг, которые ещё хранят запах хозяев… А вдруг мы войдём в пустое жильё, а потом в него вернутся ослепшие хозяева?

— Если они покинули квартиру, то вряд ли найдут обратную дорогу. А даже если вернутся, то они будут нам только благодарны. Мы ведь укажем им, где еда, где что…

— Всё равно, в квартиру не хочу. Тут же центр, полно всяких отелей.

— Ближайший, который я знаю — "Золотое кольцо" на Смоленской площади. Наверняка есть ещё ближе, но их надо искать. Ладно, поехали. — Борис встаёт. — Необходимо хорошенько выспаться. Завтра у нас — День Мародёра.

Номер на верхнем этаже отеля "Золотое кольцо". Белла при свете свечей вытирается в ванной, надевает гостиничный халат. Борис стоит в комнате у окна, смотрит наружу. Кричит:

— Белка, иди скорей сюда!

Она выбегает из ванной. Борис напряжённо вглядывается куда-то. Белла подходит к окну.

— Что, что?

— Смотри на университет!

За окном — необычная Москва, накрытая ночной мглой без единого огонька. И в этой мгле особенно бросается в глаза освещённое мощным мигающим прожектором здание МГУ на Воробьёвых горах. Борис и Белла смотрят в окно. Она спрашивает:

— Как думаешь, что это такое?

— Это сигнал, — уверенно отвечает Борис. — для всех зрячих. Утром отправимся туда.

— А может, сегодня?

— Бог с тобой! По тёмным улицам, среди триффидов!

— Поедем на машине!

— На дорогах полно заторов из брошенных автомобилей. Ничего, никуда они не денутся!

Они отходят от окна. А здание МГУ так и мигает отражённым светом в темноте и тишине, которая скоро нарушается звуками поцелуев и вздохами…

Утро. Борис и Белла — в квартире Беллы. Она у себя в комнате собирает вещи, набивая ими большой чемодан, который ещё недавно везла за собой в аэропорту. Борис сидит на кухне, курит и крутит ручку настройки старой магнитолы. Слышен только шум, в который вдруг врывается морзянка — сигнал SOS и ещё какое-то сообщение. В кухню вбегает Белла.

— Есть сигнал? — спрашивает она.

Борис смотрит на шкалу:

— На сорока девяти метрах. Интересно, где он находится, этот бедолага…

Борис и Белла едут на машине по пустынному Комсомольскому проспекту, на котором повсюду стоят брошенные легковушки, автобусы, троллейбусы, грузовики. Народу (кроме мертвецов) на улице почти нет. Кое-где ковыляют триффиды, волочащие за собой вырванные колышки на цепях.

Машина въезжает на Лужнецкий метромост, с которого открывается вид на МГУ.

— Смотри, белый флаг! — кричит Белла.

Они видят, что на главном здании университета, на верхней смотровой площадке полощется белое полотнище.

— Наверное, это вместо прожектора, чтобы заметили днём. — говорит Борис.

Лужнецкий метромост не очень забит брошенным транспортом. Но на въезде в небольшой туннель, за которым начинается проспект Вернадского, приходится остановить машину — проезд перегорожен длинной фурой, лежащей на боку. Борис и Белла осторожно выходят из машины, оглядываются.

— Ну что ж, пойдём пешком. — говорит Борис. Он открывает багажник, достаёт оттуда два триффидных ружья, одно из которых подаёт Белле.

— А как же вещи? — спрашивает Белла.

— Потом вернёмся, заберём.

Молодые люди проходят через туннель, идут по проспекту Вернадского. Слышатся крики и плач. Борис и Белла останавливаются, с тревогой смотрят вперёд. Навстречу им по проспекту бежит обезумевшая толпа слепцов, многие из них спотыкаются и падают. А позади них передвигаются четыре мощных триффида, каждый метра три или четыре высотой. Время от времени они хлещут своими жалами, и тогда падает кто-то из отставших.

Белла хватает Бориса за руку и в отчаянии кричит:

— Смотри! Они же их погоняют, как скотину!

Борис прицеливается из триффидного ружья, стреляет по крайней твари слева. Звенит пружина, стальной бумеранг срезает верхушку с жалом. Та же история повторяется со вторым, с третьим…

— Сзади! — кричит Белла.

Борис оборачивается и видит, как из туннеля движется целый лес триффидов.

— Бежим! — кричит он.

Они с Беллой бегут по проспекту в направлении от центра. Новоприбывшие триффиды начинают охоту на людей.

Запыхавшиеся Борис и Белла сворачивают на Университетский проспект.

— Я больше не могу этого видеть! — Белла плачет.

— Белка, идём! — торопит Борис. — Им уже ничем не поможешь.

Они выходят на Университетскую площадь. Видят небольшую толпу у главного входа в центральное здание МГУ.

— Будет разумно, если мы не будем светиться раньше времени. — говорит Борис. — Сначала выясним, что там происходит.

Борис и Белла идут к главному зданию МГУ по скверу, скрываясь за брошенными машинами, которых в этом месте оказывается неожиданно много.

У дверей главного входа стоит пара десятков человек. Судя по поведению и движениям, все они слепые, кроме своего, так сказать, предводителя. Это мужчина лет пятидесяти, одетый в помятый костюм без галстука. Седые волосы на его голове всклокочены, выпученные глаза за круглыми очками горят фанатичным огнём. Упрямо выпячивая подбородок с козлиной бородкой, он наседает на своего оппонента — огромного то ли афроамериканца, то ли просто африканца, стоящего в дверях и загораживающего проход своей мощной фигурой. Борис и Белла слышат высокий голос козлобородого:

— …целых восемнадцать ртов, уже второй день! Им только и нужно, чтобы кто-нибудь показал им, где брать еду! И я водил их по магазинам, я совал им в руки хлеб и бутылки с водой, но ведь я один, а их — сотни тысяч! Почему вы не хотите помочь им, пока правительство не наведёт порядок?

— Какое правительство, дядя? — насмешливо отвечает африканец, по-русски он говорит очень чисто, без акцента. — Где ты видел правительство? Кремль пустой, вокруг Белого дома одни триффиды шляются…

— Есть правительство! — визжит козлобородый, брызгая слюной. — Они в специальном бункере… пережидают… на всякий случай — вдруг американцы нашлют ещё одну комету!

Африканец от души смеётся.

— Дядя, ты совсем дурак? Какие американцы? У них сейчас, небось, то же самое творится…

— Я знаю, что говорю! — кричит козлобородый. — Это всемирный заговор! Немедленно пропустите меня! Надо организовать группы помощи ослепшим, создать команды… У вас там полно зрячих! Вы все — эгоисты! Вы не хотите помочь своим несчастным братьям!

— Слушай, дядя, — примирительно говорит африканец. — нас тут зрячих всего пятнадцать человек. А слепых в Москве, ты сам говорил, сотни тысяч, если не миллионы. Посуди: что мы можем сделать в такой ситуации? А продукты рано или поздно протухнут. Если хочешь, бери своих подопечных и присоединяйся к нам. Нужно поскорее линять из города, пока не начались эпидемии…

— Вы никуда не уедете, — неожиданно ровным голосом произносит козлобородый. Он выхватывает из-за пазухи револьвер и направляет его на африканца. — каждый из вас возьмёт себе по группе слепых и будет их опекать. Ну-ка, пропусти меня, Кинг-Конг!

— Спокойно, спокойно, дядя… — говорит африканец, и не думая уходить с дороги. Борис и Белла прячутся за ближайшей к подъезду машиной. Он шепчет:

— Подожди здесь… — срывается с места и, стараясь не шуметь, направляется к дверям. Перепуганная Белла шепчет:

— Борь, ты куда?!

Она в отчаянии сжимает кулачки. А Борис приближается к козлобородому со спины. Африканец мельком бросает на него взгляд, Борис прижимает палец к губам.

— Ну? Мне что, сосчитать до трёх? — шипит козлобородый.

— Считай, коли умеешь, — африканец пожимает плечами и расплывается в улыбке, показывая белоснежные зубы.

— Раз… два… — произносит козлобородый.

Борис негромко свистит. Козлобородый мгновенно оборачивается и стреляет наугад. Слепая группа козлобородого в панике разбегается, натыкаясь на машины. Африканец обрушивает на его голову мощный кулак, козлобородый падает и лежит неподвижно. Африканец забирает у него револьвер. Борис жестом подзывает Беллу, она подходит.

— Сколько вас? — спрашивает африканец.

— Двое, оба зрячие, — отвечает Борис.

— Это я уже понял, — кивает африканец и протягивает руку Борису. — меня зовут Джеро.

Борис пожимает огромную чёрную ладонь.

— Борис.

— Белла.

— Спасибо, братан, помог. — улыбается Джеро.

— Что с ним делать? — Борис показывает на валяющегося в нокауте козлобородого. — Кто это вообще такой?

Джеро машет ручищей:

— Так, псих один, с утра одолевает. Ничего, я вполсилы ударил. Через пару минут очухается и сам уйдёт.

— Если его раньше не ужалит триффид. — озабоченно говорит Борис.

— Да нет здесь поблизости триффидов.

— Мы только что видели на Вернадского целую толпу! — говорит Белла.

— Это далеко… Пошли к Шерифу!

— К какому Шерифу? — спрашивает Белла.

— Увидите, — ухмыляется Джеро, запирая наружную дверь.

Джеро ведёт Бориса и Беллу по коридорам главного корпуса. По пути им встречаются несколько человек — в основном слепые в сопровождении зрячих. Наконец троица оказывается в каком-то большом кабинете — видимо, раньше он принадлежал декану. Кабинет пуст.

— Сейчас я его найду. Располагайтесь пока, — говорит Джеро и уходит. Борис и Белла садятся в кресла у большого письменного стола.

— Что-то мне уже их Городовой… или как там его, Шериф… заранее не очень нравится, — тихо говорит Борис.

— Почему? — спрашивает Белла.

— Не люблю эдаких лидеров. Особенно тех, которые, чуть что, сразу начинают играть в какой-нибудь комитет национального спасения…

— Боря, тут не до игры… — начинает Белла, но её перебивает радостный голос Алексея Рыкова:

— Борька, ты что ли?

В кабинет входит Рыков. Борис встаёт с кресла, они с Рыковым обнимаются.

— Ну-ка, дай на тебя посмотреть своими сохранившимися глазами!.. Здравствуйте, барышня! — Рыков кланяется Белле.

— Белла, это мой друг и однокашник Лёша. — говорит Борис. — Лёш, это Белла, моя… — он осекается.

— …подруга по несчастью, — усмехается Белла. — Вернее, по счастью, поскольку у нас сохранилось зрение.

— Ребята, садитесь! — предлагает Рыков. Борис и Белла вновь занимают свои места, Рыков садится за стол и продолжает:

— Ну, рассказывайте, как вам удалось остаться с рабочими глазами?

— Про меня мог бы и догадаться, — отвечает Борис. — Я валялся в больнице по милости Портнова, и как раз на следующий день после метеоритного дождя с моих глаз собирались снять повязку. Я ругал Ваську на чём свет стоит, а теперь получается, что должен быть ему благодарен.

— А я тупо проспала после рейса Рио-де-Жанейро — Москва. — говорит Белла.

Рыков неожиданно приобретает серьёзный вид и спрашивает:

— Белла, вы, случайно, не медик?

— Нет, случайно я журналистка.

— Жаль. У нас пока нет ни одного врача.

— "У нас" — это у кого? — спрашивает Борис.

Рыков барабанит пальцами по столу.

— Я вам расскажу, как обстоят дела и какие у нас планы. Получилось так, что в день кометы меня повязали менты в метро за то, что ходил с плакатом…

— Каким? — спрашивает Борис. Рыков машет рукой:

— Теперь уже не имеет значения.

— Ты верен себе, всё такой же диссидент… — крутит головой Борис.

— Ну да, да, — нетерпеливо говорит Рыков. — и вот, значит, повязали меня и посадили в обезьянник на станции "Площади Революции". А там, как вы понимаете, клетка два на два, никаких окон нет. Просидел я до следующего утра, тогда и почуял неладное. И, главное, никакой связи с окружающим миром, мобильник-то у меня отобрали! Полицаи куда-то исчезли, а мне, извините, по нужде приспичило… Сижу, значит, думаю, как из клетки выбраться, в конце концов начал орать. И тут заваливает в ментовку Джеро — вы его видели. Нашёл ключ, выпустил меня…

— А Джеро каким образом не ослеп? — спрашивает Белла.

— Он накануне назюзюкался до неприличия в "Метрополе", ну и проспал до утра. Сам Джеро — из Африки, из Замбира, член королевской семьи, между прочим. Но мужик, что надо. Аспирант-геолог, учился здесь, в универе… Да, так вот…

Рыков просматривает смотрит список, лежащий перед ним на столе.

— На наш сигнал собралось пятьдесят два… с вами — пятьдесят четыре человека, из них двадцать шесть… пардон, двадцать восемь зрячих. Слепых они привели с собой, в основном это близкие родственники: супруги, родители, дети…

— А что за бородатый тип пытался сюда прорваться? — спрашивает Борис.

— Которого Джеро нокаутировал? — говорит Рыков. — Он отказался называть себя, но я его узнал. Это Кислицын, депутат Мосгордумы… бывший теперь уже. Он нам с утра досаждает. Мы бы его приняли, конечно, вместе с его подопечными, но этот идиот вбил себе в башку, что вот-вот придёт сам президент или ещё кто-нибудь и наведёт порядок, а до той поры каждый зрячий должен взять роту слепых и водить их на промысел, а главное — ни в коем случае не покидать город. Да ведь штука в том, что никто к нам на помощь не явится. Везде та же беда, что и у нас. Из города надо выбираться, и чем скорее, тем лучше, это уже ясно.

— Есть местечко на примете? — спрашивает Борис.

— Нам подошёл бы какой-нибудь уединённый дом отдыха или санаторий, не очень далеко от Москвы, чтобы пополнять запасы провизии, одежды и лекарств.

— Как насчёт "Лесного дара"? — спрашивает Борис.

— А-а, шикарный пансионат? Слыхал, но никогда там не был — отвечает Рыков.

— Километров пятьдесят по Можайке.

— Ладно, посмотрим. Надо будет решать массу чисто бытовых проблем. Пока стоит лето, обойдёмся без отопления, но месяца через три начнём замерзать. Опять же водоснабжение, а в перспективе и электричество. Со временем нам, видимо, придётся перейти на натуральное хозяйство — выращивать овощи, разводить скотину и кур. А пока…

Рыков открывает органайзер, листает его.

— Сегодня утром многие отправились за припасами. Сможете включиться в эту работу?

— А у нас есть выбор? — усмехается Борис.

— Тоже верно. Так… — Рыков изучает записи. — Вы — не медики, поэтому за лекарствами вас отправлять бесполезно… Эх, нам бы хоть фельдшера, хоть медсестру!.. В общем, займитесь бакалеей: крупами, сахаром, солью, спичками… Ещё за вами — постельное бельё, одеяла, подушки…

— В пансионате полным-полно своего белья, — возражает Борис.

— Всё-таки лишнее не помешает. Консервы не берите, ими озадачена другая группа. Бухлом — тоже. Старайтесь не увлекаться чипсами и всякими кукурузными хлопьями — они занимают большой объём, а толку чуть…

— А оружие? — спрашивает Борис.

— Об оружии не беспокойся — я отправил пару человечков на грабёж армейских складов и охотничьих магазинов.

— Я имею в виду противотриффидные ружья.

— А-а, помню, помню наш с тобой разговор. Ладно, тебе виднее, ты же у нас спец по триффидам. Бери эти твои ружья, только в меру, без фанатизма. Найдите какой-нибудь грузовик — и за дело.

Рыков смотрит на часы.

— Сейчас половина первого. Сколько успеете набрать до шести вечера, столько и хорошо. В шесть соберёмся в актовом зале, поговорим о делах наших скорбных. Ну, удачного грабежа!

Белла стоит возле ранее брошенного ими автомобиля на Лужнецком метромосту. В руках у неё — триффидное ружьё, она смотрит по сторонам. К ней задним ходом медленно приближается синий автофургон "Исудзу", за рулём которого сидит Борис. Припарковавшись, он выходит из машины, перегружает чемодан Беллы из багажника легковушки в кабину фургона. Они занимают места в кабине, автофургон уезжает.

Борис и Белла "работают" в одном супермаркете — загружают на тележки бакалейные товары…

…и в другом…

…набирают постельное бельё…

…Белла стоит у одного из подъездов ГУМа, выходящего на Красную площадь. Возле неё на брусчатке — тележки с набитыми пакетами. Борис сидит за рулём автофургона, медленно приближается задом к подъезду. Вылезает из кабины. Они с Беллой перегружают пакеты в кузов. Потом Белла отвлекается, отходит от фургона, обозревает пустынную Красную площадь. Над нею носятся тучи воронья. Куранты на Спасской башне стоят.

Борис захлопывает дверцы фургона, подходит к задумавшейся Белле, обнимает её, спрашивает:

— Ты чего?

— Я вдруг подумала, что ни разу ни была в Кремле.

— Так давай сходим на экскурсию? Время есть.

— Пошли.

Фургон подъезжает к Спасской башне. Борис и Белла выходят из него и идут к воротам.

— Заодно, может, чем-нибудь ценным разживёмся. — говорит Борис.

— Сокровищами Алмазного фонда? — усмехается Белла. Борис мотает головой:

— Эти побрякушки теперь никому не нужны…

Гремит выстрел. Пуля ударяет в брусчатку рядом с молодыми людьми.

— Быстро назад! — кричит Борис. Он хватает Беллу за плечо, они бегут и прячутся за фургон.

— Что это? — шепчет Белла.

— Кажется, в Кремле появился новый хозяин, — также шёпотом отвечает Борис. — Боюсь, что экскурсия наша не состоится. Давай-ка убираться отсюда.

— Он нас застрелит!

— Если бы хотел — уже застрелил. Это было предупреждение, чтоб не совались.

Фургон уезжает с Красной площади, едет по Кремлёвской набережной, по Волхонке, останавливается у ресторана на площади Пречистенские ворота.

— Надо бы подкрепиться после таких волнений — говорит Борис.

Вечереет. Автофургон подъезжает к главному зданию МГУ, из него выходят Белла и Борис. Бдительный страж Джеро, стоящий за дверями, при виде их расплывается в улыбке. Он отпирает дверь изнутри и распахивает её.

— Нас уже шестьдесят четыре! — радостно кричит он. — И наконец-то медики появились!

— Много? — спрашивает Белла.

— Двое. Санитар из Склифа и пластический хирург.

— Да, без пластического хирурга нам никак не обойтись, — ехидничает Борис.

— Всё лучше, чем ничего, — отвечает Джеро. — проходите в актовый зал, там Шериф сейчас речь толкать будет

Белла и Борис проходят внутрь. Джеро тщательно запирает дверь.

Огромный актовый зал, слабо освещённый аккумуляторными лампами, заполнен едва ли на одну двадцать пятую. В проходах — столы со съестным: колбасой, хлебом, сыром, банками с консервированными овощами; стоят бутылки с минералкой. Люди сидят в основном на первых рядах, разделённые на небольшие группы; кто-то из зрячих пребывает в гордом одиночестве. Борис, Белла и Джеро садятся в первом ряду. На сцену выходит Рыков. Он говорит:

— Друзья! Я не мастер произносить речи, поэтому не буду лить воду и издавать ахи и охи. Вы все знаете, в какой ситуации мы оказались из-за рокового стечения обстоятельств. Судя по радиоэфиру, катастрофа затронула весь мир. Поэтому рассчитывать на то, что кто-то придёт и наведёт порядок, не только бессмысленно, но и опасно. Мы должны покинуть Москву. Я думаю, не нужно объяснять, почему.

В зале возникает шум, удивлённые и протестующие возгласы.

— А, значит, всё-таки нужно? Извольте. На улицах очень много мёртвых, и с каждым днём их будет больше из-за несчастных случаев и триффидных атак. Сами понимаете, при такой погоде… В общем, скоро нужно ожидать вспышки эпидемий. Это подтвердил и один из наших медицинских работников, уважаемый господин Марков, присутствующий здесь.

Рыков показывает на медбрата, который встаёт со своего места и смущённо кивает.

— Я думаю, вы со мной согласитесь, что для проживания нам лучше всего подойдёт один из подмосковных домов отдыха, расположенный в разумном удалении от населённых пунктов. От господина Месина, присутствующего здесь, поступило предложение занять "Лесной дар". Это комфортабельный пансионат примерно в пятидесяти километрах отсюда. Я навёл справки и выяснил, что там имеется артезианская скважина, так что с водой проблем не будет. Возможно, до наступления холодов мы сумеем наладить отопление и электроснабжение. Для пополнения запасов продовольствия и одежды мы будем, конечно, совершать поездки в райцентры и в Москву. Но это всё, так сказать, программа-минимум.

Мы не сможем бесконечно жить на всём готовом. Рано или поздно машины придут в негодность, орудия труда износятся, а продукты испортятся — это касается в первую очередь молочки. Нам придётся учиться разводить скот, выращивать хлеб, а в перспективе — выпускать орудия производства. Мы с вами оказались в положении Робинзона, попавшего на необитаемый остров. Зато в нашем распоряжении — весь груз знаний человечества, масса специальной литературы. И мы будем изучать её, чтобы применять знания на практике. Возможно, сменится много поколений, прежде чем жизнь на Земле начнёт хоть немного напоминать ту, которая была до позавчерашнего дня. Зато наши дети будут зрячими. Впрочем, это всё, так сказать, в долгосрочной перспективе. Сейчас наша главная задача — выжить. И здесь я должен сказать огромное спасибо нашим "мародёрским" командам, которые сегодня занимались тем, что делали запасы на первое время.

Оживление, смех в зале. Рыков продолжает:

— Итак, выезжаем завтра утром. Навигаторы не работают, поэтому дорогу будет показывать Борис Месин, он знает, как туда добраться… Борь, ты на чём?

— Синий автофургон "Исудзу" — здесь, перед самым входом, — отвечает Борис.

— Отлично. Грузовики поведут те, кто сегодня занимался припасами. Остальные — кто как хочет. Здесь есть зрячие, которые не водят машины?

— Есть!.. Есть!.. — раздаются выкрики с места.

— Я поведу автобус, на нём и поедете. Ну что ж… — Рыков задумывается. — тогда до завтра! Советую всем как следует отдохнуть и не напиваться, особенно водителям, хоть встреча с инспектором ГИБДД вам и не грозит. Занимайте места в студенческом общежитии, благо их с избытком. Стартуем в девять утра. Благодарю за внимание!

Рыков спускается со сцены, часть зрителей расходится, некоторые подходят к Рыкову, о чём-то его спрашивают. Борис и Белла встают со своих мест.

— Ты голодна? — спрашивает Борис.

— После обжираловки в этом ресторане? — усмехается Белла. — А что?

— Есть одна мысль. — говорит Борис. — Только придётся поработать ножками. Я возьму фонарь.

Запыхавшиеся Борис и Белла преодолевают последние ступеньки лестницы, выходят на смотровую площадку. Подходят к перилам. Рядом с ними полощется огромное белое знамя…

Заходящее солнце опускается над тихой Москвой. Кое-где дымят пожары. Время от времени тишину нарушают далёкие вопли, рыдания, дикий смех. Везде по брошенным улицам бродят триффиды. Белла спрашивает:

— Ты… решил попрощаться?

— Я так и знал, что ты поймёшь, — отвечает Борис. Они обнимаются, потом смотрят на огромный мёртвый город.

Сквозь листву сквера, окружающего здание, мелькает свет фар. Судя по звуку мотора, это автобус. Силуэт главного здания МГУ вырисовывается на фоне ночного неба.

Борис и Белла спят в одной из комнат общежития. Неожиданно здание наполняется топом бегущих ног, раздаются крики: "Пожар! Пожар!" Борис просыпается, будит Беллу. Они быстро одеваются, бегут вниз по задымлённой лестнице вместе с другими людьми. Затемнение.

Небольшая комната без мебели. На полу лежит Борис. Он тяжело просыпается — стонет, хватается за голову. Открывает глаза, оглядывается. Осознаёт ситуацию, вскакивает с кровати, отчаянно кричит:

— Белка! Белка!!!

Чей-то хриплый голос ему насмешливо отвечает:

— Очухался? С добрым утречком! Тут, милый, тебе никакой белки нет. И зайки с киской тоже.

Часть II

По пустынному и замусоренному Сущёвскому валу ветер гоняет обрывки бумаг, пакетов, другого лёгкого мусора. Кое-где валяются объеденные триффидами человеческие останки. По улице Советской Армии к Сущёвке приближается группа из трёх человек. Возглавляет группу Борис, он ведёт за собой плотного бородатого мужика и худого высокого доходягу. У всех троих на левых руках — браслеты наручников, а свободные парные браслеты соединены длинными тросами велосипедных замков. Борис доводит своих подопечных до перекрёстка и останавливается, оглядываясь по сторонам.

— Где мы сейчас? — спрашивает бородач. Нам знаком этот голос: именно он пожелал Борису доброго утра после пленения.

— Вышли на Сущёвку, — отвечает Борис. — тут есть "Кей-Эф-Си"…

— На кой чёрт нужен твой "Кей-Эф-Си"? — плачущим голосом спрашивает доходяга. — У них там всё давно протухло. Веди в супермаркет!

— А я знаю, где он? — огрызается Борис. — Я вообще впервые в этом районе.

— Ну-ка, топай на Шереметьевскую. — говорит бородач. — Там метров через триста должен быть то ли "Ашан", то ли "Перекрёсток", по правую руку.

Группа возобновляет движение, пересекает Сущёвский вал, выходит на Шереметьевскую улицу.

— Ну и райончик нам Кислицын подсуропил! — продолжает ныть доходяга. — Пожрать и то негде!

— Заткнись, Вовчик! — отвечает ему бородач. — Скажи спасибо, что вообще живой остался. А то бы уже переваривался в желудке у триффида…

— Димон, у триффидов нет желудка, — возражает Борис. — их яд содержит вещество, которое размягчает…

— Борька, давай без лекций, ладно? — говорит Димон. — Я знаю, что ты у нас специалист. Только это тебе не помогло. Объегорил тебя Кислицын. Вон, нас тебе дали — давай, корми!

— Кстати, а как он это провернул? — интересуется Вовчик.

— А то ты не знаешь! — похохатывая, отвечает Димон.

— Мне никто не рассказывал.

— Да элементарно, Ватсон! Ночью Кислицын пришёл к университетской общаге с парочкой зрячих корешей. Натянул тросик перед входной дверью, кинул в окно на первом этаже бутыль с коктейлем Молотова и давай орать: "Пожар! Пожар!" Он верно рассчитал, что первыми выбегут зрячие. Так и получилось. Борька и остальные спотыкались и падали, Кислицын с корешами хреначили их по тыковкам ментовскими дубинами, сковывали "браслетами", а уж потом мы их относили в грузовик.

— А многих наших вы тогда повязали? — спрашивает Борис.

— Человек десять. Среди них, правда, попалась парочка слепых.

Пауза. Борис спрашивает:

— А не было девушки по имени Белла?

Димон пожимает плечами:

— Я почём знаю! Вроде слышал бабьи голоса… Кислицын сразу прикрепил нам по зрячему, развёз по районам и сказал: вот, мол, ваша территория, с неё и кормитесь, пока помощь не придёт.

Наполовину разгромленный зал супермаркета. Борис, Вовчик и Димон сидят на полу, утоляя голод консервами, хлебом, сырокопчёной колбасой. Время от времени все трое прикладываются к бутылкам с пивом. Борис продолжает начатый разговор:

— Вся беда в том, что никто к нам на помощь не придёт.

— Дураку ясно, — отвечает Димон.

— А вот Кислицыну вашему не ясно. — говорит Борис.

— Плевать! — встревает Вовчик. — Главное — жратва есть, выпивка есть, как-нибудь проживём.

— Жратва и выпивка скоро закончатся или испортятся. — говорит Борис. — Что тогда будем делать?

— День прошёл — и слава богу, — изрекает Димон.

— Вот всё у вас так, — качает головой Борис. — о будущем совершенно не думаете.

— А на кой чёрт мне о нём думать? — спрашивает Вовчик. — Всё равно зрение не вернёшь.

— А может, эта слепота у вас временная. — говорит Борис.

— Твоими бы устами… — говорит Димон. — найди-ка мне банку свиной тушёнки!

Борис находит банку, открывает, всовывает Димону в руку. Тот жадно ест, потом перестаёт, с сомнением нюхает банку:

— Что-то эта свининка… не того.

— Дай-ка мне. — говорит Вовчик. Димон протягивает банку в направлении голоса, находит руку Вовчика, тот берёт банку, нюхает, кричит Борису:

— Ты нам нарочно тухлятину подсунул, сволочь?! Отравить нас хочешь?

— Совсем дурак? — спрашивает Борис.

— Остынь, Вовчик. — говорит Димон. — Борька на это не пойдёт. Ну-ка, Борь, передай мне водку, надо желудок продезинфицировать на всякий случай…

Борис берёт бутылку водки, Вовчик кричит:

— Ага, он тебе сейчас вместо водки стеклоочиститель подсунет!

Борис передаёт бутылку Димону. Тот открывает, пьёт прямо из горлышка. Вовчик безнадёжно машет рукой. Димон отрывается от бутылки, шумно выдыхает, нащупывает кусок хлеба, занюхивает и закусывает. Говорит:

— Я же говорю — Борька не такой. У него духу не хватит замочить двух бедных инвалидов. Интеллигент, блин. Так ведь, Борька?

— Угадал, — усмехается Борис.

— А потом, даже если мы сдохнем, как он от нас избавится?

— Долго ли трос перерезать! — ворчит Вовчик.

— Может, и недолго. Да только сперва надо найти, чем. И искать ему придётся, волоча за собой нас обоих. Эдак Борька и сам окочурится. Понятно?

— А ключи от замка у вас есть? — вдруг спрашивает Борис. Вовчик и Димон смеются. Вовчик спрашивает:

— Ты, мужик, совсем дурак или прикидываешься? Стану я с собой ключ таскать, ага! Чтобы ты меня по башке чем тяжёлым угостил и освободился? Нет, милый! Все ключи Кислицын забрал себе.

— А сам он где?

— В Караганде! Кислицын тоже водит свою группу. В центре, на Якиманке, я слыхал. Себе-то хлебное место выбрал.

— Да брось, Вовчик. — говорит Димон. — У нас здесь тоже жить можно.

Вечер. В зале супермаркета темнеет. Свечной огарок гаснет. Борис спит. Его трясёт за плечо Димон.

— Борька, проснись! — голос у Димона испуганный, он тяжело дышит. Борис просыпается.

— Что случилось?

— Хреново мне, братан, — хрипит Димон. — наверное, консервами траванулся. Наблевал… Слушай, где-то здесь должна быть аптека. Пойдём, поищешь мне какие-нибудь таблетки!

— Вовчик спит. — говорит Борис.

— Буди этого придурка!

Борис будит Вовчика:

— Вовчик, вставай! Димону плохо.

Вовчик просыпается и тут же хватает Бориса за рубашку:

— Отравил всё-таки, сука!

Борис зажимает нос Вовчика пальцами и крутит. Тот визжит, отпускает рубашку. Димон охает:

— Чем вы там занимаетесь? Я же сейчас здесь подохну!

Трое идут по тёмному супермаркету, у Бориса в руке — фонарик. Димон охает, держится за живот, спрашивает:

— Ну, нашёл?

— Да подожди ты, — отвечает Борис. — тут темно, как в заднице…

Они минуют отдел хозтоваров. Луч фонарика выхватывает из темноты инструменты на стеллажах. Борис видит большие болторезы, оглядывается на своих подопечных, засовывает фонарик в рот, освободившейся рукой берёт болторезы.

Наконец они оказываются в аптеке. Борис тихонько кладёт на прилавок болторезы, шарит лучом фонарика по полкам и стендам. Находит активированный уголь, минералку. Высыпает на ладонь несколько таблеток, даёт Димону:

— На, заглотни сразу несколько. Активированный уголь. Должно полегчать.

Димон кладёт таблетки в рот. Борис всучивает ему бутылку с минералкой:

— Пей побольше.

Димон пьёт. Пока он этим занят, Борис берёт болторезы и перекусывает трос велосипедного замка. Отходит подальше от Вовчика и Димона. Услышав его удаляющиеся шаги, Вовчик растерянно говорит:

— Эй, а кто здесь ещё ходит?

— Никого здесь больше нет, ребята, — отвечает Борис. — и меня сейчас здесь не будет. Но я обещаю, что вернусь за вами, когда найду своих.

— Падла! — орёт Вовчик. Он бросается вперёд, натыкается на прилавок, шарит по нему, находит какую-то коробку. — Димон, он нас кинул! Сейчас я его…

— Стоять! — орёт Димон. — Ах ты, ботан усратый! Я к тебе со всей душой, а ты… Вовчик, чего ты там возишься?

Вовчик швыряет найденную коробку наугад в направлении Бориса. Попадает в стеклянные дверцы шкафа, которые со звоном разбиваются. Борис говорит:

— Только никуда не уходите отсюда. С месяцок продержаться можно. А вообще зря вы связались с этим маньяком Кислицыным.

Борис уходит. Вслед ему летят проклятия.

По подмосковному шоссе движется джип. За рулём — Борис. За окном мелькают высоченные заборы, пустынные деревни, роскошные торговые салоны, рекламные щиты… И попадается довольно много брошенных автомобилей.

Джип подъезжает к воротам пансионата "Лесной дар", останавливается. Из домика охраны выходит Джеро, вооружённый "калашом". Он командует:

— А ну, вылазь!

Борис вылезает из джипа. Джеро внимательно смотрит на него, узнаёт. Его лоснящееся чёрное лицо расплывается в улыбке:

— Вау, какие люди! Извини, брат, я тебя помню, но забыл, как зовут.

— Борис я. А ты — Джеро. Видишь, брат, а я твоё имя помню.

— Точно-точно, Борька!

Джеро подходит к джипу, они с Борисом обнимаются. Борис спрашивает:

— Ну, как вы здесь устроились?

— Нормалёк! Сейчас покажу тебе наше хозяйство, как раз сменяюсь… Во, уже и Петя идёт. — он показывает на мужика в камуфляже, идущего к воротам. — Слушай, а твоя девушка, как её, Белла, она так и осталась у этого козла Кислицына?

Борис мрачнеет.

— Честно говоря, я надеялся найти её здесь.

— Нету её, Борь, — сочувственно говорит Джеро, — с той ночи, когда был пожар, ещё человек восемь-девять пропало. Как огонь потушили, Лёшка сразу решил — не будем, говорит, утра ждать, прямо сейчас отправимся, а то что ещё Кислицын придумает!

— А догнать Кислицынскую банду Лёшка, конечно, не захотел!

— Борь, да эта сволочь проколола камеры у всех машин, что стояли у входа! Пока нашли новые, его и след простыл.

— Сам-то Рыков где?

— Пытается наладить электричество с одним мужиком, инженером. Привезли вчера мощный генератор и цистерну горючки, теперь подключают… Пошли!

Борис и Джеро идут по дороге к главному корпусу пансионата. На лавочках у входа сидит несколько пожилых людей — видимо, слепых. На козырьке над главным входом — молодой парень с триффидным ружьём, он внимательно оглядывает окрестности. Борис заканчивает начатый рассказ:

— …в общем, я от них сбежал, но обещал вернуться.

— Прямо как Карлсон! На кой чёрт тебе сдались эти два бездельника?

— Всё-таки твари божьи.

— Так и триффиды твари божьи, нет?

Пауза. Борис спрашивает:

— Кстати, они вас здесь сильно беспокоят?

— Бывает, забредают, — кивает Джеро. — но у нас, вишь, дозорные, — он показывает на паренька.

— Как-то у вас пустовато. — замечает Борис.

— Так разгар рабочего дня! Кто на огороде… мы там, у реки, огороды развели — лучок, морковка, капустка — кто на молочной ферме в Заславском, это деревенька рядом, кто в город подался за припасами… Многие слепые тоже работают.

Борис и Джеро входят в обширный холл главного корпуса. Джеро проводит Бориса на ресепшен, усаживает в кресло.

— Значит, нет здесь Беллы, — повторяет Борис

— Не переживай, Борька! — успокаивает его Джеро. — Может, она тоже сбежала, как и ты.

— Я её найду. — говорит Борис. — Сейчас поеду обратно в Москву, захвачу Кислицына и устрою ему допрос с пристрастием. Заодно за своими оглоедами заеду, я им обещал.

— Подождал бы Алексея! Может, он чего посоветует…

Джеро осекается — в холле вспыхивает освещение.

— Сделали! — радостно орёт Джеро. — Борька, ты видел?! Они наладили чёртово электричество!

Пансионат "Лесной дар", вечер. Обитатели пансионата ужинают в огромном помещении столовой. За одним из столов сидят Джеро, Рыков и ещё один мужик, с кровоподтёками на лице. Первые двое не спеша пью пиво, мужик жадно насыщается сразу из двух тарелок: из глубокой ест суп, из мелкой — плов.

Подходит Борис с тарелкой, садится за стол и желает всем:

— Приятного аппетита!

— Взаимно! — отвечает Рыков. Джеро указывает на мужика:

— А вот Феде твои пожелания без надобности. Гляди, как уписывает!

— Ты откуда? — спрашивает Борис у Феди. Тот бросает взгляд на Бориса, пытается-что-то сказать полным ртом. Джеро хлопает его по плечу:

— Ты кушай, кушай, я расскажу… Федя у нас из Звенигорода, дошёл досюда пешком. Там, в Саввино-Сторожевском монастыре, устроил общину некий поп Кирилл, та ещё сволочь. В подручных у него — нацгвардеец, тоже сволочь, да ещё и садист. Их там было только трое зрячих, считая Фёдора. Но он-то местный, а те двое — из Москвы. Поп развёл в монастыре натуральный феодализм. Мужики у него вкалывают, бабы, кто постарше да пострашнее — тоже, а молодухи… В общем, устроил из них гарем для себя и для гвардейца. Живут, как в обезьяннике…

— Есть среди них девушка по имени Белла? — спрашивает Борис у Фёдора. — Блондинка, примерно вот такого роста, — он показывает рукой. Фёдор отрицательно мотает головой. Джеро продолжает:

— Они подрядили Федю, как зрячего и к тому же местного, добывать провизию. А в монастыре у него сидела младшая сеструха, считай, в заложницах. И вот приспичило гвардейцу ею попользоваться, потащил слепую девчонку в свои хоромы. Федя на него накинулся, ну и огрёб по полной. Его в келье заперли, три дня жрать не давали. А потом…

Федя наконец прерывает поглощение пищи, всхлипывает, вытирает слёзы и говорит:

— Я только из-за Таньки и не убегал. А её вчера триффидом ужалило, ну и…

Фёдор плачет. Рыков наливает ему водки, тот залпом выпивает и с ненавистью произносит:

— Эту гниду Золотина, гвардейца хренова, я ещё порешу… А попа с колокольни скину!

— Ну ладно, ладно тебе, — успокаивающе говорит Джеро, похлопывая Фёдора по плечу.

— Сколько там всего людей? — спрашивает Рыков. Фёдор задумывается:

— Было двадцать четыре вместе с попом и гвардейцем. Теперь, значит, двадцать два.

— Надо бы их взять под нашу опеку. — говорит Рыков. — А попа с этим гвардейцем…

— …триффидам на съедение, — заканчивает Джеро. — А что, дело доброе. Соберём всех зрячих мужиков, кто помоложе, Федя нас проведёт… Борька, ты пойдёшь с нами?

Борис отрицательно качает головой и говорит:

— Мне надо найти Беллу.

Под колёса джипа бежит лента дороги. Слева между деревьями мелькает что-то светлое… Девчонка лет десяти выбегает на обочину и отчаянно машет. Борис резко тормозит, смотрит в зеркало заднего вида. Позади девочки шевелятся кусты. Борис рефлексивно хватает лежащее на пассажирском сиденье триффидное ружьё, выскакивает на дорогу. Щелчок — и макушка большого триффида отлетает прочь. Девочка оглядывается, визжит, потом со всех ног бежит к машине. Обезглавленный триффид стучит черенками.

— Садись в машину! — кричит Борис и открывает пассажирскую дверцу. Девочка забирается внутрь. Джип трогается. Борис говорит:

— Сейчас сюда явятся его приятели… Тебя как зовут?

— Света, — девочка ещё не отошла от испуга, оглядывается назад. Она в светлом платье, довольно грязном. — а вас?

— Я — Борис… дядя Боря. Откуда идёшь?

— Из Матвеевки… Мы были в гостях у тёти Веры с мамой.

— И где сейчас мама?

— Не знаю. И тётя Вера — тоже не знаю. Я давно проснулась утром, а они ничего не видят. Тётя Вера ушла искать помощь, не вернулась. А мама мне велела сидеть дома и тоже ушла. И тоже не вернулась.

— Как же ты жила одна?

— Сидела в тётиверином доме. Мобильник не работает, телик тоже, так скучно! Ела печенья, всякие конфеты, ещё варенье, потом надоело. Ещё яблоки. А хлеб твёрдый, как сухарь, надо грызть. Холодильник испортился, в нём колбаса воняет. Пила воду из-под крана, а мама мне не разрешает… Дядя Боря, а ы найдём маму и тётю Веру?

Борис молчит, потом отвечает:

— Ладно, давай съездим в твою Матвеевку.

Джип въезжает в Матвеевку, останавливается у одного из домов. Борис спрашивает у Светы:

—Здесь?

— Здесь, здесь!

— Так. Я пойду, поищу твоих родственниц. Как они выглядят?

— Нормально.

— Гм… во что они были одеты?

— Тётя Вера — в зелёной майке и бриджах таких… коричневых.

— А мама?

— Мама — в джинсовом платье, у ней ещё сумочка была под крокодила.

— Понятно. Сиди в машине и ни в коем случае не вылезай и окна не открывай, поняла?

— А можно, я музыку включу?

— Включи, только негромко.

Борис, захватив триффидное ружьё, выходит из машины. Через забор осматривает двор у дома — никого. Идёт по улице посёлка. В боковом проезде видны ноги, вернее, обглоданные голени и ступни, рядом валяются балетки. Борис подходит ближе. Джинсовое платье. У забора лежит сумочка "под крокодила"…

…Света сидит в джипе, переключает треки на аудиосистеме…

…на небольшой площади возле деревенского магазина тоже немало жертв триффидов. Борис осматривает их, превозмогая тошноту.

— Вот и тётя Вера, — бормочет он, глядя на грязный зелёно-коричневый комок, в котором запутались кости. Он возвращается к машине.

Льёт сильный дождь, работают "дворники". Джип едет по лесной дороге. Света молча плачет. Чтобы отвлечь её, Борис спрашивает:

— Хочешь есть?

Света отрицательно мотает головой, потом говорит:

— А куда мы едем?

— В Москву. Надо найти одну… тётю.

— А она хорошая?

— Очень.

— Она твоя жена или подружка?

— Подружка. Надеюсь, что станет женой, — усмехается Борис.

— А как её зовут?

— Белла.

— Красивое имя. А где мы будем жить?

— Найдём. А ты сама где бы хотела?

— Лучше всего у нас дома, в Серово.

Борис удивлённо смотрит на Свету:

— Подожди-подожди… Вы живёте в Серово?

—Да.

И у Бориса в памяти всплывает разговор с Беллой в день после метеоритного дождя: "Когда мне было лет пять или шесть, дед как-то взял меня с собой на одну правительственную дачу на Рублёвке…" — "Помнишь название места?" — "Се… Се… Серово вроде".

Борис кусает губы, потом говорит:

— Света, а не знаешь, где у вас там в Серово такой большой участок? Он ещё огорожен кирпичной стеной…

— Ой, знаю, знаю! В лесу, недалеко! Мы туда ходили собирать землянику и чернику, с мамой и с бабушкой! Ещё ворота такие железные, иногда приезжали всякие военные. А что?

— Я там был когда-то… очень давно, в детстве. — говорит Борис. — А ты помнишь, как туда проехать?

— Помню — уверенно отвечает девочка. — дядя Боря, не волнуйся, я дорогу покажу.

Джип стоит у массивных железных ворот, по обе стороны от которых тянется высокая кирпичная стена. Борис, натянув на голову куртку, чтобы защититься от дождя, выходит из машины, подходит к воротам, дёргает их, барабанит кулаком. Ждёт. Никакой реакции. Он бьёт снова. Света следит за ним из машины.

Борис возвращается в машину, стягивает мокрую куртку, бросает её на заднее сиденье. Говорит Свете:

— Похоже, здесь никого нет. Или они не слышат, как я стучал. Ну, что будем делать? Поедем в Москву или попробуем перелезть через забор?

Света пожимает плечами:

— Давай в Москву!

— Давай.

Борис разворачивает машину. Они едут по лесной дороге, потом через большой посёлок. Света говорит:

— Я в Москве давно не была. На зимние каникулы ездили с мамой, были в цирке.

— Понравилось?

— Не-а!

— Почему?

— Клоуны тупые и зверюшек жалко!

— Наш человек! — усмехается Борис и напрягается, всматриваясь вперёд, сквозь пелену дождя и мелькающие "дворники". Света кричит:

— Смотри, какая-то тётя нам машет!

Впереди по дороге, с левой стороны — магазин, возле него — роскошный "гелендваген" и женщина в дождевике, которая отчаянно машет рукой. Борис резко тормозит, выпрыгивает из кабины. Света наблюдает за тем, что происходит, затем высовывается из салона и говорит:

— Глупые, вы же промокнете! Разве нельзя целоваться в машине?

За высоким старым кирпичным забором — огромная дача: два дома, соединённые крытым переходом. Вокруг — лес, сад, огороды, парники, подсобки, гараж…

…Борис в какой-то подсобке, он запускает генератор…

…в доме загорается электрический свет…

…из ворот выезжает джип, едет по лесной дороге, по Москве… Борис заходит в супермаркет, в котором он оставил Димона и Вовчика, ищет их — никого нет…

…Борис, Белла и Света трудятся на огороде…

…Света выпускает кур из курятника…

…все трое собирают яблоки…

…Борис делает обход территории — идёт с внутренней стороны забора с косой в руках, тщательно осматривает лес. Замечает молодой триффид, перерубает косой его ствол…

…на поляне пасётся корова…

…большое скопление триффидов у ворот с внешней стороны. Борис поднимается на стремянку, установленную с внутренней стороны, поливает растения бензином из краскопульта, стреляет из ракетницы. Триффиды вспыхивают, мечутся, словно в панике…

…наступает осень. Льёт дождь…

…пансионат "Лесной дар", в столовой отмечается чей-то день рождения. За одним из столов сидят Рыков, Джеро, Борис, Белла и Света. Рыков говорит Борису:

— А может, всё-таки сюда переедете? Чего вы там одни, в лесу... Мало ли что?

— Спасибо, Лёш. Но мы с Беллой интраверты, нам хорошо в одиночестве.

— Это правда, — подтверждает Белла.

— А Светке не скучно с вами?

— Да что вы, дядя Лёша! — встревает Света. — Там у нас столько места! На велике суперски гонять, и никакие триффиды не страшны!

— Ну, как знаете. — говорит Рыков. — Только возьмите на всякий случай радиопередатчик. Лучше нам держать постоянную связь.

…и вот уже зима. Все три обитателя поместья в гостиной наряжают новогоднюю ёлку…

…весенняя капель, появляются проталины. Света играет с двумя собаками. Борис и беременная Белла прогуливаются.

…снова лето. На поляне — всё та же корова, по территории бегают собаки. Белла развешивает бельё на улице. Света гуляет с коляской…

…ранняя осень. Открывается дверь в доме, выходит Борис, целует провожающую его Беллу, идёт к припаркованному джипу. Белла кричит ему вслед:

— Всё записал?

— Запомнил! — отвечает Борис. Он прощально машет рукой, Белла ему отвечает тем же жестом. Борис садится в джип, трогается с места. На поляне Света собирается устроить костёр из собранных сухих веток и листьев. Борис издалека сигналит, Света машет ему рукой. Джип выезжает за ворота, останавливается, Борис выходит из машины, закрывает ворота.

Джип едет по лесной дороге, на которой уже заметны признаки запустения: валяются ветки, листья, даже упавшие деревья… Кое-где к дороге подходят триффиды — видимо, среагировали на шум.

Вот и Москва. Улицы замусорены, местами сквозь асфальт и плитку прорывается юная поросль. Над городом кружатся тучи воронья. Борис в машине надевает респиратор.

Джип стоит на парковке возле огромного торгового центра. Борис ходит между стеллажами, толкая перед собой тележку. Загружает её подгузниками, детским питанием, консервами, крупами…

…и вот Борис отправляется в обратный путь. Подъезжает к воротам, выходит из машины, открывает их… и оказывается перед дулом автомата.

Бориса под конвоем ведёт к дому мужик в камуфляже. На поляне перед домом стоит небольшой вертолёт. Борис спрашивает у мужика:

— Кто вы?

— Там расскажут.

— Что вам нужно?

— Там расскажут…

Гостиная в доме. На диване сидят Белла и жмущаяся к ней Света. В креслах развалились уже знакомый нам бывший депутат Кислицын и какой-то хилый парень с длинными волосами. Перед последним стоит сервировочный столик на колёсах, уставленный выпивкой и закуской. Парень жадно ест и пьёт.

Входят Борис и мужик в камуфляже. Кислицын с деланным радушием говорит:

— А, вот и глава семейства! Здравствуйте, Борис Георгиевич, очень рад вас видеть! — он встаёт с кресла, подходит к Борису, протягивает ему руку. Борис игнорирует этот жест, смотрит в упор на Кислицына. Наконец, тот убирает руку, говорит:

— Присаживайтесь… да что это я здесь распоряжаюсь, вы же здесь хозяин.

— Где Сашка? — спрашивает Борис у Беллы, не обращая на Кислицына внимание.

— Наверху, спит, — отвечает та, сохраняя видимое спокойствие.

Борис садится на диван рядом с Беллой и Светой. Мужик в камуфляже остаётся у дверей. Кислицын продолжает:

— Прежде всего, не беспокойтесь, Борис Георгиевич. Ни вам, ни вашей семье ничего не угрожает.

— Что здесь происходит? — спрашивает Борис.

— Разрешите мне представить моих спутников. Это — Николай, — Кислицын указывает на мужика в камуфляже, — отменный секьюрити, надо признать. А это, — он показывает на хилого парня, — Миша, замечательный пилот, хоть и самоучка. Именно он сумел привести в действие вертолёт, на котором мы прибыли сюда. Кстати, хочу выразить благодарность Светлане — если бы она не развела костёр, мы бы вряд ли имели удовольствие беседовать с вами. Миша — молодец, первым увидел дым…

— Что вам нужно? — спрашивает Борис. Кислицын говорит:

— Так, значит, вы неподобающим образом сбежали, бросив вашу группу на произвол судьбы…

— Я предупредил, что вернусь за ними.

— И вернулись?

— Да. Но их уже не было в том месте, где я их оставил.

— Ладно. Неважно. В конце концов, те двое были совершенно бесполезными болванами. Но вы должны были разыскать меня, чтобы я подобрал вам новую группу! У нас наблюдался жуткий дефицит поводырей.

Борис вздыхает и говорит:

— Вы что, не понимаете, что это бессмысленно? С момента катастрофы прошло уже больше года! И где все ваши спасатели?

— Да, Борис Георгиевич, вы оказались правы. И в связи с этим мы выработали…

— Кто это "мы"?

— Мы — Комитет Национального Спасения, сокращённо КНС. Я являюсь его председателем и координатором.

— Не сомневаюсь. Вас ведь выбрали единогласно?

— Ваше ёрничанье неуместно. Главная задача КНС — сохранение нации для будущего. Страна не может оставаться без жёсткой центральной власти.

— Она уже год без всякой власти. — говорит Борис.

— Временно, уверяю вас… Перехожу сразу к делу. Мы вынуждены отказаться от опеки над слепыми мужчинами — они всё равно рано или поздно погибнут, не важно от чего — от испорченной пищи, несчастного случая или жала триффида. Сейчас актуальна забота лишь об ослепших женщинах детородного возраста — у них будут зрячие дети... В распоряжении КНС — крайне мало зрячих, приходится всё время заниматься поисками таких вот маленьких коммун наподобие вашей… Кстати, где поселилась ваша бывшая группа? Ну, та, которая ночевала в университетском общежитии?

— Понятия не имею, — не моргнув глазом, говорит Борис. Кислицын качает головой:

— Неправда. Мы обнаружили у вас радиопередатчик. Он не настолько мощный, чтобы держать связь на далёком расстоянии. Следовательно, группа где-то поблизости. Но мы предпочитаем не светиться, пока не соберём достаточную силу. Когда у вас очередной сеанс связи?

— Никаких сеансов нет. Передатчик держим на всякий случай, — отвечает Борис.

— А бумажки с записями частот и позывных, которые я нашёл рядом с передатчиком?.. Темните, уважаемый Борис Георгиевич. Впрочем, это тоже пока неважно. Мы предлагаем вам следующее. Вы продолжаете жить в этом роскошном доме вместе с вашей супругой и сыном — кстати, очаровательный малыш, поздравляю вас. КНС поручает вам опеку над группой девушек и молодых женщин. Места здесь достаточно, можно с комфортом разместить человек… ну, скажем, пятнадцать-шестнадцать. Я со своей стороны даю гарантию, что все эти дамы здоровы и полны сил, так что способны выполнять любую тяжёлую работу. А кроме того, со временем они родят множество зрячих детей.

— Простите, — говорит Белла, — я правильно поняла, что детей они будут рожать от моего мужа?

— Вот что значит умная женщина! — восхитился Кислицын. — вы схватываете на лету, уважаемая Белла… простите, не знаю вашего отчества…

— То есть вы предлагаете мне гарем? — спрашивает Борис.

— Скорее, это некая помесь гарема и феодального поместья. — отвечает Кислицын.

— Да вы просто… — начинает Белла. Кислицын предостерегающе поднимает руку:

— Стоп-стоп-стоп! Я знаю, что вы хотите сказать. Что поделаешь, дорогая Белла, новые времена — новые моральные принципы! И даже не новые, а хорошо забытые старые. Вспомните русскую классику: сколько дворовых девок рожало от барина! И это совершенно не нарушало прочные семейные узы дворянской семьи!

Белла хочет ещё что-то сказать, но натыкается взгляд Бориса. Тот ей подмигивает незаметно для непрошеных гостей — не спорь, мол — и говорит:

— И чем же прикажете нам кормить такую ораву?

— Как — чем? — удивляется Кислицын. — У вас тут и сад, и огород, и Москва недалеко.

— Урожая сада и огорода на всех не хватит, а доставать годные к употреблению продукты будет всё сложнее.

— Борис Георгиевич, да за оградой полно триффидов! Вы лучше меня знаете, насколько они питательны!

— Триффиды — это силос, корм для скота.

— А разве у ваших подопечных будет выбор? — усмехается Кислицын. — В стране слепых и кривой — король! Так, кажется, у Эдгара По? А вас тут будет всего трое зрячих, считая вашего ребёнка.

— Это не По, а Уэллс, — машинально поправляет Борис, потом до него доходит. — Минуточку! Нас здесь не трое, а четверо!

— Извините, но Светлану мы заберём с собой, — разводит руками Кислицын.

Света прижимается к Белле, она очень испугана.

— С какой стати? — подавляя ярость, спрашивает Борис. — мы с Беллой считаем Свету своей дочерью! Ей всего одиннадцать лет!

— Во-первых, она уже достаточно взрослая для того, чтобы взять свою группу — под руководством старших товарищей, разумеется. И во-вторых, пребывание Светы у нас будет гарантией того, что вы не бросите ваш гарем точно так же, как вы бросили тех двоих несчастных слепцов…

Борис делает резкое движение, Николай мгновенно направляет на него автомат. Кислицын говорит:

— Спокойно, Борис Георгиевич, не надо… Будет только хуже.

Пауза. Миша, не обращая внимания на происходящее, продолжает есть. Кислицын говорит ему:

— Хватит жрать! Вертолёт не поднимет!

— Поднимет, — отвечает Миша с набитым ртом.

— Тогда полетели, — командует Кислицын. Миша смотрит на него, потом на тёмное окно и говорит:

— Куда полетели? Гляди, какая темень, на деревья напоремся! Завтра.

— Ну что ж… Заночуем здесь. Николаша, будь добр, отведи Свету в служебный корпус и запри где-нибудь. Сам тоже там заночуешь. А мы с Мишей, с вашего позволения, отдохнём в хозяйских покоях… Какие спальни прикажете занять?

— Любые, — отвечает Борис, он совершенно спокоен и то и дело бросает предупреждающие взгляды на негодующую Беллу. — Есть три спальни на первом этаже и одна — на втором.

— В таком случае, позвольте откланяться. Нет ничего важнее, чем хорошенько выспаться перед важным делом. — говорит Кислицын и встаёт с кресла.

Ночь, спальня Бориса и Беллы на втором этаже. В детской кроватке спит Саша. Белла и Борис не спят, просто лежат в темноте.

— Я смотрю, ты не слишком возражал против гарема, — ехидно говорит Белла.

— Они нашли оружие? — спрашивает Борис.

— Конечно, нашли и всё забрали! А я-то тоже хороша! Светка прибежала в дом, кричит: "Вертолёт, вертолёт!" Ну, я и обрадовалась, как дура. Чуть ли не на шею им бросилась. А оказалось… — Белла плачет, потом говорит:

— Борь, что теперь делать? Я не собираюсь отдавать им Светку!

Борис смотрит на часы, отвечает:

— Как думаешь, они уже заснули?

— А даже если заснули? Тот хмырь в камуфляже запер Светку в одной из спален для прислуги, сам дрыхнет в смежной комнате, тоже под замком. Эти двое забаррикадировались с пистолетами. А завтра Светку увезут… — Белла тихо плачет.

Борис говорит:

— Не увезут.

Он встаёт с кровати, одевается в темноте. Белла приподнимается, спрашивает:

— Ты куда?

— Приму кое-какие меры.

— С ума сошёл! Светка у них в заложницах!

— А кто сказал, что я собираюсь их убивать? — спрашивает Борис и выходит из спальни.

Борис — в кухне, он вооружён карманным фонариком. Достаёт из кухонного шкафа пачку сахара, выходит из кухни.

В темноте открываются въездные ворота. Слышен шелест листьев — собравшиеся у ворот триффиды устремляются на территорию дачи.

Утро. Льёт сильный дождь. В кухне сидят вокруг стола Борис, Белла с Сашей на руках, заплаканная Света, Миша и Кислицын. У двери торчит Николай со своим автоматом. Кислицын пьёт кофе, Миша жадно доедает с сковороды гигантскую яичницу с консервированной ветчиной. Кислицын смотрит на Мишу и говорит:

— Не пойму, и как в тебя столько влезает? Давай, заканчивай скорей и разогревай вертолёт.

— Угу, — говорит Миша. Он отодвигает сковороду, берёт чашку с кофе. Встаёт из-за стола, дожёвывая, выходит из кухни. Кислицын кричит ему вдогонку:

— Как будешь готов, свистни!

Потом Кислицын обращается к Борису и Белле:

— Ну всё, прощайтесь со Светочкой. Не волнуйтесь, ей у нас будет хорошо.

Он говорит Свете:

— Вещички собрала?

— Нет, — угрюмо отвечает Света.

— Что же ты? Иди, собирай!

— Я помогу ей. Пойдём, Светка. — говорит Белла. Они обе выходят из кухни.

Миша сидит в кабине вертолёта, запускает стартер-генераторы. Двигатели не заводятся. Он обескураженно чешет в затылке, потом вылезает из кабины, поёживаясь от дождя, идёт к двигателям…

В прихожей перед входной стоит Кислицын, он держит за руку плачущую Свету с рюкзачком за плечами. Поодаль — Борис и Белла, с которых не спускает глаз Николай, держащий автомат. Кислицын смотрит на часы, недовольно говорит:

— Ну, чего там Михаил копается? Коля, сходи, посмотри. Возьми вон зонтик, — он показывает на вешалку двери, на полочке которой лежит зонтик. — А я покараулю наших хозяев.

Николай машинально щёлкает предохранителем на автомате, передаёт его Кислицыну, которому приходится отпустить Свету. Николай берёт зонтик и выходит на улицу. Белла садится на стул, Борис расхаживает взад и вперёд. Кислицын следит за ним, потом говорит:

— Борь, сядь, не мельтеши!

Борис оборачивается к нему и спрашивает:

— Мы с вами пили брудершафт?

Кислицын хочет что-то сказать, но тут снаружи доносится сдавленный вопль. Белла вскакивает со стула, перепуганный Кислицын вскидывает автомат:

— Спокойно! — автомат дрожит в его руках.

— Положи пушку. — говорит Борис, подходя к Кислицыну.

— Боря, не балуй! — Кислицын пытается выдавить жалкую улыбку. Борис подходит всё ближе, Кислицын невольно отступает по коридору.

— Борь, мне очень не хочется в тебя стрелять!

Борис протягивает руку за автоматом, не прекращая наступать на Кислицына. Тот отступает из прихожей в коридор, спотыкается о приступку, падает навзничь, непроизвольно нажимает на курок… Света пронзительно кричит. Борис бросается на Кислицына, они вместе оказываются на полу. Борис хватает автомат, бьёт его прикладом Кислицына по зубам. Тот визжит. Борис душит Кислицына одной рукой, другой держит автомат. Подбегает Белла, пытается отобрать автомат у Ксилицына. Борис кричит:

— Белка, уйди!

На голову Кислицына обрушивается тяжёлая трость. Борис поднимает голову — трость держит запыхавшаяся Света.

А дождь всё льёт и льёт. Рядом с вертолётом лежит мёртвый Михаил, его лицо рассечено жалом триффида, который терпеливо ждёт рядом. На садовой дорожке, рядом с телом Коли, торчит второй триффид. Поблизости валяется бесполезный зонтик. Ещё несколько растений бродят по территории, пять-шесть особей сгрудилось у превращённого в коровник гаража, где мычит не доенная корова…

Гостиная. В кресле сидит Кислицын, он крепко связан, на его лбу — огромная шишка, на носу — треснутые очки. Вокруг кресла стоят Борис, Белла и Света. Кислицын с ненавистью смотрит на них.

— Что будем делать с этим гадом? — спрашивает Борис.

— Скормим триффидам! — выносит вердикт Света.

— Светка! — качает головой Белла.

— А что? — задиристо отвечает та.

— Жаль мы тебя, шмакодявку, вертолётом не раздавили! — шипит Кислицын.

Белла отвешивает Кислицыну пощёчину. Его голова дёргается, очки слетают.

— Ещё слово — и отправишься наружу, паразит! — грозно говорит Белла.

— Отвезём-ка его в "Лесной дар". Радиостанция навела вас на правильную мысль, господин Кислицын — наши друзья недалеко. — говорит Борис и с нарочитым пафосом продолжает: — Пусть народ решает.

— Вы это серьёзно? — испуганно спрашивает Кислицын.

— А что такое? — наивно спрашивает Борис.

— Да они меня повесят! Или и вправду тиффидам отдадут.

— У вас там имеются добрые знакомые, а? Нагадили кому-нибудь? — интересуется Борис.

— Вы ничего не понимаете! Мой план был самым лучшим! Между прочим, его придерживается и отец Кирилл из Саввино-Сторожевского монастыря…

— Откуда знаешь про отца Кирилла? — спрашивает Борис.

— Как — откуда? Мы вместе с ним и начинали в Москве. Подобных хозяйств уже много!

Борис говорит:

— Надо же, новоявленные феодалы... Ладно, поехали в "Лесной дар".

Джип подъезжает к воротам пансионата "Лесной дар", сигналит. Ничего не происходит. Из машины выходит Борис, подходит к павильону охраны, заглядывает внутрь. На заднем сиденье джипа сидит связанный Кислицын, он пытается разглядеть происходящее. Борис возвращается к машине, открывает дверцу, говорит Кислицыну:

— Посиди пока здесь, я схожу в главный корпус.

— Не, нормально, да? — возмущается Кислицын. — А если тебя триффид ужалит, я здесь так и останусь связанный?

— Ничего, тебе полезно, — отвечает Борис и захлопывает дверцу.

Борис входит в кинозал пансионата, который забит под завязку всем "населением". Он слышит конец фразы Рыкова, стоящего на сцене:

— …атаки триффидов участились. Я не знаю, с чем связана такая активность, но охранять территорию и работающих на открытом воздухе людей становится всё сложнее…

Борис подсаживается к Джеро, сидящему в первом ряду. Они здороваются. Борис шёпотом спрашивает:

— Что у вас тут? Почему на воротах никого нет?

— Слушай, — так же шепчет Джеро.

А Рыков продолжает:

— Друзья, как вам известно, вчера к нам приехал господин Каюров, эколог по специальности. Он выдвинул интересное предложение. Предоставляю ему слово. Прошу, Семён Алексеевич!

На сцену поднимается Каюров — брюнет лет пятидесяти, обладатель "викингской" бороды. Он говорит:

— Уважаемые… э-э-э… леснодарцы! Как вам, наверное, известно, триффиды не способны преодолеть водные преграды — если не считать, конечно, лужи и ручейки. Так почему бы не избрать местом жительства достаточно просторный остров или несколько островов?

В зале поднимается ропот. Каюров продолжает:

— Конечно, семена триффидов летают повсюду и могут попасть на острова. Но, согласитесь, гораздо легче уничтожать ростки, чем сражаться со взрослыми растениями. В полутора сотнях километров отсюда находится заповедник Видово. Там полным-полно рек и озёр с островами, на которых построены особняки для нашей бывшей элиты. Места хватит всем!

Шум в зале усиливается, идёт бурное обсуждение. Борис говорит Джеро:

— Между прочим, неплохая идея!

Джеро оскаливает в улыбке зубы:

— А, наши закоренелые индивидуалисты решили-таки влиться в дружный коллектив?

— Для начала нужно решить, что делать с Кислицыным. — говорит Борис. Джеро округляет глаза:

— С кем, с кем?

— Он за воротами, сидит связанный в машине. Пошли, по дороге расскажу.

Борис и Джеро подходят к брошенному джипу. Задняя дверца машины открыта, внутри никого нет. Рядом валяются обрывки верёвок.

— Сбежал! — кричит Борис, подбегая к машине.

— Ничего, далеко не уйдёт, — успокаивает его Джеро. — Заводи, поехали!

Поворот дороги в лесу. У обочины лежит тело Кислицына, рядом стоит триффид. Из-за поворота выезжает джип, резко тормозит. Открывается передняя пассажирская дверца, оттуда выходит Джеро с триффидным ружьём, стреляет. Триффид утрачивает макушку. Борис тоже выходит из машины. Вместе с Джеро они подходят к трупу Кислицына.

— Доигрался, вождишка, — констатирует Джеро.

По шоссе движется длинная автоколонна: здесь и легковушки, и фургоны, и грузовики. Над колонной барражирует знакомый нам вертолёт, в кабине которого сидят Джеро и Рыков.

Среди других машин автоколонны мы видим и джип. За рулём — Борис, рядом на пассажирском сиденье сидит Белла. Сзади — Света и Саша на детском сиденье. Лица у них радостные, даже у Саши, хоть он ещё мало что соображает.

Голос Бориса за кадром:

— Здесь мой рассказ заканчивается. Наши надежды теперь сосредоточены на островах в бывшем заповеднике Видово. Вряд ли что-нибудь выйдет из плана Кислицына и ему подобных, хотя несколько феодальных владений сохранилось до сих пор. Насколько нам известно, они влачат весьма жалкое существование. А мы будем выполнять задачу сохранения рода людского сами, без посторонней помощи. Конечно, придётся затратить ещё много усилий. Но я верю, что наступит день, когда мы покинем наши острова и начнём истреблять триффидов, пока не сотрём последнего с лица земли, которую они у нас отняли. А может быть, это сделают наши дети, которые все будут зрячими. Ведь по сути, зрение — единственное преимущество, которое человек имеет перед триффидом!

Москва, июнь — июль 2017 г.

Если вам понравился этот текст, можете поддержать автора:

Яндекс-кошелёк: 41001290341499

WebMoney: R225630806629

PayPal: пользователь beastman1966@gmail.com
AdvCash (рубли): R 7901 6276 0741

Банковская карта: 4627 2900 2162 2321