Опять

 Скачать в формате .epub можно здесь.

 

Фантастическая повесть

 

Сали (1)

— Что же ты, новенькая? Увлеклась? Рабочий день окончен! — пророкотал баритоном новоявленный коллега Сали, которого она для себя прозвала "солидным дедом". Сали, пройдя чистовым метчиком отверстие в детальке странной формы, подняла шпиндель сверлильного станка и спросила:

— А разве был звонок?

— Звонок-то у нас сломался, никак не починят. На часы посмотри.

Сали машинально подняла левое запястье. Ну да, её наручные часики в ремонте, забыла… Она перевела взгляд на огромный жёлтый циферблат цеховых часов.

— Гуляй, пока молодая! До завтра! — усмехнулся "солидный дед" и затопал между станками к выходу из цеха. К Сали подошёл её наставник, "злой дед", глянул в контейнер с готовыми детальками, буркнул:

— Долго ты с ними возишься, — и, не попрощавшись, последовал за "весёлым дедом". Вообще в бригаде, в которую попала Сали, работали одни деды. Всего их было пятеро. Кроме упомянутых "солидного" и "злого", имелись "весёлый", "массивный" и "несознательный". Последний получил прозвище за то, что опоздал с обеда и пререкался по этому поводу с замом начальника цеха по трудовой дисциплине. Вот как раз замнач был интересным мужиком — высокий, хорошо сложенный брюнет с аккуратно подстриженной окладистой бородкой на смугловатом лице. За смену Сали пару раз словила на себе его похотливый взгляд. Что ж, в цеху и вообще на заводе женщин хватает, но она, пожалуй, самая юная из всех. А на других работниц без слёз и не посмотришь: толстые, с отёкшими ногами и туповатым выражением уставших лиц. Неужели и Сали когда-нибудь станет такой?..

Вместе с толпой заводчан Сали вышла из длинного одноэтажного здания проходной на заасфальтированную площадь. Мощный людской поток здесь распался. Женщины не первой молодости потянулись к универсаму на противоположной стороне площади. Менее многочисленные юные — направо, к торговому центру. Пожилые мужчины, на ходу закуривая, неторопливо зашагали к жилому массиву, а молодые люди, сверстники Сали, предвкушая удовольствие, весело матерились и направлялись группками к питейным заведениям. Самые бедные торопились занять очередь в "автопоилках", где автоматы наливали пиво за брошенную монетку. Те, кто побогаче, шли в рюмочно-закусочные. А уж наиболее состоятельные, свысока поглядывая на своих коллег, уверенно двигались в направлении подмигивающих вывесок баров.

Сали снова попыталась взглянуть на часики, которых не было, и шёпотом выругалась. Ей вдруг очень захотелось выпить, что до сегодняшнего дня строго запрещалось. Лишь несколько раз Сали вопреки запрету пила алкоголь в компании друзей и подруг, и однажды попалась — мать унюхала. Сали тогда здорово влетело, но всё же мать скрыла случившееся от отца. А теперь Сали работает и будет приносить в дом деньги. Так что имеет право!

Девушка остановилась, достала кошелёк и пересчитала наличность. Хватит разве что на две кружки пива в "автопоилке". Но туда она, конечно, не пойдёт — парни начнут клеиться, а то и драку из-за неё затеют. И зачем она столько потратила на обед? Едун напал от волнения, не иначе. И до сих пор есть не хочется, хотя близится время ужина. Сали посмотрела на небо. К солнцу, висевшему на своём обычном месте, с левой стороны уже подбирался исполинский шар Джуго — сквозь атмосферу он выглядел оранжево-сизым. Скоро наступит затмение, надо торопиться. И Сали решительно зашагала к жилому массиву.

х х х

— О, молодой рабочий класс прибыл! — радостно взревел отец при виде Сали. Они со старшим братом Хатимом сидели за кухонным столом, на котором красовались миска с рыбным салатом, плетёная корзиночка с нарезанным хлебом, тарелка с ломтиками колбасы и сыра и большая бутылка ржаной водки. Мать, стоя у плиты, яростно мешала лопаткой шкварчащую на сковородке картошку с салом.

— Садись, доча! Выпьем за твой первый рабочий день! Водочки я тебе, конечно, не налью, но вроде оставался портвейн… Мать, где у нас портвейн?

— Нету. Ты же и вылакал, — огрызнулась та.

— Я вылакал? Ладно врать-то!

Мать, бросив лопатку, с грохотом выдвинула ящик для пустой тары, выудила из него пустую бутылку и продемонстрировала отцу. Тот прищурился:

— Не тот! Это "Изумрудный", а я про "Солнцецвет".

— Не видела я никакого "Солнцесвета". Сали, руки мой — и за стол.

— Я не голодна, — сказала Сали.

— Не хошь — не ешь, только расскажи, как сегодня всё прошло, — не унимался отец.

— Папань, я устала. Потом расскажу, ладно?

— Это ещё что за новости — устала? За один день — и уже устала? — нахмурился братец, но отец махнул на него рукой, в которой держал зажжённую сигарету, и пепел оказался у Хатима в тарелке. Он возмущённо выкрикнул:

— Э-э, батя!

Отец, не обратив на возглас сына внимания, встал из-за стола и с дурацкой торжественностью в голосе произнёс:

— В связи с началом самостоятельной жизни Сали Хазул, рабочей механического завода номер тридцать пять дробь двенадцать, вручается… — он залез в нагрудный карман своей клетчатой рубашки и вынул белую картонную карточку. — персональные логин и пароль от терминала Галанета!

Пришлось изобразить радость. Сали приняла подарок, расцеловалась с отцом, удостоилась братского хлопка по плечу и удалилась в свою комнатку в мансарде.

Семейство Хазул в количестве четырёх человек обитало на втором этаже каменного двухэтажного барака, как и сотни других семей, члены которых работали главным образом на расположенных поблизости трёх огромных заводах. Барак накрывала шиферная крыша, под которой имелся чердак. Он был, разумеется, нежилым, но отец Сали водил дружбу с местным жилищным инспектором, и когда девушке исполнилось шестнадцать, инспектор похлопотал о том, чтобы перевести несколько квадратных метров чердака над квартирой в жилой фонд. Отец вместе с братом соорудили деревянную лестничку, ведущую из прихожей на чердак, создали имитацию стен из гипсокартона, и у Сали появилась своя комнатка. Обстановка её включала старую никелированную кровать со скрипучими пружинами, простой деревянный стол со стулом и зеркальный шкафчик для одежды.

Поднявшись по лестничке, Сали плотно закрыла за собой дверь и, как была в выходной одежде, рухнула лицом вниз на отчаянно застонавшую кровать. Шум разбудил Мефито, который, свернувшись калачиком, дремал на небольшом подоконнике чердачного окошка.

— Сали? — Мефито встал, потянулся и зевнул. — Сали! Что с тобой?

Развевая роскошным хвостом, Мефито легко перелетел с подоконника на кровать, ткнулся носом в щеку Сали. Та не отреагировала. Тогда сапиентированный скунс вкрадчиво озвучил свою традиционную угрозу:

— Пёрну!

— Перди, — невнятно проговорила Сали в подушку.

— Тебя кто-нибудь обидел? Хатим? Наверняка Хатим! Вот урод!

Сали рывком села на кровати.

— При чём тут Хатим? Жизнь! Жизнь меня обидела, понимаешь, вонючка? И будет обижать всю… жизнь.

Скунс сел столбиком, словно луговая собачка.

— Ты же сегодня стала самостоятельной! И теперь вправе сама решать, как тебе жить.

— Ага, мои только об этом и талдычат! Одни слова! Где она, моя самостоятельность? Моего заработка хватит разве что на койку в какой-нибудь грязной общаге и на питание в заводской столовке. Пока встану на ноги, придётся лет пятнадцать проработать на этом чёртовом заводе, чтобы профсоюз заметил и продвинул вверх по карьерной лестнице. Вести общественную работу, участвовать в Днях Трудового Энтузиазма… Да дело даже не в этом. Ты же знаешь, я с детства мечтала путешествовать, посещать разные планеты… Я их видела лишь в терминале Галанета!

— И то тайком. Подсмотрела логин и пароль у Хатима.

— Ну вот, насмотрелась я сегодня на окружающих работяг — такая тоска взяла! Тупые, ограниченные! Живые придатки к станкам!

— До тебя только сейчас дошло, где ты живёшь?

— Нет, конечно. Но я вдруг осознала, что мне придётся влачить такое же существование. Буду до самой пенсии ходить на чёртов завод, тупо изготовлять разные детали… А на мирах Галактического Союза подобные работы давным-давно автоматизированы!

— Планета Арнах не входит в Галактический Союз, — напомнил Мефито. — Как и вся система Джуго.

— Да она вообще никуда не входит, живёт в изоляции! Вон, даже в Галанете доступны только сайты из "белого" списка. Да бог с ним, с Галанетом. Что ждёт меня впереди, чем я буду заниматься? Вкалывать в шумном и душном цеху, бухать на междусобойчиках — печалька! Потом выйду замуж за какого-нибудь жлоба, буду стирать ему трусы, а он будет сосать пиво с приятелями и смотреть по терминалу идиотские спортивные соревнования… Я хочу вырваться отсюда, понимаешь? Посещать разные планеты, писать о них в Галанете, публиковать фотки… Но для этого нужны деньги, огромные деньги! Даже бюджетный билет на орбитальный лайнер до Бату-Соби сто́ит, как годовая зарплата всей нашей семьи. А ведь Бату-Соби — в двух шагах, такой же спутник Джуго, как и Арнах.

— Хочешь, ограблю для тебя какого-нибудь толстосума? Директора вашего завода, например? Я ловкий! — засмеялся скунс.

— Какой он толстосум… Зарплата у него, конечно, побольше моей, но всё равно слёзы… И потом, как я объясню происхождение таких денег? Ещё заявят в милицию жилмассива… Нет уж, вонючка. Ценю твоё стремление мне помочь, но не надо.

Мефито развёл передними лапами:

— Моё дело — предложить… Кстати, я давно уже хочу жрать.

— Ну, и попросил бы у матери.

— Опять пригрозит отрезать мне анальные железы.

— Да мать просто ворчит! Присказка у неё такая. Уж пора бы привыкнуть за столько лет.

— Н-н-нет! — заныл скунс. — Как там было?.. "А всё-таки, масса Том, я крепко боюсь старой миссис!"

— Это откуда?

— Из книги одного древнего писателя с Гелиоса-3.

— Начитанный ты мой. Хорошо, потерпи немного.

х х х

Прошло чуть больше года с того дня как Сали поступила на завод. Однообразная, унылая жизнь притупила её чувства и мысли. Вскоре после начала трудовой деятельности её нагрузили общественной работой, к счастью, не очень сложной: девушке вменялось в обязанность распространять среди работников лотерейные билеты. Работники, конечно, морщились, а некоторые даже пытались вяло саботировать, но всё-таки брали эти бумажки: с профкомом шутки плохи. Участие в военно-спортивной лотерее считалось идеологически важным делом. Сама Сали, конечно, не была освобождена от "почётной" обязанности приобретать билеты. К началу второго года работы у неё скопилась их целая пачка, но номера Сали не проверяла — как-то всё не доходили руки.

Однажды, вернувшись домой, она застала Мефито сидящим в общей комнате перед включённым терминалом. Больше никого дома не было — родители ушли в гости на чей-то юбилей, братец Хатим бухал с друзьями во дворе на лавочках. Перед скунсом валялись в беспорядке лотерейные билеты, один из них Мефито держал в передней лапе и, как заведённый, переводил взгляд с билета на экран терминала. Сали удивил и напугал его вид: шерсть на спине скунса вздыбилась, а сам он дрожал мелкой дрожью.

— Ты рехнулся, вонючка? — накинулась она на своего маленького приятеля. — А если бы Хатим увидел?.. У тебя нет пароля к терминалу!

— Разумеется, нет, — прохрипел Мефито. — Я воспользовался твоим.

— Что с голосом?

— От волнения, наверное… Ты позабыла про свои билеты, а я вот решил проверить на всякий случай. Гляди!

Он протянул билет Сали. Та взяла его из дрожащей лапки и посмотрела на экран, где была выведена тиражная таблица.

— Я, кажется, сейчас пёрну! — пролепетал Мефито.

— Только попробуй в помещении! Марш на крышу! И то, наверное, все соседние дома учуют.

Скунс сорвался с места и помчался в прихожую. Его когти простучали по лестничке, и Сали услышала, как в её комнатке негромко стукнуло окно. Она принялась сравнивать цифры и буквы серии. Так, серия совпадает… девять… девять… восемь… семь… Точно!!!

В графе "Выигрыш" тиражной таблицы рядом с номером её билета размещался текст: "Недельный тур в любую систему Галактического Союза. Включает в себя: перелёт туда и обратно, местный космотрансфер, экскурсионную программу, проживание в отеле (на планете либо на орбитальной станции) с трёхразовыми питанием, страховку, а также безвозмездное предоставление денежных средств в размере 1 000 галамарок (наличными или на виртуальной карте) на карманные расходы. Денежный эквивалент выигрыша составляет 50 000 арнахских колунов."

Сали прочла последнюю фразу и приуныла. Нет никаких сомнений, что её семейка убедит её… нет, не убедит, а просто заставит получить выигрыш деньгами. Она прямо видела алчно оскаленную харю Хатима, мечтавшего о турбомотоцикле (разумеется, инопланетного, а не родного арнахского производства) и слышала голоса перебивающих друг друга отца и матери: "Домик с участком… садик, огородик… парники с огурчиками… чистый воздух… выйдешь замуж — тебе всё достанется…" Ага, конечно, если к тому времени Хатим не женится на своей корове Генере, и они совместным напором не выдавят Сали и из домика, и с участка! Нет, родственнички ни в коем случае не должны узнать о выигрыше.

Сали выключила терминал, собрала рассыпанные билеты и поднялась к себе. В комнатке ощутимо воняло; смущённый Мефито, отклячив задницу, махал хвостом как веером, — пытался проветрить помещение.

— Не сдержался всё-таки? — сердито спросила Сали.

— Так я ж на крыше не сдержался! — виновато ответил скунс. — С крыши в окошко и надуло.

— Да, как это я сразу не сообразила? Вонь слишком слабая.

Мефито торопливо сменил тему:

— Чего решила?

— Своим ничего не скажу. Поеду в тур.

— Правильно! — горячо поддержал скунс. — Воображаю себе их рожи, когда они узнают!

— Тогда мне лучше домой вообще не возвращаться.

— И не возвращайся!

— Легко сказать. Куда я потом подамся? Тур начинается и заканчивается на Арнахе.

— Попроси политического убежища в Галасоюзе.

— На каком основании?

— В связи с несогласием с политикой, проводимой Высшим Рабочим Комитетом Арнаха.

— Не пори ерунды!

— Слушай меня, я дело говорю! Сбеги где-нибудь по дороге и обратись к официальным правозащитникам Галасоюза — они сидят в любом крупном космопорту. На Гамме Стрельца XXV — наверняка, это один из самых больших транспортных хабов Млечного Пути.

— Вообще-то я могу это сделать на любой планете Галасоюза.

— Тем более!

Девушка задумалась, потом спросила:

— А как же ты? Я без тебя не уеду!

Мефито наигранно всхлипнул и вытер лапкой глаза.

— Спасибо, что вспомнила! Обо мне не беспокойся. Попал же я на эту закрытую планету, найду способ и покинуть её.

Сали открыла рот, чтобы задать вопрос, который в очередной раз завертелся у неё на языке — каким образом сапиентированный скунс оказался на закрытой индустриальной планете — но вовремя спохватилась. Мефито этот вопрос неизменно приводил в состояние депрессии, поэтому по взаимному молчаливому согласию на него было наложено табу.

— Я не пропаду, — заверил скунс.

— Ещё в профкоме собеседование проходить, — мрачно сказала Сали.

— Какое ещё собеседование?

— Ну, мол, готова ли отстаивать честь родной планеты, предана ли Великому Рабочему Делу, подкована ли идеологически, устойчива ли морально…

— Пройдёшь, не сомневайся! Что собираешься делать?

Сали внимательно изучала билет:

— Тут написано, что надо отправить билет срочным заказным письмом в Административный Регион, в тиражную комиссию. Они проверят его подлинность в течение недели и свяжутся со мной через мою личную электронную почту.

— Видишь, как всё просто! Действуй, подруга!

 

Личность Х: воспоминания, 9 лет

Наконец-то выпало водить Анзору! Мелкий Дато с погонялом "Чианчвела"[1], даром что уродился с кривыми ногами, первым добежал до стенного выступа полуразрушенной церкви и замолотил по нему ладонями. Испытываю злорадство. Этот плечистый дылда Анзор, наверное, вообразил, что раз он самый большой и сильный, то водить будет кто угодно, мелкота всякая, только не он. Обломайся, гадёныш!

Ох, как Анзор злится! Морда красная, словно натёртая пемзой, а посередине нос торчит, похожий на ручку кофейника. Шипит что-то сквозь стиснутые губы, только что пена не идёт. Даже смотреть приятно. Да ничего не поделаешь! Правила есть правила. Анзор поворачивается этой своей злой мордой к выступу, закрывается ладонями и начинает считать унылым голосом: "Эрти, ори, сами, отхи, хути, эквси…" Слишком быстро считает. Жульничает.

Я стремглав несусь к убежищу, которое наметил для себя заранее. Не по правилам убежище, но мне плевать. Правила — для дураков. По дороге спотыкаюсь правой ногой о камень, предательски торчащий из сухой земли, и падаю. Левой коленкой ударяюсь о другой камень. Деда могит'ан[2], больно-то как!!! Внутри коленки будто взрывается бомбочка. Пока шипел от боли, пока тёр коленку — жирный Рати, тряся телесами, подбегает к выбранному мною убежищу и дёргает за дверную ручку. Ах, ты боров! Это же моё место! Из сральни, в смысле, из убежища кто-то в ответ рычит хриплым голосом — вроде Шалва, помощник слесаря: приспичило ему, тужится. Так тебе и надо, жиртрест! Не суйся, куда не положено.

Однако надо же и мне куда-то прятаться — Анзор уже заканчивает счёт. Проклятье, слишком много времени потерял из-за падения… В отчаянии забегаю, прихрамывая, за сральню. Хуже места не найти — и видно со всех сторон, и воняет. Может, удастся перебежать к сараю с железным барахлом, пока Анзор будет искать остальных?

Скрипит и хлопает дверца — Шалва облегчился и уходит. Удача! Обегаю сральню, юркаю внутрь и захлопываю дверцу перед самым носом Рати. Тот протестующе вопит, но я слышу, как Анзор кричит: "Рати!" и так шлёпает ладонями по стене, что гуляющие поблизости куры тут же бросаются врассыпную, испуганно кудахча.

— Это нечестно, Анзор! — чуть не плачет жиртрест. — Набичвари спрятался в сральне, а я…

Тут он соображает своими сальными мозгами, что сказал не то, и умолкает.

— А ты сам хотел туда спрятаться, да? — говорит Анзор. — Это не по правилам, толстяк.

— Значит, Набичвари тоже спрятался не по правилам!

— Эй, Набичвари, вылезай из сральни! — командует Анзор. Мне командует. Это моё погоняло — Набичвари, то есть ублюдок. Рождённый неизвестно от какого отца. Пасынок местного мужика, женившегося на моей матери. Погоняло ко мне так приклеилось — разве что вместе с кожей содрать можно.

Я выхожу из своего убежища. Вижу, что все уже собрались вокруг Анзора. Шакалья стая.

— Ты что, забыл, что в сральне прятаться нельзя? — спрашивает Анзор.

— Забыл, — говорю я, глядя прямо в чёрные анзоровы глаза под сросшимися бровями-щётками. Взгляд не отвожу.

— Врёшь.

— Честное слово, забыл, матерью клянусь! А Рати первый начал туда ломиться, когда там ещё сидел Шалва-слесарь, и тот его обругал. Спроси Шалву!

Анзор оборачивается к Рати:

— Это правда?

Тот надувает толстые щёки, хочет что-то сказать, но только пыхтит.

— Так, — распоряжается Анзор. — Теперь водит Рати.

— Почему? — возмущается толстяк.

— Потому. Води.

С Анзором спорить — себе дороже. Рати понуро бредёт к стенному выступу и начинает считать. Остальные разбегаются кто куда, а мне приходит в голову отличная мысль. Я захожу за угол выступа, прижимаюсь к стене и жду. Жиртрест заканчивает счёт, отходит от стены, оглядывается по сторонам. Я тут же выскакиваю из-за угла и шлёпаю ладонями по стене.

Рати охреневает от такого манёвра и орёт:

— Нечестно!!! Анзор, Набичвари опять прячется нечестно! Я так не играю!

Все вылезают из своих убежищ и подходят к церкви. Негодующий Рати, захлёбываясь слюнями, жалуется на меня Анзору. Тот выслушивает и кивает.

— Законно. Поди сюда, Набичвари.

Я подхожу. Анзор отвешивает мне подзатыльник. Обычный подзатыльник, даже не больно. Но что-то во мне обрывается, и я со всей дури бью его ногой по яйцам. Шакалья стая негодует — запрещённый приём. А мне плевать. Анзор, отдышавшись и попрыгав на пятках, вытягивается в полный рост и принимается за меня всерьёз. Бьёт до первой крови, как и положено. Да только первая кровь получается чересчур обильная — брызгает из носа струёй и изгаживает рубашку.

Возвращаюсь домой. Ломаю голову, как скрыть от матери окровавленную рубашку. Не в первый раз, конечно. Если надену другую, чистую — сразу поймёт. Замыть, пока кровь не въелась, и сказать, что шакалы обливались водой? Один хрен ругаться будет, но всё-таки меньше.

Захожу на наш двор — и прямиком к бочке с водой. Только подошёл — чёрт! За бочкой пятилетняя Манана нянчится со своей дурацкой одноногой и одноглазой куклой. Уложила её в деревянную колыбельку, которую ей смастерил Гоги, и укачивает. Другого места не нашла, что ли? Ладно, всё равно поздно. Заметила.

Я невозмутимо стаскиваю рубашку и окунаю её в воду. Манана сразу спрашивает:

— Ты зачем свою рубашку мочишь?

— Не мочу, а стираю, — говорю. — Маме надо помочь со стиркой. Отстань.

Нет, не отстаёт. Забывает про колыбельку с куклой, подходит к бочке. Хорошо ещё, что заглянуть внутрь у сестрицы не получается — росту не хватает.

— А почему рубашка так быстро испачкалась? Утром же чистая была.

Вот зараза, всё помнит!

— Она и есть чистая. А я хочу, чтоб была ещё чище.

Мать зовёт с террасы:

— Ладо!

Проклятье! Оборачиваюсь, спрашиваю:

— Что?

— Ты почему без рубашки?

— Испачкал немножко, хочу выстирать.

— У тебя бог ум отнял, что ли? Кто же стирает в дождевой воде? Неси рубашку сюда.

Тут соседка тётя Кети зовёт мать через изгородь, что-то занадобилось ей. Слава богу! Я выхватываю рубашку из бочки, по мере сил отжимаю, чтобы не сильно капало, и бегу с нею на террасу, где стоит корыто со стиркой. Засовываю поглубже в мокрое бельё, пузырящееся пеной. Удачно получилось, вовремя тёте Кети приспичило поболтать. Под ногами крутится сестрица:

— Ладо, моя Тамара заболела. Давай поиграем, будто ты детский доктор и пришёл её лечить.

— От чего я буду лечить твою Тамару, дурёха? Новая нога и новый глаз у неё всё равно не вырастут.

Манана надувает губы и бежит к матери. Сейчас наябедничает. А плевать! Но тут сзади гремит голос Гоги:

— Ладо!!!

Сердце у меня проваливается в яйца — я хорошо знаю его такой голос. Оборачиваюсь и молча смотрю на мужа моей матери. Он быстро поднимается на террасу, играя скулами от бешенства, и отвешивает мне пощёчину. Левую сторону лица словно обжигает искрами, в ушах звенит.

— Ты что сделал с Анзором?!

Мать охает, соседка быстро прощается и уходит. Манана тоже скрывается от греха подальше. Мать подбегает, путаясь в полах длинной юбки, и причитает:

— Гоги, Гоги!..

Её муж не обращает на неё внимания и продолжает:

— Как ты посмел, арамзада[3]? Ты ударил его по яйцам! Это недостойно настоящего мужчины! Так поступают только тру́сы!

— Анзор разбил мне нос! — кричу я.

— Вот и сам бы разбил ему нос, выродок! Пошли!

Гоги хватает меня сзади за штаны и волочит с террасы в дом. Мать прыгает вокруг, хлопая руками, как курица крыльями, и всё повторяет:

— Гоги, Гоги!

— Заткнись! — рявкает её муж. Он швыряет меня на обшарпанный сундук животом вниз и придавливает ногой, согнутой в колене. А сам освободившимися руками расстёгивает и вынимает из штанов кожаный ремень с тяжёлой пряжкой. Мать пытается отнять у Гоги ремень. Тогда он бьёт её локтем в грудь и орёт:

— Не лезь, женщина!

Мать всё равно лезет. Сил у неё мало, но настырности хватает. Отпихивая мать, Гоги хлещет меня ремнём по голой спине. Странно, но боль от очередного удара становится вроде как чуть слабее, чем от предыдущего.

Тем не менее у меня на спине разгорается хороший такой костёр. Гоги немножко устаёт и устраивает себе перерыв. При этом он забывает про мать: увидев, что муж остановился, она бросается к нему с намерением выцарапать ему глаза. Гоги хватает мать за запястья и сильно толкает, отчего мать падает на пол. Она вопит так, что я едва слышу ворчание Гоги:

— Вставай теперь в угол и стой там до ужина.

Я с готовностью бросаюсь в угол и вжимаюсь в него лицом, грудью, животом и ногами, чтобы показать своё усердие. Гоги, постояв над валяющейся матерью, сваливает. Она перемежает рыдания фразами на русском. Мне уже приходится напрягаться, чтобы понять их. Ведь столько лет прошло…

—Ты виноват… Вышла за него… Думала — будет у тебя отец… Хорошо, что грузин, они благородные и справедливые… А ты его оскорбил… Повёл себя не как мужчина…

Я молчу и думаю. Надо бы пойти на самбо, вот что. Тогда не только Анзора буду швырять по-всякому — Гоги тоже достанется. И всем остальным. Все будут меня бояться, им же в голову не придёт тоже заняться самбо. А если и придёт, всё равно у них ничего не получится. "Благородные и справедливые", ага! Тупые, дикие и отсталые горные козлы. Ну ничего, когда-нибудь я им всем отомщу. Не знаю как, но отомщу.

Мать наконец успокаивается, встаёт с пола и говорит мне:

— Проси прощения, тогда выйдешь из угла.

Я делаю вид, что не слышу. Прощения просить, ещё чего не хватало! В жизни ни перед кем и ни за что не буду извиняться.

— Проси прощения! — повышает голос мать.

— Не буду! — бормочу.

— Проси прощения!!!

— Не буду!!!

Мать выбегает из дома. Я слышу, как она возится с бельём на террасе. Интересно, скоро дойдёт очередь до моей окровавленной рубашки?..

А насчёт самбо — это я хорошо придумал, молодец. Только вот где взять тренера в эдакой глуши? Может, в Гори найдётся? Всё-таки город, не деревня какая-нибудь. Родина Сталина, портрет которого до сих пор висит у нас на стене. Всюду портреты его поснимали и памятники посносили, а Гоги Сталина почитает. Говорит, великий был человек. Это единственное, пожалуй, в чём я с ним согласен. Лысый Хрущёв, которого показывают в каждом киножурнале, ему и в подмётки не годится. Вот бы стать когда-нибудь таким же, как Сталин. Расстрелять Гоги и Анзора. А заодно и жирного Рати.

— Ладо!

Мать зовёт. Я даже пальцем не шевелю в ответ.

— Ладо! Надень чистую рубашку.

Я — молчок. Сама приходит, сама роется в шкафу, сама надевает на меня рубашку. Спина саднит, но я и виду не подаю.

— Дай я застегну пуговицы.

Не поворачиваюсь, застёгиваю сам.

— Ладо… Прости меня!

Опять рыдает, хватает сзади меня за плечи.

— Прости меня! Выходи из угла!

Я так и знал, что этим всё закончится.

 

Сали (2)

Только в транзитном зале Сали более-менее пришла в себя. Врагу не пожелаешь провести хотя бы час в древнем "челноке", который доставил немногочисленных пассажиров на Сумеречную, соседку Арнаха по системе газового гиганта Джуго! Но именно оттуда отправлялись регулярные рейсы на Гамму Стрельца XXV, где Сали предстояло явиться в офис туристической компании "Гала-Тур", единственного инопланетного спонсора военно-спортивной лотереи.

— Желаете кофе, сударыня? Минеральную воду? Коктейли?

Она вздрогнула от неожиданно раздавшегося голоса. У её ног отирался робокельнер, похожий на гироскутер с многосуставчатыми манипуляторами.

— Извини… те… — Сали не знала, как уместней обращаться к роботу, на "вы" или на ты", поскольку никогда не сталкивалась с ними в реальности.

— Это вы меня извините за настойчивость, — робокельнер был сама любезность. Сали немного подумала.

— А… алкогольные коктейли у вас есть?

— Разумеется, сударыня! Джулеп по-ормондски, "Рыжая Маня", "Королева Марго", "Грязный Гарри"…

— "Рыжая Маня" — это что?

— Водка с морковным соком. Его предпочитают вегетарианцы и сапиентированные травоядные.

— Сколько сто́ит?

— Сегодня у нас проходит акция. Для транзитных пассажиров вся выпивка — бесплатно.

— Тогда принесите, пожалуйста… двойную порцию.

— Сию минуту!

Робокельнер укатил. Сали встала с удобного кресла, подошла к панорамному окну. На Сумеречной был разгар дня, но за толстым стеклом царила полутьма — из-за особенностей атмосферы поверхности планеты достигали только синяя и фиолетовая составляющие видимого света. На стартовом поле, раскинувшемся за космодромными постройками, сияли сигнальные огни немногочисленных кораблей, дальше на фоне тёмно-синего неба вырисовывался контур мрачного густого леса. Да, тоскливо… Накатывающую депрессию не могло сдержать даже осознание того факта, что она, Сали, впервые в жизни попала на другую планету.

— Ваша "Рыжая Маня", сударыня!

Ловкий манипулятор перенёс на подоконник два высоких стакана с оранжевым содержимым.

— Спасибо.

Вроде полагается дать на чай… Но примут ли здесь её арнахские колуны? Пока она думала, робокельнер укатил. Ну, и ладно! Держа в руках стаканы, Сали вернулась к своему креслу. Один стакан поставила на широкий подлокотник, из другого отпила. А ничего, прикольно! Сали сделала ещё один глоток. И ещё. "Могу себе позволить!"

…День отъезда выпал на выходной. Сали оставила записку в своей комнате, тихонько вышла из дома и на электричке отправилась в единственный космопорт Арнаха. Она рассчитывала, что после вчерашнего загула родственники будут спать долго. Но не тут-то было: мать проснулась рано и полезла в её комнату, чтобы попросить помочь со стиркой. Не обнаружив в комнате ни дочери, ни скунса, и прочитав записку, мать подняла такой крик, что разбудила весь дом. Отец и Хатим сломя голову помчались в космопорт. Они чуть-чуть опоздали — Сали уже прошла паспортный контроль. Им осталось только молотить кулаками по бронированному стеклу, отделявшему зал ожидания от зоны контроля, яростно материться и брызгать слюной…

— Начинается посадка на орбитальный корабль рейса номер один по маршруту Сумеречная-2 — Гамма Стрельца XXV Терминал 34! Пассажиров просят пройти на посадку к выходу номер один!

Сали залпом допила остатки второго коктейля. Встала с кресла, покачнулась. В голове шумело. "Дойти бы", — подумала она.

х х х

Гигантский космопорт на Гамме Стрельца XXV ошеломил Сали. От депрессии не осталось и следа, как и от опьянения — слишком много вокруг было нового, незнакомого и необычного. Десятки километров залов ожидания, отелей, ресторанов, кафе, бюро обслуживания, 5D-кинотеатров, салонов красоты и массажных салонов, бассейнов, магазинов для всех разумных рас: людей и эльмиатов, ниорианцев и гейренианцев, тибиниан и тодианцев… Существ из разных миров здесь было, как муравьёв в муравейнике. Среди пёстрых одеяний пассажиров мелькали стильные мундиры звездолётчиков и яркие разноцветные торсы андроидов из обслуживающего персонала.

Девушка растерянно оглядывалась по сторонам, судорожно сжимая в одной руке туристическую путёвку, полученную ещё на Арнахе, в другой — ручку чемоданчика на роликах. Где в этом здании размером с город искать офис "Гала-Тура"?

— Проблемы, сударыня?

Перед нею балансировал на моноколесе андроид, напоминающий жирафа: длинная стальная шея с вытянутой головой выступала из белого цилиндрического торса с синей надписью "СОДЕЙСТВИЕ".

— Что вам нужно? — нервно спросила Сали.

— Извините за вторжение в ваше личное пространство, сударыня. Выражение вашего лица свидетельствует о растерянности от недостатка информации. Я готов помочь вам.

— Где тут "Гала-Тур"?

Справочный андроид немедленно ответил:

— Туристическое агентство "Гала-Тур", плюс пятый уровень, сектор "Д", зона 15, офис 5-Д-15-316. Если желаете, могу сбросить маршрут на ваш личный коммуникатор.

— Нет у меня коммуникатора, — буркнула Сали.

— Можете также воспользоваться беспилотным электрокаром.

— Не хочу.

— В таком случае почту за честь сопровождать вас. Разрешите взять ваш чемодан.

Из цилиндрического торса выдвинулись манипуляторы и обхватили чемодан Сали.

— Прошу вас следовать за мной!

Андроид двинулся вперёд. Он виртуозно объезжал спешащих пассажиров, то и дело повторяя "прошу прощения". Сали старалась не отставать. Они пересекли как минимум три сектора, поднялись на четыре уровня через антигравитационный колодец и достигли наконец зоны 15, где в лабиринте коридоров располагались офисы туристических компаний.

— Вот искомый офис, — произнёс андроид, указывая манипулятором на двустворчатую дверь с серебристой табличкой "Гала-Тур". — Могу я чем-нибудь ещё помочь вам, сударыня?

— Нет, спасибо, — пробормотала Сали.

— В таком случае желаю вам удачного дня!

Робот аккуратно поставил на пол чемодан, кивнул продолговатой головой, развернулся на месте и укатил. Сали нерешительно разглядывала дверь.

— Смелей, подруга! — раздался знакомый голос откуда-то с пола. Сали вздрогнула и посмотрела вниз. Рядом с чемоданом сидел и ухмылялся Мефито.

— Ты как здесь оказался?!

— Стреляли! — хихикнул скунс.

— Кто стрелял?

— Просто очередная цитата из древнего фильма, не заморачивайся.

— Ты же спал, когда я уходила из дома!

— Конечно, вскочила в такую рань. Меня разбудила твоя мамаша. Звала тебя, звала, потом затопала по лестнице в нашу комнату. Я сиганул в окно — и бегом в космопорт. А там как раз отправляли грузовой беспилотник с готовой продукцией…

— Беспилотник?! Он же без системы жизнеобеспечения!

— Эх, Сали, Сали, ты многого не знаешь. Арнах — слишком отсталая планета. На ней до сих пор соблюдаются технические стандарты тысячелетней давности, а согласно им на космическом буксире обязательно должны присутствовать экспедитор и дежурный пилот. На случай отказа автоматики, понимаешь? В нынешних условиях это чистая формальность, но её никто не отменял. Из разговоров я узнал, что грузовую платформу оставят на орбите Гаммы Лебедя XXV, а буксир спустится на наземный терминал, чтобы экспедитор оформил бумаги — ещё одна реликтовая процедура, но местные чиновники обязаны её соблюдать.

— Как же тебя пропустила биотаможня?

— Она не осматривает буксиры. Люди покинули кабину, я последовал за ними, и вот уже несколько часов слежу за этим коридором в ожидании тебя.

В порыве чувств Сали схватила Мефито на руки и прижала к груди:

— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть, маленький вонючка!

— Я тоже… Эй, эй, полегче! На брюхо не дави, а то пёрну. Придётся весь коридор эвакуировать и проветривать…

Девушка наконец разжала объятия и вернула скунса на пол.

— Но что же мне с тобой делать? Я ведь не смогу взять тебя!

Мефито посмотрел на Сали с выражением превосходства на морде:

— Вот и видно, что ты не привыкла изучать документы. В твоей путёвке есть пункт 12: клиенту при необходимости предоставляется возможность взять с собой неагрессивное домашнее животное, чей вес и размер не превышают таких-то показателей… забыл точные цифры, но я в них вписываюсь. Только мне придётся прикидываться неразумным, а то сочтут безбилетником.

— Всё предусмотрел!

— Конечно! Давай зайдём наконец, а то торчим здесь уже десять минут.

Мефито запрыгнул к Сали на руки.

— Держи меня и время от времени делай ми-ми-ми.

— Чего?

— Сюсюкай со мной, как с болонкой!

— Вот не было печали… — пробормотала она. — Держись крепче, мне нужна свободная рука, чтобы взять чемодан.

В офисе туристической компании "Гала-Тур" все стены представляли собой объёмные экраны, на которых переливались изображения различных участков Млечного Пути. В глубине помещения стоял низкий широкий стол. Перед ним — несколько удобных кресел для посетителей. За столом сидела, как в первое мгновение показалось Сали, огромная коричневая жаба. Впрочем, наверное, это была игра света: когда девушка присмотрелась, то увидела солидного лысоватого мужчину средних лет, облачённого в коричневый костюм с галстуком. При виде Сали он встал, вышел из-за стола и приблизился к ней, приветственно разведя руки.

— Рад видеть вас в нашем туристическом агентстве! Моё имя — Фисевин, я главный менеджер офиса на Гамме Стрельца XXV.

— Сали Хазул, очень приятно, — от волнения голос Сали дрожал. Лицо Фисевина расплылось в улыбке:

— А, так это вам достался выигрышный билет военно-спортивной лотереи на Арнахе! Мы давно и плодотворно сотрудничаем с ними. Садитесь, прошу вас!

Сали отпустила ручку чемодана и уселась в одно из кресел. Мефито перебрался к ней на плечо и умостился там, поблёскивая глазками на Фисевина.

— Какая милая зверушка! Никогда таких не видел. Как она называется?

Сали чуть не ляпнула "скунс", но вовремя удержалась и, чуть помедлив, ответила:

— Это редкий вид енота.

— Я так и подумал. Позвольте вашу путёвку!

Взяв путёвку из рук Сали, менеджер засунул её в какую-то щель на столе. На одной из стен-экранов тут же проступил ярко-голубой текст. Фисевин пробежал его глазами, извлёк путёвку из щели, вернул её Сали и занял кресло напротив.

— Великолепно, всё в порядке! Перейдём сразу к делу. Вы уже выбрали систему, в которую желаете направиться?

— Система Гелиоса, планета Х! — выпалила Сали.

Менеджер издал горловой звук, его тело трансформировалось. Через секунду перед Сали сидела та самая коричневая жаба. Девушка взвизгнула от испуга, а Мефито напрягся, изо всех сил сдерживая свои анальные железы. Впрочем, вскоре на месте жабы вновь оказался человек. Он растерянно улыбался.

— Прошу прощения… — пробормотал он, потирая лысину ладонями. — Это так неожиданно…

— Вы — мимикран? — спросила Сали.

— Да, как видите… Ещё раз приношу свои извинения — эмоции иногда подводят мою трансформирующую систему. Меня… как бы это помягче сказать… привёл в замешательство ваш выбор. Почему именно планета Х?

— Потому что о ней нет почти никаких сведений. Мне удалось только разузнать, что планета — рукотворная, создана около пяти тысяч лет назад, является спутником Венеры и на ней действует некая научная станция.

— В таком случае вам известно о планете Х больше, чем мне. О станции я узнал от вас только сейчас. И вы хотите отправиться туда?

— Разе это запрещено? В моей путёвке указано, что я могу посетить любое космическое тело, входящее в Галактический Союз.

— М-да, формально планета Х входит в Галасоюз. Но всё-таки, чем она вас так заинтересовала? Банальный спутник наподобие… ах, да, у вас в системе Джуго похожих нет… В общем, обычное небольшое космическое тело.

— Но искусственно созданное! Вот я и хочу узнать, зачем его создали.

— Милая барышня, это ведь было так давно…

— Но станция существует до сих пор. Мне крайне интересно, чем занимаются сотрудники на ней.

— Я вас понял, — вздохнул Фисевин. — Что ж, приступим к оформлению.

х х х

— А теперь объясни мне, что это сейчас такое было, — потребовал скунс. Они сидели в одном из залов ожидания. Сали вертела в руках новенький коммуникатор.

— Подожди, сперва я освоюсь с этой фигнёй, — ответила она.

— Успеешь освоиться! До отправления нашего рейса ещё семь с половиной часов. Ну? Я жду. А то пёрну!

— Хочешь, чтобы тебя арестовали? Давай, перди. Не стесняйся, мой славный.

Мефито надулся и отвернулся. На изучение коммуникатора у Сали ушло не более часа: управление оказалось несложным и интуитивно понятным. Наконец девушка спрятала коммуникатор в сумочку.

— Я готова, — сказала она.

— Я рад, — буркнул Мефито.

— Про планету Х я узнала из Галапедии. Меня очень заинтересовало её искусственное происхождение.

— Об этом мне уже известно.

— Но тебе не известно другое. Я порылась на разных форумах, заблокированных на Арнахе, и прочитала, что это не просто небесное тело, а хранилище личности.

— То есть?

— Ну, квазиживая материя планеты содержит матрицу мозга человека, который умер пять тысяч лет назад, незадолго до Исхода.

— Постой, какие пять тысяч лет назад? Исход — это библейское предание о том, как евреи покинули Древний Египет. Вторая книга Ветхого Завета.

— Не того Исхода. Имеется в виду массовая эмиграция людей с планеты Гелиос-3, которую также называют Землёй.

— А-а. И что это был за человек? Чем он так прославился, что ради него создали целую планету?

— На этот счёт нет единого мнения, но на том форуме кто-то высказал предположение, что человек этот совершил в своё время настолько страшные преступления, что казнь для него была бы слишком лёгким наказанием. Поэтому его разум приговорили к вечному заточению и поместили в специально синтезированную материю.

— И материи этой понадобилось хрен знает сколько миллиардов тонн?

— Разумная личность — очень сложная система.

— Ну-ну. Так вот что я тебе скажу, подруга, — Мефито привстал на кресле и упёр передние лапы в бока. — Всё это чушь, фейк, легенда, миф, конспирологическая теория — нужное подчеркнуть! Ты бездумно слила шанс, который выпадает раз в жизни! У меня просто в голове не укладывается: лететь хрен знает куда только ради того, чтобы полюбоваться на болтающийся в космосе кусок квазиживой материи! Не удивлюсь, если ничего ни живого, ни квазиживого там не окажется. Сплошной мёртвый камень.

— А почему тогда на планете Х существует научная станция?

— А ты уверена, что она существует?

— Вот через шесть часов и узнаем.

— Узнаем, — проворчал скунс. — Хорошо, хоть корабль будет индивидуальный и со всеми удобствами.

— А как же! Всё согласно условиям тура…

— Да шут с ними, с условиями. Ты мне скажи, что собираешься делать потом, когда удовлетворишь своё любопытство относительно планеты Х. Будешь просить политического убежища в Галасоюзе или нет? Может, имеет смысл сделать это прямо сейчас, пока мы ещё на Гамме Стрельца?

— Н-не знаю, — нерешительно произнесла Сали. — Боязно как-то. Вдруг они меня сразу отправят обратно на Арнах?

— Как будто что-то помешает им сделать это потом!

— Но к тому времени я хотя бы побываю на планете Х.

— Весомый довод, — ехидно сказал скунс.

 

Личность Х: настоящее время (1)

По ходу, Кураторы поломали частичку воспоминания, которая вызывает у меня положительные эмоции. Теперь убей бог не помню, что я сделал потом с Анзором. К подобным издевательствам над своей памятью я настолько привык за пять тысяч лет, что отношусь спокойно… почти спокойно. Ну, стараюсь, по крайней мере. Что толку возмущаться? Только себя зря изведёшь. Не дождутся.

Я плыву в чёрном ничто, где нет ни верха, ни низа. Звуки отсутствуют, даже в ушах не звенит — ушей у меня нет. И не вижу я расплывчатые цветные пятна, как при закрытых глазах — у меня нет глаз. То же самое с осязанием, обонянием и вкусом. Пять основных чувств отсутствуют как класс. Время от времени Кураторы активируют их искусственные имитации — не ради того, чтобы облегчить мне существование, а исключительно в садистских целях, которые они ханжески называют "воспитательными".

Что бы ещё вспомнить? Почему-то ничего не идёт на ум. Нет, мне точно заблокировали некоторые области памяти о прошлой жизни. Далеко не все, конечно, иначе я забуду, за что отбываю наказание. И песни, которые я когда-то знал, помню. Как там?.. Чёрт! Самые любимые недоступны! Одна — про родную страну, что-то про её истоки… Нет, не помню! И другая тоже, которую исполняли ребята из ансамбля… забыл, какого… такие, в гимнастёрках… Ну не сволочи ли Кураторы, а?!

Всё-таки вышел из себя. Надо успокоиться и попробовать отвлечься. Откопать в памяти такое, до чего они пока не добрались. Любимые фильмы? Вот, например, тот, где играл актёр, который ещё был в другом фильме, с Далем и Дмитриевым… Его персонаж работал резидентом в какой-то западной стране, и ему в помощь прислали гражданского, которого играл этот, как же его? "Фефект фикции"! Или про резидента был другой фильм? Там, где он под легендой милиционера преследовал на мотоцикле угонщика на "волге"… Или не под легендой, а реально был милиционером? Чёрт, одни ошмётки остались от воспоминаний! Лишили меня самого дорогого, что хранилось в моей душе.

Книги? Херня. Да и не так уж много я их прочитал. Слишком настырно пичкали ими в школе. В бытность политиком, разумеется, приходилось держать фасон — делать вид, что ознакомился со всей мировой литературой. На самом-то деле она на хер не сдалась. А Кураторы как будто знают об этом и иногда включают мне слух и закармливают нетленными шедеврами до рвоты... невозможной для мена. И ладно ещё, если иностранными — плевать мне на зарубежье. Хуже, когда отечественными — они ведь, ушлёпки, выбирают совершенно определённые книжонки, где побольше дискредитации, поклёпов и искажений истории, а ещё такие, которые, с их точки зрения, способны воздействовать на мою совесть. Наивные!

Вообще от всего этого можно с ума свихнуться, тем более за такой срок. Но сумасшествие мне не доступно, как не доступно и самоубийство. Нет, конечно, на такой шаг я никогда не пойду, но всё-таки… Как-никак последняя человеческая возможность.

Темно, темно… Ни звука, ни прикосновения, ни запаха… Хоть бы дерьмом вдруг завоняло, честное слово, хоть какое-то разнообразие! Надеюсь, они не читают мои мысли? Так-то я хорохорюсь, но до чего же тяжело! И помощи ждать неоткуда и не от кого… Вечное заточение всего лишь за четверть века деятельности!!! Ну, чуть побольше. И какой деятельности? Я-то хотел, чтобы всем было хорошо. Ну, не всем — не бывает так, чтобы всем и сразу. Хотя бы тем, кого я считал своими. На остальных мне плевать, а уж враги и предатели и вовсе не заслуживают ничего, кроме тюрем. Пожизненно.

Заметьте — всего лишь пожизненно! Почему же я должен отбывать вечное заключение?! Где справедливость? Где эти грёбаные права человека, которыми в моей прошлой жизни постоянно трясли у меня перед носом всякие бандерлоги? Вопросы риторические. Я давно догадался, в чём дело: в их представлении я не являюсь человеком. А они, стало быть, поголовно иисусики с ласковыми глазами…

Ба!.. Кажись, уши мне включают — шорох такой тихий, будто песок сыплется. И сразу — гундосый голос Второго Психолога:

— Привет, Кощей!

— Привет, мозгояб, — отвечаю. На "Кощея" не обижаюсь: погоняло авторитетное и вполне соответствует моему статусу.

— Тут по твою душу одна девушка-туристка. Желает взять у тебя интервью. Примешь?

— Отчего же не принять, — говорю. — Всё развлечение. Проси!

— Да она уже здесь. Мой вопрос был чистой формальностью.

Пытается вывести меня из себя. Смешные они, смертные, ей-богу! За пять тысяч лет всё во мне выгорело. Внешние проявления эмоций — уж точно. Говорю:

— Глазки бы мне включил.

— Они тебе сейчас без надобности.

— Хочу на гостью взглянуть.

— Потом посмотришь. А пока отвечай на её вопросы.

Тут и гостья подаёт голос:

— Здравствуйте! Меня зовут Сали. Как я могу к вам обращаться?

Приятный у неё голосишко, свеженький. Так и вижу девку — кровь с молоком, сиськи выпирают, жопа полапать просит.

— Зови меня Кощей.

— Каково ваше настоящее имя?

— Оно тебе без надобности. Да я его и не помню (не вру).

— За что отбываете вечное заключение?

— За то, что желал величия своей родине. И действовал соответственно.

— Значит, вы были диктатором?

— Почему сразу диктатором?

— Потому что во все диктаторы всегда действовали от имени так называемой "родины". А о людях, которые, собственно, и составляют эту самую родину, они не думали, воспринимали их как винтики государственной машины. Их пониманию было недоступно, что спокойная, комфортная жизнь страны складывается из индивидуального спокойствия и комфорта каждого конкретного гражданина.

Как же я устал выслушивать подобную чушь! Слышу чей-то (не девкин) свистящий шепоток:

— Ты откуда такого набралась?

— Кто здесь ещё? — рявкаю.

— Никого нет, — отвечает девица. Стопудово врёт. Я зову:

— Эй, Кураторы!

— Чего тебе? — отзывается Первый Психолог.

— Кто сопровождает девицу?

— Никто, только зверюшка её ручная.

— Она разговаривает!

— Кто?

— Зверюшка!

— У тебя глюки, Кощей.

Ладно. Спорить бесполезно. Девица говорит:

— Расскажите о своей земной жизни — с чего начали, как достигли вершины власти и так далее.

— Это всё имеется в материалах дела. Ежели грамотная — прочитай. А нет — видео- и аудиоматериалов тоже полно. Рассказывать слишком долго. Да и лень мне.

— Н-ну, хорошо… Изначально вас осудил земной суд?

— Да.

— Каким образом вас арестовали? У вас ведь наверняка была надёжная охрана.

— Не помню (не вру). Отдал рутинный приказ совершить очередной массированный налёт на вражескую территорию. Потом — провал в памяти. Помню только, как везут меня на самолёте под охраной.

— Какие вам предъявили обвинения?

— Узурпация власти. Коррупция. Развязывание агрессивной войны. Совершение военных преступлений.

— И вас приговорили…

— К пожизненному.

— И сколько вы отсидели?

— Четырнадцать лет. Пока не умер. А ваши космические умники взяли мою душу и поместили в этот чёртов астероид.

— Извините, не наши, а ваши. Насколько я узнала из разговора с одним из ваших Кураторов, с Историком, в то время как раз начался Исход с Земли. В первую очередь эвакуировались земляне с высоким социально-этическим индексом. Они-то и начали кампанию за ваше вечное заточение, потому что пожизненного срока для вас слишком мало.

— Хорошо представляю себе этих… с высоким индексом. Эй, Техники! Включите мне глаза! Дайте посмотреть на гостью!

Активируется зрение — как обычно, сперва фиолетовая вспышка, потом цветные пузыри, и вот я вижу привычный скупой интерьер переговорной. В одном из кресел сидит девица лет двадцати. Обычная девица, прямо как из моего времени — серые брючки, голубой свитер, светлые волосы заколоты в конский хвост. Ошибся я — ничего особо у неё не выпирает, но симпатичная. На коленях у девицы сидит чёрный зверёк с белой полоской на спине и пышным хвостом. Сапиентированный небось, девица с ним-то и разговаривала. Кажется, я таких когда-то видел то ли в зоопарке, то ли в передаче "В мире животных". Как же они называются?.. О, вспомнил! Сейчас я тебе устрою провокацию! Рявкаю:

— Скунс! Отвечать, не задумываясь! Кто тебя завербовал? Чьё задание выполняешь?

Зверь вздрагивает, спрыгивает с колен девицы на пол, поднимает хвост и выпячивает жопу.

— Мефито, не смей! — кричит девица. Зверь издаёт пердёж, из-под хвоста у него вырывается струйка. Девица торопливо выхватывает из сумочки платок и прижимает к лицу. А Кураторы-то как переполошились — загомонили, забегали. Поневоле порадуешься, что тебе не включили обоняние.

Но зрение и слух мне никто не выключил. И вижу я, что девица начинает плакать — наверное, от мерзейшего запаха. А во мне просыпается рефлекс пятитысячелетней давности: возбуждаюсь, когда женщина плачет... Да что толку!

 

Ковосская "семья" (1)

Газовый гигант Джуго находится в системе звезды Чалаван, известной также как 47-я Большой Медведицы. Масса этого оранжевого шара в два с половиной раза превышает массу Юпитера в Солнечной системе, вокруг него обращаются шестнадцать обитаемых спутников. Бату-Соби, Ники-Гуру, Джи-Зо и ещё пять входят в империю Ковос. Остальные восемь планет, в том числе Арнах и Сумеречная, являются суверенными.

Бату-Соби — столичная планета империи. Здесь располагается императорский дворец, парламент, все правительственные учреждения, а также служебные жилища имперских чиновников — таким образом, им не приходится тратить много времени на дорогу до своих кабинетов и офисов. А чтобы слуги народа не только усердно трудились, но и полноценно отдыхали, в их распоряжении имеются многочисленные театры, 5D-кинотеатры, рестораны, оздоровительные и ночные клубы, поля для гольфа, бани различных типов и прочие полезные заведения. Разумеется, обслуживание такого огромного хозяйства требует большого штата работников, которые также проживают на Бату-Соби.

Но проводить свой досуг высшие чиновники и наиболее известные деятели культуры всё-таки предпочитают не на урбанизированной Бату-Соби, а на соседней Ники-Гуру, покрытой лесами. Здесь находятся поместья ковосской элиты, причём каждое занимает территорию в десятки (а некоторые — даже сотни) квадратных километров. Среди зелени пышных садов и пейзажных парков возвышаются крыши роскошных за́мков и дворцов. Одним из таких поместий владеет популярный журналист Вюява Шелма. Несколько лет назад он познакомился с Цонбе Исрилем, когда тот ещё не был императором Ковоса, и благодаря этому знакомству сам сделал блестящую карьеру, а заодно и сказочно разбогател.

Поместье Шелмы было одним из самых больших по площади. Главный дом являлся точной копией древнего земного замка Нойшванштайн, а по территории были разбросаны ещё с полдюжины домов, каждый из которых также воспроизводил знаменитые постройки на Земле — дворец "Коттедж" в Петергофе, итальянскую виллу д'Эсте со всеми её фонтанами, императорский дворец Кокё в Токио, загородную резиденцию американских президентов Кэмп-Дэвид… Близкий приятель Шелмы, олигарх Заебер Сорби, когда впервые посетил поместье, долго хохотал обеими пастями над скромным видом "американской резиденции":

— Это у тебя что — сарай или сортир?

Что с него взять — талиаманец! Две башки — два мозга. Шизофреник хренов.

На обширной поляне перед горой, на которой возвышалась копия Нойшванштайна, кипела работа. Десятки слуг — как людей, так и эльмиатов — возводили изящные павильоны, расставляли столики, стулья и вазоны с цветами, развешивали на деревьях вокруг ограды гирлянды разноцветных лампочек, монтировали помост для церемонии. Потом появились официанты, которые управляли плывущими над землёй антигравитационными транспортёрами — каждый из них был нагружен разнообразными бутылками, рюмками и бокалами, расписными фарфоровыми тарелочками, салатниками, блюдами для закусок. Вюява Шелма готовился к важному событию своей жизни — бракосочетанию. Его избранницей была не кто-нибудь, а сама Янья Исриль, любимая дочь императора. Потому-то подготовка и шла с таким размахом — ведь на свадьбе будет присутствовать сам престарелый император Цонбе Исриль Первый!

Шелма не особенно внимательно следил за ходом работ — он знал, что на управляющего можно положиться. В этот утренний час, когда солнце бликовало в окнах восточной стороны замка, а рыжеватый шар Джуго повис в точности над его главной башней, будущий зять императора коротал время в бассейне в обществе двух тибинианок. Их золотистая, чуть светящаяся кожа неимоверно возбуждала его.

— Русалочки мои золотые! — сюсюкал он, то и дело прикладываясь к непотопляемой бутылке с черносмородиновой водкой. — Красавицы мои! Что ж вы со мною делаете? Я ведь так могу и свадьбу отменить!

— Ты готов пойти ради нас на такую жертву? — томно спросила младшая тибинианка. Она поднырнула под надувное кресло, на котором восседал журналист, и опрокинула его в воду. Шелма вынырнул, отплёвываясь.

— Ш-ш-шалунишка! — прошипел он.

Шелестя щупальцами, в зал с бассейном проскользнул дворецкий Дьюми-Бу, одноглазый головоногий гейренианец.

— Прошу прощения, сударь… — начал было он. Шелма шлёпнул ладонью по воде:

— Я же сказал: не беспокоить меня, когда я принимаю водные процедуры! У тебя ушей нет? Вон и глаз только один.

— Ещё раз прошу прощения, — заторопился дворецкий. — но прибыл господин Сорби.

— Ну и что? Да хоть сам имп… кхе… хоть сам папа римский.

— Господин Сорби настаивает на встрече.

Шелма мрачно подплыл к краю бассейна.

— Забашлял он тебе, к гадалке не ходи. Чтобы ты о нём немедленно доложил. Я прав?

Дьюми-Бу побагровел и выпучил единственный глаз.

— Ну, так и есть. Отведи его в малую приёмную.

— Он уже там, сударь.

— И чего делает?

— Сидит. Я предложил господину Сорби напитки, но он отказался.

— Разумеется. Плохо ты знаешь Заебера, он по утрам не пьёт, употребляет только некоторые вещества. Скажи ему, скоро буду.

Дворецкий сделал щупальцем утвердительный жест и исчез. Шелма схватил плавающую неподалёку бутылку, сделал пару глотков и раздражённо швырнул её обратно в воду. Неуклюже вылез из воды, завернулся в шёлковую простыню и вышел из зала. Забытые тибинианки переглянулись, пожали плечами и продолжили плескаться.

Заебер Сорби расхаживал по малой приёмной, уперев руки в бока, и разглядывал обеими головами развешанные на стенах абстрактные шедевры, которые Шелма приобрёл за баснословные деньги.

— Первоклассная мазня, — сказал он левой головой, когда в приёмной появился Шелма, кутаясь в халат. — У меня бы не получилось так талантливо. Здравствуй, дорогой! Поздравляю с началом семейной жизни! Что же ты мальчишник-то зажал?

— Не хочу случайно дискредитировать себя, — заявил Шелма. — сам знаешь, в чью семью вхожу.

— Ага, а парочка сисястых и жопастых тибинианок тебя, стало быть, никоим образом не дискредитирует.

Правая голова Сорби, которая выглядела как карикатура на левую, довольно захихикала. Шелма помрачнел:

— Откуда знаешь?

— Я всё знаю, милок. Да, извини, пришёл пустой, свадебный подарочек подгоню вечером. Мой визит — конфиденциально-неофициальный. Срочное дело.

Олигарх окинул помещение двумя парами глаз.

— Одевайся, выйдем в парк.

— Не волнуйся, никакой прослушки здесь нет. — Шелма сел в огромное кресло и указал Сорби на стоявшее напротив. — Садись, не маячь. Что у тебя за дело?

Сорби расположился в кресле и закинул ногу на ногу.

— Хочу заранее предупредить тебя, чтобы ты особо не выпендривался. Не задирал нос свой курносый и веснушчатый.

Шелма, черты лица которого и впрямь трудно было назвать аристократическими, немедленно вспылил:

— На себя посмотри, двуглавый!

— Хорошо, хорошо, — добродушно протянул Сорби. — Я ведь по-дружески. Просто у тебя ещё есть время передумать.

— Это ты насчёт свадьбы?

— Её.

— С дуба рухнул?!

Сорби подался обеими головами вперёд и проникновенно заговорил:

— Старик совсем плох, ты сам это знаешь. И с каждым днём — всё хуже и хуже. Ладно бы только со здоровьем у него были проблемы, но он и ведёт себя, скажем так, не совсем адекватно. Бухает, как чёрт, хотя ему врачи запретили. На днях вернулся с Зигориса. Ты знаешь, что́ он там учинил?

— Я в то время охотился на зайцев в лесах Гариона и вообще не следил за новостями.

— Молодец. Первый журналист императорского пула, ага. Замечательно справляешься со своими обязанностями.

Шелма разозлился:

— Не указывай мне, что делать! Я отправил на Зигорис Льекси, он хороший профессионал.

— Как цензор — согласен. В ковосские масс-медиа ничего не просочилось. А про Галанет ты забыл? Вся империя уже в курсе. Его величество император Ковоса Цонбе Исриль Первый во время посещения Герольского агрономического университета на планете Зигорис затеял драку с сапиентированным медведем и сломал ему челюсть!

— Вообще-то народу такое нравится. Надо было дать эту новость по всем каналам. А Льекси обосрался.

Обе головы Сорби вздохнули.

— Мало ли что нравится или не нравится этому твоему народу. Цонбе становится непредсказуемым и неуправляемым. Настала пора отправить его на давно заслуженный отдых.

— Вон оно что! — Шелма набычился. — Я тут из кожи лезу вон, чтобы попасть в императорскую семью, а ты в последнюю секунду меня обламываешь! Небось сам хотел залезть в постель к Янье, но получил от ворот поворот!

— Ну что ты за дурак такой, Вюява? Извини, конечно. Я ведь талиаманец, о какой постели с вашей, человечьей, бабой может идти речь? Просто я по-дружески предостерегаю тебя. И предлагаю сразу же после вашего свадебного путешествия заняться поисками преемника.

х х х

В северном полушарии Бату-Соби, почти в самом центре Приполярного океана, из воды выступает небольшой каменистый остров. Холодные серые волны с грохотом разбиваются о прибрежные валуны, окатывая брызгами замшелые стены старинного за́мка из чёрного камня. Замок этот был воздвигнут в незапамятные времена, когда не существовало империи Ковос, а суша Бату-Соби была поделена между многочисленными герцогствами и княжествами. Об острове и о замке на нём знало не так уж много жителей планеты, да и кого могло заинтересовать мрачное заброшенное строение, к тому же расположенное в негостеприимном климате?

Между тем замок вовсе не был необитаемым. Он выглядел неуютным и запущенным лишь снаружи; однако случайный посетитель, попади он внутрь, оказался бы поражён роскошью и комфортом. Старинная, тщательно отреставрированная мебель, прекрасные гобелены на стенах, современное сантехническое оборудование и продвинутая бытовая техника кардинальным образом меняли первоначальное впечатление.

Официально замок находился в собственности Ковосского Фонда Культуры. На самом же деле он служил местом тайных встреч наиболее влиятельных представителей ковосской элиты. И сейчас на парковочной площадке у северной стены дремали три дорогих аэролимузина. А их владельцы расположились в малой гостиной, уютной комнате с дубовой обшивкой на стенах, удобной старинной мебелью и камином, в котором ярко пылал огонь. Они сидели в креслах вокруг изящного столика на изогнутых ножках; на нём стояли резная литровая бутылка арманьяка с планеты Лютеция (сто тысяч галамарок), шесть коньячных бокалов, продолговатая фарфоровая тарелочка с нарезанным лимоном и хрустальная пепельница. Посетителей замка было четверо: новоявленный зять императора Вюява Шелма, его жена Янья, двухголовый олигарх-талиаманец Заебер Сорби и вице-премьер империи Байто Лячус — немолодой, но пышущий здоровьем мужик с рыжеватой шевелюрой.

— Где Гвлева? — капризным тоном спросила дочь императора.

— Я говорил с ним полчаса назад, — ответил Шелма, бросив взгляд на каминные часы. — Сказал, что задерживается. Дескать, появились новые интересные сведения, которые касаются нашего дела.

— Какие сведения?

— Кто ж о таком по коммуникатору базарит?

— Врёт, наверное, Гвлева, — зевнул Лячус. — чтобы оправдать своё опоздание.

Сорби помотал обеими головами:

— Нет, Блоп Гвлева — мужик деловой и серьёзный. Но мы не будем его ждать. Давайте начнём. У кого какие имеются мысли по поводу преемника?

— Вообще-то вся эта ваша затея с преемником сильно смахивает на измену! — голос Яньи предостерегающе звенел.

— Ну что ты, дорогая! — возразил Шелма. — Папа и сам обеими руками за то, чтобы отречься от престола. Уж очень он устал за последние месяцы — сам мне говорил. Но, к сожалению, у Цонбе нету сына, которому он мог бы передать свой титул. Поэтому нам и приходится выбирать.

— А кого хочет сам Цонбе Исриль? — спросил Лячус.

— Он как-то обмолвился, что неплох был бы Вороб Цемнис… — начал Шелма. Его супруга, тут же скривилась, всем своим видом выражая "фи", Лячус тяжело вздохнул, а правая голова Сорби харкнула на ковёр.

— Ты что себе позволяешь?! — возмутилась Янья. — Оставь эти плебейские манеры!

— Извини, заинька! — быстро проговорила левая голова.

— Я тебе не заинька!

— Ну хорошо, хорошо. Я только хотел сказать, что Вороба и близко нельзя подпускать к трону, в каких бы любимчиках он ни ходил у императора. Больно много он о себе понимает. К тому же Воробушек слишком честный и порядочный.

— Эти качества никоим образом не подходят политику, — заметил Лячус, закуривая сигарету.

— Да, если Воробушек займёт трон, он на следующий же день натравит на нас целую свору правоохранителей.

— С какой целью? — спросил Шелма.

— Начнут совать свои сопливые носы в наши дела. В результате и оглянуться не успеем, как окажемся на цугундере.

— Реальная перспектива, — мрачно проговорил Лячус и аккуратно стряхнул пепел. — А как насчёт Влаши Янгри?

— Сноб и слишком много умничает, — сказал Шелма. — Народ за ним не пойдёт.

— Народ?! — расхохотался Сорби обоими ртами. — А кого вообще интересует мнение так называемого народа?

— К тому же в случае чего Янгри не станет нас защищать, а наоборот, продаст, — добавила Янья.

— В общем, ни одна кандидатура из предложенных не подходит, — подвёл итог Шелма. — Не отдавать же трон этому гигантскому одноклеточному…

— Зюдегану, что ли? — уточнил Сорби.

— Ему, родимому.

— Да уж, — фыркнул Лячус. — У Зюдегана с электоратом в последнее время беда, так он знаете, что затеял? Вербует сторонников из числа своих соплеменников — простейших. Дабы они множили ряды партии и избирателей простым делением.

— Амёба — она и есть амёба.

— И что же теперь делать? — спросил Лячус.

Воцарилось молчание. Сорби сидел, тупо блуждая по сторонам двумя парами глаз. Его партнёры знали, что такой вид талиаманец приобретает, когда его головы ведут между собой мысленный разговор. Наконец олигарх очнулся и выдохнул обоими ртами.

— Новым императором должна стать персона не из Ковоса, — заявил он. Остальные переглянулись между собой, и Лячус сказал:

— Тот есть как — не из Ковоса? А откуда? С Сумеречной? С Арнаха? Или с Хитоки?

— Зачем ограничиваться нашей системой?

— Значит, пригласим какого-нибудь честолюбивого гражданина Галактического Союза?

— Ни в коем случае! — воскликнула левая голова Сорби. — К дьяволу Галасоюз с его толерантностью и правами разумных существ!

— Тогда откуда? Надеюсь, не из пиратской системы Фри-Ко? Вот уж где найдётся желающих, как грязи…

— Нет, нет и нет! — отчеканил Сорби обеими ртами. — У меня только что возникла идея: займёмся поисками преемника на Земле.

— Какой ещё земле? — не поняла Янья.

— Третья планета системы Гелиоса. Между прочим, историческая родина хомо сапиенсов. То есть всех вас, ребятки.

— А, эта… Слыхал, — буркнул Лячус.

— Планета Земля находится в изоляции, — заявил Шелма.

— Почему? — удивилась его супруга.

— Потому что там обитают потомки тех, кто отказался от Исхода пять тысяч лет назад. Прозябают в дикости и отсталости. У них там всё до сих пор на уровне начала третьего тысячелетия.

— Так это даже хорошо! — воскликнул Сорби. — Представляете, в каком говне они живут? Любой обеими руками ухватится за возможность вырваться оттуда, да ещё возглавить целую планетную систему. А уж мы подберём такого типа, которым можно управлять, словно марионеткой. Чтобы не вздумал проявлять самостоятельность.

— С тем же успехом можно сделать императором какую-нибудь сапиентированную макаку с Зигориса, — проворчал Лячус.

— Дружище, ты меня не слышишь. Самое важное в потенциальном преемнике — его сговорчивость и послушание.

— Что-то не нравится мне твоя затея с преемником-землянином, — сказал Лячус.

— И мне тоже, — поддакнул Шелма.

— И мне! — воскликнула Янья.

В гостиную вошёл Блоп Гвлева, главный советник императора, ниорнианец с коротким хоботом вместо носа и огромными лопухообразными ушами.

— Ну что, други? — прогнусавил он, насмешливо оглядывая компанию. — Определились с преемником или как?

— Или как, — мрачно ответил Лячус.

— Это ведь не блюдо выбирать в ресторанном меню, — добавил Шелма.

— А тебе лишь бы пожрать, — проворчал Сорби. — Хаваешь за двоих!

— Кто бы говорил! — обиделся Шелма.

— В общем, в поисках решения вы зашли в тупик, — констатировал ниорнианец.

— Как и любая компания, где главенствуют мужики, — сказала Янья.

Ниорнианец кивнул и со всем возможным удобством расположился в кресле. Его хобот азартно подёргивался.

— Ты чего такой… возбуждённый? — поинтересовался Сорби: короткий хобот ниорнианцев-мужчин являлся вспомогательным половым органом.

— Кажется, я нашёл кандидата, который устроит всех, — сказал Гвлева. Он не спеша налил в бокал арманьяк, выпил, поставил бокал на стол и сунул в щель рта, лишённого губ, ломтик лимона. Остальные ждали с разной степенью нетерпения. Лицо на правой голове Сорби было совершенно постным, в то время как рожа на левой злобно гримасничала: талиаманца злила манера Гвлевы разогревать внимание. Лячус скрестил руки на груди и, прищурясь, смотрел на Гвлеву. Шелма играл желваками, а его жена ёрзала в кресле.

— И кто же он? — не выдержал Лячус.

— Или она? — не смолчала Янья.

— Только этого не хватало, — прошипела левая голова Сорби.

— Никшни, двуглавый, — Гвлева сделал успокаивающий жест. — Это мужчина. У него столько имён и прозвищ, что настоящее его имя сейчас установить затруднительно. Но это и не важно. Когда он станет императором, выберет себе новое.

Потерявший терпение Сорби заорал сразу двумя ртами:

— Хоботный, да скажешь ты, наконец, кто он такой?!

— Личность Х! — торжествующе произнёс ниорнианец.

Остальные переглянулись.

— А почему не "игрек"? — спросил Шелма.

— Да подожди… — отмахнулся Сорби. — Что за личность Х?

— Я посвящу вас в его краткую историю, господа, — сказал Гвлева. — Только, с вашего позволения, буду называть нашего кандидата не личностью Х, а человеком Х, чтобы не путаться с родовыми окончаниями. Итак, человек Х родился на Гелиосе-3, известном также как Земля, то есть родной планете вида хомо сапиенс, примерно за век до Исхода. Он сделал кое-какую карьеру в специальной службе одного из крупнейших земных государств. Возможно, он так бы и умер в конце концов рядовым военным пенсионером, если бы в результате ряда случайных событий не сделался главой этого государства.

— Хорошенькие случайности! — пробурчал Шелма.

— Чего на свете не бывает, — заметил Сорби.

— К тому моменту, — продолжал Гвлева. — это государство всего лет десять как перестало быть авторитарным и строило демократию — в том смысле, в каком её понимали сами строители. Но, видимо, их понимание оказалось неверным и даже порочным. Человек Х поначалу на словах поддерживал общий тренд на прогресс. Но когда срок его правления закончился, он отказался покидать свой пост, фактически узурпировал власть и развернул страну на сто восемьдесят градусов, к тоталитаризму. Короче говоря, превратился в диктатора. Он устроил нескольких локальных военных конфликтов и в итоге развязал полноценную войну против соседней мирной страны. С осуждением агрессии, инициированной диктатором, выступило большинство стран мира. Были введены различного рода санкции против возглавляемого им государства; оно фактически стало изгоем. Но диктатор не унимался и продолжал повышать ставки в военном противостоянии. Неизвестно, чем бы всё это окончилось — возможно, ядерной войной — если бы не вмешался Галактический Центр с подачи тех немногих землян, которые без лишнего шума покинули Землю ещё до Исхода. Галасоюз, совершенно не афишируя своего участия, поспособствовал аресту диктатора сотрудниками земных международных служб. Его судили и приговорили к пожизненному заключению. Бывший диктатор отсидел в земной тюрьме четырнадцать лет и уже готовился отдать богу душу. Но случилось так, что кто-то из землян-эмигрантов узнал, что в Галактическом Союзе существует технология переноса разумной личности на особую квазиживую субстанцию. Эту технологию создали жители Андирии, лучшие в Млечном Пути медики и физиологи. Правда, в те далёкие времена данный процесс требовал относительно большой массы этой субстанции — почти семьдесят секстиллионов килограмм. Была создана инициативная группа, которая начала кампанию за вечное заточение бывшего диктатора. Группа организовала сбор средств на осуществление проекта. И знаете, что занятно? В финансировании участвовали не только бывшие земляне, но и другие граждане Галасоюза. Они создали так называемый ФВЗ — Фонд Вечного Заточения. Финансирование ФВЗ осуществляется до сих пор на основе краудфандинга. Желающих поучаствовать не очень много, но они, как правило, весьма состоятельные граждане Галасоюза.

Гвлева прервался, налил в бокал арманьяк, неторопливо, смакуя, выпил его и продолжил:

— Требуемая сумма была собрана. К тому времени Исход уже шёл вовсю, на Земле царила полная неразбериха, и сотрудникам ФВЗ удалось выкрасть экс-диктатора из тюремного госпиталя. Несколько врачей-андирианцев поддерживали жизнь в тщедушном теле с несоразмерно большой головой, пока на орбите Венеры, соседней с Землёй планетой, формировался спутник из квазиживой массы, и шёл монтаж научной станции, где могли бы жить и работать специалисты. Когда процесс завершился, андирианцы внедрили личность бывшего диктатора в структуру вновь созданного спутника, а самого его вернули на Землю, где он вскорости и помер. Вот и вся история. А теперь — внимание, вопрос! Если удастся перенести томящийся на орбите Венеры разум экс-диктатора, известного также как человек Х или личность Х, в человеческое тело, сможем ли мы желать лучшего преемника?

Янья, Шелма и Лячус принялись переглядываться, а правая голова Сорби требовательно заговорила:

— С какого перепугу ты решил, что этот пятитысячелетний реликт, бывший диктатор и военный преступник годится в императоры Ковоса? Обоснуй!

Ниорнианец принялся загибать многосуставчатые пальцы на своих четырёхпалых руках:

— Во-первых, он будет нам по гроб жизни обязан за то, что мы снова сделали его полноценным человеком. Во-вторых, человек Х попал в своё время из грязи в князи, так что холуйство у него в характере. И в-третьих, что вытекает из во-первых и во-вторых, он станет выполнять всё, что мы от него потребуем.

— Не факт, — Сорби замотал обеими головами. Не обращая на него внимание, Гвлева продолжил:

— В-четвёртых, если вдруг новый преемник заартачится, его всегда можно будет припугнуть возвращением его разума обратно в субстанцию.

— Было бы чего возвращать, — махнул рукой Шелма. — Ведь в человеческом теле окажется копия личности Х. Сама она так и продолжит болтаться на орбите Венеры в виде спутника. Разве нет?

— Вот как раз данный вопрос мне не удалось прояснить, — Гвлева даже втянул хобот от досады. — Не исключено, что искусственный спутник перестанет быть носителем личности. Но нас-то каким боком это трогает?

— Галасоюзу вряд ли это понравится, — задумчиво произнёс Лячус.

— Вы не о том думаете, — сердито сказала Янья. — Мы в принципе согласны на эту операцию или нет? Кстати, Гвлева, откуда ты узнал такие подробности о человеке Х? Побывал в Солнечной системе?

— Нет. Прочитал блог одной девицы, журналистки-любительницы, которая добилась встречи с человеком Х и взяла интервью у него и у сотрудников станции. Её зовут Сали Хазул, сама она с Арнаха…

— Вот как! Можно сказать, наша соседка! — воскликнул Шелма.

— А ты уже и стойку сделал! — нахмурилась его жена.

— Да при чём здесь стойку…

— Погодите вы! — досадливо прервал супругов Лячус. — Дайте дослушать! Гвлева, продолжай. Каким образом девица с наглухо изолированного Арнаха оказалась за хрен знает сколько парсеков от своей родной планеты?

— Она выиграла в лотерее тур в любую систему Галасоюза. Одним из спонсоров лотереи является крупная компания "Гала-Тур". Правители Арнаха, эти "крепкие хозяйственники" и доморощенные милитаристы с дубово-отсталыми головами, конечно, морщатся от подобного сотрудничества, но деваться им некуда: через "Гала-Тур" на Арнах идёт нехилый поток галактической валюты. Правда, Сали Хазул обеспечила им головную боль — попросила политического убежища в Галактическом Союзе.

— И что?

— Пока ничего. Вопрос решается, а девка сидит как на иголках во временном центре содержания иммигрантов на Гамме Стрельца XXV. Если её депортируют на Арнах, я ей не завидую… Но дело осложняется ещё одним обстоятельством. Я по своим каналам узнал, что личность Х после встречи с Хазул замкнулась в себе. Она… в смысле, он категорически отказывается общаться со специалистами станции...

— Может, он умер? — спросил Шелма.

— Он не может умереть, пока содержится в субстанции. А теперь правление ФВЗ рвёт, мечет и требует крови Сали Хазул — в фигуральном смысле, конечно. Они вообразили, что девчонка нанесла заключённому непоправимую психологическую травму, он превратился в овощ и теперь не сможет осознавать всю тяжесть своих преступлений.

— Экс-диктатор превратился в овощ? Тогда почему ты потратил столько времени на рассказ о нём? — недовольно спросил Лячус. — Получается, что личность Х нам не подходит!

— Вы не дали мне договорить. ФБЗ раздул из мухи слона. На самом деле заключённый не замкнулся, а постоянно требует возвращения Сали Хазул. Ему, естественно, отказывают, и он посылает всех на три буквы.

— На кой ему понадобилась эта арнахианка?

— Спроси у него. Может, влюбился.

— У меня появилась идея, — заявила Янья.

 

Сали (3)

Пассажирский и грузовой терминалы космопорта разместились в западной части единственного материка планеты Гамма Стрельца XXV. Восточную же половину занимали ремонтные доки, склады длительного хранения и центр временного содержания беженцев и иммигрантов. Это был городок с геометрически правильной планировкой: вдоль улиц тянулись ряды небольших одинаковых одноэтажных домиков с белыми стенами. Каждый домик состоял из комнаты с двумя или тремя спальными местами, минимальным набором мебели и ванной. Всё это, разумеется, при необходимости трансформировалось под потребности конкретного вида, к которому принадлежал беженец.

Один из домиков занимала уроженка планеты Арнах Сали Хазул вместе со своим ручным скунсом. Последнему приходилось скрывать свою разумность от посторонних, потому что появление сапиентированного зверя — не гражданина Галасоюза — с закрытой планеты Арнах всполошило бы Галапол, и Мефито взяли бы в оборот. Так вот и обитал скунс в домике на нелегальном положении. С Сали они разговаривали шёпотом. Впрочем, разговоры в основном велись на одну и ту же тему — как избежать возможной депортации на Арнах.

— Я не вернусь туда, — повторяла Сали. — Лучше сдохнуть! Посадят, заклеймят, устроят показательный процесс — я ведь изменница! Потом всю жизнь будут пальцами тыкать… Как же я ненавижу эту серую массу, своих соплеменников!

— Думаешь, я сам туда сильно стремлюсь? — говорил скунс.

— Ну, ты-то всегда сможешь сбежать.

— Разве я тебя брошу, непутёвая моя? И потом, ты рано паникуешь. Может быть, эти бюрократы из Галацентра всё-таки удовлетворят твоё ходатайство о предоставлении вида на жительство…

— Надо готовиться к худшему.

— Как ты себе это представляешь — готовиться? Бояться с утра до вечера?

— Да… — вздохнула Сали. — С утра до вечера… Никак не привыкну к здешним восходам и закатам. На Арнахе солнце постоянно висит на одном и том же месте, только Джуго устраивает ему ежесуточные затмения…

— Спасибо, я и сам это знаю. Давай лучше думать о будущем. Вот чего ты раскисла? Ты приобрела популярность, твой материал о посещении планеты Х до сих пор висит в топах Галанета.

— Толку-то…

— Пиши ещё, публикуйся, пиарься! Создавай вокруг себя информационный шум! Тогда и с депортацией возникнут затруднения. Общественное мнение будет на твоей стороне.

Сали вздохнула.

— О чём писать? Об условиях содержания в этом чёртовом центре?

— Хотя бы.

— Тогда придётся его хвалить, чтобы не раздражать начальство.

Мефито не успел ответить — в дверь домика постучали. Сали вскочила с кровати и прижала к груди сжатые кулачки, а скунс моментально придал своей морде тупое выражение, чтобы сойти за неразумного.

— Кто там? — спросила Сали дрожащим голосом.

— Представители администрации Ковоса. Позвольте войти!

— Ковоса? Что вам от меня нужно?

— Госпожа Хазул, у нас к вам деловое предложение, от которого вы вряд ли захотите отказаться.

Девушка в замешательстве посмотрела на скунса. Тот продолжал изображать дикого.

— Входите! — решилась Сали.

х х х

— Я вас правильно поняла? — спросила Сали. — Вы хотите, чтобы я уговорила Кощея перенести свой разум в человеческое тело? Чтобы он стал новым императором Ковоса?

— Вы совершенно правы, — кивнула Янья. Вместе с нею в домик Сали ввалились Шелма и Лячус. Заговорщики решили, что лучше не смущать не привыкшую к нечеловеческим разумным видам уроженку Арнаха, поэтому Сорби и Гвлева остались на Бату-Соби.

— Почему я? — спросила Сали.

— Потому что после встречи с вами Кощей, как вы его называете, замкнулся в себе и вообще перестал общаться с сотрудниками станции. Видимо, вы невольно оказали радикальное воздействие на его психику. Рискну предположить, что вы, Сали, имеете на бывшего диктатора беспрецедентное влияние. — ответил Лячус.

Сали махнула рукой:

— Да какое там влияние! Этот козёл так рявкнул на моего Мефитика, что тот испугался и… пустил газики, — она почесала брюхо скунсу, развалившемуся на спине. — А я расплакалась, как дура.

— Расплакались? — переспросила Янья.

— Ну да. Кощей издал какой-то странный звук, а потом замолк. Набежали сотрудники, выгнали меня из переговорной… Наверное, теперь меня к планете Х на пушечный выстрел не подпустят.

— Это не ваша проблема, — заявил Шелва. — Если вы согласитесь, и миссия окажется успешной, вы, во-первых, получите гражданство империи Ковос…

— Я скоро получу вид на жительство Галасоюза, — напыщенно произнесла Сали. Шелва усмехнулся:

— Ну, насчёт вида на жительство бабка надвое сказала. А представьте, что вам откажут и депортируют на Арнах. С точки зрения арнахских законов вы стали предательницей в тот самый миг, как попросили политического убежища. Так что надолго сядете в тюрьму, выйдете оттуда, когда вам уже будет под пятьдесят, и продолжите до конца жизни клепать на заводе никому не нужные детальки.

— Почему никому не нужные? — удивилась Сали.

— Потому что! — встрял Лячус. — Желаете знать истинное положение дел? Пожалуйста! Да будет вам известно, что вся машиностроительная продукция Арнаха, которая идёт на экспорт, попадает в переплавку.

— Как это?! — опешила Сали.

— А вот так! Ещё давным-давно Галасоюз установил исключительно высокие пошлины на экспорт сырья с биологически активных планет, чтобы добывающие компании не истощали недра и не наносили вреда экологии. Поэтому добыча осуществляется в основном на безжизненных космических объектах. Однако ваш Арнах оказался под властью так называемых "крепких хозяйственников" с чудовищно отсталым мировоззрением. Вместо того, чтобы развивать современные технологии в разных областях, они взялись клепать по древним чертежам никому не нужные машины, которым самое место в музее. Торговые посредники из Галасоюза покупают этот технический хлам за гроши, отправляют в переплавку и продают в виде проката, но уже за очень хорошие деньги.

— Я этого не знала, — прошептала потрясённая Сали.

— Неудивительно, девушки обычно такими вещами не интересуются, — сказала Янья. — к тому же, насколько я знаю, на Арнахе нет доступа к Галанету.

— Есть, но только "белый", к определённым сайтам. Правда, блокировку можно обойти…

— Стоп, — перебил Сали Шелма и хлопнул ладонью по колену. — Мы ушли от темы. Как я уже говорил, Сали, при положительном исходе дела вы получите гражданство Ковоса, особняк с участком на элитной планете Ники-Гуру, два миллиона ковосских динаров наличными или на банковском счету… это примерно полтора миллиона галамарок... и пожизненное освобождение от уплаты налогов. Согласны?.. Почему вы всё время смотрите на вашего любимца, как будто спрашиваете у него совета?

— Привычка, — смутилась Сали. — Сколько времени у меня есть на раздумье?

— Мы хотели предоставить вам стандартные сутки, — ответил Лячус. — Но, когда мы проходили через здешний КПП, какой-то чин в форме разговаривал по коммуникатору. Прозвучала ваша фамилия. Так что не знаю, сколько у вас осталось времени…

— Врёте, — убеждённо сказала Сали. — Вы только что это сочинили.

— Хватит тянуть резину! — вдруг рявкнул Шелма. — Отвечайте прямо сейчас: согласны или нет?

— Не нервничай, дорогой, — промурлыкала Янья. — Я уверена, что умная девочка сделает правильный выбор. Сали, у вас есть какие-нибудь вопросы?

Сали ненадолго задумалась.

— Вот что хотела спросить. А ничего, что вашим правителем станет бывший диктатор и военный преступник?

— Это наше дело, — отчеканил Лячус.

 

Личность Х: воспоминания (13 лет)

Просыпаюсь от голоса "отца" — орёт на кого-то в коридоре. Перед самым носом на подушке сидит таракан. Здоровенный, ленинградский — в Грузии мне такие не попадались. Не терплю тварей! Дую на него — прямо видно, как он, сволочь, лапами в подушку вцепился, чтобы не улететь. Смахиваю говнюка рукой, хоть и противно. Слышу, как он приземляется на дощатый пол с мерзким таким звуком: цык!

На "отца" в ответ визжит соседка, бабка Егоровна. Я прислушиваюсь. Ага, понятно. "Мать" замочила рубаху "отца" в нашем корыте, а Егоровна сослепу перепутала со своим корытом и вбухала туда синьку.

Распахивается дверь, "отец" быстро входит в нашу комнату и шипит:

— Марш из постели!

Как будто я сам не знаю! "Отец" выбивает из пачки беломорину, закуривает. А меня блевать тянет от табачного дыма. Но попробуй вякни что-нибудь против. В лучшем случае заработаешь подзатыльник и обычное: "Я у себя дома! Хочу — курю, хочу — нет!"

Подтягиваю трусы, иду в уборную. Спросонок не замечаю, что там горит свет — тяну на себя дверную ручку и слышу поросячий визг. На толчке раскорячилась Ульянка, соседка и одновременно одноклассница.

— Закрой дверь, [моя фамилия]! — визжит. — Какого хрена вламываешься?

Я застываю на месте. Сначала смотрю на её лицо, потом перевожу взгляд ниже — байковый халат у неё распахнут. В первый раз вижу у девчонки. Почти как у "матери", только волос поменьше. Короче, ничего красивого. Ульянка повышает голос:

— Ты куда уставился, крысёныш?!

— Надо было крючок накинуть, — говорю. Если она сейчас разревётся, я себя выдам вздыбившимися трусами. Нет, не будет Ульянка реветь — просто злится.

— Тебя не спросила, чего мне делать! Быстро закрыл!

Я захлопываю дверь и перемещаюсь в ванную. Но там — бабка Егоровна. Полощет рубаху "отца", всю ванную собою заполнила.

— Тебе чего? — пыхтит.

— Умыться, Егоровна.

— Не видишь — занято? Обожди. Или мойся на кухне.

Ну да, на кухне… Там сейчас все соседи толкутся, к раковине и не подступишься. С другого конца квартиры орёт Николай, сын Егоровны:

— Мама! Где мои штаны?

— А?.. — гудит Егоровна.

— …на! Штаны мои куда дела, говорю?

— Вот гопа… — бормочет Егоровна и выдвигается из ванной, попутно бросив мне:

— Чего встал на дороге?

Воспользовавшись тем, что ванная освободилась, торопливо умываюсь и чищу зубы. По пути в нашу комнату прохожу мимо комнаты Егоровны. Они с Николаем ищут его брюки. Видно, Егоровна погладила их, да и забыла, куда дела. Склероз у бабки.

У двери в нашу комнату сталкиваюсь с выходящей тётей Клавой, матерью Ульянки. Она грозит мне кулаком и ругается:

— У-у-у, развратник, глаза твои бесстыжие! Молодой, да ранний!

Понятно, Ульяха нажаловалась. Вхожу в комнату. "Отец" стоит посередине, сложив руки на груди. Командует:

— Подойди!

Я подхожу и получаю затрещину.

— Будешь и дальше подсматривать — глаза выколю и х… тебе оторву, понял?

— Я не подсматривал! Ульянка не заперлась в уборной, я случайно открыл!

— Поговори мне ещё тут.

Он кладёт в карман пачку "Беломора", уходит. На круглом столе "мать" оставила мне завтрак: два бутика с сыром и чашку молока. Снимаю ложкой противную пенку и принимаюсь хавать. Потом надеваю форму, запихиваю в портфель тетради и учебники — химию, алгебру, немецкий… В прихожей натягиваю куртку, нахлобучиваю кепку и выхожу во двор, а оттуда — на Лиговку. Только бы не наткнуться по дороге на Палашина — он живёт поблизости, на Обводном… Ух ты, новый "москвич" приткнулся у поребрика, белый! Когда-нибудь у меня тоже будет такой же. Обхожу вокруг машины. Вся она какая-то прямоугольная, совсем не похожа на старую модель.

В эту школу я хожу с сентября прошлого года, а переехали мы на новую квартиру с "родителями" почти год назад. Чтобы, значит, никто из соседей не знал, что я приёмыш. "Родители" носят ту же фамилию, что и я. [Ну никак не могу вспомнить ни имя, ни отчество, ни фамилию! Память сохранила только грузинский вариант имени — Ладо.] "Отец" — на самом деле мой двоюродный дядька, он приходится двоюродным братом моей настоящей матери, а я в метрике записан под её фамилией. И дату рождения мне изменили, на два года "омолодили". А кто был моим настоящим отцом, я до сих пор не знаю. Мать осталась в Грузии, с Гоги. Вроде опять забеременела…

Сворачиваю с Лиговки на дорожку, ведущую к школе… ч-ч-чёрт! Палашин собственной персоной, парень высокий, но худой. Повернувшись к стене дома, торопливо делает последние затяжки и швыряет окурок на землю. Ха, золотой фильтр — "Фемина"! Палашин смолит женские сигареты! Но когда он замечает меня, мне становится не до смеха.

— Здорово, — говорит.

Я прикладываю правую руку к кепке и отвечаю:

— Здравия желаю!

— Равняйсь! Смирно! Шагом марш!

Шлёпаю по лужам. Палашин идёт сзади и командует:

— Чётче шаг! Колени не сгибать!

Стараюсь, как могу. Об унижении не думаю. Ничего, когда-нибудь и ему достанется.

Наступаю на развязавшийся шнурок, спотыкаюсь и падаю. Больно ударяюсь коленом — видно, это мне на роду написано. Немедленно получаю палашиновой ногой по рёбрам, несильно.

— Встать!

На глаза наворачиваются слёзы. Слышу звук удара и удивлённое кряканье Палашина. Встаю, оборачиваюсь. Моего недавнего "командира" бьёт под дых Лёнька Грюнесталь. Их с братом Олегом боится вся школа, даже десятиклассники. Братья занимаются в секции самбо. Всё хочу к ним попроситься и не решаюсь.

— Вали отсюда! — спокойно произносит Лёнька. Палашин молча, не глядя на меня, скрывается в школьных дверях. Грюнесталь обращается ко мне:

— А ты отвечай! Не будь ссыклом! Иначе так и будешь ото всех получать.

Он уходит за здание школы, на спортплощадку. Я поднимаю портфель и плетусь в класс. Всё, теперь мне точно не жить… Надо прийти в класс перед самым звонком. Что там у нас первое, немецкий? Пока посижу, пожалуй, в пионерской комнате, если она уже открыта.

х х х

С-с-сука, химичка не пришла! Второй урок получается пустым. Надежда Дмитриевна, наша классная, велела всем сидеть в кабинете. Это очень хреново!

И Горшка сегодня нет, как назло! На химии мы с ним сидим за одной партой, его тоже все чморят. Хотя бы пополам разделили унижение… А теперь всё на меня одного повалится. Слава богу, Палашин занят, что-то обсуждает со своим дружком Виктюком. Но тут ко мне поворачивается Ульяха (они с Масловой сидят впереди меня) и начинает издеваться:

— [Моё имя в уменьшительно-ласкательной форме], тебе понравилось?

— Чего понравилось? — спрашиваю, хотя прекрасно понимаю, что она имеет в виду.

— То, что увидел утром в уборной.

— Ничего я не видел.

— Врёшь! — встревает Маслова, а Ульяха кривляется дальше:

— Я тебя люблю! У меня скоро ребёнок от тебя будет!

— Да пошла ты… — произношу я и отворачиваюсь.

— Куда ты меня послал? — мерзким голосом спрашивает Ульяха.

Я молчу. Она повышает голос и задаёт тот же вопрос.

— Отстань, — говорю. Ульяха открывает кран, набирает в горстку воды (класс-то химический, краны с раковинами — на каждой парте) и брызжет мне в лицо. Ах ты, прошмандовка! В ярости оглядываю пространство вокруг себя — чем бы кинуть в ответ? С парты жирного Грача, что в соседнем ряду, хватаю недоеденный бутерброд с кабачковой икрой (Грач постоянно жрёт что-нибудь) и швыряю в Ульяху. Но та каким-то чудом увёртывается, и бутик летит прямо в морду Палашина.

— [Моя фамилия], ты охренел?! Ну всё, пипец тебе! — Палашин, кое-как стерев с морды икру, похожую на говно, подлетает ко мне. Несколько раз прикладывает меня лицом о кафельную поверхность парты и кричит Виктюку:

— Вить, тащи сюда ведро с тряпкой!

Палашин удерживает мою голову прижатой к парте в повёрнутом набок положении. Я вижу, как Виктюк приносит ведро с тряпкой для мытья пола.

— Набери воду, — командует Палашин. Виктюк выполняет его распоряжение и кидает в ведро грязную тряпку. Палашин стаскивает меня с места, обрушивает на колени и, обхватив мою шею руками, окунает мою голову в ведро. В нос бьёт вонь от грязной тряпки, я чувствую её противное шершавое прикосновение. Класс покатывается со смеху. Всё-таки надо будет обкашлять с братьями Грюнесталями насчёт секции…

— Это ещё что такое?!

Голос Надежды Дмитриевны. Как-то незаметно она вошла в класс.

Палашин отпускает меня, я встаю. Грязная вода с моего лица течёт на форму. Вытираюсь рукавами. Надежда Дмитриевна выпученными глазами смотрит то на меня, то на Палашина.

— Палашин! Как ты посмел?! Как тебе не стыдно?! — её голос дрожит.

— А чего такого?

— Ты ещё спрашиваешь — чего такого?! Что за отвратительное издевательство над товарищем?

— Мы просто шутим…

— Шутите?! [Моя фамилия]! Тебе нравится нырять в грязное ведро?

— Нет, — говорю.

— Палашин! Ты знаешь, что родители [моя фамилия] потеряли в блокаду двух сыновей?

— У меня тоже в блокаду умерла старшая сестра, — встревает Виктюк.

— Помолчи, Виктюк, тебя не спрашивают! А ты, Палашин, немедленно проси у [моя фамилия] прощения! Ну?

— Не буду! — рявкает Палашин.

— Что?!

— Что слышала! Влюбилась в [моя фамилия], наверное. Потому и с мужем развелась.

О разводе "Наденьки" давно уже знает весь класс. Да, хоть Палашин и козёл по жизнь, но больное место, куда надо бить, выбрал толково, молодец. Я смотрю на классную. Лицо у неё кривится, она начинает рыдать и выбегает из класса. А у меня встаёт. Почему-то всегда встаёт на плачущих баб…

 

Ковосская "семья" (2)

Искусственный спутник Венеры, в структуре которого содержалась личность Х, официально входил в Галактический Союз, как и плавающая над поверхностью спутника научная станция. Соседняя Земля являлась закрытой планетой; гражданам Галасоюза запрещалось посещать её. Вся остальная Солнечная система считалась территорией открытого космоса, и никакого разрешения для посещения Марса, пояса астероидов, спутников газовых гигантов и прочих космических тел не требовалось.

На орбите Марса висел iMenie — комфортабельный многоместный корабль, очень популярный среди галактической элиты. Его использовали главным образом для космических пикников. По сути, iMenie являлся первоклассным мини-отелем, снабжённым гиперприводом и способным за считанные часы перенести своих гостей из одной точки вселенной в другую.

В главном салоне корабля, отделанном в стиле хай-тек, шла дискуссия на повышенных тонах. Одна сторона дискуссии была коллективной — её представляла "Семья", как с недавнего времени начали называть в масс-медиа пятерых членов высшей элиты империи Ковос. В "Семью" входили: неофициальный глава императорского пула журналистов Вюява Шелма, его жена и дочь императора Янья, олигарх Заебер Сорби родом с Талиамана, вице-премьер Ковоса Байто Лячус и главный советник императора Блоп Гвлева, ниорнианец с очень подвижным хоботом. Другую сторону представляла двадцатилетняя жительница планеты Арнах Сали Хазул. На сей раз девушку не сопровождал сапиентированный скунс Мефито — в целях безопасности по обоюдному согласию он остался в апартаментах, отведённых Сали. Если разговор с "Семьёй" перерастёт в хамскую склоку, скунсу лучше не присутствовать…

Склока — не склока, но в ходе беседы страсти накалились. Сто́я посреди салона со скрещёнными на груди руками, Сали звенящим голосом отчеканила:

— Я отказываюсь сотрудничать с вами!

— Дорогуша, это не просто сотрудничество, — издевательски гримасничая, сказала правая голова Сорби. — это требование заключённого между нами контракта.

— Не звездите, двухголовый господин! Никакого контракта я с вашей компанией не заключала.

— Заключала, — бросил Лячус, разглядывая свои ногти.

— Тогда предъявите мне его! Где мои реквизиты, где моя подпись? Где сам контракт, наконец?

— Дело в том, госпожа Хазул, что существует видеосъёмка, — сказал Гвлева. — Все переговоры между вами и представителями "Семьи" записаны. Законы как империи Ковос, так и Галактического союза в данной области схожи — если устная договорённость зафиксирована на видео, она имеет ту же юридическую силу, что и документ, подписанный обеими сторонами.

— Я скажу, что запись фейковая, смонтированная!

— Подлинность записи установит любая экспертиза, — заявил Гвлева.

— Тогда я обвиню вас в подготовке государственного переворота!

— И чё? — усмехнулся Шелма. — Кому жаловаться будешь, дорогуша? Правоохранительным органам Галасоюза? Последствия окажутся весьма печальными для тебя, ты ведь тоже в этом участвовала. Ну, а судебная власть Ковоса находится полностью под нашим контролем. Так что у тебя нет другого выхода, кроме как продолжить сотрудничество. Условия остаются прежними, мы от них не отказываемся.

— От меня требовалось только уговорить Кощея перенести свой разум в человеческое тело и стать императором Ковоса!

— Ну? Он ведь согласился? — сказал Лячус. — Я же говорил, что вы имеете на него влияние. Кураторы станции в восторге, что их подопечный снова начал общаться. Да и ФВЗ угомонился…

— Согласиться-то он согласился, но выдвинул чудовищные условия.

— Так посвятите нас в них, а то твердите как попугай: "не хочу, не буду"!

Сали, нахмурившись, уставилась в потолок салона.

— Мы вас слушаем, — напомнила Янья.

— Мало того, — сказала Сали. — что Кощей разговаривал со мной хамским тоном с употреблением блатной фени и отпускал мерзкие шуточки. У меня вообще сложилось впечатление, что он провоцировал меня на плач… Но это ладно, я сама выросла не среди аристократов. Старый козёл потребовал, чтобы я стала его любовницей… ну, когда его разум переместится в человеческое тело.

Шелма присвистнул, а Сорби захохотал обоими ртами:

— Седина в бороду, бес в ребро! Ай да Кощей! И не подумаешь, что пять тысяч лет…

— Вот уж чего от него не ожидала, — покачала головой Янья.

— Я же говорил — он влюбился в Сали с первого взгляда, — сказал Гвлева, возбуждённо размахивая хоботом.

— Между прочим, неплохой способ контролировать нового императора, — произнёс Лячус. — если вдруг начнёт зарываться, Сали вынесет ему мозг…

— Я вам не мешаю? — сердито спросила Сали.

— Нет, наоборот, очень даже помогаешь, — ответила, ухмыляясь, левая голова Сорби.

— Я не буду выносить мозг никакому древнему диктатору, ясно? Просто потому, что вообще не собираюсь иметь с ним дело!

— Ну, заинька, лапочка, давай договоримся! — засюсюкала правая голова.

— Никакая я вам не заинька и не лапочка!

— Стоп! — сказал Гвлева. — Заебер, прекрати. Госпожа Хазул, не обижайтесь на нашего друга, его иногда пробивает на кривлянья. Давайте обсудим эту проблему. Итак, личность Х выдвинула новое условие. Госпожа Хазул, сколько вы хотите за то, чтобы согласиться на него?

— Нисколько! — рявкнула Сали. — Почему вам нужно по сто раз повторять? Раз пошла такая пьянка, обойдусь и без денег, и без поместья на Ники-Гуру! Не хочу я жить в вашем долбаном Ковосе!

Она помолчала и добавила:

— Вот если сделаете мне ещё и гражданство Галактического Союза, тогда подумаю.

Ковосцы переглянулись.

— Мы это можем? — спросила Янья.

— Теоретически — да, — задумчиво ответил Лячус. — Придётся кое-кого подмазать в департаменте Галасоюза по иммиграции.

— И насколько густо подмазать?

— Порядка пары-тройки сотен тысяч галамарок…

— Однако!

— Но ведь мы в таком случае сэкономим на имении и денежном вознаграждении для Сали, — заметил Сорби.

— С какой стати?! — возмутилась Сали. — Нет уж, всё обещанное останется при мне, иначе досвидос!

Сорби ехидно процитировал древний рекламный ролик:

— Ты же лопнешь, деточка!

— Не твоя забота, двумордый Янус!

Все захохотали, включая Сорби.

— Ладно, получишь всё оговоренное, — махнул рукой Шелма. — Чего мы будем мелочиться?

— Согласен, — заявил Гвлева.

— Пускай, — кивнул Лячус.

— А ты, девочка, не такая простая, какой кажешься, — одобрительно сказала Янья.

— Благодарю за комплимент, — проворчала Сали.

— Кстати, — продолжила дочь императора. — очень хорошо, что Кощей не потребовал официальной церемонии бракосочетания. Ты будешь вольна в любой момент покинуть его.

Сали промолчала, а Сорби закивал обеими головами:

— Именно! Итак, самые важные вопросики мы порешали. Осталась ерунда, чистая техника: поиск подходящего тела для личности Х и перемещение её в оное тело.

— Это не ерунда, — строго сказал Гвлева. — Это совсем даже не ерунда, дружище Заебер! Технология перемещения личностей имеется только у андирианцев. Кто возьмёт на себя нахальство вступить в переговоры с этими четырёхрукими обиженками?

— Почему обиженками? — поинтересовалась Сали.

— А, да, вы не в курсе, — сказал Гвлева. — Несколько лет назад нынешнему императору Цонбе понадобилась сложная операция на сердце. Никто из ковосских хирургов не брался. Тогда решили пригласить кардиологов с Андирии — там лучшая в Галактике медицина. И на Бату-Соби вспыхнул скандал, его развязал лидер официальной оппозиционной партии Зюдеган. Сначала он заявил, что нельзя тратить государственные деньги на лечение императора, возглавляющего антинародный режим. Потом вдруг заговорил о бдительности и призвал ковосских медиков тщательно проконтролировать работу их андирианских коллег, дабы те не зарезали Цонбе на операционном столе. Когда же андирианцы успешно провели операцию, Зюдеган принялся упрекать их в пособничестве режиму и намекнул, что зря они не расправились с императором прямо во время операции.

— Непоследовательный какой-то этот ваш Зюдеган, — сказала Сали.

— Он ведь амёба, только гигантская. Неоткуда там взяться последовательности. Мозгов-то нет, чем же ему думать — вакуолями, что ли? Беда в том, что у его партии много агрессивных сторонников. Они собрались толпой и устроили погром на центральном космодроме Бату-Соби как раз в то время, когда андирианцы ожидали рейса на родную планету. Были пострадавшие, Андирия потребовала выдать зачинщиков и самого Зюдегана. Мы, естественно, отказали. Тогда андирианцы призвали Галасоюз ввести санкции против Ковоса. Ну, в Галасоюзе у нас немало друзей, так что ничего у четырёхруких не вышло. Но Андирия разорвала все отношения с Ковосом, в том числе и дипломатические. И смягчать свою позицию андириане не собираются.

— Что же ты раньше молчал, Блоп? — хмуро сказал Сорби. — Получается, мы вообще напрасно затеяли всю авантюру с преемником?

— Действительно, — поддакнул Шелма, а его жена досадливо сплюнула, схватила со столика, что стоял рядом со её креслом, платиновый портсигар, вытянула из него тонкую сигарету и сунула в накрашенные губы. Потом щёлкнула пальцами, и откуда-то с потолка метнулась крохотная шаровая молния, которая зажгла сигарету. Ниорнианец ответил:

— Молчал, поскольку надеялся, что мы обязательно отыщем какой-нибудь выход. И, по-моему, я его только что нашёл. На Андирию с миссией по покупке или аренде соответствующего оборудования отправится наша новая подруга Сали Хазул.

— Что? Опять я?! — воскликнула Сали.

— А кто же ещё? Ты не являешься… пока… гражданкой Ковоса, так что у андирианцев не возникнет против тебя никаких предубеждений.

— Спасибо, прямо камень с души! Какая это будет по счёту миссия, на которую вы меня снаряжаете? И сколько намереваетесь доплатить?

Лячус ответил:

— Мы удвоим твой гонорар.

— Надеюсь, запись нашего разговора ведётся? — сказала Сали.

— А как же! По рукам?

Сали задумалась, а Лячус поднял руку:

— Одну минутку! Кем у нас будет Сали?

— В смысле? — не понял Шелма.

— Ну, какой легендой мы её снабдим? Понадобятся и соответствующие документы. Гражданство Галасоюза исключается: мы не сможем подделать их идентификаторы.

— Вы же обещали мне гражданство! — нахмурилась Сали.

— Да, но, во-первых, реальное, а не фальшивое — это долгая история, а во-вторых, только по завершении миссии. Я предлагаю сделать из Сали подданную Империи Святого Юрия.

— А что? — сказал Сорби. — Неплохая идея!

Сали насупилась:

— Что ещё за Империя Святого Юрия?

— Неужели вы о ней не слышали? — удивился Гвлева. — Вы же имели доступ к Галапедии.

— Да вот как-то прошло мимо меня.

— Понятно. Империя Святого Юрия входит в Галактический Союз, но обладает значительной автономией. Она состоит из нескольких планетных систем. Человеческое население — сплошь аристократы, помешанные на своей родовитости. Правит империей его величество Павел XXXV Петрович, которого его подданные величают "государем" и "царём-батюшкой". В общем, архаика ещё та. Дворянские усадьбы с колоннами, антресолями и мезонинами, псовая охота, балы, званые вечера, дуэли, романы и романсы, любительские театры…

— Мне уже нравится, — сказала Сали. — А кто обслуживает всех этих аристократов?

— В основном негуманоидные виды. Им хорошо платят — каждое семейство Империи владеет безжизненными планетами или астероидами, богатыми природными ресурсами. Вот вы и отправитесь на Андирию под видом представительницы древнего имперского рода. Мы снабдим вас деньгами и транспортом, а имиджмейкеры помогут приобрести соответствующий образ. Скажете, что по завещанию вы обязаны воскресить одного из своих предков. Ну, то есть поместить его разум, томящийся в субстанции квазипланеты, в новое человеческое тело.

— А прокатит? — засомневался Шелма. — Андирианцы не дураки. Наверняка у них имеются сведения о всех сохранённых разумах. Это ведь их эксклюзивное ноу-хау!

— По-твоему, они будут копаться в архивных документах за пять тысяч лет? Делать им нечего, что ли? А тут живые деньги!

— Всё равно рискованно.

— Вся наша миссия рискованна, — взмахнул ушами Гвлева и посмотрел на Сали. — Так вы согласны, госпожа Хазул?

 

Мефито (1)

Пассажирский космопорт Андирии располагался на орбите планеты — чрезвычайно неровный рельеф поверхности и обилие твёрдых пород делали проблематичным строительство крупных зданий. К сектору космопорта, предназначенному для индивидуальных кораблей, приблизился роскошный двухместный "Тильбюри" — глубоко тюнгингованная версия малого пассажирского звездолёта линейки iGuana. Подобные корабли были особенно популярны у аристократов Империи Святого Юрия.

Ведомый дистанционными командами электронного лоцмана, "Тильбюри" медленно вплыл в шлюзовой ангар, предназначенный для вип-персон, и мягко лёг на посадочную платформу. Когда ангар заполнился воздухом, через дверь в его торце вошёл чиновник биотаможни — облачённый в соответствующую форму андирианец. В правой верхней руке он сжимал служебный планшет. В боку "Тильбюри" образовался люк, из него вытянулся трап. Шурша раздвоенным хвостом по рёбрам трапа, биотаможенник поднялся и оказался в небольшом, но богато отделанном натуральными деревом и кожей салоне корабля. В кресле перед панелью управления сидела молодая женщина. Её бежевый деловой костюм выглядел скромно, хотя любой знаток сразу определил бы его стоимость, выражавшуюся в галамарках пятизначным числом. Соседнее кресло, пассажирское, занимал зверёк чёрной масти с продольной белой полоской на спине.

Чиновник окинул пассажиров цепким взглядом глаз с вертикальными зрачками, потом посмотрел в свой планшет и спросил:

— Графиня Воронцова-Шедар, гражданка Империи Святого Юрия?

Женщина высокомерно ответила:

— Сударь, во-первых, извольте обращаться ко мне либо "ваше сиятельство", либо по имени и отчеству — Александра Георгиевна. Во-вторых, я не гражданка, а подданная Его Величества Павла XXXV Петровича, всея великия Империи Святого Юрия суверена.

Андирианец никак не отреагировал на этот выпад. Он ткнул правой нижней рукой в скунса и сказал:

— Животные семейства Mephitidae на планету Андирия не допускаются.

— Могу я узнать, почему?

— По причине наличия у представителей данного семейства, извините, пахучих анальных желез. Если животное выбросит свой секрет…

— Но у моего Мефито анальные железы удалены! Имеется ветеринарная справка, вы должны были получить её заранее! Проверьте!

— Да, справка имеется, но запрещение на высадку действует вне зависимости от состояния анальных желез. Ваш вонючий барсук…

— Сам ты вонючий барсук! — выпалил оскорблённый Мефито.

Биотаможенник выкатил глаза и упёр нижнюю пару рук в бока.

— Ах, вот оно что! Значит, ваш спутник — сапиентированный? Позвольте поинтересоваться, господин скунс, ваш галапаспорт где?

— В Андромеде́! — огрызнулся скунс. — Нет у меня никакого галапаспорта. Но это не повод меня обзывать! Надо же — вонючий барсук!

— Я вовсе не собирался вас обзывать. Таково название вашего вида, вонючие барсуки относятся к семейству скунсовых, — заявил чиновник.

— Вы плохо разбираетесь в биологии, хоть и биотаможенник! Я — полосатый скунс, Mephitis mephitis! Потому меня и зовут Мефито…

— В данном случае это неважно, — биотаможенник забегал пальцами верхней правой руки по планшету. — Я вызываю старшего смены. В сложившихся обстоятельствах моего уровня компетентности недостаточно.

— Кто бы сомневался, — проворчал Мефито.

— Послушайте, сударь, — сказала графиня. — Может быть, мы с вами договоримся и обойдёмся без вашего старшего…

— Ещё один намёк на взятку — и я вызову гвардейцев, — пригрозил андирианец.

Старший смены оказался не андирианцем, а сапиентированным псом породы бладхаунд. Болтая ушами, он взбежал по трапу и проскользнул в салон.

— А-а-а, скунс, — равнодушно констатировал он. — Пусть остаётся в корабле. Вы, мадам, несёте за него ответственность. Если он сбежит…

Мефито вдруг спросил дрожащим от волнения голосом?

— Тинг? Этот ты?

Бладхаунд перевёл взгляд своих печальных глаз на скунса, присмотрелся, понюхал воздух и раскрыл от удивления пасть.

— Господи, Мефито! Дружище, какими судьбами?!

— Вы знакомы? — удивилась "её сиятельство".

— Да я ему жизнью обязан! — прорычал старший смены и обратился к своему подчинённому:

— Вы свободны. Я сам разберусь.

Биотаможенник развёл обеими парами рук и вышел из корабля. Спускаясь по трапу, он подумал: "А накатаю-ка я докладную на господина Тинга. Нет сомнений, что он возьмёт на лапу у этой имперской шалавы и её вонючки."

х х х

Около пятнадцати лет назад у пассажирского лайнера, совершавшего перелёт с Зигориса на Гарион, отказал гиперпривод. Корабль вышел из гиперпространства вблизи системы Фри-Ко. Обитатели Рупеции, Моласи, Ка-Ра, Филастии и прочих планет этой системы жили исключительно пиратством. В промысле им помогала сама природа: по соседству с Фри-Ко располагался мощный пульсар, который в моменты активности выводил из строя гиперприводы пролетавших мимо кораблей.

Лайнер взяли на абордаж пираты с Филастии. Они переправили захваченных пассажиров на свою планету и в ожидании выкупа разместили их в лагере. Среди пленников было несколько сапиетированных животных, не получивших ещё гражданство Галасоюза, в том числе пёс Тинг и скунс Мефито. В то время на Филастии находилась с братским визитом делегация планеты Сулиния. Согласно сулинизму, официальной (и единственной) религии Сулинии, сапиентированные животные считались нечистыми, и глава делегации уговорил пиратов отдать несчастных зверей сулинитам с тем, чтобы по возвращении на Сулинию принести их в жертву всевышнему Сулину. И филастийцы согласились.

О своей грядущей участи пленники узнали уже на борту сулинийского корабля, сразу после отлёта. Разумеется, они впали в отчаяние, каждый по-своему. Сапиентированный ёж свернулся в клубок и перешёл в состояние комы, сапиентированная слониха затрубила так, что у окружающих заложило уши, а скунс Мефито по наитию метнулся к решётчатому ограждению камеры, за которой стоял ухмылявшийся сулинит, — он-то и сообщил пленникам эту новость — и окатил его струёй фекалий с головы до ног.

Сулинит умер на месте. Запах быстро распространился через систему вентиляции по всему кораблю. Как выяснилось позже, сулиниты обладали природной непереносимостью к аромату скунсовых выделений, и все они оказались обречены. Товарищи Мефито по несчастью тоже чуть не задохнулись, но всё-таки выжили. Сапиентированный лемур, отбросив брезгливость, обыскал ловкими лапами изгаженную одежду сдохшего сулинита и нашёл ключ от камеры. Тинг принял на себя командование бывшими пленниками. Они выбросили тела сулинитов за борт и решили направить корабль к ближайшей системе Галактического Союза. К сожалению, освобождённые не разобрались с навигацией и гипеприводом. Корабль занесло на орбиту газового гиганта Джуго, и за ним погнались рейдеры Ковосской противокосмической обороны. Пока сапиентированные животные в панике пытались ввести правильные координаты и повторно запустить гиперпривод, чтобы убраться из системы, насмерть перепуганный скунс забился в капсулу для отходов, и она автоматически отстрелилась.

— Мы удрали из системы Джуго буквально в последнюю секунду, — закончил свой рассказ сапиентированный бладхаунд Тинг. — И нам повезло. Мы попали на орбиту Альсафи II, входящей в Галасоюз. Но долгие пятнадцать лет меня мучили мысли о судьбе Мефисо, благодаря которому я получил свободу и гражданство Галасоюза. А ты, дружище, стало быть, оказался на Арнахе…

— И я только сейчас узнала твою историю, — добавила "графиня".

— Мне было чрезвычайно стыдно за своё малодушие, — признался скунс. — ведь если бы я не бросился тогда со всех лап в капсулу, то попал бы вместе с вами на Альсафи II и тоже получил бы гражданство. А так пришлось пятнадцать лет прозябать на Арнахе…

— Постойте, — вдруг нахмурился Тинг. — Каким же образом вы познакомились? С Арнаха выбраться почти невозможно, тем более сапиентированному животному без гражданства! А подданным Империи Святого Юрия посещение Арнаха строго запрещено в идеологических целях.

Мефито и "графиня Воронцова-Шедар" переглянулись.

— Я… я бежал на беспилотнике, который направлялся на Гамму Стрельца XXV, — пролепетал скунс, — а там случайно познакомился с её сиятельством, прямо в зале ожидания. Александра Георгиевна милостиво изволила взять меня под свою опеку. Она намеревается похлопотать о том, чтобы мне предоставили гражданство Галасоюза…

"Графиня" перебила скунса:

— У меня имеется неотложное и важное дело на Андирии. Как только я с ним покончу, мы с Мефито отправимся на Гамму Стрельца, и я начну действовать...

— В этом нет необходимости, — заявил Тинг. — Поскольку Андирия входит в Галактический Союз, гражданство можно оформить прямо здесь. Это не отнимет много времени. А вы, ваше сиятельство, спокойно займётесь своим делом. Кстати, простите моё любопытство: в чём оно заключается? Я смогу оказать вам помощь?

— Если только информационную, — сказала "графиня" — Мне известно, что на Андирии уже несколько тысяч лет существует технология переноса разумной личности на некую искусственную субстанцию. Но меня интересует как раз обратный процесс…

х х х

Таких вечеров, как на Андирии, нет, пожалуй, больше ни на одной планете Млечного Пути. Солнце, голубой карлик, на закате приобретает изумительный зелёный цвет, и базальтовые горы, скалы и утёсы в его сиянии кажутся состоящими из малахита. Андирия не знает равнин и плато — рельеф планеты чрезвычайно изломан, и оба её океана усеяны вулканическими островами причудливой формы. По причине такого рельефа андириане строят свои города в несколько уровней и соединяют их районы и кварталы фуникулёрами и подвесными дорогами. Жилые, административные и производственные здания либо лепятся к склонам гор, либо "восседают" на их вершинах, как, например, престижный ресторан "Эрл" с двумя большими банкетными залами и одиннадцатью маленькими, для междусобойчиков.

В одном из таких зальчиков собралась компания из семи персон. Трое андирианцев — два мужчины и одна женщина, человеческая супружеская чета с Зигориса и двое сапиентированных животных — скунс Мефито и бладхаунд Тинг. Угощение на столе учитывало вкусы и склонности представителей разных видов. Андирианцы, как обычно, предпочли кушанья здорового питания, люди были всеядны, как и скунс, а разумный пёс получил овсяную кашу с сырым подогретым мясным фаршем. Напитки радовали обилием и разнообразием — от соков местных плодов до дорогих коньяков с Лютеции.

Застолье открыл Тинг. Он поднял хрустальную рюмку, специально сработанную под собачью лапу, и произнёс:

— Друзья, сегодня мы чествуем новоявленного гражданина Галактического Союза господина Мефито. Его историю вы знаете. Вам известно также, какой подвиг он совершил, благодаря которому ваш покорный слуга и его товарищи по несчастью спаслись от жестоких фанатиков-сулинийцев. Я утверждаю с полной ответственностью: мало найдётся в Галактике личности, более достойной гражданства, чем мой друг Мефито. Предлагаю незамедлительно за это и выпить. Будь здоров, друг!

— Будь здоров! — вразнобой произнесли гости. Пять разных напитков пролились в семь глоток, все перешли к закускам. Зазвучали новые тосты, один другого развязнее по ходу застолья. И тут в дверь зальчика осторожно постучали.

— Кто там? Войдите, чего скребётесь? — гаркнул Тинг.

Дверь отворилась, и вошла Сали.

— О! Ваше сиятельство! — обрадовался бладхаунд. — Как хорошо, что вы пришли. Присоединяйтесь, пожалуйста! Эй, официант! Ещё прибор и стул. Друзья! Позвольте вам представить её сиятельство графиню Александру Георгиевну Воронцову-Шедар из Империи Святого Юрия. Она — близкий друг виновника нашего торжества.

Сали познакомилась с гостями, вызванный официант мгновенно подготовил для неё место и прибор. Мефито сразу понял, что Сали была огорчена. Когда мнимая графиня села рядом с ним, он потихоньку спросил:

— Не выгорело?

— Нет, — ответила Сали.

— Почему?

— Потом объясню.

Скунс удовлетворился этим ответом, но тут встрял Тинг:

— Ваше высочество, надеюсь, миссия увенчалась успехом?

— Увы, господин Тинг, — сказала Сали. — Оказывается, на Андирии уже очень давно не практикуют перенос разумов.

— Перенос разумов?! — воскликнул один из андирианцев. — Разумеется! Это аморально!

— В вашем Институте Дублирования Личности мне сказали то же самое, — заявила Сали.

— Дублирования? Или всё-таки переноса? — не понял Мефито.

— Название сохранилось с прежних времён, — пояснила андирианка. — произошла чисто бюрократическая ошибка, а потом уже решили не переименовывать. Дублирование личности в принципе невозможно. И слава богу! Вы только представьте себе: одна и та же личность со всеми своими воспоминаниями, чувствами и надеждами существует более чем в двух экземплярах! Это же настоящая трагедия! А вдруг два, так сказать, экземпляра одного и того же мужчины встретятся с любимой женщиной? Или со своими детьми? Что же им — поубивать друг друга?

— Это понятно, — кивнул Мефито. — Но почему перенос разума считается аморальным? Вот, допустим, неизлечимая болезнь. Отчего бы сознание не перенести из обречённого тела в новое?

— Позвольте спросить, — ехидно поинтересовался третий андирианец. — откуда вы возьмёте тело для размещения чужого разума?

— Клонировать!

— Клонированная персона изначально будет обладать своим разумом, отличным от разума оригинала.

— Ну, использовать тело сумасшедшего или приговорённого к смерти преступника…

— В Галактическом Союзе запрещена смертная казнь, — строго произнёс Тинг.

— А что касается сумасшествия, — подхватил зигорианец, толстяк-блондин с окладистой бородой. — то оно не является поводом для смены личности. Каждый сапиенс имеет право и на разум, и на безумие.

— Безумие сапиенса — это оксюморон, — заметила его супруга, затянутая в длинное платье миниатюрная дама. Блондин отмахнулся:

— Я не филолог, а биолог, дорогая. Я даже не знаю, что такое оксюморон. Зачем мне лишние сведения? Всю жизнь занимаюсь сапиентированием животных в Герольском университете. Кстати, многие недалёкие обыватели полагают, что сапиентация заключается в размещении конкретной разумной личности в мозгу животного.

— А разве не так? — ляпнула Сали и тут же пожалела: "Кто меня за язык тянул? Дура!" Но биолог с Зигориса лишь снисходительно посмотрел на неё и сказал:

— Конечно, нет, ваше сиятельство. Сапиентация подразумевает, образно говоря, рождение нового разума.

— Энта́бер так не считает, — пробормотала зигорианка.

— Кто такой Энтабер? — тут же спросила Сали. Супруги с Зигориса переглянулись, и муж нехотя заговорил:

— Мой бывший коллега. Он негласно проводил опыты по внедрению личностей конкретных людей в сознания животных. Хорошо, что хоть использовал разумы стоявших на пороге смерти... Но когда об этом стало известно, учёный совет Герольского университета лишил Энтабера степени профессора и вынудил его уволиться. После этого Энтабер покинул Зигорис.

— Он по-прежнему занимается такими опытами? — спросил Мефито. Мужчина презрительно фыркнул:

— Есть информация, что Энтабер выполняет заказы богатых клиентов, не обременённых моралью. На потеху им внедряет человеческие сознания в разных зверей.

— А где он живёт? — как бы между прочим поинтересовалась Сали. Сапиентолог пожал плечами:

— Не знаю… Сначала он обосновался в Многоземье… это куча крошечных планеток с общей атмосферой… а потом вроде бы перебрался на Землю.

— На Землю?! — воскликнули одновременно Сали и скунс.

 

Энтабер (1)

Часы на башне, жутко фальшивя, исполнили обычный колокольный перезвон и пробили восемь. "Что-то увлёкся я сегодня", — подумал Энтабер. Он завершил физические упражнения, которые, как всегда, выполнял в сквере, заключённом между кирпичной стеной с зубцами и культовым зданием.

— Игорь! — позвал Энтабер.

Возле огромного разбитого колокола на постаменте, переминаясь с одной задней лапы на другую, стоял самец гориллы. В передних лапах он держал махровую простыню. Услышав зов, обезьян бочком подбежал к Энтаберу.

— Как самочувствие, хозяин? — подобострастно спросил обезьян, накидывая простыню на плечи своего патрона.

— Благодарю, Игорь, неплохо.

Энтабер действительно пребывал в добром расположении духа. Вчера он приобрёл у какого-то оборванца с окраины зайца-беляка, толстого и трусливо-злобного. Теперь дело оставалось только за тем, чтобы найти подходящий разум, вернее, носителя оного. "Хотя для нынешних жителей Земли понятие "разум" является весьма условным", — ехидно подумал Энтабер. В ожидании операции заяц был помещён в виварий, оборудованный в одном из культовых зданий на территории крепости.

В сопровождении Игоря Энтабер направился во дворец, служивший ему и жилищем, и исследовательской лабораторией. Поднялся на третий этаж, принял контрастный душ. Облачился в шёлковый халат и проследовал в столовую, где воздал должное завтраку: два яйца в мешочек, ломтик поджаренного бекона, овсяная каша, грейпфрутовый сок и кофе. Заодно он просмотрел новости Галанета на трёхмерном терминале. Галанет барахлил — связь постоянно прерывалась, и объёмное изображение зависало.

— Что с сетью? — пробормотал Энтабер. Прислуживающий Игорь виновато развёл огромными ручищами:

— Не могу знать, хозяин.

— Да я не тебя спрашиваю. Я так, сам с собой… Потенциальные тела не появлялись?

Обезьян промолчал.

— Оглох?

— Вы же сказали, что сами с собой…

— Сейчас я обращаюсь к тебе, болван!

— Не идут людишки, хозяин, — морда гориллы приобрела виноватое выражение.

— А ты точно расклеил объявления?

— Как вы и велели, хозяин, по всему городу!

— Может, они разучились читать?

Игорь замотал огромной башкой:

— Не, многие останавливались и читали, я сам видел.

— Ладно, подождём ещё немного. Если доброволец не появится, придётся отлавливать. А то, боюсь, как бы заяц в виварии не окочурился от стресса. Ты его кормил?

— Так точно, хозяин, кормил.

— Жрёт?

— Жрёт, аж за ушами трещит.

— Хорошо. Может, и выживет.

Энтабер встал из-за стола и перешёл в спальню, где оделся в повседневное и накинул белый халат. Потом спустился на второй этаж, в лабораторию. Там он в сотый раз проверил настройки агрегата, основу которого составляла установка сапиентации, контрабандой вывезенная с Зигориса. Энтабер перемонтировал установку, внедрив в неё систему переноса разума — её чертежи он отыскал в архиве на Андирии. До сих пор Энтабер проводил опыты только на крупных животных. По бывшему земному мегаполису бродили лошади, медведи и даже слоны — носители человеческих личностей. А может, уже и не бродили — пали жертвами мракобесия землян, которые принимали говорящих разумных животных за оборотней.

Учёный так увлёкся своим агрегатом, что не сразу обратил внимание на звонок внутреннего телефона. Он скорчил недовольную рожу и взял трубку.

— Игорь, я же просил меня не беспокоить!

— Извините, хозяин, но к нам пришёл доброволец.

— Что за доброволец-комсомолец?

— Ну, по нашему объявлению. Мужик лет пятидесяти. Умоляет о перемещении разума.

— Даже так, умоляет? Чем ему не по нраву человечье обличье?

— Не говорит толком. Дрожит и плачет.

— Забавно. Где он?

— Я его отвёл на второй этаж юго-западной башни, как вы и велели.

— Хорошо, сейчас буду.

В сопровождении Игоря Энтабер вошёл в мрачную полутёмную комнату. В углу на полу сидел, съёжившись, тщедушный мужичонка. Он испуганно уставился на вошедших человека и гориллу маленькими запавшими глазками. Нижняя челюсть его дрожала, из носа текли сопли, которые он время от времени утирал рукавом изношенной кожаной куртки.

— Ну, здравствуй, подопытный кролик! — весело сказал Энтабер.

— А? Почему подопытный? — проблеял мужичонка.

— А на что же, интересно, ты рассчитывал? По-моему, в объявлении всё сказано предельно ясно: требуются добровольцы для научного опыта по перемещению разума в тело дикого животного.

— И оплата — десять тысяч галамарок плюс немедленное получение гражданства Галактического Союза! — брызгая слюной, заторопился мужик.

— Угу, угу… Смотри-ка, насчёт денег и гражданства усвоил! Что ж, ты появился вовремя. Зверь для тебя уже готов.

— Какой зверь?

— Зайчик. Видал, наверное, таких. "Заинька, поскачи, беленький, попляши…" Как тебя звать-то?

— Михей.

— Вот и будешь ты у нас заяц Михей.

Доброволец вдруг завыл и закрыл лицо руками.

— А ну, возьми себя в руки! — гаркнул Энтабер.

— Мне не оставили выбора! — заговорил Михей, преодолевая рыдания. — Если найдут — убьют! Линчуют! Может быть, уже выследили…

— Что же ты такого натворил, братец Михей?

Мужик убрал руки от лица и, выпучив глаза, зашептал:

— Девку одну я тут… того… оприходовал…

— Ну и что? Насколько я знаю, на Земле наличествуют свободные нравы в плане сексуальных отношений.

— Так-то оно так, да девке всего восемь лет…

Энтабер вздёрнул брови, а Игорь оскалил зубы, ударил себя кулаком в грудь и зарычал:

— Гнида какая! Позвольте, хозяин, я его сейчас сам оприходую!

Он опустился на четвереньки и двинулся к Михею. Тот отчаянно завизжал:

— Не тронь, не тронь!!!

— Стоять, Игорь! — скомандовал Энтабер. Обезьян неохотно повиновался и сел на задницу. Он не отрывал глаз от Михея, с его клыков капала пена.

— Вот, значит, почему ты пришёл ко мне, — сказал учёный. — Ты, конечно, долбаный извращенец, но мне всё равно, на ком ставить опыт. Пошли в лабораторию.

Михей с трудом поднялся на ноги и, стараясь держаться подальше от гориллы, направился к выходу из комнаты. Энтабер сказал Игорю:

— А ты топай в виварий и принеси в лабораторию зайца.

— Слушаюсь, — глухо прорычал тот.

 

х х х

Тело Михея лежало на операционном столе. На его голову был нахлобучен шлем, состоявший как будто из кусочка фиолетового тумана. Такой же туманный шлем, но поменьше и красного цвета, обволакивал голову сидевшего в кошачьей переноске зайца — наружу торчали длинные подрагивающие уши. Энтабер сидел за контрольным 3-D монитором и делал сложные манипуляции, управляя процессом. Шлем на Михее менял свой цвет: из фиолетового он стал синим, потом голубым, потом зелёным… Цвет шлема зайца тоже проходил всю спектральную гамму, но в обратном порядке — оранжевый, жёлтый, зелёный. Когда оба шлема окончательно поменялись окрасками, учёный шумно выдохнул:

— Готово…

Он выключил аппаратуру, оба шлема словно растворились в воздухе. Затем Энтабер встал с лабораторного кресла на колёсиках, подошёл к переноске и открыл её. Заяц, казалось, спал. Энтабер дёрнул его за уши и позвал:

— Михей! Михе-е-ей! Очнись.

Заяц фыркнул, прижал уши и невнятно проговорил:

— Что со мной?

— Поздравляю, операция прошла успешно. Только не истери и не верещи, привыкай к новому обличью. Брысь из переноски!

Заяц выбрался наружу, мешком плюхнулся на пол и принялся неуклюже скакать по лаборатории, осваиваясь с телом. Энтабер позвал:

— Игорь!

В лабораторию на четвереньках проскользнула горилла.

— Отволоки человечью тушу в свинарник, пока не очнулась, — велел учёный. — Чтобы наши хрюшки порадовались.

— Будет исполнено, хозяин. Только вот нарисовалась небольшая проблемка, я уж не стал вас беспокоить…

— Какая ещё проблемка?

— Людишки. Целая толпа набежала ко Второй Западной башне.

— Чего им надо?

— Михея.

— А, выследили-таки нашего Шарикова! Хорошо, отнеси его на башню и сбрось им. Пусть подавятся.

— Так… это…

— Что ещё?

— Михей им живой нужен.

— Понятно, поглумиться хотят. Выкинь его за ворота по-быстрому, он как раз очнётся.

— Но ведь… он же таперича без разума.

— Какая разница? Главное — живой. Ну, действуй, действуй!

Игорь кивнул, схватил в охапку человеческое тело и вышел из лаборатории. Михей прекратил свои упражнения, проводил его взглядом и спросил:

— Куда обезьян меня поволок?

— Это уже не ты, дружище, а всего лишь твоя бывшая бренная оболочка. Твои соплеменники жаждут её видеть.

Заяц сел столбиком и криво ухмыльнулся:

— Воображаю себе ихние рожи, когда они поймут, что он — уже не я! Сам бы полюбовался.

— Так иди за Игорем, полюбуйся.

— Не, я боюся… Слышь, профессор, а как с выполнением условий? Где мои бабки и моё гражданство?

— Ишь как заговорил! Наглость попёрла. Сразу на "ты"…

— Могу и на "вы". Прошу вас выдать мне причитающуюся сумму в размере десяти тысяч галамарок и организовать получение гражданства Галактического Союза.

Энтабер присел на краешек операционного стола и насмешливо посмотрел на Михея.

— На каком основании? — спросил он.

— Как — на каком? На основании… как её… предварительной договорённости!

— Какой ещё договорённости?

— В объявлении же написано…

— Мало ли что где написано! Знаешь, что было написано у моего дедушки на сарае?

Заяц прижал уши и сжался в комок.

— Обманул… кинул, сволочь! — заверещал он. — Говнюк учёный! Вредитель в белом халате! Всё, пропаду теперь! Из-за тебя, залупоголовый! Замочат меня, как оборотня!

Энтабер слушал разорявшегося Михея и довольно кивал.

— Зато теперь я убедился, что перенос личности возможен даже в мозг относительно некрупного животного. Знаешь, сколько он у тебя весит? Грамм десять, не больше. Тем не менее, ты получился практически полноценным…

Заяц завизжал и высоко подпрыгнул, попытавшись ударить учёного по лицу сильными задними лапами. Внимательно следивший за ним Энтабер отбил зайца ладонью, словно теннисный мяч — ракеткой. Тот отлетел в угол и захныкал.

— Угомонись, — сказал Энтабер. — Я же тебя не прогоняю. Хочешь — живи здесь, в крепости. Кормёжка, крыша над головой — что ещё нужно? Будешь помогать мне в работе, Игорь тебя научит в шашки играть. Приспичит — зайчиху тебе достанем… А, хотя ты у нас больше по человечьим малолеткам…

Михей зарыдал в голос. Учёный строго сказал:

— Если не заткнёшься — выгоню из крепости и скажу твоим соплеменникам, кто ты есть на самом деле! Хочешь?

Зайцу потребовалось время, чтобы обуздать свои эмоции. В конце концов он вытер передними лапами глаза и пробурчал:

— Ладно. Что нужно делать?

— Вот так-то лучше. Для начала сними себе энцефалограмму на всякий случай. Вторая комната слева по коридору.

— Я не умею.

— А там и уметь не надо. Наденешь себе на голову шлем с датчиками, а потом…

Энтабер не успел закончить — в лабораторию ворвался перепуганный Игорь. Глаза у него были выпучены, белые зубы выбивали дробь.

— Хозяин, беда! Надо спасаться!

— Что такое?

— Развратник этот очнулся у самых ворот…

— Эй, вообще-то я здесь! — крикнул Михей.

— Не о тебе речь, — отмахнулся Энтабер и сказал Игорю:

— Он уже не человек разумный. Дикое существо.

— Ну, очнулось существо, значит… младенец младенцем… даже на ногах не стоит… Вытолкал я его за ворота на мост… Людишки увидели — как заорут, как побегут… Я даже смотреть не стал — думал, в клочья разорвут…

Игорь перевёл дух, подскакал на четвереньках к кулеру, набрал воды в стаканчик, залпом выпил, потом снова налил и снова выпил.

— Хватит хлебать воду! — крикнул Энтабер. — Рассказывай толком.

Игорь, отдуваясь, приблизился к учёному.

— А они давай в ворота молотить! И требуют, чтобы мы им оборотня выдали. Ну, то есть людишки сообразили, что получили дикого, и теперь хотят нового носителя его разума.

— Что?! — испугался Михей. Учёный его успокоил:

— Не галди. Игорь, что ты предпринял?

— Сказал им, что никакого нового носителя здесь нет, и чтобы они убирались.

— И?

— Ещё больше распалились. На стены полезли.

— Вот идиоты! Активируй защитное поле.

— Уже, хозяин. Но оно сбоит.

Энтабер побледнел.

— Сбоит?!

— Ага. То появляется, то пропадает. И мощность падает.

— Та-а-ак. Вот это уже серьёзно.

Учёный стремительно вышел из лаборатории.

— Куда это он? — дрожащим голосом спросил Михей у Игоря. Тот злобно покосился на зайца и прорычал:

— Куда надо. Не твоего ума дело.

— Моего! Профессор теперь за меня отвечает!

— Вот ещё выдумал!

Пока заяц пререкался с гориллой, Энтабер терзал генератор защитного поля. Тот действительно барахлил — мониторы наружного наблюдения показывали, что земные люди вполне успешно штурмуют участки крепостной стены, прилегающие ко Второй Западной башне. Правда, проникнуть внутрь крепости им пока не удалось, но мощность поля уменьшалась с каждой минутой. Энтабер бросился назад, в лабораторию.

— Повода для паники нет, но нам лучше провести временную эвакуацию на орбиту Земли. Игорь, готовь корабль, а я пока демонтирую установку переноса разума. Мы возьмём её с собой.

Обезьянья морда скривилась, из глаз покатились крупные слёзы. Игорь проревел:

— Хозяин! Корабль не готов к старту!

— Тьфу, тупая твоя башка! Конечно, не готов, иначе зачем бы я велел тебе его подготовить?

— Вы не поняли… Совсем не готов. Энергоёмкости пусты.

Энтабер уставился на Игоря и спросил страшным шёпотом с расстановкой:

— То есть как пусты?! Тебе было велено непрерывно поддерживать их в состоянии готовности? Отвечай, ты, человекообразное!

— Бы… было. Но я подумал — а зачем поддерживать, если для зарядки требуется всего двенадцать часов?

— А ты не подумал своей примитивной бугристой башкой, что может настать момент, когда корабль понадобится срочно? Срочно, понимаешь? В течение нескольких минут!

Игорь закрыл огромными ладонями морду и стал похож на одну из трёх традиционных китайских обезьянок, только воющую.

— Нечего крокодиловы слёзы лить! — заорал учёный. Где-то завыла сирена, и он безнадёжно махнул рукой.

— Кончено. Теперь этот сброд проникнет сюда, всё разнесёт и изгадит…

Обезьян убрал ладони от лица:

— А давайте отдадим им зайца! Им же только он нужен!

Молчавший до сей поры Михей завизжал:

— Не вздумай!!! Профессор, разве у вас нет оружия?

— До оружия ещё добраться нужно, — мрачно произнёс Энтабер. — оно в Арсенальной башне, по соседству со Второй Западной. И выдача Михея нам не поможет. Они уже внутри крепости. Мы засядем в комнате с охранной системой, всё-таки она защищена лучше других, и там имеются мониторы. Мою установку тоже туда перенесём.

— А может, вызвать по коммуникатору Галапол?

— Болван, они сюда не полетят! Земля — запрещённая планета, закрытая. К тому же сеть барахлит… Ну, пошевеливайся, йети черномазый!

Работу по переносу установки удалось завершить за несколько секунд до того, как проникшие внутрь крепости земляне вбежали во дворец. Они топали ножищами по комнатам и коридорам, возбуждённо орали и хапали всё, что привлекало их внимание — от столовой посуды до блоков домашнего 3D-кинотеатра. Бесполезные же с их точки зрения предметы люди вышвыривали из окон на мостовую внутреннего двора.

— Всё, что нажито непосильным трудом… — глядя в монитор, горестно произнёс Энтабер. Вдруг он охнул и воскликнул:

— Не может быть!!!

На просторную площадь между культовыми зданиями садился большой транспортник с гербом Империи Святого Юрия на борту. Из корабля били во все стороны лучи парализующих бластеров, обездвиживая погромщиков.

 

х х х

Транспортник поднимался с земной поверхности довольно медленно, и его пассажиры — два человека и трое сапиентированных животных — могли в подробностях наблюдать бесчинство землян в бывшей красностенной крепости посреди бывшего мегаполиса. Они били стёкла, испражнялись на газоны и лужайки, подожгли самый большой дворец — из его окон повалил дым.

— Вовремя же вы подоспели, — сказал Энтабер. — вы спасли мне жизнь.

— И мне тоже, — проскулил Игорь. Печально понурив голову, сон идел на полу изысканно отделанной кают-компании.

— И мне, и мне! — пропищал заяц Михей, развалившийся в одном из кресел. — Кстати, профессор, вы до сих пор не поинтересовались именами наших спасителей! Это крайне невежливо! Я — Михей.

— Игорь, — буркнул обезьян. — Очень приятно.

Энтабер нахмурился и открыл рот, чтобы отчитать своих спутников за то, что влезли в разговор, но молодая женщина, облачённая в изящный комбинезон, опередила его:

— Графиня Александра Георгиевна Воронцова-Шедар, подданная Империи Святого Юрия.

Она указала на скунса, который пялился в монитор:

— Мефито, мой компаньон и друг.

— Согласно этикету мне, конечно, следовало бы представиться первым… — начал Энтабер. Графиня предостерегающе подняла руку:

— Мне известно, кто вы. Энтабер, бывший профессор Герольского университета на Зигорисе. Был изгнан за опыты по внедрению человеческих личностей в животных.

— Вообще-то… — начал было учёный, но графиня перебила его:

— Нам нужна ваша установка переноса разумов. И вы сами.

Транспортник завис на орбите, а в кают-компании продолжалась беседа. Мнимая графиня рассказала учёному, что, собственно, от него требовалось.

— Я стараюсь не лезть в чужие дела, — заявил Энтабер. — Поэтому не буду спрашивать, зачем вам понадобилось перемещать разум из квазипланетного резервуара в человеческий мозг. К тому же меня вполне устраивает размер оплаты, который вы, ваше сиятельство, только что озвучили. Но, по крайней мере, вы должны были подготовить тело носителя…

— Оно имеется, — заявила графиня.

— Тело без разума?

— Конечно. Была проведена соответствующая операция.

— Гм… Даже интересно, где вы его достали. Хотя, повторяю, это не моё дело.

— Сделали лоботомию одному моральному уроду из Ковоса, — ляпнул скунс.

— Лоботомию? — удивился Энтабер. — Тогда ничего не получится.

— Ну, может, и не лоботомию… Не знаю я, как это называется. Короче, теперь он совершенно безмозглый... в переносном смысле.

Графиня недовольно посмотрела на скунса:

— Мефито, пожалуйста, не берись рассуждать о вещах, в которых ничего не понимаешь. А вы, профессор, не волнуйтесь. Сейчас наша главная задача — не привлечь внимание сотрудников станции, которая висит над поверхностью планеты Х. Мы приблизимся к спутнику Венеры с противоположной стороны.

х х х

Над планетой Х на высоте около ста метров висел транспортник. Из его днища выполз лоскут фиолетового тумана. Медленно, словно раскрывая объятия, он начал обволакивать спутник.

Установка переноса разумов была смонтирована в обширном багажном отделении. Энтабер священнодействовал за управляющим компьютером, а больше никого в отделении не было, кроме тела реципиента, лежавшего на операционном столе. Это был мужчина лет сорока с непропорционально большой плешивой головой. Сейчас голову окутывало облачко красного тумана.

— Волен я тебя распять, что прикажешь выбирать? — тихонько напевал Энтабер. — Тебя казнить? Так как нам быть? Лучше к Ироду пошлём, В Галилее он царём, Ты там рождён — Пусть судит он[4].

Бывший профессор знал эту древнюю рок-оперу наизусть и иногда исполнял во время работы, прямо-таки ощущая себя её основным персонажем, хотя и был убеждённым атеистом. Процесс шёл — туман вокруг плешивой головы медленно менял цвет. Неожиданно в багажное отделение вбежала графиня, сопровождаемая скунсом.

— Беда, профессор! — крикнула она. — К нам приближается рейдер Галапола! Они требуют допустить из на борт!

Энтабер вскочил с кресла.

— Откуда он взялся?! Даже если на станции заметили туман и сразу вызвали полицаев, те прилетели бы не раньше, чем через два часа с учётом гиперпространственного прыжка!

— Может, галапольский рейдер оказался здесь случайно? — высказал предположение скунс.

Прискакал на четырёх лапах возбуждённый Игорь.

— Хозяин! — зарычал он. — Михей-то, Михей!

— Что — Михей?

— Это он, заяц сраный! Он нас всех заложил!

— Говори толком!

— Мы сидели в кают-компании, Михей всё на часы поглядывал. Потом вот она прибежала… — горилла ткнула лапой в графиню. Та возмутилась:

— Это кто тебе здесь "она", животное?!

— Виноват… ваше сиятельство, конечно… вы сообщили нам о рейдере, потом побежали сюда, в багажное, а Михей расхохотался и сказал, что он ещё на орбите Земли связался с Галаполом и поведал им всё! Паршивый заяц очень хочет заслужить гражданство Галасоюза. Полицаи устроили нам засаду!!!

— Одно слово — пидарас, — злобно процедил Энтабер и посмотрел на туман, который к этому моменту приобрёл зелёный цвет. — Для завершения процесса нам необходимо ещё как минимум полчаса.

— Где заяц? — спросил скунс у Игоря. Тот пожал мощными плечами:

— Удрал и затаился где-то. Он же мелкий, забьётся в любую щель.

— Надо его найти.

— Какой смысл? От Галапола всё равно не уйти.

Из динамиков под потолком загремел строгий голос:

— Транспортное судно бортовой номер 1142-СОМ! Требуем немедленно прекратить незаконные действия и допустить сотрудников Галапола на борт!

— Ну, вот и всё, — упавшим голосом проговорила графиня.

— Ага-га! — неожиданно взревел обезьян и поскакал к выходу из багажного отделения. — У́хи! Вон его у́хи! Ну, погоди, ушлёпок!

Михей действительно подслушивал за дверью, но он начисто позабыл о своих новых ушах и неосторожно высунул их. Увидев приближавшегося Игоря, заяц в панике заметался по нижнему ярусу транспортника, не зная, где скрыться. Его внимание привлёк круглый люк, ведущий в какой-то тёмный отсек. Михей влетел внутрь и затаился. Вскоре в отсек влез и обезьян и зашарил лапой по стене в поисках выключателя. Наткнулся на большую плоскую кнопку и с силой надавил на неё.

Люк немедленно захлопнулся. Спасательный бот отстрелился от транспортника и включил собственные двигатели. Не прошло и пятнадцати секунд, как он тараном влетел в рейдер Галапола. На месте столкновения возникло очень красивое огненное облако.

 

Личность Х: Настоящее время (2)

В прошлой жизни я несколько раз начинал вести дневник и каждый раз бросал. Но теперь тщательно записываю всё происходящее. Мой новый народ должен знать, чем живёт его вождь. Конечно, для официальной публикации придётся привлечь всяких там редакторов и прочих журналистов, чтобы причесали, так сказать. Говорят, правда, у них тут искусственный интеллект достиг невероятных высот… Ну уж нет. Ни за какие коврижки не доверю компьютеру обработку своих мемуаров. И пока записываю всё нижеследующее только для себя. Кстати, пользуюсь при этом штучкой, похожей на обыкновенную шариковую ручку. Такими у них сейчас подписывают лишь важные документов — дань древней традиции.

В незапамятные времена какой-то умник высказал мыслишку, что история сперва совершается как трагедия, а потом повторяется как фарс. Со мной получилось иначе: был эпос, который закончился трагедией, а спустя пять тысяч лет повторился как житие. И не имеет значения, что к процессу приложила руку наука — важен результат. Я воскрес.

Не скрою: вновь ощущать себя полноценным человеком очень приятно. Тело, правда, мне подобрали немолодое, нет чтобы двадцатилетнего какого-нибудь… Хотя, с другой стороны, к юнцу (пусть даже с виду) и отношение было бы иное. Он не пользовался бы таким авторитетом. К тому же новый Я оказался внешне похож на старого…

Да, о воскрешении… Очнулся на Бату-Соби. Это у них такая столичная планета, одна из восьми входящих в империю Ковос. Как оказалось, меня поместили в замок на изолированном острове в приполярной зоне. И первые лица, которые я увидел, принадлежали к ковосской, с позволения сказать, элите. Это были люди:

— Янья Исриль, дочь императора Цонбе Исриля Первого;

— её муж, журналист Вюява Шелма (Во как история повторяется!);

— вице-премьер империи Байто Лячус (тоже рыжий, кстати, как и тот… забыл фамилию);

…и нелюди:

— главный советник императора, лопоухий Блоп Гвлева с членохоботом (это у него такой вспомогательный половой орган);

— двухголовый олигарх Заебер Сорби. Вот этот парень мне понравился больше остальных. Во-первых, циник и пошляк, во-вторых, имя прикольное. Но он, похоже, и самый опасный из них…

Пока я приходил в себя после операции под наблюдением врачей, эти деятели меня почти не навещали. Потом в один прекрасный день явился рыжий Лячус и говорит: собирайся, летим на Ники-Гуру, там уже и резиденция готова. Ну, полетели.

Резиденция оказалась неплохой, но всё-таки не соответствовала моему будущему статусу. Я прямо так Лячусу об этом и сказал и потребовал хату покруче. Он скривил свою конопатую рожу и вызвонил Заебера. Тот незамедлительно явился и давай орать обеими пастями: мол, знай своё место, не зарывайся, можем-де подобрать и другого преемника — томится целая очередь желающих и т.д. А потом ещё выкатил список условий ("кондиций") — что мне можно будет делать, сидя на престоле, а чего нельзя. Явно они этот список подготовили заранее. Под конец же, запыхавшись, вякнул:

— И имей в виду! Пока тебя не представили Цонбе и он не утвердил твою кандидатуру, ты — никто. Так что помалкивай и пользуйся маленькими жизненными радостями. Бабу хочешь?

— Кстати, насчёт бабы, — сказал я. — Куда вы подевали Сали? По условиям нашего договора она должна была достаться мне.

Этот урод расхохотался:

— Сали — и не Сали вовсе, а графиня Воронцова-Шедар, подданная Империи Святого Юрия. Ты ведь запал на её слёзы, да, плешивый? Вот поэтому мы её и наняли, чтобы она тебя соблазнила. А теперь Сали уже далеко. Что же касаемо договора… Сколько раз ты сам нарушал данные тобою обязательства, а? Напомнить?

Я сделал вид, что не услышал окончание его тирады. Тебе не вывести меня из себя, парноголовый!

— Ну и шут с ней, с этой графиней или кто там она, — сказал я как можно равнодушней. — Когда вы представите меня Цонбе?

— Терпение, приятель. Отдыхай пока.

Этот разговор произошёл месяца полтора назад… или больше? Чёрт, никак не привыкну к их дебильному календарю. Через неделю… или меньше?.. состоялась моя аудиенция у императора Цонбе Исриля Первого, беспробудного алкаша (Ну, не бывает таких совпадений! Прямо мистика какая-то!) Аудиенцию транслировали на всю империю, так что Цомбе предварительно привели в чувство. С трудом ворочая челюстями, он представил меня как своего преемника, а спустя несколько дней заявил об отречении.

Лячус с Гвлевой подготовили мою коронацию. И лишь в последнюю секунду вспомнили, что у меня фактически нет имени. Прискакал запыхавшийся Лячус:

— Ваше императорское величество, как вам угодно именоваться на престоле?

Своё настоящее имя я бы и под расстрелом не вспомнил. Подумал немного и сказал:

— Тинеола Биссельелла.

У Лячуса подскочили рыжие брови:

— Как?

— Сядь да покак. Это по-латыни, а больше тебе знать ничего не надо.

Лячус озадаченно кивнул:

— Стало быть, Тинеола Биссельелла… Первый?

— А что, у вас уже был Нулевой? Не задавай идиотских вопросов!

Коронация прошла без сучка и задоринки. И, судя по соцопросам, я понравился ковосцам.

Да, далеко не всем судьба даёт второй шанс. Ну, уж на этот раз я ошибок не наделаю. Они думали — я раскаюсь за пять тысяч лет. Но мне не в чем каяться. Зато я успел всё как следует проанализировать и сделать выводы. И три основных принципа моей деятельности останутся неизменными:

1. Не торопиться с запретами и репрессиями. Варить лягушку на медленном огне.

2. Не уступать и не прогибаться. Иначе сочтут трусом и слабаком.

3. При необходимости всё отрицать. Даже очевидное. И врать. Поймают на лжи — перекрыть каналы информации.

А начну я, как и в прошлый раз, с пустяка (на первый взгляд). Провозглашу возвращение к духовным скрепам и призову под этим соусом к возрождению чего-нибудь старого доброго. Которое всякая продвинутая шушера называет "архаикой". Шушера возбудится, а я им прямо в лоб: "допускаю, что мы с народом неправы", как в прошлый раз. И под шумок задавлю какое-нибудь небольшое, но крикливое масс-медиа. По закону, конечно — он ведь как дышло, что на Земле, что в Ковосе. И посмотрю на реакцию так называемого общества: проглотит или нет. Что-то мне подсказывает, что проглотит и ещё добавки попросит. Шаг за шагом — а там, глядишь, и до гнилой "элитки" доберусь: и до Яньи с её муженьком, и до двухголового хохотуна, и до остальных. Уж что-что, а расправу с богатенькими народ точно одобрит, мне ли не знать. Главное — на́чать, как говорил один бывший помощник комбайнёра.

 

Сали (4). Эпилог

Утренний чай был накрыт на террасе. На продолговатом столе фырчал изысканного вида самовар; клубы пара, вырываясь из-под его крышки, окутывали пузатый заварочный чайник. Также на столе имелись вазочки с вишнёвым, малиновым и крыжовниковым вареньем; сочились мёдом аккуратно вырезанные соты на продолговатой тарелке. Рядом с самоваром стояло большое блюдо на ножке, на котором лежал огромный сдобный крендель с изюмом, источающий аромат свежей выпечки.

За столом сидела Сали в шёлковом бежевом пеньюаре. Она просматривала социальную сеть "Спейсбук" на трёхмерном планшете и одновременно кушала яйцо всмятку, аккуратно выбирая золотой ложечкой содержимое скорлупы, помещённой на резную хрустальную подставку. Напротив Сали на краешке стола восседал скунс Мефито. Его завтрак состоял из мелких орешков и зёрнышек кукурузы, насыпанных в менажницу.

— Благодать! — с удовольствием произнёс скунс. Он бросил в пасть очередной орешек и огляделся вокруг. Терраса примыкала к двухэтажному каменному дому, выстроенному в стиле классицизма. Главный фасад, украшенный портиком с колоннами, выходил на небольшой пруд — на его дальнем берегу возвышалась увитая плющом мраморная ротонда. С другой стороны дома раскинулся регулярный парк, переходивший в плодовый сад, который тянулся на целый километр до самого леса.

— Согласна, — ответила Сали, не отрываясь от планшета.

— Да, Империя Святого Юрия — это круто, — продолжил Мефито. — поместье-то какое: домина, сад… Кстати, почему ты назвала его Воздвиженским?

— У них здесь так принято, — объяснила Сали. — давать поместьям названия из древней русской классической литературы. Воздвиженское — это из "Анны Карениной" Льва Толстого.

— Надо будет почитать… Но всё-таки, по-моему, ты зря отказалась от гражданства Галасоюза.

— Там куча ограничений, главным образом моральных, но от этого не легче. Например, нельзя публично высмеивать внешний облик разумного существа иной расы… Да ты ведь сам получил гражданство и подписался под Кодексом Гражданина, что ж ты меня спрашиваешь?

Скунс махнул лапкой:

— Не читал я его, честно говоря. Просто подмахнул, и всё.

— Хорош!

— Ага… А вот в Ковосе ты правильно не осталась.

— Ещё бы! Жить в империи, которую теперь возглавляет такой урод! Как он там велел себя называть?

— Тинеола Биссельелла Первый. Я на досуге порылся в архивах, почитал его историю… Знаешь, когда он развернётся на полную катушку, эта компашка заговорщиков точно не обрадуется.

— Что ты подразумеваешь под "развернётся"?

— Подавит независимую прессу, начнёт преследовать инакомыслящих, установит диктатуру. А потом приступит к захватническим войнам. Конечно, наехать на Галасоюз у него кишка тонка, но вот, скажем, оккупировать другие спутники Джуго ему вполне по силам.

— И Арнах тоже?

— Почему бы нет?

Разговор Сали и Мефито был прерван самым неожиданным образом. С зеленовато-голубого неба со свистом обрушилось большое грязно-серое яйцо — одноразовый посадочный модуль. Такие модули использовались на трансгалактических лайнерах для высадки небольших групп пассажиров на попутных планетах. Яйцо лопнуло и развалилось. Из обломков, отдуваясь, вылезла массивная бабища, крикливо одетая, с крашеными волосами. На её плебейском лице сияла злорадно-торжествующая улыбка. Вслед за нею выбрался мужчина, которого Сали в первый момент не узнала, а вот скунс узнал сразу. Он чёрной молнией метнулся со стола и скрылся в кустах, окружавших террасу. Мужчина протянул ручищи к Сали и радостно воскликнул:

— Сестрёнка!

х х х

— Как вы меня отыскали? — холодно спросила Сали.

— Чайком-то угости, золовушка, а уж потом выспрашивай, — прошепелявила жена Хатима, та самая "корова" Генера, которую Сали до сих пор видела лишь мельком. Её дефект речи сразу же начал раздражать Сали, как и она сама.

Сали тронула пальцем сенсорную пластину подогрева на самоваре.

— Слухами Млечный Путь полнится, — осклабился Хатим. — Самым трудным было не найти тебя, сестрёнка, а попасть в Империю Святого Юрия. Всем районом скинулись, чтобы отправить нас с Генерой по твою душу. Надо же вернуть заблудшую работницу на родной Арнах и на горячо любимый завод! Даже директор выделил средства́ из своего фонда…

— Я не полечу на Арнах, — Сали активировала планшет с намерением связаться с участковым приставом. Генера с удивительной для её комплекции прытью вскочила со своего стула и схватила Сали за руки.

— Не рыпайся, золовушка! Ручки поломаю, как веточки! — пригрозила она. — Негоже будет тебе стоять перед Судом Рабочей Совести в гипсе.

— Генера может, — кивнул Хатим.

— На себе уже испытал? — фыркнула Сали. Брат пропустил её вопрос мимо ушей и продолжил:

— Собирайся, сестрёнка. У тебя ведь имеется корабль? Конечно, имеется. И денежки свои прихвати. Что здесь у вас в ходу — наличные, карты или встроенные чипы?

— Да, насчёт денег! — встряла его супруга. — Сейчас ты закажешь доставку сюда всякого шмотья и тряпья. Только не вздумай вызвать милицию… или как там она у вас называется?

— Генера, у нас нет времени на шмотьё, — нахмурился Хатим. — Вдруг сюда кто-нибудь заявится.

— Тебя не спросила. Ну?

Она отпустила руки Сали, но продолжала нависать над ней. Сали зашла на портал одного из бутиков. У новоявленной снохи засверкали поросячьи глазки:

— Вот эту кофточку давай!.. Блин, моего размера нет… Тогда эти лосины… Нет, лучше эти!..

Пока Генера занималась удалённым шопингом, её муж отправился прогуляться по липовой аллее, что вела от террасы к калитке в дальнем углу парка. Когда он удалился на достаточное расстояние, между балясинами террасы показалась морда Мефито. Он делал Сали отчаянные знаки: то зажимал лапой собственный нос, то пригибался. Генера скунса не видела — она была всецело поглощена созерцанием материальных благ на трёхмерном экране.

Сали наконец поняла, что от неё требовалось. Она задержала дыхание и пригнулась, почти легла на стол. Мефито тут же запрыгнул на перила балюстрады и совершил стремительный перелёт оттуда на спину Сали. Мгновенно повернулся задом к нависавшей над Сали снохой, задрал хвост и пустил в её рожу мощную струю смешанного с фекалиями газа.

Генера рефлекторно вдохнула и тут же захрипела, закашлялась и упала навзничь. Физиономия её посинела, глаза закатились. Мефито спрыгнул на стол, Сали вскочила со стула, с трудом перевернула тушу новоявленной снохи. Подождала, пока воздух поблизости не очистится, вдохнула и крикнула:

— Надо её связать!

— Она ещё минут десять не очухается, — торопливо заговорил Мефито. — Лучше подумай, как нейтрализовать братца. Мои ресурсы временно исчерпаны.

— Тогда улетаем! В корабле есть коммуникатор, я свяжусь с приставом…

Но Хатим уже был здесь.

— Не так-то просто, Сали… О, привет, Мефито! А я-то думал — куда подевался вонючий корешок моей сестры? Всё говно израсходовал, да? Я так и знал.

Хатим, скаля зубы, поднялся на террасу и двинулся к Сали. Их разделял стол. Сали и её брат начали ходить вокруг стола, не спуская глаз друг с друга.

— Зря ты так. Всё равно будет по-нашему, — бормотал Хатим. Он споткнулся о тушу своей жёнушки, не упал, но всё-таки на секунду отвёл глаза от Сали. Скунс схватил с конфорки самовара заварочный чайник и запустил им в хатимову голову. Чайник разбился, горячая заварка залила Хатиму глаза, он заорал и закрыл руками лицо. Сали взяла со стола планшет, открыла вкладку "Тревога" и ткнула пальцем в виртуальную красную кнопку.

х х х

На Воздвиженское опустился вечер, чудесный вечер планеты Пошехонье. Большое оранжевое солнце скрылось за горизонтом; среди звёздной россыпи взошли голубоватые серпы двух лун-близнецов. Уставшая от вопросов пристава и следователя Сали сидела на террасе в плетёном кресле качалке и смотрела, как в траве и на кустах начинают перемигиваться разноцветные светляки.

— Спасибо, что спас меня, дружок, — Сали гладила и перебирала шёрстку разлёгшегося у неё на коленях скунса.

— "Дружок!" — фыркнул скунс. — Прямо как кличка дворняги!

— Извини.

— Нет, можешь употреблять в отношении меня данное слово, но только не в уменьшительно-ласкательной форме. Бесит это "ми-ми-ми".

— Как скажешь, кореш.

 

Москва — Новское, май — июль 2024 г.

---

[1] Муравей (груз.)

[2] Ё… твою мать! (груз.)

[3] Говнюк (груз.)

[4] Автор текста рок-оперы "Иисус Христос Суперзвезда" — Тим Райс.
Перевод с английского Ярослава Кеслера.