Все средства хороши

Скачать в формате .doc можно здесь.

Повесть

Глава I

Прогудел соленоид, и засов отодвинулся. Я потянул железную дверь проходной на себя. Сколько раз на протяжении трёх лет мне снился этот момент! Правда, во сне дело заканчивалось неблагополучно — вместо проходной я попадал то в вонючую общую камеру, где содержался разный сброд, то в невыносимо грязный сортир, а то и на козырёк сторожевой вышки, с которой я в любой момент мог сорваться вниз. Хорошо, когда кошмарный сон оборачивается прекрасной явью.

Сержант Кору́ди стоял у выходной двери, уперши волосатые руки в бока. А за решёткой возился какой-то незнакомый мне вертухай, прыщавый юнец с торчащими, как у слонёнка, ушами. Видно, из новеньких.

— А вот и наш сегодняшний отпускник, — пророкотал Коруди. — Заключённый номер восемьсот тридцать пять дробь девяносто шесть, известный в некоторых кругах также как "Счетовод"! Ох, простите, с нынешнего дня вы у нас — честный гражданин Орта́н Ба́рна! Ну что, господин Барна? На свободу — с чистой совестью и с грязной задницей?

Сержант захохотал. Новичок тоже робко улыбнулся и водрузил на стол перед окошком коробку с барахлом, которое у меня изъяли три года назад.

— Если в кране нет воды — значит, выпил Коруды́, — по наитию брякнул я, чуть изменив для рифмы фамилию сержанта. Это вызвало у Коруди очередной приступ хрюканья, но он тут же заткнулся, досадливо посмотрел на новичка, а потом укоризненно — на меня: негоже, мол, ронять его авторитет в глазах салаги.

— Администрация королевского исправительного учреждения Редель не несёт ответственности за состояние водопровода, — отчеканил он. — Авария есть авария, всякое может случиться…

— Забей, — сказал я. — Меня это отныне никаким боком не касается.

Я взял коробку, подошёл к выходной двери и выжидающе посмотрел на Коруди, который сделал знак молодому. Тот послушно нажал на кнопку, однако засов не отодвинулся.

— Сильнее, сильнее дави! — крикнул сержант.

Новичок заколотил по кнопке, но реакции не последовало.

— Ни хрена у вас тут не работает, — прокомментировал я, стараясь сохранять шутливый тон, хотя внутри у меня всё чесалось от нетерпения. Коруди, лицемерно вздохнув, развёл руками:

— Придётся тебе, Ортан, подождать, пока появится электрик.

Наверное, в моих глазах сержант увидел что-то такое экстремистское, потому что тут же ухмыльнулся, вручную отодвинул засов и распахнул дверь.

— Я пошутил. Выходи.

Держа перед собой коробку, я протиснулся между его пузом и косяком и оказался на свободе.

— Руки пожать не могу, извини, — я кивнул на коробку.

— Переживу. До скорого! — Коруди махнул рукой и захлопнул дверь. Лязгнул засов. Вот хрен потный, не дай Бог, сглазит! Я трижды сплюнул через левое плечо и зашагал по неширокой дороге, покрытой растрескавшимся асфальтом.

Вокруг простиралась холмистая равнина с перелесками; на горизонте вставали горы. В зелени садов там и сям белели деревенские домики и торчали шпили сельских церквей. Август в разгаре! Я втянул воздух, наполненный ароматами полевых трав и слегка разбавленный запахом навоза с ближайшей фермы. У перекрёстка виднелся павильон автобусной остановки. Минут через пять я поставил свою коробку на облупленную скамейку под её навесом. Кстати, что там у меня? Бензиновая зажигалка "Зиппо". Швейцарский нож с десятью лезвиями. Записная книжка крокодиловой кожи. Початая пачка "Кента", от которой несло плесенью — даже её зачем-то отобрали три года назад. И потёртый портмоне с моей монограммой. Я заглянул в портмоне. Шестьдесят три дуката бумажками, семь дукатов и сорок шесть крейцеров мелочью. На дорогу точно хватит — за неделю до освобождения я поинтересовался обратным маршрутом, ибо сюда меня доставили в тюремной перевозке.

Я рассовал пожитки по карманам, сел на скамейку и достал вонючую сигарету — свежие-то раздал ребятам на прощанье. Но напрасно я щёлкал зажигалкой — за три года бензин испарился. Пришлось обойтись без сигареты. К счастью, из-за поворота показался автобус.

В автобусе, помимо водилы, были только пожилая пара, явно из деревни, и девица постного вида, в очочках и с толстенной книгой в руках — Библией, что ли? Девица никак не отреагировала на моё появление, а деревенская тётка в платочке испуганно выкатила на меня глаза, потом перевела взгляд на возвышавшиеся неподалёку тюремные стены, ещё больше испугалась и что-то зашептала на ухо своему благоверному, усатому мужику с изборождённым морщинами лицом. Я не выдержал и подмигнул старой грымзе, отчего та охнула и в негодовании отвернулась. Мужик, грозно шевеля усами, раскрыл было щербатый рот, но тут же снова его закрыл и тоже отвернулся. Да успокойтесь, селяне мои убогие! Я ведь не убийца и не насильник. А ваши жалкие денежки мне нужны, как голубому — баба. Я по мелочам не работаю…

Конечно, деньги как таковые нужны всем, это аксиома. Собственно, из-за них я и попал в тюрьму — в прямом смысле пострадал из-за разноцветных фантиков. Движимый любовью к ближнему, как велел нам Господь, я предоставлял тем, кто очень хотел (и не особо заморачивался с законностью), возможность поправить своё материальное положение.

Разъезжая по нашему небольшому, но благословенному королевству, я везде находил таких людей. Выбор, правда, останавливал лишь на самых недалёких — вы даже не представляете, сколько их попадалось! В условленное время в занимаемый мною номер в гостинице средней руки являлся жаждавший лёгкого обогащения лох, и я демонстрировал ему своё уникальное изобретение. На глазах у клиента заряжал в небольшую машинку бумажную ленту, намотанную на бобину, крутил ручку, и из машинки эта лента вылезала уже в виде новеньких купюр достоинством в десять дукатов каждая. Аккуратно разрезав ленту на отдельные банкноты, я предлагал покупателю убедиться в их полной схожести с настоящими деньгами. Тщательно ощупав, обнюхав и посмотрев дукаты на свет, многие на этом и успокаивались. Те же, кто поосторожнее, шли в ближайший магазин, а то и в отделение банка.

Некоторые желали взглянуть на устройство машинки. Я с готовностью демонстрировал её внутренности с многочисленными валиками, шестернями, шкивами и прочей механикой, напиханной в корпус главным образом для отвода глаз. В качестве бонуса презентовал клиенту дополнительные флакончики с типографской краской. Окончательно успокоившись, довольный простофиля расплачивался со мной и забирал машинку, а я, не теряя времени, на арендованном автомобиле мчался прочь из города.

Я хорошо представлял себе, что происходило потом. Незадачливый любитель лёгкой наживы крутил тугую ручку, за каждые десять оборотов которой выползала новая банкнота — так был устроен редуктор. Клиент потел и кряхтел, наслаждаясь зрелищем дармового богатства… пока денежная лента не заканчивалась. В хитросплетениях механизма была спрятана кассета, в которую я предварительно зарядил искусно склеенные между собой купюры — разумеется, подлинные, причём самые новые. А "расходная" бумажная лента постепенно забивала собой всё свободное пространство внутри корпуса, и в конце концов механизм отказывал.

На денежную ленту я тратил пятьдесят десятидукатовых банкнот — этого хватало с избытком. Изготовление каждой машинки обходилось в полторы сотни — их делали по моим чертежам на одном захолустном механическом заводике. Плюс накладные расходы — гостиница, жратва, бензин, аренда автомобиля… В общем, себестоимость машинки составляла около тысячи дукатов. Реализовывал же я своё изобретение минимум в два раза дороже, получая таким образом не менее тысячи дукатов чистого навара.

По понятным причинам мои "клиенты" не спешили обращаться в полицию. Но, как известно, паршивая овца найдётся в любом стаде. Продав очередную машинку, я тут же бросился наутёк, но арендованный "фольксваген" заглох всего в двух километрах от заштатного городишки, где я работал. Предыдущие удачные сделки притупили мою бдительность, и я ничтоже сумняшеся вернулся на попутке в город, чтобы сесть на поезд. И надо же было такому случиться, чтобы на привокзальной площади я нос к носу столкнулся со своим недавним покупателем, который от злости только что не пускал пену изо рта. Увидев меня, он заорал как ненормальный, подоспевшие полицейские тут же меня скрутили и запихнули в кутузку. Я уповал хотя бы на то, что сволочной покупатель тоже пострадает как пособник фальшивомонетчика, но не тут-то было! Ушлый адвокат выставил пострадавшего в самом выгодном свете — тот-де сразу раскусил меня и приобрёл машинку исключительно ради того, чтобы вывести меня на чистую воду. И я загремел на нары…

Это было тем более обидно, что я намеревался по окончании дельца с денежными машинками перебраться из Европы в Штаты, чтобы замутить там легальный бизнес — накопленного капитала имелось более чем достаточно. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Под амнистию я не попал, и за примерное поведение мне срок не скостили, ибо поведение моё было далеко не примерным. Три года тянулись, как все тридцать. За это время мини-юбки укоротились чуть ли не до трусиков, цветные телевизоры существенно потеснили чёрно-белые, а американцы побывали на Луне — мы всей тюрьмой смотрели, как по ней шагает Нил Армстронг в скафандре. Тысяча восемьдесят девять дней и ночей… Да и чёрт с ними! Поскольку прошлое изменить невозможно, надо думать о будущем.

Года полтора назад мне пришло по почте официальное извещение о смерти дядюшки Томуса, моего дальнего родственника и бывшего опекуна. Это был, пожалуй, единственный светлый момент за время моего заключения. Я попал к дядюшке в лапы после гибели своих родителей в автокатастрофе и немало натерпелся от него в юные годы. Старый хрыч окочурился, не оформив завещания, но по закону мне досталась его вилла — огромный ветхий дом, окружённый большим участком, километрах в двадцати к югу от столицы — там прошли мои детские года. Я решил, что по выходе на свободу сразу продам унаследованное, заберу всё, что нажито непосильным трудом, и, не мешкая, двину в Новый Свет.

По прибытии в столицу я первым делом направился в банк и снял со счёта все деньги вместе с набежавшими процентами — более семи тысяч дукатов, то была моя маленькая заначка на всякий случай. Своего жилья, если не считать дядюшкиного дома, у меня никогда не было — с восемнадцати лет я предпочитал обитать на съёмных квартирах и не отягощать себя вещами — мебелью и прочим. И в этот раз я снял квартирку в мансардном этаже большого дома, расположенного неподалёку от Северного вокзала. Обстановка квартирки включала широченную кровать (после тюремных нар спать на ней было особенно приятно), платяной шкаф, журнальный столик, пару кресел и маленький телевизор. За перегородкой находилась крохотная кухонька, совмещённая с ванной — слава Богу, хотя бы сортир был в отдельном чуланчике. Условия довольно спартанские, но я вовсе не собирался оставаться здесь надолго. Наивный!

Устроив дела с жильём, я решил нанести визит адвокату Пе́три, дядюшкиному душеприказчику. До его конторы было далеко, но я отправился на своих двоих — так приятно чувствовать себя на свободе и дышать её воздухом, пусть и наполненным вонью выхлопных газов, резкими ароматами женских духов и мужского пота! Вокруг кипела вечерняя столичная жизнь. В глаза била световая реклама, призывно сияли витрины магазинов. По улицам мчались разноцветные автомобили, гремели и звенели трамваи, рассыпая искры из-под колёс, по тротуарам текла людская река, в которой мой взгляд то и дело натыкался на симпатичных девушек.

Адвоката Петри я прежде видел нечасто, но при встрече с ним сразу отметил, что он почти не изменился. Это был всё тот же мордастый коротышка с сальными волосами, только волосы эти чуть поседели. При моём появлении он довольно фальшиво выразил радость, задал несколько никчемных вопросов, усадил меня в кожаное кресло и сам плюхнулся за свой обширный стол — мне было видно, что свои короткие ножки он поставил на специальную скамеечку. Потом Петри предложил сигару и, когда я отказался, приступил к делу.

— Значит, так, Ортанчик. У меня для тебя две новости — хорошая и плохая. С которой начать?

Ненавижу эту идиотскую игру в две новости!

— С какой хочешь, с такой и начни.

— Тогда я, с твоего позволения, сразу покончу с плохой, — Петри набрал воздуха и выпалил: — вилла твоего дяди Томуса в Лин-Гардене продана.

Я чуть не выпал из кресла.

— Ты что, шутишь?

— Увы, нет.

— Но я же её владелец! Как могли продать виллу без моего согласия?

— Видишь ли, Томус наделал долгов перед смертью. Кредиторы не пожелали ждать твоего возвращения.

Петри полез в ящик стола, вытащил оттуда пухлую папку и грохнул на стол.

— Вот, взгляни, здесь всё: расписки, векселя, копии чеков…

— Да не буду я это смотреть, — отмахнулся я. — Когда виллу продали?

— В прошлом сентябре.

— Почти год назад! Он что, устроил вечеринку на всю страну перед тем, как окочуриться?

— Нет, конечно. В этой папке, кроме всего прочего, немало счетов из ювелирных магазинов. До меня доходили слухи, что твой дядюшка завёл себе восемнадцатилетнюю любовницу…

— Думай, о чём говоришь? Какую любовницу?! У него уже лет двадцать стрелки показывали полшестого!

— Да, да, конечно, я и не ручаюсь за подлинность данной информации. Но факт остаётся фактом — дом вместе с участком ушёл с молотка за сто тысяч…

— За сколько?! — я вскочил, руки у меня зачесались — так захотелось дать в морду этому жулику. Петри вжался в кресло, выставил перед собой руки и по-поросячьи взвизгнул.

— Заткнись! — рявкнул я.

— Я здесь ни при чём! — затараторил Петри. — Торги организовала местная управа, я только консультировал…

— Да там один дом, без участка, сто́ит тысяч триста!

— Это если продавать обычным путём, а не через аукцион, — Петри быстро вернул себе душевное равновесие. Он достал из кармана пиджачка клетчатый носовой платок и принялся шумно сморкаться.

— Гайморит, — пояснил он в перерыве между хлюпами.

Пока Петри прочищал свой адвокатский нос, я размышлял. Такого поворота я, конечно, не ожидал. И что же теперь делать? Разумеется, сама эта рухлядь мне и даром не сдалась, несмотря на связанные с нею светлые (и не очень) детские воспоминания. Мне там нужно было совсем другое…

— А теперь — хорошая новость, — объявил Петри, убирая изгаженный платок в карман. — После уплаты всех долгов осталось четырнадцать тысяч пятьсот тридцать семь дукатов. С удовольствием вручаю их тебе.

Он сполз с кресла и засеменил к сейфу, спрятанному за стенными часами. Порывшись в сейфе, Петри вернулся на место и протянул мне пухлый конверт. Я принял конверт из его рук и пересчитал деньги. Да, хорошо же дядюшка погулял перед тем, как окочуриться! Неужели эдакая прорва деньжищ ушла на то, чтобы купить благосклонность этой не известной мне сопливой курицы? Ну и аппетиты у неё! Впрочем, какая теперь разница…

— И кто в итоге купил виллу? — спросил я.

— Понятия не имею.

— Ты же был на аукционе!

— Ну и что? С какой стати мне устанавливать личность покупателя? В мои обязанности это не входит. Меньше знаешь — крепче спишь. Моё дело — защищать твои интересы.

— Где я могу узнать его фамилию?

— Проще всего — в местной управе. Но зачем тебе это? Собираешься выкупить у него виллу?

— Не твоё дело.

— Как знаешь.

Петри, чувствуя свою правоту, заметно приосанился, даже как будто подрос. Делать мне здесь было больше нечего. Обменявшись на прощанье несколькими дежурными фразами, мы расстались.

На следующее утро я взял напрокат "Фиат 1500" и отправился в Лин-Гарден, чтобы осмотреться на месте и выяснить, с какими трудностями будет связано осуществление намеченного мною плана.

Я запарковал "фиат" у главных ворот виллы. Вылез из машины, подошёл к забору рядом с воротами и, подтянувшись, заглянул за него — сам не знаю, зачем. Дом стоял на склоне холма, поэтому его первый этаж был, так сказать, неполноценным — в нём размещались только парадная прихожая и биллиардная. На втором этаже — столовая, гостиная (она же кабинет) и кухня, а на третьем — три спальни и две ванные комнаты.

Вокруг дома простирался участок площадью в три гектара. Почти весь он зарос лесом, но оставалось немало места и для цветника с яблоневым садом. Я сразу отметил, что новые хозяева ухаживают и за садом, и за цветником, в отличие от Томуса. Сторожку я не видел за деревьями — двухэтажное строение приютилось в нижней части владения, к нему можно было подъехать от других, служебных ворот. У парадного входа стоял "форд гран торино" цвета морской волны.

Вдруг кто-то ухватил меня сзади за брючный ремень и решительно потянул вниз. Я спрыгнул на землю и развернулся, чтобы дать в харю неизвестному наглецу, но сдержался. Передо мной стоял крепкий мужик лет шестидесяти. Он был облачён в серый старомодный костюм — под пиджаком угадывалась кобура, — а на голове его красовалась шляпа с полями. Обветренное и какое-то дубовое лицо не выражало решительно никаких эмоций; прищуренные красноватые глазки буравили меня. Пористый нос выполнял свою работу со свистом, словно автомобильный насос. С первого же взгляда я понял, что этот тип очень опасен. Бывший полицейский, тут и к гадалке не ходи. А может, и спецагент.

— Вам чего? — спросил он.

— А вы кто? — парировал я.

— Охранник. Повторяю вопрос: вам чего?

Я внезапно решил выложить всё начистоту.

— Понимаете, я провёл здесь детство. Эта вилла принадлежала моему двоюродному дяде по отцу…

Его густые седые брови скакнули к полям шляпы, глаза заледенели.

— А, так ты — тот самый мазурик, который три года отсидел в Ределе за денежную аферу?

Ничего себе, ему известны обстоятельства моего дела и даже место моего пребывания!

— А ты (я акцентировал местоимение, раз уж он начал тыкать) неплохо осведомлён.

— Работа такая, — он обшарил меня взглядом. — Следующий вопрос. Сейчас вилла принадлежит тебе?

— Нет, но…

— Никаких "но". Вилла больше не твоя, и тебе здесь совершенно нечего делать. Убирайся.

Он сплюнул мне под ноги, чуть не попав на собственный ботинок. Смех, да и только. Прямо шериф из голливудского фильма сороковых годов. Я пожал плечами и пошёл к машине, обогнув по пути охранника.

— У меня тоже есть вопрос, — сказал я, обернувшись. — Так кому же всё-таки принадлежит вилла?

— Римскому папе. Заводи свой драндулет и проваливай. Ещё раз тебя здесь увижу — пеняй на себя.

До уездного городка Лин-Гарден я добрался меньше чем за пять минут. Местная управа располагалась в двухэтажном кирпичном домике на площади по соседству с церковью, почтой и баром. Всё это почти не изменилось со времён моего детства. Только вот исчез огромный деревянный танцзал, где я лет в тринадцать впервые поцеловал одну девчонку, а в четырнадцать поволок её же оттуда в кусты. На месте танцзала теперь располагался автомобильный кинотеатр.

В этот утренний час на площади было безлюдно. Припарковав "фиат" на стоянке рядом с красным кабриолетом "мустанг", я зашагал к управе. Крайнее окно на первом этаже было открыто, из него доносился визгливый женский голос. Его обладательницу я не мог видеть из-за задёрнутых штор. Очевидно, она говорила по телефону.

— Да, я поняла… Никаких сведений… Как, вы сказали?.. Барна? Ортан Барна… Всё ясно… Конечно! Нет-нет, будьте уверены, я ему ничего не скажу! До свидания!

Я застыл на месте. Итак, этот бывший легавый сообразил, что я обращусь в управу за сведениями о новом владельце виллы, и успел позвонить и предупредить, чтобы мне ничего не сообщали. Бывают же такие пронырливые крысы!

Из бара вышли парень с девицей и направились к "мустангу". Чтобы не привлекать их внимания, я принялся изучать афиши, висевшие на воротах кинотеатра. На вечернем девятичасовом сеансе зрителям предлагалась французская комедия "Мозг" с участием Бурвиля, а на одиннадцатичасовом — "Беспечный ездок" с Питером Фондой. За моей спиной "мустанг" взревел мотором и покинул площадь. Похоже, придётся заняться тем, чего я всегда старался избежать — взломом. Дождаться ночи, проникнуть в контору, разыскать контракт на покупку дома или его копию… Между прочим, можно воспользоваться кинотеатром: загнать машину на одиннадцатичасовой сеанс, а где-нибудь в середине фильма потихоньку отлучиться… Опять же какое-никакое, а всё-таки алиби. Но у меня с собой не было никаких инструментов, кроме швейцарского ножа. Отправиться, что ли, в столицу на поиски фомок и отмычек, а к вечеру вернуться сюда?

Пока я размышлял, из переулочка со стороны церкви показался пёс — худая чёрная дворняга с ободранным хвостом. Он неторопливо обошёл площадь, ставя свои метки на всех углах. Потом приблизился к воротам кинотеатра, шлёпнулся на задницу и уставился на меня, умильно наклонив голову и высунув розовый язык. Собаки были моей слабостью. При моём образе жизни я, конечно, не мог завести пса, но при случае подкармливал уличных попрошаек. Даже в редельской тюрьме у меня имелись подопечные.

В мясной лавке, что делила помещение с баром, я купил полкило говяжьей колбасы и попросил нарезать её. Возвратился к псу, выложил угощение на асфальт. Хитровато поглядывая на меня, он принялся за еду.

Вдруг откуда-то сверху — видимо, с церковной колокольни — спикировала ворона, схватила кусок колбасы и попыталась улететь с ним. Но не тут-то было: добыча оказалась слишком тяжела для неё, и наглая птица, так не сумев набрать высоту, брякнулась прямо на карниз того самого открытого окна в управе.

Пёс, оскорблённый в лучших чувствах, ринулся за вороной. Та в панике бросила колбасу, захлопала крыльями и взмыла в воздух. В тот же момент пёс сделал великолепный прыжок, словно в цирке, и исчез за шторами. Послышался грохот и душераздирающий мяв — судя по всему, пёс наткнулся на кота, мирно отдыхавшего где-то в комнате. Завизжала не видимая мне женщина. Кошачий вой и собачий лай смешались в дикую какофонию, в которую внесла лепту и женщина, визжавшая: "Фу! Брысь!" Застучали каблучки. Я подбежал к окну и отдёрнул штору. Служащая управы, которую я так и не разглядел, выбежала в коридор. Кот носился по кабинету, прыгая с пола на стол, а со стола — на шкаф; пёс упорно преследовал его. Я перелез через подоконник. Вот это случай! Если бы ещё знать, где искать этот чёртов контракт…

Мне определённо везло. Копия контракта лежала на столе. Наверное, переговорив с охранником, девица сама заинтересовалась бывшей дядюшкиной виллой. Я быстро пролистнул документ до последней страницы, где были напечатаны реквизиты сторон. Покупателем значился некий Са́ндер Ко́рди. Я выхватил шариковую ручку из стаканчика на столе и переписал на ладонь его данные.

Тут кот, наконец, сообразил, что можно драпануть в окно, и сделал это. Пёс последовал за ним. Третьим кабинет покинул я. И вовремя — в коридоре уже звучали голоса и грохотали шаги.

— Кассирша Та́гори, срочно зайдите ко мне! — раздался голос Гере́ста в интеркоме.

Ве́ста даже не знала, радоваться ли начальственному вызову или огорчаться. С одной стороны, теперь она могла со спокойной душой отфутболить капризную старую каргу Не́рик своей напарнице и подруге Флоре. С другой стороны, выслушивать нотации этого козла, а особенно терпеть его раздевающий взгляд… Бр-р-р! Впрочем, выбора у неё не было.

— Прошу прощения, госпожа Нерик, вами займётся другой кассир, — прощебетала Веста, глядя прямо в злобные глазки клиентки. — Будьте добры подойти к третьему окну. Спасибо!

Старуха недовольно поджала губы и поплелась к соседнему окошку. Флора бросила на Весту уничтожающий взгляд, но та уже вскочила со стула и побежала в кабинет заместителя директора.

Герест восседал за столом, изучая какую-то бумагу, который он держал в короткопалых ручках. При появлении Весты он буркнул: "Садитесь!", не отрываясь от чтения. Веста присела на краешек стула у самой двери. Воцарилось молчание, потянулись минуты. И ради чего была эта срочность?

Наконец Герест с тяжёлым вздохом положил листок на стол и скрестил пальцы рук. Его глаза обежали Весту, задержавшись на её коленках.

— Вы знаете, зачем я вас вызвал?

— Нет, господин Герест.

— Поступила жалоба от одного клиента.

— Кого, господин Герест?

— Не важно. Вы позволили себе выругаться в его присутствии.

— Я никогда не ругаюсь при клиентах!

— Он слышал это своими ушами.

— Возможно, у него проблемы со слухом.

— Я не знаю, с чем проблемы у него, но если вы не сделаете вывод из данного происшествия и не будете впредь соблюдать безукоризненную вежливость по отношению к клиентам нашего банка, мы вас уволим. А пока я лишаю вас зарплаты за один день. Идите, работайте.

Сказать, что Веста вышла из кабинета в бешенстве — это не сказать ничего. От несправедливо нанесённой обиды ей хотелось одновременно и плакать, и крушить всё вокруг. Чтобы прийти в себя, девушка зашла в курилку и только там вспомнила, что сигареты остались в сумочке, которая лежала в ящике её стола.

Пришлось вернуться на рабочее место. При виде Весты Флора с явным удовольствием направила к ней очередного клиента — мужчину лет тридцати пяти, одетого в модный плащ, под которым виднелся добротный серый костюм со стильным галстуком. Тот подошёл к окошку Весты, улыбнулся и протянул ей чек, выписанный на десять тысяч дукатов.

— Обменяйте, пожалуйста, на десять чеков, по тысяче каждый!

Подобные операции проводились не так уж часто. Веста подняла глаза на клиента. Он, продолжая улыбаться, спокойно ждал. Симпатичный, лицо открытое. Но что-то здесь было не так. Несмотря на свой недолгий стаж в должности кассира, Веста почувствовала подвох. Она ещё раз изучила чек. Да, всё правильно, все печати на месте… Только вот чернила, которыми написана сумма, вроде бы чуть-чуть отличаются от чернил остального текста…

Первым побуждением Весты было нажать тревожную кнопку, что привело бы к блокированию всех дверей банка и вызову полиции. Но она не стала этого делать. Её только что несправедливо обидел начальник. Так пусть получит по полной программе! Если что — в первую очередь с него же с первого и спросят. А она — человек маленький, рядовая кассирша. Пропади всё пропадом!

Веста принялась оформлять чеки, краем глаза наблюдая за клиентом — не вздохнёт ли он с облегчением? Нет, по нему не заметно. Хороший актёр. Видно, жулик со стажем.

— Прошу, сударь — она протянула чеки.

— Благодарю вас, сударыня, — клиент не спеша взял чеки и спрятал их в изящную папку. Неожиданно он спросил:

— Что вы делаете сегодня вечером?

О том, как у Весты возникли подозрения по поводу моего чека, она сообщила мне сразу после того, как мы, закончив заниматься любовью, лежали и курили. Я был сражён, но постарался не показать это.

— Если ты заподозрила меня в мошенничестве, то почему сразу не вызвала полицию? — спросил я.

Она выпустила дым колечками.

— У меня была на то причина. И потом, мошенничество — это ведь не мокруха.

Я присвистнул.

— Однако же и лексикон у вас, сударыня!

Веста некоторое время молчала, словно решаясь.

— У меня двоюродный брат — следователь уголовной полиции, — наконец призналась она. — Так что я в курсе и жаргона, и многого прочего. Наслушалась всякого… Если хочешь знать, я даже догадалась, какую схему ты используешь.

Час от часу не легче!

— Не волнуйся, — продолжала Веста. — Был бы ты убийцей или насильником — другое дело. Тем более что у нас с кузеном отношения не ахти — сколько себя помню, он меня всегда шпынял на правах старшего. А финансового афериста я закладывать не собираюсь.

— Закладывать? Извините, сударыня, у вас есть доказательства?

Веста не обратила внимания на мой вопрос и продолжала:

— Один тип — ради примера назовём его Ортаном Барной — открывает в банке счёт на небольшую сумму, причём самостоятельно заполняет чек своей авторучкой. Авторучка, кстати, у него не простая. Затем банковский клерк ставит все необходимые печати и заверяет чек своей подписью. После этого господин Барна легко выводит чернила, которыми вписана сумма, и заменяет её на куда бо́льшую. Далее наш герой идёт с обновлённым чеком в банк и вежливо просит глупую кассиршу разменять его на чеки с небольшими суммами, по которым затем законнейшим образом получает наличные в других банках.

Я сунул сигарету в рот и поаплодировал.

— У тебя богатая фантазия. Романы писать не пробовала?

Веста промолчала. Я физически ощутил, как она напряглась.

— Хочешь, расскажу, зачем я всё это затеял? — выпалил я неожиданно для себя.

Она тут же повернулась ко мне и улыбнулась.

— Не обязательно. Главное — никогда не пытайся меня обмануть. Кузен говорит — мне бы вместо полиграфа работать, ложь чувствую прямо кожей.

— А я всё-таки расскажу, — настаивал я.

И выложил ей всё: чем занимался по жизни, за что сидел, как решил собрать деньги и выкупить бывшую дядину виллу у Сандера Корди. Умолчал только о своей истинной цели. Ведь не сказать всю правду — вовсе не значит соврать!

Веста внимательно выслушала меня, а потом спросила:

— И сколько тебе ещё нужно собрать?

— Вот обналичу все чеки, выданные в вашем банке, и у меня на руках окажется сто десять тысяч.

— Ты говорил, что Корди купил виллу за сотню.

— Не оставлять же его внакладе!

— Логично, — она, перегнувшись через меня, загасила сигарету в пепельнице. — А кто вообще такой этот Корди?

— Раньше был кинопродюсером, сейчас занимается в основном прокатом. Глава компании "Сине-Корди". Ей принадлежит половина кинотеатров в стране, в том числе обе "Синерамы". Так что Корди в полном порядке.

— Думаешь, он клюнет на десять тысяч дукатов? Вряд ли для него это большие деньги.

— Делаю ставку на его жадность.

Веста потянулась, встала. Я с удовольствием наблюдал, как она одевается.

— Мне пора, — сказала она. — Герест весь на нервах — близится аудит.

— Не хочешь уволиться от греха подальше?

Она покачала головой.

— Я не могу лишить себя удовольствия посмотреть на рожу Гереста, если в банке обнаружат недостачу. А там видно будет.

Глава II

В течение следующих нескольких дней я предпринял не одну попытку встретиться с Корди, но тщетно. У меня сложилось впечатление, что он вообще не бывает в офисе: то у него деловой обед, то переговоры, то он улетел в Лос-Анджелес. Домашний же адрес прокатчика мне узнать не удалось. Наконец, мне было сообщено, что в такой-то день и час господин Корди будет просматривать новые фильмы, чтобы отобрать для проката в своих кинотеатрах. Это был шанс наконец-то поймать его.

Офис компании "Сине-Корди" размещался на верхних этажах небоскрёба "Кипарис" в деловом квартале столицы. Попасть в него законным образом я не смог бы при всём желании — босс лично утверждал список посетителей на каждый день. Поэтому я решил дождаться Корди у центрального входа в здание. Главное — не упустить момент, когда к стеклянным дверям подрулит "Мерседес 220", тёмно-синий лимузин Корди. Машина была мне хорошо видна, она стояла на парковке.

Итак, где-то на сто восьмом этаже Корди, развалившись в мягком кресле, смотрел новую кинопродукцию, а я болтался внизу. Точнее говоря, сидел на скамейке в скверике, где жёлтые тополиные листья падали в крошечный прудик, курил и изучал пудовое воскресное приложение к одной из центральных газет. Вдруг меня кто-то хлопнул по влечу. Я поднял голову и мысленно взвыл.

Рядом со скамейкой стоял и улыбался слюнявым ртом угонщик Ву́рса по кличке "Ручник", с которым я на свою голову познакомился в Ределе — он вышел на три месяца раньше меня. Это был совершенно невыносимый тип, даже внешность его вызывала омерзение: мелкий, прыщавый, хотя ему сровнялось уже тридцать, с постоянно текущими слюнями, которые он время от времени со всхипом втягивал. Вурса искренне считал себя моим близким другом и на прогулках, а также в столовой, постоянно липнул ко мне. Нет, он вовсе не был голубым, просто ему почему-то очень нравилось моё общество. В тот день, когда Ручник вышел на свободу, я, наконец, вздохнул с облегчением.

— Здоро́во, Счетоводище! — выпалил он, обрызгав при этом мою новую куртку. Схватил меня за руку и принялся с упоением трясти её, потом бухнулся рядом.

— Здравствуй, Ручник, — холодно ответил я.

— Вот так встреча, а? Ты давно откинулся?

— Ещё в августе.

— И чем занимаешься?

— Работаю.

— Где?

— Слушай, Ручник, — разозлился я. — Валил бы ты отсюда! У меня здесь стрелка забита …

— С кем, с бабой? Ну, я же тебе не мешаю… — он понизил голос. — А я, представляешь, решил тут поживиться! Нацелился вон на ту зелёную малышку.

Вурса указал большим пальцем на новенький "Санбим Элпайн" с покатым кузовом, стоявший на парковке по соседству с "мерседесом" Корди.

— Довольно приметная тачка, — я оглядел автомобиль. — К тому же с правым рулём. Смотри, влетишь с ней, возьмут за жабры.

— Не возьмут! У меня уже есть на неё покупатель.

— Тогда действуй быстрее, — посоветовал я. — Кажется, я видел хозяина этого "санбима". Он зашёл в бар, что на первом этаже. Наверное, скоро появится.

— Эх, жаль, не получится с тобой тоже посидеть в баре. Ты где обитаешь? Написал бы телефончик…

— Я постоянно меняю свои хаты.

— Ладно, вот тебе мой… — Вурса захлопал себя по карманам. — Чёрт, рабочий инструмент есть, а записать не на чем!

— Говори, я запомню.

— F-8-12-41. Запомнил?

— Запомнил, — ответил я, хотя на самом деле забыл номер ровно через секунду после того, как Ручник его произнёс.

— Нет, ты всё-таки запиши! Мало ли что! — настаивал Вурса, протягивая мне огрызок карандаша.

Поняв, что Вурса не отвяжется, я записал его телефон на сигаретной пачке.

— Ну, бывай! Звони, как появится время!

Вурса хлопнул меня по плечу и направился к парковке. Я перевёл дух. К этому времени уже стемнело, зажглись уличные фонари. Вдруг через стекло вестибюля я увидел Корди — он направлялся от лифтов к дверям. Я узнал прокатчика по фотографиям в газетах и журналах — мужик среднего роста, с пухлым грушевидным лицом, на котором располагались сомнительного вида усики. Тщательно зачёсанные волосы прикрывали лысину.

Корди был не один. Его сопровождал мой случайный знакомец из Лин-Гардена, он был всё в том же костюме и в шляпе. Дьявол! Этот тип, похоже, не только присматривал за виллой, но и исполнял обязанности личного телохранителя. И что теперь прикажете делать? Затевать с Корди разговор в его присутствии нельзя — всего парой фраз охранник настроит своего босса против меня. Ждать другого случая?

Корди и телохранитель вышли из здания. Последний повернулся к автостоянке и сделал знак водителю "мерседеса", чтобы подъезжал. Лимузин зажёг фары и начал выруливать с парковки. И тут "санбим" рванул с места и с грохотом впечатался точнёхонько в переднее крыло "мерседеса"! Этот прилипчивый идиот Ручник не справился с управлением английской машины. Говорил я ему — влетишь!

Вурса выскочил из "санбима" и бросился наутёк. Разъярённый водитель "мерседеса" тоже покинул своё место и побежал вдогонку. Попутного тебе ветра, дядя! Ручник бегает, как заяц, что при его специальности нелишне. Корди сердито заорал, а охранник, приплясывая, замахал руками. Похоже, он не знал, что предпринять — то ли гнаться за водителем, то ли искать полицейского. Потом кинопрокатчик что-то сказал своей шестёрке в шляпе. Скорее всего, велел разыскать такси. Охранник двинулся по направлению к проспекту, Корди остался один. Не самый удачный момент для знакомства, конечно, но всё же… Я подошёл к нему.

— Господин Корди? Здравствуйте!

Корди оглядел меня и спросил:

— Мы разве знакомы?

— Меня зовут Ортан Барна. Имею к вам одно важное дело.

— Запишитесь на приём у моей секретарши, — недовольно пробурчал он.

— Я изложу суть буквально в двух словах. Вы приобрели с аукциона виллу в Лин-Гардене. Я желал бы купить её у вас.

Корди выпятил губы, щекоча усами собственный нос.

— Откуда вам известно о покупке?

— На аукционе присутствовал один мой знакомый.

— Я не собираюсь продавать этот дом.

— Предлагаю вам сто десять тысяч.

— Повторяю: я не собираюсь его продавать. Мне нравится это место, и я хочу устроить там свою загородную резиденцию.

— Но…

— Господин Корди! — раздался голос за моей спиной. Проклятый охранник вернулся!

— Поймал такси, Пуфель? — спросил Корди.

— Так точно, ждёт, — ответил тип, которого, как оказалось, звали Пуфель. Он подошёл к нам вплотную и, не глядя на меня, вновь обратился к своему боссу:

— Вам досаждает этот парень, господин Корди?

— Уже нет, спасибо. Господин просто обознался.

— А как быть с вашим "мерседесом"?

— Потом позвонишь в полицию. И пусть машину отвезут в ремонт.

Корда, больше не обращая на меня внимания, направился к ожидавшему такси. Пуфель услужливо распахнул заднюю дверцу. Когда прокатчик скрылся в салоне, Пуфель захлопнул дверцу и подошёл ко мне. По-прежнему не глядя на меня, он процедил:

— Сынок, если ты ещё раз попадёшься мне на глаза, то окажешься не в полиции, а в больнице. Этот в лучшем случае. И не думаю, что ты потом сможешь передвигаться иначе, чем в инвалидном кресле.

Окончив тираду, Пуфель достал из кармана пиджака портсигар, выбил из него сигарету и вставил её в рот. Выудив спички, неторопливо закурил и выпустил дым мне в лицо. Затем вернулся к такси и сел на переднее сиденье. Такси уехало, а у покалеченного "мерседеса" объявился запыхавшийся водитель. Оглядевшись и не обнаружив своего босса, он горестно покачал головой и скрылся в вестибюле небоскрёба. Наверное, решил залить глаза в баре. Честно говоря, мне захотелось сделать то же самое.

На следующий день, когда я валялся в постели и отходил от возлияния, ко мне пришла Веста. Выслушав рассказ о несостоявшейся сделке, она сказала:

— Я с самого начала была уверена, что Корди тебе откажет. Посуди сам. Сколько сто́ит вилла, если продавать её через риелторов?

— Тысяч триста — сам дом, ну, и участок тысяч восемьдесят. Да, там же есть двухэтажная сторожка, накинь ещё сотню…

— Вот видишь! Почти полмиллиона! А ты предложил ему какие-то жалкие десять тысяч сверху!

Я вздохнул.

— Ничего. Я всё-таки получу назад эти руины!

— А где возьмёшь деньги?

— Придумаю какую-нибудь аферу.

— Ладно, иди в душ и почисти зубы, а то несёт от тебя…

Я полез в душ. Когда я, закутанный в простыню, устроился за столиком, Веста села ко мне на колени.

— А у меня для тебя сюрприз — сказал она. — Вчера встретилась со своей школьной подругой, мы с ней лет пять не виделись. Сейчас она живёт в Дернише, это деревня километрах в ста к юго-западу от столицы. Её муж работает садовником у одного местного землевладельца. Только сейчас он может остаться без работы — владелец решил продать имение, и муж боится, что новым хозяевам его услуги не понадобятся.

— Ну и что?

— Продавца зовут Сандер Корди.

Я раскрыл рот, а Веста взяла со стола чашечку и поднесла к моим губам. Я машинально отхлебнул, но тут же выплюнул кофе, изгадив стол, а также юбку и колготки Весты. Она взвизгнула и вскочила с моих колен.

— Ошалел?! Горячо!

— Не тебе одной! — просипел я, старательно дыша ртом.

Веста принялась приводить в порядок свой туалет. Придя в себя, я сказал:

— Значит, финансовое состояние Корди не совсем хорошее.

— Почему? — пожала плечами Веста. — Может быть, он просто решил избавиться от этого имения. Слишком далеко от столицы. Подруга сказала, что он там бывает не так уж часто.

— И сколько Корди хочет получить?

— Десять миллионов.

Я хмыкнул, а Веста продолжила:

— Это не просто дом, а настоящий за́мок с пейзажным парком. Площадь парка — двести пятьдесят гектаров.

— В таком случае, он продаёт его слишком дёшево.

— Чем дальше от столицы, тем дешевле недвижимость.

— Это, конечно, так… И всё-таки я думаю, что Корди припёрло… Знаешь, а можно обтяпать неплохое дельце. Есть у меня в запасе одна штука, придумал её, когда парился в редельской тюрьме. Правда, потребуется тщательная подготовка. И обязательно партнёрша.

Я интригующе замолчал. Однако Веста вместо того, чтобы поторопить меня с продолжением, вдруг спросила:

— А всё-таки, почему ты так цепляешься за эту виллу?

Осторожнее, сказал я себе. Да, не очень-то приятно чувствовать себя при общении с Вестой эдаким Пиноккио...

— Она мне очень дорога, — с расстановкой произнёс я. И ведь не соврал!

В ноябре, когда ветер сдувал с деревьев последние жёлтые листья, а лужи по ночам покрывались корочкой льда, Сандер Корди поехал в своё поместье, предварительно отправив жену Анну в Италию, на Капри. Верного Пуфеля он с тоже собой не взял — Корди захотелось побыть одному, наедине с умирающей осенней природой, и поразмыслить о своих невесёлых делах. Он даже предоставил отпуск кухарке и горничной и запретил им появляться в замке до особого распоряжения.

Да, дела обстояли неважно. Посещаемость кинотеатров падала, несмотря на то, что захватывающий вестерн "Золото Маккенны" прокатывался неплохо. Корди с нетерпением ждал декабря, когда на экраны должен был выйти очередной фильм о Джеймсе Бонде "На секретной службе её величества". Правда, даже этот боевик вряд ли поправит его финансовое положение. Какого чёрта Зальцман и Брокколи пригласили на главную роль никому не известного австралийца Лэзенби?! Денег пожалели, не иначе. Старый добрый Коннери явно заломил нехилую сумму, а ведь с ним картина наверняка имела бы куда больший успех.

Но поместье придётся продать в любом случае. Только вот покупатели что-то не выстраиваются в очередь, и это несмотря на то, что он снизил цену с десяти миллионов сначала до девяти, а затем и до восьми. На людях Корди сохранял внешнюю невозмутимость, однако на душе у него скребли кошки.

Однажды вечером он сидел в гостиной на первом этаже, тупо уставившись в экран цветного "Грюндига", где мелькали кадры киномюзикла. Зазвонил телефон. Корди выругался и снял трубку. Приятный женский голос спросил:

— Господин Корди?

— Я у телефона.

— Моё имя Грета, я личный секретарь мистера Эвана Липски из Финикса, штат Аризона.

— Не имею чести знать этого господина.

— Мистер Липски ведёт свой бизнес в Европе, у него здесь обширные связи. Он желает приобрести постоянное жильё, соответствующее его потребностям. Мистеру Липски стало известно из объявления в журнале о недвижимости, что вы продаёте большой дом с обширным участком. Мистера Липски заинтересовало ваше предложение.

Корди оживился.

— Я хотел бы поставить мистера Липски в известность, что продаваемый участок расположен в ста километрах от столицы.

— Сколько это в милях?

Корди начал лихорадочно соображать.

— Э… Если не ошибаюсь, около шестидесяти миль.

— Впрочем, данное обстоятельство не имеет большого значения. Господин Корди, я прошу вас назначить дату и время, когда мистер Липски смог бы осмотреть дом. Чем скорее, тем лучше.

— Он сейчас в Америке?

— Нет, здесь, в столице, остановился в "Хилтоне".

— Что ж, в таком случае, хоть завтра, часов в двенадцать.

— Благодарю вас. Завтра в полдень мистер Липски нанесёт вам визит. Как добраться до поместья?

Корди, всё ещё не веря в неожиданную удачу, подробно описал маршрут. Распрощавшись с секретаршей и положив трубку, он изменил своим привычкам и на радостях напился.

На следующий день ровно в двенадцать часов к замку подъехал огромный тёмно-зелёный "Линкольн Континентал". Корди наблюдал из окна, как шофёр в униформе распахнул заднюю дверцу, и из салона выбрался мужчина в кашемировом пальто и в большой меховой шапке со свисающим лисьим хвостом, словно у траппера. Но особенно Корди поразили его ядовито-розовые брюки. "Неужели у него и пиджак такого же цвета?" — подумал он. Вслед за мистером Липски — не было причин полагать, что это не он — из машины выпорхнула миловидная девушка в короткой нутриевой шубке и в высоких сапожках. Корди, торопливо досасывая мятную таблетку, вышел в прихожую и распахнул перед посетителями дубовую дверь.

— Добро пожаловать! Мистер Липски, я полагаю?

— Hi! It's me. Привет, Корди, — просипел Липски и сунул Корди свою ладонь, затянутую в лайковую перчатку. В другой руке он держал отделанный кожей кейс "Эколак". Корди немного покоробила подобная фамильярность, но он не подал виду и пожал руку.

— Sorry… Извините, я болею лёгкой ангиной. She's my secretary… Моя секретарша, мисс Грета, — небрежно бросил Липски, мотнув головой в сторону девушки.

— Вы тоже американка? — осведомился Корди, целуя наманикюренные пальчики.

— Нет, я местная, из столицы, — ответила она. — Рада знакомству, господин Корди. Хотя мы ведь с вами уже познакомились по телефону, не так ли?

— Мне особенно приятно увидеть вас воочию. Прошу, господа, раздевайтесь и чувствуйте себя как дома!

Корди помог снять шубку Грете, мистер Липски разоблачился самостоятельно. Корди выпучил глаза: пиджак американца был, вопреки его ожиданиям, не розовым, а ярко-голубым, как весеннее небо. Таких оригиналов Корди не встречал даже в Голливуде.

— Не желаете ли кофе? Может, чего-нибудь покрепче? — спросил Корди. Липски махнул рукой:

— Потом, потом… Мне не терпится осмотреть ваш castle… замок.

— Вы хорошо говорите по-нашему. Прошу!

— Thanks.

Корди провёл в гостей в двухсветную столовую с галереей, опоясывающей её на уровне второго этажа.

— Не хочу, чтобы вы заблуждались, мистер Липски, — начал Корди. — Дом этот не такой уж и старинный. Он был построен в восьмидесятых годах прошлого века, архитектор взял за образец знаменитый ренессансный дворец Уоллатон-холл в Англии. Но, разумеется, мой дом значительно меньше по площади.

— Я это заметил, — просипел Липски. — мне доводилось бывать в Уоллатоне. Собственно, поэтому я и остановил свой выбор на вашем доме.

— Понятно… Это — столовая, она расположена в самом центре здания. Также на первом этаже находятся большая гостиная, картинная галерея, зимний сад, библиотека, кабинет, кухня… Впрочем, давайте отправимся на экскурсию, и вы всё увидите своими глазами.

Они осмотрели первый этаж и поднялись на второй, где Корди показал гостям четыре спальни с ванными, курительную и музыкальный салон, где стояли белый рояль "Стейнвей" и большая фисгармония, скорее даже орга́н.

— А на третьем этаже находятся ещё две спальни с будуарами и кинозал, — торжественно произнёс Корди. Липски удивился:

— Кинозал? О нём не упоминалось в описании.

— Это мой сюрприз. Я ведь кинопрокатчик, мистер Липски!

— Очень интересно!

— Предыдущие владельцы дома устроили там любительский театр, а я его переоборудовал. Широкий экран, четырёхканальный стереозвук…

— О'кей, давайте поднимемся на третий этаж.

Они осмотрели кинозал, потом оделись и вышли в парк. Прогулка завершилась у пруда, где на стылой воде качались вёсельные лодки. Корди предложил покататься на лодочке, но Липски отказался:

— От воды дует, не хочу получить вдобавок к ангине ещё и пневмонию.

Вернулись в замок. Корди сопроводил Липски и Грету в гостиную и развёл огонь в камине. Потом приготовил глинтвейн, которому гости воздали должное.

— А теперь — к делу, — сказал Липски. Он поставил кейс на пол и с удобством расположился в резном кресле. Американец даже сделал попытку водрузить ноги на журнальный столик, но под красноречивым взглядом своей секретарши отказался от этого намерения.

 — Вы, господин Корди, насколько мне известно, собирались получить за эту недвижимость восемь миллионов дукатов. Я предлагаю вам десять миллионов наличными, но при одном условии...

— Десять миллионов наличными? — перебил Корди гостя. Хоть он и старался сохранить хладнокровие, кадык его предательски дёрнулся.

— Кстати, сколько это в долларах? — осведомился Липски у своей секретарши.

— Четырнадцать миллионов триста тысяч по нынешнему курсу, — сказала Грета.

— О'кей, — кивнул Липски. — Теперь об условии. Мне хотелось бы, господин Корди, быть абсолютно уверенным, что через неделю, когда я буду располагать необходимыми средствами, ваша недвижимость не уплывёт от меня… Let me finish! — он поднял руку, заметив протестующий жест Корди. — У меня такое предложение. Каждый из нас внесёт некую сумму. Если сделка не состоится по вине одной из сторон, другая сторона заберёт свою часть и часть партнёра. In other words… в других словах, один из нас получит компенсацию. Мы поместим деньги в этот кейс, и он останется у вас, господин Корди. Как видите, я вам полностью доверяю. Если со мной, не дай Бог, что-нибудь произойдёт, через неделю вы вскроете кейс, вернёте свою часть и ещё получите такую же сумму сверху. Но я абсолютно уверен, что наша сделка состоится.

Корди задумался. Предложение американца было вполне разумным. И при любом исходе дела он, Корди, не останется в накладе.

— О какой сумме идёт речь? — спросил он.

Липски пошевелил пальцами.

— Всего лишь об одной сороковой общей стоимости. Двести пятьдесят тысяч.

— Наличными? — от волнения Корди пустил петуха, но Липски и бровью не повёл.

— Знаете, я как-то не имею привычки держать при себе такую сумму наличными. Достаточно будет чеков. В случае благополучного завершения сделки мы просто порвём их.

Корди окончательно успокоился. Мало того — его охватила эйфория. Он ведь абсолютно ничем не рискует! А Липски уже достал из кейса чековую книжку и принялся выписывать чек. Корди принёс свою книжку и сделал то же самое. Он протянул чек Липски, тот положил кейс на столик, открыл его и засунул оба чека в кармашек на боковой стенке. Корди заметил, что в кейсе лежали только покетбук в яркой обложке и потемневшая от времени православная икона.

— Был на прошлой неделе в России, приобрёл это там, — пояснил Липски, указывая на икону. — Чтобы вывезти, пришлось обратиться к их министру культуры.

— Ну, и как вам Фурцева? — поинтересовался Корди. Липски и Грета быстро переглянулись.

— Э-э… В каком смысле? — спросил Липски; Корди невольно отметил напряжение в его голосе.

— Разумеется, как женщина, а не как министр.

Липски улыбнулся.

— С ней всё в порядке.

— Я видел её, она как-то приезжала сюда с советской делегацией, — пояснил Корди. Он взглянул на икону.

— Судя по всему, древняя?

— Кто, Фурцева?

Корди расхохотался. Гости последовали его примеру.

— Нет, я говорю об иконе! — вытирая слёзы, сказал Корди.

— Oh! Семнадцатый век.

Липски закрыл крышку кейса, запер его миниатюрным ключиком и протянул кейс Корди:

— Прошу вас.

Корди принял кейс и поставил его на пол рядом с собой.

— Нам пора ехать, — заявил американец и, кряхтя, встал с кресла. Его секретарша тоже поднялась. Корди проводил их до машины. Водитель уже завёл мотор, как вдруг Грета выскочила из салона, помахивая ключиком.

— Мистер Липски оставил в кейсе свою книжку, — улыбнулась она. — Он говорит, что не сможет без неё заснуть.

Корди и Грета вернулись в гостиную. На глазах у Корди она неторопливо открыла кейс, вынула покетбук и снова заперла чемоданчик.

— Ещё раз всего доброго, господин Корди, — прощебетала она. — Увидимся через неделю!

Они вышли из замка. Грета чмокнула Корди в усы, что его необычайно возбудило. Помахав ручкой на прощанье, Грета села в "линкольн". Корди смотрел, как машина едет по вязовой аллее к воротам, и думал, что как-нибудь потом непременно найдёт способ затащить эту девчонку в постель.

Неделя прошла, однако ни от Липски, ни от его секретарши не было никаких известий. Корди выждал ещё два дня, поехал в столицу и принялся наводить справки. Никто никогда не слышал об аризонском бизнесмене Эване Липски. В душу Корди закралось страшное подозрение. Он помчался в банк и выяснил, что с его счёта неделю назад сняли двести пятьдесят тысяч дукатов.

Обратно в Дерниш Корди гнал машину так, что несколько раз чуть не попал в аварию. Добравшись до замка, он кинулся в кабинет, трясущимися руками отпер свой сейф и извлёк из него "Эколак". С помощью отвёртки взломал оба замка и открыл чемоданчик. Икона лежала на месте. Но оба чека в кармашке отсутствовали. Только теперь он заметил, что днище кейса пересекали бортики, препятствующие свободному перемещению положенных в него предметов.

Разломав чемоданчик на куски, Корди обнаружил, что в кармашке скрывались миниатюрные резиновые гусеницы, приводимые в движение капроновой тягой, связанной с крышкой. Внизу кармашка имелась замаскированная прорезь. Когда фальшивый покупатель закрыл крышку кейса, гусеницы переместили чеки через прорезь прямо в покетбук. Грета, забрав книжку, унесла и чеки, спокойно лежавшие между её страницами. Но окончательно добило Корди то, что икона оказалась бутафорской. И только теперь он вспомнил, что "Липски" за время визита ни разу не снял перчаток. Даже когда здоровался с ним и прощался.

Глава III

"Линкольн" довёз нас до пригородной станции Дерниш. Я расплатился с водителем, потом мы с Вестой разошлись по туалетам и переоделись, а я ещё избавился от чёртова грима, от которого зудела кожа. Казалось бы, всё позади: дело удалось, и нас не раскололи. Но только когда поезд отчалил от платформы и начал свой путь в столицу, мы по-настоящему расслабились.

— Больше всего я боялась, что Корди тебя узнает, — призналась Веста.

— При первой встрече мы с ним общались не больше минуты. К тому же тогда было довольно темно. А грамотный грим, экстравагантная одежда и несколько порций мороженого ради сипоты делают чудеса, — ответил я. — Свои пальчики я там не оставил, а твоих нет в картотеке. Но мы едва не погорели с этой Фурцевой. Я ведь и понятия не имею, как зовут советского министра культуры.

— Не надо было вообще заморачиваться с иконой, — заметила Веста.

— Лишний повод отвлечь его внимание.

— А как ты додумался до ватных валиков во рту, чтобы выпячивалась челюсть?

— Идея не моя — одного приятеля. Чуть не проглотил их, когда пил его вонючий глинтвейн. Не представляешь, с каким удовольствием я выплюнул эти чёртовы валики в сортире!

Приехав в столицу, я тут же обналичил чек, выписанный Корди. А дней через десять мы с Вестой решили отметить удачное окончание дела — раньше не получилось, она была занята на службе в банке. Придя в тихий бар неподалёку от моей квартиры, вскарабкались на высокие табуреты и заказали пиво. Я выложил на стойку конверт и пододвинул его к Весте.

— Твоя доля. Сто двадцать пять тысяч.

Веста мягким движением вернула конверт.

— Тебе эти деньги сейчас нужнее. Поскольку Корди понёс существенный финансовый урон, он вполне может решиться продать виллу в Лин-Гардене. Тем более, если ты предложишь ему сумму, которая значительно превысит ту, что он потратил на её приобретение.

— Но должна же ты получить причитающееся! Ты великолепно изобразила секретаршу, у тебя прирождённые актёрские данные. Честно говоря, я даже заревновал, когда ты напоследок его поцеловала.

— Фу, не напоминай! — скривилась Веста. — У него усы рыбой воняют. А по поводу моей доли… Знаешь, пока мне достаточно азарта, который я испытаю, участвуя в твоих авантюрах. И потом, если удастся вдруг получить большой куш, ты же меня не обидишь?

Я закурил.

— Не хотел тебе говорить, но, похоже, я облажался.

— Что случилось?

— Сегодня днём я не выдержал и позвонил Корди с повторным предложением.

— Из дома?

— Нет, слава Богу, моей тупости на это не хватило. Из автомата, конечно.

— И он…

— Опять отказал, да ещё послал меня в грубой форме. Похоже, парень пошёл на принцип, даже в ущерб себе.

Веста покачала головой и тоже закурила.

— Зря ты это сделал. Теперь Корди заподозрит, что ты причастен к авантюре с чеком. Конечно, доказательств у него нет, но всё же…

— В том-то и беда.

— Что думаешь делать?

Бармен поставил перед нами запотевшие бокалы.

— Да чёрт с ним, с Корди! — сказал я. — Сегодня мы гуляем. А завтра что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее.

Бокалы с пивом следовали один за другим. Веста как-то быстро набралась, но и я не отставал. В результате домой мы отправились, поддерживая друг друга, к тому же Веста всё время оступалась на своих каблуках.

— Т-ты думаешь, меня деньги интре… интресуют? — говорила Веста. — Чушь! Ик! Мне с тобой просто интре… интресно, пмаешь?

— Пмаю, — отвечал я.

— Не ври, ничё ты не пмаешь! Я сразу вижу, когда чеек врёт… Ик!

Она рассказывала ещё что-то про своего кузена-полицейского, потом перескочила на историю о том, как её подруга Флора отбила у неё парня. Тем временем мы приблизились к моему дому. По наитию я поднял голову, взглянул на своё мансардное окно и тут же протрезвел — может, и не полностью, но уж наполовину точно.

— Стой! — прошипел я и обхватил Весту за талию, словно она хотела убежать.

— Т-ты хочешь прям ззесь? — хихикнула она.

— Тихо! — видимо, голос у меня был такой, что Веста пришла в себя и замолчала. Я зашептал:

— Я оставил шторы закрытыми. А теперь они приоткрыты!

Веста подняла голову и посмотрела на окно.

— Ты точно помнишь?

— Уверен на сто процентов. Видишь тёмный проём между шторами? Они же светлые! Если бы не луна, я бы и не заметил.

Я огляделся. Ни души, время было позднее.

— Что будем делать? — спросила Веста.

Вспыхнули фары, ослепив нас. Щёлкнули дверцы. Из припаркованного неподалёку автомобиля вылезли два амбала и двинулись к нам. Проклятье!

— Бежим! — пробормотал я, схватил Весту за руку и бросился к подъезду. Мы влетели в дверь за секунду до амбалов, и я вцепился в ручку мёртвой хваткой. С той стороны рванули раз, другой… Веста сунула мне швабру, оставленную уборщицей, с её помощью мне удалось заклинить дверь. Конечно, надолго такой защиты не хватит, но нам важно было подняться на второй этаж, чтобы добраться до чёрного хода. Эти типы, скорее всего, были вооружены, но стрелять через дверь не торопились — они явно не хотели устраивать переполох на весь квартал.

— Скорей! — шепнул я и рванул вверх по лестнице. Когда я был на середине пролёта, сверху раздался знакомый голос:

— Стой, Барна!

Я посмотрел вверх. Старый цепной пёс Пуфель собственной персоной торчал на площадке второго этажа, направив на меня пистолет.

— Руки вверх!

Я поднял руки, наблюдая за Вестой — она всё ещё находилась у подножия лестницы, где Пуфель не мог её видеть. Он начал медленно спускаться, держа меня под прицелом.

— Девонька, не прячься! Тебе ничего не сделают, если будешь паинькой.

Похоже, эта старая сволочь торчала у лестничного окна и видела нас обоих. Однако Веста выходить не торопилась.

— Она здесь ни при чём, — сказал я.

— Не сомневаюсь. А с тобой очень хочет поговорить господин Корди.

— Я это сразу понял, как только увидел здесь его шестёрку с пушкой.

Пуфель заиграл желваками. Те двое продолжали дёргать дверь. Он досадливо оскалил остатки зубов:

— Идиоты! Я же сказал им, чтобы дали войти тебе в подъезд и проследовали за тобой! С кем приходится работать… Малышка, ну что же ты? Не вынуждай меня играть с тобой в прятки!

Тут Веста просунула руки через прутья перил и схватила Пуфеля за ногу, которую тот поднял, чтобы поставить на очередную ступеньку. Он споткнулся, взмахнул руками и рухнул на площадку между пролётами, впечатавшись в стену своей неизменной шляпой. Я схватил выпавший из руки Пуфеля браунинг и направил на него. Телохранитель заохал, попытался встать на четвереньки, но тут же повалился снова.

— Лежи спокойно, дядя, — велел я.

Пуфелевым дуболомам удалось, наконец, справиться с дверью. Они ворвались в подъезд, один из них выхватил револьвер и пальнул, целя мне в ноги. Пуля задела брючину и впилась в стену. Я тут же ранил его выстрелом в живот, а его дружка — в ногу. Первый издал икающий звук и осел у стены, второй заорал и упал на бок у самой лестницы.

— Бросай пушку! — заревел я. Неудачливый стрелок повиновался. Я поскакал вниз по ступенькам и рявкнул раненому в ногу:

— Отошёл, ты!

— "Отошёл"! Издеваешься, урод?! — прохрипел он. Я хрюкнул, стараясь сдержать нервный смех.

— Ещё и ржёт, сука! — простонал его приятель, по его плащу растекалось кровавое пятно.

— Не дёргайтесь! — крикнул я.

Держа пистолет наготове, я перепрыгнул через громилу, и мы с Вестой выбежали на улицу. В доме уже вспыхивал свет в окнах, жильцы, разбуженные выстрелами, выходили на лестницу. Мы добежали до автомобиля, на котором приехали Пуфель и его павианы — это оказался чёрный универсал "вольво", он так и стоял с зажжёнными фарами. Как я и предполагал, ключ торчал в замке зажигания. Через мгновение мы покинули улицу, на которой я прожил три месяца после освобождения из редельской тюрьмы.

Следующие несколько дней я провёл в квартире Весты, которую она снимала в одном из спальных районов. В своё бывшее жильё я даже не наведывался — там осталась лишь кое-какая одежда, которую было не жалко. Без сомнения, Пуфель обшарил моё временное пристанище сверху донизу в поисках денег, полученных по чеку Корди. И не было никаких оснований полагать, что он не установил за квартирой слежку. Что ж, флаг ему в руки. Полиции я не опасался: пуфелевы дуболомы были явно из криминальных кругов и не стали бы обращаться к представителям закона. Не в их интересах.

Но откуда Пуфель узнал, где я снимал квартиру? Этот вопрос не давал мне покоя, пока я не вспомнил, что оставил номер своего телефона адвокату Петри. А вычислить адрес по телефонному номеру для бывшего полицейского — раз плюнуть. Стало быть, Пуфель был в курсе моих отношений с Петри и нанёс ему визит. Ну, держись, коротышка! И в пятницу ближе к вечеру я отправился в его контору.

Приёмная была пуста, в ней царил полумрак. Что ж, начало уик-энда, всё понятно. Однако из-под двери, что вела в кабинет Петри, пробивалась полоска света, а изнутри слышалась какая-то возня. Недолго думая, я распахнул дверь. Адвокатишка, стоя со спущенными штанами на скамеечке для ног, наяривал опёршуюся о стол девицу — судя по деловому костюму и очкам, собственную секретаршу. В свой прошлый визит я её не застал.

— Бог в помощь, — сказал я.

Секретарша обернулась и завизжала. Петри тоже обернулся, рванулся назад и грохнулся со скамеечки на пол, шлёпнув голыми ягодицами по паркету.

— Оставь нас, дорогуша, — сказал я секретарше. — Потом дотрахаетесь.

Девица выпрямилась — она оказалась выше Петри на целую голову — мгновенно натянула трусики, опустила юбку и, стуча каблучками, выбежала в приёмную. Петри, кряхтя, кое-как встал с пола, натянул и застегнул брюки. Потирая ушибленный зад, сел за стол. Я молча наблюдал за ним.

— Какого хрена ты не постучал? — выдавил он.

Я достал из кармана браунинг Пуфеля и направил в адвокатскую голову. Физиономия Петри перекосилась от страха, и он заблеял:

— Ортан, ты с ума сошёл?!

— Ты разговаривал с Пуфелем?

— С каким ещё Пуфелем?

— Не валяй дурака, сволочь! С телохранителем Сандера Корди!

Петри выставил перед собой ладошки и сказал плаксивым тоном:

— Ну, чего ты сразу, Ортан… Что я, обязан помнить все фамилии, что ли? Ну да, разговаривал. Он попросил дать ему твои координаты, сказал, что у Корди есть к тебе деловое предложение…

— Как он на тебя вышел?

— Откуда я знаю? Наверное, справился в управе Лин-Гардена, кто из юристов присутствовал на аукционе… Да сядь ты, не маячь! И убери свою пушку, ради Бога!

Я сунул браунинг в карман и сел в кресло.

— И что дальше?

— Я дал ему твой телефон, ты же мне сам его написал!

— А ты знаешь, что несколько дней назад Пуфель и его гориллы устроили на меня засаду в моём доме?

— Да ты что?! — округлил глаза Петри. — Видит Бог, не знал!

— Ладно, верю. Что он ещё тебе сказал?

— Оставил номера телефонов, по которым можно связаться с Корди в случае чего.

— Давай.

Петри раскрыл лежавший на столе кожаный бювар с монограммой, порылся в нём, выудил листок и протянул мне.

— Вот, держи.

На листке были написаны три телефонных номера. Два из них я узнал сразу — это были номера офиса компании "Сине-Корди". А вот третий поначалу показался мне незнакомым. Он начинался с буквы "J" — значит, телефон находился в пригороде. J-2-47-62… Да это же номер виллы в Лин-Гардене! Получается, что городской резиденции у Корди не имелось. Во всяком случае, в настоящее время.

Я сунул листок в карман рубашки и встал с кресла. Петри, опасливо поглядывая на меня, выдавил:

— Слушай, Ортанчик… Давай заключим джентльменское соглашение. Ты никому не расскажешь, что́ здесь видел…

— Особенно твоей супруге, да?

Петри сделал жалкую попутку ухмыльнуться.

— Само собой. А я, со своей стороны, не поставлю в известность Корди, что ты навещал меня.

— Да ты в случае чего и брата родного продашь!

— Брата, может, и продам, а клиента — никогда, — напыщенно сказал Петри.

Я покачал головой.

— Какой же ты всё-таки… адвокат! Ладно, бывай.

Петри немедленно вскочил и протянул через стол мне руку. Проигнорировав этот жест, я повернулся и вышел в приёмную. Секретарша сидела за своим столом и изучала какой-то глянцевый журнал. Она вскинула на меня глаза, надула губки и снова уткнулась в журнал.

— Петри в твоём распоряжении, дорогуша, — сказал я, мотнув головой в сторону кабинета. — Верни ему душевное равновесие.

На следующее утро я объявил Весте, что уезжаю в Лин-Гарден и буду пока жить там. Она вытаращила на меня глаза:

— Ты в своём уме?! Корди и Пуфель наверняка часто приезжают в Лин-Гарден, хотя бы за покупками! Ты запросто можешь нарваться на них!

— Зато им ни за что не придёт в голову искать меня именно там.

— Что ты задумал?

— Пока ничего определённого. Но я хочу постоянно быть в курсе дел Корди. Может, и посетит какая-нибудь идея.

— Каким образом? Нашпигуешь "жучками" его виллу?

— Примерно, — улыбнулся я. — Ты тоже уезжай из столицы.

— А работа?

— Возьми отпуск или вообще уволься.

Я протянул Весте заранее приготовленный конверт.

— Ты отказалась взять сто двадцать пять тысяч, возьми хотя бы тридцать.

— Да мне этих денег хватит года на три и ещё останется! Ты что, решил меня бросить? — голос её задрожал.

— Наоборот. Рассчитываю покончить с этим делом до наступления весны. Ты же чувствуешь, что я говорю сейчас правду, не так ли?

Она печально улыбнулась.

— Чувствую. Только не знаю, куда мне податься.

— Куда-нибудь в провинцию, в маленький тихий отель. А может, и за границу.

Веста задумалась.

— Насчёт заграницы звучит заманчиво. Может, махнуть в Испанию? Там сейчас ещё тепло, наверное.

— Если не боишься Франко — поезжай в Испанию. Да хоть в Бразилию или в Новую Зеландию! Только не тяни с отъездом, а то у меня душа будет не на месте.

Я быстро собрал свои вещички. Мы обнялись. На прощание я сказал Весте:

— Как устроюсь — позвоню тебе и сообщу точный адрес.

Перед тем, как отправиться в Лин-Гарден, я заехал в небольшой магазин радиоэлектроники (по счастью, работавший в субботу) и приобрёл там автоответчик, портативный магнитофон и кое-какое дополнительное оборудование. В самом городишке мне посчастливилось быстро найти жильё в двух шагах от главной площади. Это была квартира, состоявшая из двух комнат, кухни и ванной, она занимала весь второй этаж небольшого домика. Сдавал жильё старый вдовец — жену он потерял около года назад и начал попивать. На спиртное ему не хватало, и он решил поправить своё материальное положение за счёт бывшей квартиры своей дочери, которая давно уехала.

Всю субботу я провёл за кухонным столом, дорабатывая автоответчик. А рано утром в воскресенье, ещё затемно, пешком отправился к вилле. Заканчивался ноябрь, зима вступала в свои права. К счастью, погода стояла безветренная, и температура была плюсовая; падали пушистые снежинки. Вскоре я добрался до места. Но не остановился перед воротами, а проследовал дальше — туда, где в нескольких метрах от дороги торчала хорошо знакомая мне будка телефонного коммутатора.

Ещё мальчишкой я нашёл в кладовке старый телефонный аппарат и развлекался тем, что подключался к телефонам соседей, используя клеммы в этой будке. Меня не столько интересовало содержание скучных взрослых разговоров, сколько возбуждал сам факт возможности слушать их. В сущности, сейчас я сделал то же самое, только вместо телефона подключил доработанный автоответчик. Проверив работу прибора, я закрыл дверцу будки и вернулся в Лин-Гарден.

Неделю я почти безвылазно провёл в съёмной квартире. Почти — потому что каждое утро, часов в шесть, наведывался к будке, забирал записанную кассету и ставил новую. Этим и ограничивались мои прогулки — даже продукты, предварительно заказанные по телефону, мне доставлял из магазина курьер. Чтобы не вызвать подозрений у местных жителей, которые, как известно, в провинции гораздо любопытнее, чем в крупных городах, я представился своему хозяину драматургом — дескать, приехал поработать над новой пьесой в тишине и покое. На случай, если мой пьянчуга проявит любопытство, я разложил на столе листки бумаги, на которых максимально скверным почерком, с зачёркиваниями и перечёркиваниями, были переписаны фрагменты пьесы Уильямса "Стеклянный зверинец" — когда-то я участвовал в школьной постановке и хорошо помнил текст. За это время я лишь один раз съездил в столицу, чтобы накупить книг, а заодно приобрести небольшой телевизор "Филипс" — иначе здесь можно было помереть со скуки. Теперь же в свободное время я смотрел телепередачи или запоем читал.

Итак, неделя миновала, Веста отдыхала на Коста-дель-Соль, как она мне сообщила в телеграмме, а в плане информации я не получил почти ничего нового. Кассеты были забиты болтовнёй жены Корди по имени Анна — она жила на вилле постоянно. Между прочим, я узнал, что Анна подозревает своего муженька в супружеской неверности. Впрочем, это могли оказаться досужие бабские сплетни. Сам же Корди пользовался телефоном только по вечерам, когда приезжал из столицы. Но ни одного интересного для меня разговора так и не произошло. Я даже не знал, где находится Пуфель — сидит ли он в сторожке виллы или сопровождает Корди в его поездках. Чем дальше, тем чаще я вспоминал фразу Весты насчёт "жучков" — если бы удалось утыкать ими виллу! Это было бы здорово. Но, к сожалению, неосуществимо.

И только на второй неделе своего пребывания в Лин-Гардене автоответчик оправдал себя. Судя по всему, Пуфель позвонил Корди из столицы поздно вечером накануне. После обмена приветствиями бывший полицейский сказал:

— Кандидатура на роль жертвы готова, господин Корди. Помните наш разговор?

— Конечно, помню. Кто она?

— Яна Ме́скен.

— Мне плевать, как её зовут! Сколько ей лет?

— Сорок пять.

— Не старовата?

— А какая разница? У неё нет постоянной работы, перебивается случайными заработками.

— И сколько она хочет?

— Предоставьте мне решить данный вопрос, господин Корди. Вам это ничего не будет стоить.

— Что-то ты темнишь, Пуфель…

— Просто мне доводилось работать с этой Мескен, я знаю к ней подход.

— Ладно, это твои дела. Что будешь делать?

— Я уже сделал. Сегодня предоставил ей словесный портрет Барны и его фотографию. Ребята из полиции помогли по старой дружбе.

— Понятно. Когда она подаст заявление?

— Завтра же.

— Отлично, Пуфель! Подружку нашего приятеля найти не удалось?

— Пока нет, господин Корди. Веста Тагори уволилась из банка, где служила, и куда-то уехала. Дома она тоже не появлялась.

— Ладно, не ищи её. Теперь, надеюсь, эта девица нам вообще не понадобится.

— Согласен.

— Твоего согласия я не спрашивал. Держи меня в курсе, понял? Как только Барну возьмут, сразу звони, в любое время дня и ночи!

— Конечно, господин Корди! Он вам вернёт не только то, что украл у вас, а ещё и того побольше…

— Всё, хватит рассуждать. Время уже позднее. Спокойной ночи.

— До свидания, господин Корди.

Я щёлкнул клавишей "стоп". Перемотал плёнку назад и ещё раз прослушал разговор. Итак, не известная мне Яна Мескен собирается завтра… то есть уже сегодня подать на меня заявление. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это будет заявление об изнасиловании, ибо какие ещё заявления полиция рассматривает без предъявления доказательств? По всей стране будут разосланы мои приметы и фотографии, их получит в том числе и полицейский участок здесь, в Лин-Гардене. После этого моё задержание станет лишь вопросом времени и расторопности легавых.

Нет, но каков Пуфель, а? Я не сомневался, что автором идеи с фиктивным изнасилованием был именно он. Кому, как не бывшему полицейскому, знать, какая встреча ожидает насильников в любой тюрьме? Чёртов старый садист! И, кстати, интересно, какой такой подход он знает к этой даме, что Корди даже не придётся тратиться на оплату её услуг? Но это можно было выяснить только у самой Яны Мескен.

Похоже, у меня совсем мало времени. Сегодня, самое позднее — завтра я должен во что бы то ни стало разыскать свою "жертву", чтобы заставить её забрать заявление. Каким образом — это уже другой вопрос.

У моего хозяина не нашлось телефонной книги. Я навестил местную почту, но там имелась книга с адресами одного только гарденского уезда, и ни одна личность по фамилии Мескен в ней не фигурировала. Тогда я, захватив наплечную сумку с необходимыми вещичками, поехал на автобусе в столицу, чтобы побывать на главпочтамте.

В пудовом томе, что лежал на столе в большом зале почтамта, я обнаружил пять женщин, которых звали Яна Мескен. Первый номер не отвечал. По второму мне сказали, что я не туда попал. Третий был глухо занят. Я набрал четвёртый, и скрипучий голос ответил: "Слушаю, Мескен!" Я до того воспрянул духом, что в лоб спросил: "Сколько вам лет?" Собеседница сначала обозвала меня нахалом, потом кокетливо сообщила, что ей семьдесят восемь. На пятый раз в трубке раздался низкий хриплый голос. Когда я осведомился о Яне Мескен, голос прохрипел: "А что вам нужно?" Я представился работником социальной службы и проинформировал абонента, что госпожа Мескен может рассчитывать на специальное государственное пособие, в связи с чем мне необходимо уточнить кое-какие данные. Я же говорил — всем нужны деньги! На другом конце провода откашлялись, и голос стал напоминать женский. Да, она и есть Яна Мескен, сорока пяти лет, без определённых занятий. Да, она проживает по тому адресу, что указан рядом с номером телефона. Да, разумеется, ей будет удобно, если я к ней зайду сегодня в час дня.

Что ж, похоже, мне повезло. Конечно, нет никакой гарантии, что я не напал на ложный след и что один из двух номеров, по которым мне не удалось дозвониться, не принадлежит нужной мне женщине. В этом случае я решил просто посетить оба адреса, приведённые в телефонной книге.

Около часу дня я, сменив трамвай и два автобуса, добрался до района, в котором проживала моя "жертва". Сказать, что место жительства Яны Мескен было непрестижным — это ничего не сказать. Старые и страшные двух-, трёх- и четырёхэтажные домишки из выщербленных кирпичей понатыканы, как иголки в подушечке, и жильцы одного могли запросто проникнуть в тайны интимной жизни того, что обитали напротив. Поиски нужного дома заняли добрых полчаса.

Поднявшись по провонявшей кошачьей и человечьей мочой лестнице на третий этаж, я пониже надвинул кепку и постучал в обитую дерматином дверь. Загремели замки, дверь открылась. На пороге стояла толстая бабища с одутловатой физиономией, она куталась в длинный купальный халат отвратительного коричневого цвета. С её обликом совершенно не вязались роскошные огненно-рыжие волосы, рассыпанные по плечам — они больше подошли бы какой-нибудь фотомодели или кинозвезде.

— Госпожа Яна Мескен?

— Да, я… Проходите.

Она пропустила меня в прихожую. По сути, это была не прихожая, а одно название — от единственной комнаты её отделяла ширма. Обстановка включала покрытый старой клеёнкой стол с парой стульев и табуретом, продавленный диван, платяной зеркальный шкаф, буфет с батареей пустых бутылок и небольшой холодильник, на который была водружена электрическая плитка. В углу стоял старый телевизор на тонких ножках. Я вышел на середину комнаты, а Мескен заперла дверь, села покрытый старой клеёнкой стол и указала мне на диван:

— Садитесь.

Пропустив мимо ушей приглашение, я снял кепку с головы. Мескен несколько секунд тупо разглядывала меня, потом её водянистые глаза расширились, а рот распахнулся, готовясь издать вопль. Но он так и не прозвучал благодаря пуфелеву браунингу, который я направил женщине в голову.

— Тихо, тихо, сударыня, — сказал я. — Я вижу, вы меня узнали.

— Что вам нужно? — прохныкала Мескен.

— Просто поговорить.

— Кто вы та… Ах, да…

—Правильно. Я — тот самый Ортан Барна, который, согласно вашему заявлению, вас изнасиловал.

— Меня заставили написать это заявление!

— Я в курсе. Я даже знаю, кто именно вас заставил. В связи с этим у меня к вам два вопроса, вернее, один вопрос и одна дружеская просьба. Просьба следующая: забрать из полиции состряпанную вами липу, и чем скорее, тем лучше. А вопрос такой: чем вас прищучил бывший полицейский Пуфель?

Мескен опустила глаза.

— Мне очень нужны деньги. Он обещал заплатить мне.

— Неправильный ответ. Никаких денег вам Пуфель не обещал, я это знаю точно. Вторая попытка!

Женщина принялась обводить пальцем с облезшим маникюром рисунок на клеёнке.

— Пуфель шантажирует меня.

— А вот это уже теплее. Вполне соответствует его сущности. Ну, и чем же он вас шантажирует? Давайте, освободите свой шкаф от скелета!

Мескен взглянула на меня, в её глазах стояли слёзы, губы дрожали. Я ждал. Она пролепетала:

— Я… Я ведь мужчина…

— У каждого свои недостатки, — машинально ответил я, вспомнив финал американской комедии "Некоторые любят погорячее". И тут до меня дошло. Я прошипел:

— Будешь паясничать — пристрелю нахрен!

— Я не паясничаю! — истерично крикнула Мескен. — Я мужчина, и Пуфелю это известно! А больше никто не знает! Никто, вы слышите?!

— А ну-ка, докажи!

Мескен, всхлипывая, встала из-за стола, расстегнула халат и доказала… доказал.

— Убедился?

Она… в смысле, он запахнул халат и снова уселся за стол. Я покрутил головой и оседлал табурет. И тут меня разобрал смех. Я хохотал, глядя на горестную физиономию Мескена, и никак не мог успокоиться. Говорят, что смех заразителен, однако с моим визави это не сработало — чем громче я смеялся, тем больше он мрачнел.

— Ну и дела! — вымолвил я, утирая слёзы. — Значит, по милости Пуфеля я оказался не только насильником, но ещё и гомиком!

— Ничего смешного, — пробурчал Мескен. — Ты не представляешь, что такое изо дня в день притворяться женщиной! И так — много лет!

Я присвистнул. Меня разобрало любопытство.

— Стало быть, ты не Яна, а…

— Ян. Ян Мескен.

— Так расскажи мне, как ты дошёл до жизни такой! Может быть, я тебе даже чего-нибудь присоветую. Например, как избавиться от Пуфеля.

Мескен стащил с головы пламенный парик, под которым обнаружились коротко стриженые седые волосы, и швырнул его на стол.

— Парик неподходящий, — заметил я.

— Другого нет, — пробурчал Мескен и встал. Я пригрозил:

— Смотри, без фокусов!

— Какие уж тут фокусы! — вздохнул он и полез в холодильник. Извлёк оттуда ополовиненную бутылку водки и тарелку с заветревшейся нарезанной колбасой, а из буфета — два заляпанных стакана. Поставил всё это на стол и пододвинул один стакан мне.

— Будешь?

Я отрицательно помотал головой.

— А я выпью.

Мескен налил на два пальца водки, выпил, закусил.

— Эту историю я без выпивки не осилю, — пояснил он и приступил к рассказу.

Когда Мескену было пятнадцать лет, его родители получили письмо из Канады. Писала Ло́ри Си́мон, тётка его матери, которая уехала туда с мужем чуть ли не в конце прошлого века. Господин Симон был человеком ушлым и оборотистым, он здорово разбогател на торговле лесом, особенно во время Первой мировой войны. Даже Великая Депрессия почти не затронула его компанию "Симон Соумиллз Лтд." Супруг тёти Лори погиб в тридцать восьмом, угодив в пилораму на одном из своих лесопильных заводов, а детей чета Симон так и не нажила.

Похоронив фрагменты мужа, тётя Лори задумалась о завещании и вспомнила о своих европейских родственниках. Она знала о существовании внучатого племянника, однако поставила родителям Яна категорическое условие, чтобы те обзавелись ещё и дочкой — ей, мол, она и оставит всё своё состояние и отлично налаженный бизнес. Парню же Лори ничего завещать не пожелала, потому что "он обязательно всё пропьёт, проиграет и прогуляет". А вы, дескать, ещё молодые, так что действуйте.

Тётка, конечно, не знала, что мать Яна больше не могла иметь детей — предыдущая переписка прервалась вскоре после его рождения. И на семейном совете было решено сообщить Лори, что через два года после своего появления на свет мальчик Ян получил сестрёнку по имени Яна. Так что наследница тёткиного состояния была уже, что называется, налицо. В Канаду потекли письма с вложенными в них фотографиями: Яну привезли из родильного дома, Яне исполнился годик, Яна празднует пять лет, Яна пошла в школу… Фотографии, вернее, фотомонтажи мастерски состряпал Мескен-старший, который владел маленьким фотоателье и сам был фотографом от Бога.

Родители Яна погибли во время Второй мировой — отца расстреляли пьяные эсэсовцы, приняв его за еврея, мать угодила под бомбёжку. После окончания войны Ян уже самостоятельно возобновил переписку с тётей Лори, выдавая себя за собственную несуществующую сестру. Выяснилось, что положение лесопильной компании "Симон Соумиллз Лтд." только упрочилось благодаря военным заказам, и теперь состояние тётушки оценивалось почти в сотню миллионов долларов. Ян даже навестил Лори в её резиденции в Британской Колумбии, и визит прошёл благополучно. Миссис Симон предложила своей "внучатой племяннице" окончательно переехать в Канаду, но Ян, опасаясь возможного разоблачения, отказался. Свой отказ он мотивировал тем, что не хочет бросать на произвол судьбы маленький семейный бизнес — фотоателье: память об отце, то да сё… Умилённая тётушка не настаивала. На самом деле Ян давным-давно продал отцовское заведение — с юности привыкнув жить в ожидании огромного состояния, он совершенно не умел и не хотел работать. В Канаду он больше не ездил — говорил Лори, что никак не удаётся накопить на поездку, и в то же время категорически отказывался принимать деньги от неё — мол, гордость не позволяет.

Между тем шли года, десятилетия, а тётя Лори и не думала отправляться на тот свет. Сейчас ей было уже за девяносто.

— А что же, сама тётя сюда никогда не приезжала? — спросил я.

— Она не переносит самолёт и панически боится морских путешествий. Одна её знакомая плыла на "Титанике", — объяснил Мескен.

— Как на тебя вышел Пуфель?

Мескен вытряхнул последние капли в свой стакан и ответил:

— Это всё из-за моей поездки в Канаду сразу после войны. Один мой приятель подбил меня заняться спекуляцией продовольственными талонами. Благодаря этому я накопил денег на билеты туда и обратно. Когда я возвращался, то так утомился от переживаний и смены часовых поясов, что не стал переодеваться в мужскую одежду. Пуфель взял меня прямо в аэропорту, на паспортном контроле — оказалось, он ещё раньше арестовал моего приятеля, и тот заложил меня по полной.

— Но ты же выглядел, как женщина!

— А паспорт? — взвизгнул Мескен. — Он ждал парня по имени Ян Мескен, а тут объявляется девица Яна Мескен, да ещё похожая на него, как две капли воды! Пуфель вытряс из меня всё, что я тебе сейчас рассказал! Он, кстати, тоже хохотал, подонок! А потом велел мне и здесь постоянно изображать женщину, если не хочу разоблачения…

— Ему-то это зачем?

— Затем, что он садист! В общем, посадил он меня на крючок. И вот уже больше двадцати лет я исполняю его разные мерзкие поручения, причём бесплатно! Мало того — как только я вступлю в права наследования, я должен отдать Пуфелю кругленькую сумму. После этого он обещал от меня отстать.

— Пуфель знает адрес твоей тёти?

— Нет, не знает. Но он пригрозил в случае моего неповиновения устроить шумное разоблачение в прессе, а тётя Лори регулярно изучает наши газеты.

— У меня с Пуфелем свои счёты. Но липовое заявление тебе всё-таки придётся забрать. Несмотря на всё моё сочувствие к тебе.

— Я это уже понял, — буркнул Мескен, вертя в руках стакан.

— Одевайся, и пойдём, — сказал я, вставая. Он поднял голову:

— Как, прямо сейчас?!

— А когда же?

Мескель тяжело вздохнул, поднялся из-за стола, открыл шкаф и принялся рыться на его полках. На спинку стула легли блузка, юбка, лифчик…

— Иди одеваться в сортир, — велел я. — С души воротит смотреть на мужика, который напяливает бабьи тряпки.

— А я привык, — сказал Мескен.

Пока Мескен собирался в туалете, я предложил ему:

— Слушай, а может, напишешь тётке письмо и во всём признаешься? Вдруг её сразу хватит кондрашка, и она не успеет изменить завещание?

— Шутишь? Тебе бы оказаться в моей шкуре, — обиделся Мескен. Он ещё довольно долго красился и подмазывался, а потом сказал:

— Ну, я готов… ва.

Я уже взялся за ручку двери, как вдруг раздался стук.

— Ты кого-нибудь ждёшь? — прошептал я.

— Нет. А вдруг это Пуфель? — Мескен даже с лица спал от страха.

Держа в одной руке браунинг, я встал за дверью. Мескен открыл дверь и посмотрел на визитёра с огромным облегчением.

— Срочная международная телеграмма! Распишитесь, пожалуйста! — это оказался почтальон.

Мескен расписался, захлопнул дверь и впился накрашенными глазами в телеграмму. Потом издал вопль и закрыл лицо руками, смяв бланк.

— Что там?

— Тётя Лори умерла! — срывающимся голосом ответил он.

Глава IV

Через час всё разрешилось. Без пяти минут миллионер Мескен забрал своё заявление из полиции и тут же помчался в аэропорт. Оказывается, у него имелась заначка на покупку билета и постоянная канадская виза — тётушка в своё время расстаралась, на всякий случай. А я поехал на автовокзал и, усталый, но довольный, плюхнулся в мягкое кресло автобуса до Лин-Гардена.

Итак, что мы имеем? Пуфель не погнушается никакими методами, чтобы добраться до меня — это ясно. Но повторять комедию с фальшивым изнасилованием он вряд ли будет — придётся искать очередную кандидатуру на роль жертвы, а это потребует времени и затрат. Значит, они с Корди начнут думать над новой гадостью в мой адрес. По крайней мере, у меня есть пара спокойных дней.

Автобус, мерно покачиваясь, выехал из столицы и помчался по загородному шоссе. Однообразный зимний пейзаж за окном и ровный гул мотора действовали усыпляюще. Я и в самом деле задремал, но меня разбудила внезапно пришедшая в голову мысль.

Как известно, лучшим видом защиты является нападение. Так сто́ит ли бездеятельно ждать, что предпримут Корди и его подручный? Они хотели подставить меня отвратительным образом, так почему бы мне не подставить обоих, или хотя бы одного? Ладно, послушаем, что они наговорили на автоответчик, а там будет видно.

На следующее утро я, как обычно, прослушал свежие записи телефонных разговоров. Мне повезло — Корди накануне звонил Пуфелю и первым же делом спросил у него:

— У тебя есть на примете какое-нибудь надёжное детективное агентство?

— Господин Корди, — в голосе отставного полицейского звучала обида. — Клянусь, что достану вам Ортана Барну! Это для меня вопрос чести и профессиональной гордости!

— Брось, дружище, при чём здесь ты и Барна? Мне всего-то нужно проследить за одним человеком.

У Пуфеля наверняка вертелся на языке вопрос, что это за "один человек", но он удержался.

— Могу порекомендовать "Следопыт", это контора моего бывшего сослуживца.

— Им можно доверять?

— Абсолютно. Они работают безо всякой рекламы, только по рекомендациям. Полная конфиденциальность и адекватные цены.

— Где находится контора?

Пуфель продиктовал адрес и номера телефонов. Потом, крякая от досады, поведал Корди о том, что моя "жертва" забрала заявление. Корди разозлился:

— Ты же говорил, что знаешь подход к этой девице!

— Думал, что знаю…

— Надави на неё!

— Дело в том, господин Корди, что он… она исчезла.

— Куда?

— Если бы я знал! Она вертится в таких сомнительных кругах, что всякое может случиться. Вдруг её кто-то прирезал по пьянке?

— Чёрт! И что же теперь делать?

— Господин Корди, я вам уже говорил, что Ортан Барна непременно окажется в моих руках! Дайте только срок!

— Ладно, — Корди остыл. — Если что-нибудь узнаешь, сразу звони.

— Непременно, господин Корди! — воспрянул духом Пуфель.

Я выключил магнитофон и задумался. Ясно, что по поводу Мескена Пуфель соврал. Прекрасно он знал, что невольный трансвестит сбежал от его длинных лап в далёкую Канаду — у бывшего полицая наверняка имелись осведомители в аэропорту. Ну, да Бог с ним, с Мескеном, это дело прошлое. Для чего Корди понадобился частный детектив? Следить за женой? Ерунда, она постоянно сидит на вилле и, судя по телефонным разговорам, не крутит романы. Получить информацию о действиях конкурентов? Какие могут быть секреты у прокатчиков? Впрочем, в этой области я не силён, всякое может случиться. Ясно одно: необходимо проследить за Корди и постараться узнать, что он затеял.

Полдня я проторчал на улице возле детективного агентства "Следопыт" и замёрз, как бездомный пёс. Пожалуй, всё-таки надо обзавестись собственным автомобилем, тем более что из кабины легче вести слежку. Корди появился лишь около полудня и пробыл в конторе двадцать семь минут — я засёк по часам. Из здания он вышел вместе с каким-то солидным мужиком — видимо, тот выказал уважение важному клиенту, проводив его. Я подняв ворот пальто, надвинул кепку на глаза и подобрался поближе к ним. Мне удалось услышать финал их разговора.

— …точно хватит? — произнёс Корди.

— Без сомнения, господин Корди. Приезжайте в понедельник, я уверен, что материала накопится достаточно.

Они пожали друг другу руки, мужик вернулся в контору, а Корди сел в свой отремонтированный лимузин и уехал. А мне посчастливилось поймать такси. Я велел водиле включить печку на полную катушку и ехать в Лин-Гарден.

Моё бдение возле детективного агентства не прошло даром — я заработал простуду. Три дня провалялся в своей квартирке в постели и горстями пил аспирин. Но к понедельнику, когда Корди должен был повторно явиться в "Следопыт", я вполне оклемался.

Наступила оттепель, но было пасмурно и сыро. Я взял напрокат "сааб", подержанный, зато с хорошим обогревом, и запарковал его напротив входа в "Следопыт". В ожидании Корди я пил горячий чай из термоса и слушал радио. В новостях сообщалось о переворотах и попытках переворотов на Ближнем Востоке и в Африке, о строительстве мавзолея для вьетнамского лидера Хо Ши Мина, недавно почившего в бозе… Я перенастроил приёмник на одну из музыкальных станций. Там звучала какая-то английская или американская рок-группа. Герой песни обещал подарить своей милой всё, что у него есть. Даже, мол, если солнце погаснет, он всё равно останется с ней. Песня навеяла такие воспоминания о Весте, что я чуть не пропустил появление знакомого "Мерседеса".

На этот раз Корди пробыл в конторе не больше пяти минут. Он вышел, держа в руках объёмистый бумажный свёрток. Лимузин тронулся, я поехал за ним. Преследование продолжалось минут десять, пока "мерседес" не остановился у большого магазина кинофототоваров.

Корди направился в магазин. Я — за ним. Он миновал отделы, торгующие камерами, объективами, фотопринадлежностями и химреактивами — его целью оказался последний зал, где на стендах были выставлены диаскопы и кинопроекторы. Делая вид, что изучаю товары, я краем глаза наблюдал за Корди. Прыщавый продавец показывал ему узкоплёночный кинопроектор "Болекс". Так вот оно что! В "Следопыте" Корди вручили, помимо всего прочего, фильм. Очень интересно!

Я выскользнул из магазина на улицу и посмотрел на "мерседес" Корди. Водительское место пустовало. Шофёр стоял у витрины магазина, курил и любовался фотоаппаратами и кинокамерами. Я проскользнул к лимузину, не переставая наблюдать за шофёром. Приоткрыл заднюю дверцу и заглянул внутрь. Бумажный свёрток лежал на сиденье. Схватив его, я тихонько закрыл дверцу и пошёл к своему "саабу". Корди теперь, конечно, уволит беднягу. А нечего хлопать ушами, раз тебе доверили такую крутую тачку!

Проехав несколько кварталов, я свернул в неприметный переулок и остановил "сааб". Уже стемнело — пришлось зажечь свет в салоне. Я разорвал бумажную оболочку свёртка. Вопреки моим ожиданиям, внутри не оказалось ничего "прочего", кроме нескольких катушек с восьмимиллиметровой киноплёнкой в картонных футлярах. На футлярах были аккуратно проставлены даты и временные интервалы съёмки.

Первым моим побуждением было вернуться в магазин. Но Корди, скорее всего, по-прежнему ошивался там — допрашивал с пристрастием своего водителя, а может, и полицию вызвал. И я поехал в Лин-Гарден, намереваясь приобрести проектор завтра.

Но этого не понадобилось. У входа в дом я столкнулся со своим квартирным хозяином, который как раз отправлялся за очередной партией горячительного. Совершенно не рассчитывая на положительный ответ, я поинтересовался, нет ли у него восьмимиллиметрового проектора.

— Есть, — к моему удивлению, ответил он. — Правда, старый, но вроде ещё работает. И камера имеется. Когда-то я много снимал — знаешь, детишек, родственников…

— Можете дать на время? Мне очень нужно для работы.

— О чём речь! Бери на здоровье.

Получив от хозяина старенький "Кодак", я поднялся к себе. Первым делом старательно зашторил окна — на тот случай, если старика охватит любопытство, и он вздумает тоже посмотреть кино. Вместо экрана повесил простыню с кровати. Поставил на стол проектор, зарядил в него плёнку и запустил. Он трещал громче трактора, но качество изображения оказалось хорошее.

Сыщик, он же оператор из детективного агентства, следил за смазливой девицей. Значит, жена Корди была права — у него и правда имелась любовница, и теперь он сам заподозрил её в неверности, иначе зачем бы ему обращаться к частым детективам? Судя по фильму, подозрения Корди подтвердились. Девица встретилась с каким-то молодым парнем, прилизанным, в аккуратном чёрном костюме. Они долго целовались взасос, потом сидели в кафе, а затем сели в машину и поехали, насколько я понял, к парню на квартиру, из которой вышли только на следующее утро — в соответствии с датой, указанной на коробке. Примечательно, что автомобиль у парня был не известной мне марки, к тому же имел дипломатический номер.

Я досмотрел все катушки до конца, а потом изучил саму плёнку. Вокруг перфорации она была чёрная, а не прозрачная. Значит, сыщики дали Корди оригинал, снятый на обратимую киноленту, а копии, наверное, вообще не существовало. Придётся Корди снова раскошелиться на детективов. Но это уже не важно. Меня крайне заинтересовал тип, с которым встречалась любовница Корди. Из какого он посольства? Дать ответ на этот вопрос мне мог только один человек — угонщик Вурса по кличке "Ручник".

Пришлось рыться в барахле, чтобы разыскать сигаретную пачку, на которой был записан телефонный номер Ручника. Я точно знал, что не выбросил её — не в моих правилах разбазаривать контакты, которые могут пригодиться. После недолгих поисков я обнаружил пачку в кармане плаща и тут же набрал номер. Вурса ответил сразу, как будто ждал моего звонка. Он очень обрадовался.

— Наконец-то позвонил, негодяй! Что, соскучился по дружку? Где ты вообще всё это время пропадал?

— Залёг на дно, — таинственным тоном сообщил я, чтобы сразу пресечь все дальнейшие ненужные расспросы. Голос Ручника посерьёзнел:

— Понял тебя. Нужна помощь? Может, денег дать? Много не обещаю, но…

— Нет, необходима только твоя консультация. Завтра сможешь?

— А то! Подгребай часам к трём в бар "Лотос" — знаешь, на Кленовой улице?

— Идёт.

Поговорив с Вурсой, я вернул проектор хозяину и лёг спать. Предательства или подставы со стороны Ручника я не опасался: он был, конечно, прилипчив, как банный лист, но подлостей никогда не совершал.

Перед тем, как встретиться со своим бывшим товарищем по несчастью, я заехал в фотоателье и попросил сделать увеличенную фотографию с кадрика киноплёнки, на котором была запечатлена машина дипломатического хмыря в костюмчике. Стоило уплатить двойную цену, и заказ выполнили в течение десяти минут.

Бар "Лотос" был пуст — время ланча давно прошло, а до конца рабочего дня оставалось ещё часа три. Ручник сидел не у стойки, а за неприметным столиком в углу. Я направился к нему.

— Здоро́во, — он протянул мне забинтованную руку. — Жми осторожнее.

— Где покалечился? — спросил я, прикасаясь к бинту.

— Подрался. Только наладился тачку угнать, а тут владелец… Не хочу об этом говорить, первый раз в жизни дело такое! Ну, что там у тебя?

Я вынул фотографию с автомобилем и протянул Вурсе. Он принял её здоровой рукой и поднёс поближе к висящему над столиком бра. Удивлённо присвистнул.

— Редкая в наших краях колымага. Это "волга", двадцать первая модель, третий выпуск. Производится в Советском Союзе.

Он всмотрелся в фотографию.

— Если верить номеру, она принадлежит посольству Тильвании.

Тильванская Народная Республика граничила с нашим королевством с востока, и заправляли там "красные". Я никогда не интересовался политикой, но помнил, как пару лет назад разгорелся крупный скандал — нескольких сотрудников тильванского посольства уличили в шпионаже, и они были объявлены персонами нон грата. Маловероятно, конечно, что любовница Корди работает на тильванскую разведку, это могла быть банальная любовная интрижка. И какой интерес тильванцам вербовать Корди? Он же не физик-ядерщик, не генерал и не правительственный чиновник! Однако чем чёрт не шутит? Патриотизм был для меня понятием абстрактным, но я ни в коей мере не желал зла ни своей стране, ни лично Его Величеству, которые ничего плохого мне не сделали. Да, меня преследовали, судили и даже сажали, но я ведь сам был виноват, что попадался! Зато в свободное от отсидки время жил сам себе господином, в отличие от граждан тех государств, что контролировались Советами. Достаточно вспомнить хотя бы прошлогоднюю заварушку в Чехословакии…

С трудом избавившись от Ручника, я возвращался в Лин-Гарден и по дороге думал, как мне поступить. Навести на Корди наши спецслужбы? Пусть разбираются, какие отношения связывают этот треугольник — Корди, его любовница и парень из посольства. Но доносительство, пусть даже с благими намерениями, мне претило. А вдруг происходит что-то серьёзное? Допустим, девица тянет деньги из Корди, и деньги эти прямиком идут на финансирование подрывной или шпионской деятельности со стороны Тильвании! Да, так можно додуматься до какого угодно бреда… Того и гляди, параноиком станешь.

И тут меня осенило. Я развернул машину и помчался обратно, благо не успел далеко отъехать от столицы.

Из предосторожности я решил не посещать тот магазин, в котором Корди приобрёл проектор — кто знает, может, за ним наблюдают, — а разыскал другой. И вскоре стал обладателем новенькой кинокамеры "Кэнон" с трансфокатором, электроприводом и автоматической диафрагмой. Заодно приобрёл любительский монтажный столик со всеми принадлежностями, а также несколько кассет с высокочувствительной чёрно-белой плёнкой "Супер 8".

Как назло, Корди улетел на два дня в Рим, чтобы встретиться с чуть ли не самим Де Лаурентисом — это стало мне известно из телефонных разговоров его супруги. На третий день я увидел прокатчика только мельком: его "мерседес" приткнулся у офиса "Сине-Корди", и он стремглав проскочил к входной двери. Я продежурил там весь день, но Корди покинул здание только около одиннадцати вечера и сразу же уехал на виллу.

И лишь на четвёртый день мне повезло. Корди вышел из офиса и не воспользовался лимузином, а сел в ожидавшее его такси. Проплутав по лабиринту центральных улочек в районе Королевского дворца, такси остановилось у небольшого отеля, на его серебристой вывеске красовался стилизованный грифон. Я вылез из "сааба", подошёл к окну и увидел, что Корди проследовал в ресторан на первом этаже и сел за столик, за которым его ожидала знакомая мне по фильму девица.

— Наконец-то, — пробормотал я, доставая кинокамеру. Были у меня опасения, что японское изделие забарахлит на морозе, но ничуть не бывало — камера работала исправно. Через окно мне удалось заснять, как Корди преподнёс любовнице что-то в бархатном футлярчике, какую-то ювелирную безделушку. Та скорчила брезгливую физиономию, однако подарок приняла. Но тут же начала что-то втолковывать Корди, причём говорила всё более эмоционально. Корди тоже начал горячиться. В конце концов, оба надутые, они расстались. Корди сел в такси и уехал, девица поплелась на трамвайную остановку.

Дело было сделано. Лишь бы получилось! Я тут же отправился в лабораторию и сдал плёнку на проявку. В ожидании выполнения заказа засел на пару часов в ближайшем баре и позволил себе расслабиться. Ничего страшного, оставлю машину в столице и доберусь до Лин-Гардена на автобусе.

Получив проявленную плёнку, я зашёл в первую попавшуюся телефонную будку и наудачу набрал номер виллы. Положительно, мне сегодня везло — ответил сам Корди.

— Приветствую вас, господин Сандер Корди, — спиртное сделало меня развязным. — Надеюсь, вы меня узнали? Нет? Это Ортан Барна.

Он промолчал несколько секунд, потом злобно спросил:

— Что тебе надо?

— Мне-то ничего не надо. А вот для вас у меня имеется дружеский совет. Порвите с этой девицей.

— С какой ещё девицей?

— Не изображайте святую невинность, у вас это не получается. С той, с которой вы сегодня провели время в отеле "Серебряный грифон".

— Так ты следил за мной, гадёныш?! — по его голосу я понял, что Корди прикрывает трубку ладонью, чтобы не услышала жена.

— Ради вашей же пользы. Вам известно, что ваша подружка работает на тильванскую разведку?

— Что ты несёшь?!

— Всё, что она из вас тянет — деньги там, драгоценности всякие — идёт на поддержку подрывной деятельности Тильвании и Советов в нашей стране.

— Барна, ты пьян или свихнулся?

— Благодарение Богу, я в полном здравии. И если не хотите, чтобы у вас были неприятности с Королевской Службой Безопасности, немедленно продайте мне виллу.

Корди даже поперхнулся от возмущения и заорал:

— Пошёл в жопу!!! И не вздумай больше мне звонить, слышишь, ты, форточник хренов?!

В трубке раздался треск, затем короткие гудки. Я аккуратно повесил её и вышел из будки. Каков нахал! Обозвать меня, жулика со стажем, форточником! Это оскорбило вашего покорного слугу до глубины души. Спасибо хоть, что не карманником… Но цель была достигнута. Ахинея, которую я нёс насчёт тильванской шпионки (а может, это и не ахинея), осталась в записи на магнитной ленте, которая завтра рано утром окажется в моих руках.

Домой мне удалось добраться только в половине десятого вечера — сломался рейсовый автобус, не доехав трёх километрах от Лин-Гардена, так что оставшийся путь я проделал пешком. Но нет худа без добра — на свежем морозном воздухе алкоголь полностью выветрился из моей головы.

Не теряя времени, я распаковал монтажный столик и принялся за работу. Вырезав ту часть снятого мною материала, где Корди и его любовница были особенно хорошо видны, я склеил её с фрагментом киноленты из агентства "Следопыт", на котором было запечатлено рандеву девицы и тильванца — разумеется, кадры с посольской машиной тоже пошли в дело. После этого, несмотря на поздний час, я оделся потеплее и двинулся к вилле — мне не терпелось завладеть записью собственного разговора с Корди.

Городок спал. Не светились окна и в особняках по соседству с виллой Корди. Подсвечивая себе карманным фонариком, я открыл дверцу коммутаторной будки. И только заменил кассету в автоответчике, как сзади раздался до отвращения знакомый голос:

— Добрый вечер! Чем вы тут занимаетесь?

Я похолодел. Не оборачиваясь, произнёс хриплым голосом:

— Я с телефонной станции, коммутатор барахлит…

— До утра не могли подождать? — спросил Пуфель.

— Сказали — надо срочно.

Заскрипел снег — Пуфель приближался ко мне. Моля Бога, чтобы он не узнал меня, я закрыл дверцу будки и погасил фонарик.

— Теперь всё в порядке, — буркнул я и прошёл мимо него, наклонив голову. Пуфель стоял, засунув руки в карманы пальто. Я, стараясь не торопиться, вышел на дорогу и направился к Лин-Гардену. Отойдя метров на сто, обернулся. Дьявол! Охранник, присев на корточки перед будкой, чиркал спичками, чтобы осмотреть её изнутри. Я ускорил шаги, почти побежал.

— Эй, ты чего такое сюда засунул? — раздалось сзади. Я рванулся в сторону и тут же утонул в сугробе. Выдирая ноги из снега, спрятался за толстую сосну. Сердце у меня стучало, как паровой молот. Я прислушался. Где-то поблизости Пуфель скрипел своими ботинками по снегу.

— А ну, выходи! Где ты там прячешься?

Чуть высунувшись из-за ствола, я увидел его — Пуфель стоял почти напротив меня и, насколько я смог разобрать в темноте, вглядывался в дорогу. Мне показалось, что в его руке блестит пистолет.

Не знаю, сколько прошло времени, пока у Пуфеля не иссякло терпение, и он не повернул назад, к воротам виллы. Когда бывший полицейский скрылся за калиткой, я выждал ещё пару минут. И только потом осмелился выйти на дорогу и отправиться в обратный путь. Меня одолевало искушение забрать автоответчик из будки, но не было никакой гарантии, что Пуфель не притаился за калиткой, намереваясь проторчать там всю ночь, при его-то упёртости.

Была уже глубокая ночь, когда я, стараясь не шуметь, поднимался в свою квартиру. Тут же полез под горячий душ, поскольку замёрз и промочил ноги. Затем, закутавшись в халат, хватанул неразбавленного виски из своих запасов.

Так, из Лин-Гардена мне придётся линять, причём срочно. Пуфель наткнулся на меня ночью, а потом обнаружил, что в коммутаторной будке установлен автоответчик. Интересно, он каждый вечер совершает такой обход, или вышел просто проветриться? Завтра… вернее, сегодня он выяснит, что прибор подключён к номеру Корди. Кому придёт в голову слушать его разговоры? Конкурентам? Они бы подключились к офисным телефонам. Проклятье! На автоответчике остались мои пальчики! А ведь Пуфель первым делом меня и проверит — кто ещё постоянно путается у Корди под ногами, надоедая просьбами о продаже виллы? Это займёт у него… ну, скажем, день. Ясно, что в автоответчике необходимо часто менять плёнку. Значит, его владелец обитает где-то неподалёку. Пуфель начнёт вынюхивать в городке по поводу съёмщиков жилья и очень быстро выйдет на моего квартирного хозяина…

Самое обидное, что мне ведь именно это и нужно! Просто я столкнулся с Пуфелем не в то время и не в том месте.

Я поместил смонтированную мною киноплёнку в футляр, взял кассету с записью моего последнего разговора с Корди и всё это уложил в бумажный пакет, на котором написал: "Пуфелю. Лично в руки". Пакет я тщательно замотал скотчем.

Остаток ночи я провёл почти без сна. Прибегать к снотворному не хотелось, чтобы не проспать… да и не было у меня снотворного. Утром, не выспавшийся и злой, я собрал свои вещички и спустился вниз, в квартиру моего хозяина. Он сидел на кухне и, отдуваясь, хлебал кофе за утренней газетой.

— Я съезжаю, — объявил я без предисловий. Дед удивлённо воззрился на меня:

— Приятель, ты же оплатил квартиру до конца года! А у меня сейчас нет свободных денег, чтобы вернуть тебе излишек.

— И не надо. Считайте это моим рождественским подарком. У меня к вам будет только одна просьба. В ближайшее время здесь появится тип по фамилии Пуфель. Передайте ему, пожалуйста, этот пакет.

Я положил пакет на кухонный стол и присовокупил к нему десятку. Хозяин почесал в затылке:

— Скажу честно, жаль мне терять такого жильца! Не торгуешься, не шумишь, девок не водишь. Зимой найти постояльца не так-то легко!

Он ещё жаловался и кряхтел, но я уже был за дверью. Уложив барахло в багажник "сааба", я отчалил в столицу.

Да, всё получилось не совсем так, как я рассчитывал, но результат, будем надеяться, окажется положительным. Как только Пуфель заполучит мою посылку, он, конечно, сразу же прослушает запись и просмотрит фильм. Несомненно, у ревностного служаки возникнут подозрения в отношении Корди. Что он предпримет потом? Будет следить за Корди сам или сразу обратится в контрразведку? Скорее, второе — не по чину какому-то легавому, тем более бывшему, лезть в подобные дела, и Пуфель наверняка это понимает. Во всяком случае, у Корди рано или поздно начнутся крупные неприятности. Ему понадобятся деньги, много денег. На этом я и строил свой расчёт. Жаль, конечно, что я лишился возможности слушать его телефонные разговоры… Но если эту историю раздуют, я и так всё узнаю из прессы. А до тех пор буду надоедать ему звонками. Однако не сразу. Надо выждать какое-то время.

Глава V

— Чёрт бы тебя побрал, Пуфель, где ты пропадал весь день?!

— Пришлось немного побегать, господин Корди.

— Ладно. Что удалось выяснить насчёт магнитофона в телефонной будке?

— Автоответчик установил Ортан Барна, в этом нет никаких сомнений.

— Я так и думал. Я его привлеку за вмешательство в мою личную жизнь.

— Извините, господин Корди, но плёнка в автоответчике чистая. Формально Барна не совершал преступления. Вот если бы там имелись записи ваших разговоров…

— Значит, он заменил её!

— Жаль, что я не задержал его ночью, когда он менял кассету.

— Чутьё тебе изменяет, Пуфель. Стареешь.

— Но в этом деле обнаружились кое-какие нюансы.

— Какие ещё нюансы?

— Извините, что задаю вам этот вопрос… Чем занимается ваша… э-э-э… приятельница по имени Но́рма Шве́нциус?

— Что?.. Какое тебе дело? Вообще, откуда ты её знаешь?

— Пришлось узнать, работа такая. Вы ведь меня с ней не знакомили.

— Представь себе, я в курсе, что не знакомил вас!

— Так я повторяю свой вопрос, господин Корди.

— Не нравится мне твой тон, Пуфель.

— Я же говорю — новые нюансы.

— Так-так… Ну, допустим, она — служащая в одной финансовой организации.

— Можно точнее?

— Это что, допрос?

— Нет, что вы!

— М-да… Мне почём знать? Мы с ней как-то не обсуждали её работу. Наверное, перекладывает бумажки с места на место.

— Вам известно, что она встречается с неким Сло́бо Те́решем, сотрудником посольства Тильвании?

— Что за ерунда?

— Я думаю, вам надо просто посмотреть один фильм.

…

— Откуда у тебя эта плёнка, Пуфель?

— От нашего общего знакомого, Ортана Барна.

— Ты что, с ним встречался?

— Нет. Я узнал, что он какое-то время снимал квартиру в Лин-Гардене. Хозяин дома передал мне плёнку, которую ему оставил Барна.

— Так значит, это он спёр бобины из моей машины! А в "Следопыте" не потрудились изготовить копию… И первую часть фильма Барна снял сам! Он ещё звонил мне…

— Да, я слышал запись.

— Какую ещё запись? Ты же сказал, что плёнка чистая!

— Вместе с фильмом Барна передал мне запись вашего с ним разговора.

— Проклятье, я вообще ничего не понимаю!!! Зачем он это сделал?

— Наверное, чтобы обратить моё внимание на подозрительную связь Нормы Швенциус со Слобо Терешем.

— Подожди! Уж не думаешь ли ты…

— Я навёл справки в одной организации по поводу этого Тереша…

— В какой организации, Пуфель?!

— Вам нужно объяснять? Я не могу рассказать вам всего, но Тереш у них давно под колпаком.

— Та-а-а-ак… Но я-то здесь при чём? Я этого Тереша не знаю и знать не хочу!

— Мой вам совет — немедленно расстаньтесь с Нормой Швенциус. Она тоже под подозрением.

— Какая чушь! Что может знать эта набитая дура, какие-такие государственные тайны?

— Но она связана с вами, а вы — человек небедный. К тому же ваша деятельность имеет отношение к массовой информации.

— Кино — не массовая информация, это искусство.

— И всё-таки… Вы прокатываете картины Восточного блока?

— При чём здесь это? Ну да, были выпущены русский фильм "Война и мир", польский "Фараон"… Но они шли во всех странах, "Война и мир" даже получил "Оскара"! У тебя, Пуфель, паранойя.

— Возможно. Но лично я не желаю быть втянутым в эти дела. Поэтому предлагаю вам следующее. Либо вы решительно рвёте со Швенциус, либо я увольняюсь.

— Ха-ха-ха! Насмешил, Пуфель! И что ты будешь делать? Прозябать на свою полицейскую пенсию?

— По крайней мере, это лучше, чем ожидать, что тебя обвинят в пособничестве разведке "красных". Я хочу спать спокойно.

Этот разговор стал мне известен со слов самого Пуфеля, которого, как выяснилось, звали Микал. Я в очередной раз позвонил из автомата прокатчику с предложением о продаже виллы, в очередной раз был послан и зашёл в бар по соседству с офисом "Сине-Корди", где и наткнулся на бывшего полицейского. Он только что получил расчёт. Не поминая зла, я решил угостить его. Оказалось, Пуфель был не дурак выпить на халяву.

— Десять лет! — брюзжал он, пропуская один стаканчик за другим. — Десять лет я на него отпахал! Служил, как верный пёс! Любые проблемы решал! А он… он предпочёл меня этой шлюхе, шпионской подстилке!

— Заложи его, — предложил я.

Пуфель пьяно помотал головой и с пафосом провозгласил:

— Никогда Микал Пуфель не пойдёт на такую подлость!

— Ну да, ну да… А подвести человека под статью об изнасиловании трансвестита — это, конечно, не подлость.

Он уставился на меня налитыми кровью глазами, потом отвёл взгляд:

— Я же не знал, что всё так повернётся!

— А засада в моём доме? — не унимался я. — А угрозы, которые я от тебя наслушался?

Пуфель залпом опрокинул очередной дринк и крякнул.

— Хорошо. Готов компенсировать… не деньгами, конечно, у меня их нет. Поделюсь информацией.

— Значит, Микал Пуфель всё-таки пойдёт на подлость? — вкрадчиво спросил я.

Он побагровел и принялся вертеть стаканчик в руках. Я сделал знак бармену, чтобы налил Пуфелю очередную порцию.

— Дело не в том, что тебе противно закладывать Корди, — сказал я. — Просто при первой же мысли о серьёзном разговоре с ребятами из спецслужб ты наложил в штаны, как и все полицейские в подобных обстоятельствах. Угадал?

— Что ты ко мне привязался?! — заорал вдруг Пуфель. — Чего тебе от меня надо?!

Посетители стали на нас оборачиваться. Бармен напрягся. Я сделал ему успокаивающий жест и громко сказал, обращаясь ко всем:

— Приношу извинения за своего приятеля, господа! У него личные неприятности, и он выпил лишнего. Мы скоро уйдём.

Понемногу психологическая атмосфера в баре пришла в норму. Я придвинулся к Пуфелю и негромко сказал:

— Выкладывай.

— У Корди дела идут — хуже некуда, — забормотал Пуфель, обдавая меня ароматом виски. — Но виллу он продавать не хочет.

— Это я и без тебя знаю.

— Но ты не знаешь, что он наконец-то нашёл покупателя на замок в Дернише… — Пуфель вдруг вскинул на меня красные глаза и криво усмехнулся. — Слушай, а это не ты опять?

— Нет, не я. Давно нашёл?

— Позавчера. В ближайшую субботу едут осматривать. Я должен был отправиться вместе с ними, но, как ты понимаешь…

— Давай дальше, не отвлекайся. Что за покупатель?

— Какой-то богатый черномазый. То ли турок, то ли грек. Судовладелец вроде.

— Неужто сам Онассис?

— Да нет. У них там, в Греции, судовладельцев этих — как собак…

— И за сколько Корди теперь продаёт?

— За восемь миллионов. Если грек согласится, сделка будет заключена в нотариальной конторе, которая ведёт дела Корди, в присутствии двух свидетелей, эксперта из банка и полицейского. Оплата — строго наличными. Корди не хочет рисковать после того, как ты его развёл с этим своим чемоданчиком.

Мы замолчали. Пуфель принял внутрь ещё один стаканчик и, отдышавшись, спросил:

— Слушай, а на кой чёрт тебе всё-таки понадобилась эта дурацкая вилла?

— На принцип я пошёл. Понятно? На принцип!

Известие о том, что Корди продаёт-таки замок, меня, разумеется, не обрадовало. Теперь у него появятся немалые деньги. С мечтой о вилле придётся пока расстаться. Но, как бы там ни было, Весте пора возвращаться из Испании. Здесь ей больше ничего не грозит.

Мне удалось дозвониться в её номер. Выяснилось, что девушке до смерти надоел пляжный отдых. Она заказала билет на ближайший рейс, и на следующий день после разговора с Пуфелем я уже встречал её в аэропорту. Поначалу я даже не узнал Весту — так она загорела. Девушка привезла с собой кучу сувениров, а ещё превосходное андалузское вино, которому мы воздали должное на моей очередной съёмной квартире после бурного секса. Я рассказал ей в подробностях обо всём, что произошло в её отсутствие.

— И что ты теперь намерен делать? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Придётся обтяпать какое-нибудь дельце. Надо зарабатывать деньги, а то у меня одни расходы.

— Много ещё осталось от той добычи?

— Порядочно. Но сумма, как ты понимаешь, постепенно уменьшается.

— Не хочешь найти какую-нибудь легальную работу?

— Нет. Такой уж я есть, меня не переделать.

Веста улыбнулась и кивнула.

— Наверное, это меня в тебе и привлекает.

Мы выпили ещё. Веста принялась рассказывать о том, как проводила время под горячим испанским солнцем, куда ездила с экскурсиями, что́ повидала. А в соседнем городке им показали деревянный дом, из которого выселили жильцов, потому что его сожрали изнутри термиты, и строение грозило рухнуть в любой момент.

— Представляешь, какие коварные эти твари? Они боятся света, поэтому выедают изнутри деревянные стены, перекрытия и балки. Чуть тронешь пальцем такую стену — и проткнёшь насквозь, как лист бумаги! Одна балка была вся в таких мелких дырочках, а рядом — кучки их дерьма…

Она всё рассказывала, а я, честно говоря, уже засыпал. Но тут какая-то мысль посетила мою уставшую голову. Даже не посетила, а только пробежала, как мышка, махнув хвостиком по подсознанию.

Сандер Корди то и дело поглядывал в зеркальце заднего вида — не отстаёт ли серебристый "роллс-ройс"? Нет, шикарный автомобиль, на заднем сиденье которого развалился Димитрос Ксенакис, держался, как приклеенный. "Только бы не сорвалось", — повторял, как мантру, Корди. — "Только бы не сорвалось… Что-то Ксенакис с утра хмурый…"

Сегодня Корди, против обыкновения, сам сидел за рулём. Да и управлял он не лимузином "мерседес", а двухдверным "фордом", который обычно находился в распоряжении Анны.

Обе машины промчались через сонный Дерниш и въехали на главную аллею, тянувшуюся от ворот к замку. "Жаль, что сейчас зима", — подумал Корди. — "Грек не увидит всех красот пейзажного парка. А то, глядишь, содрал бы с него на полмиллиона больше. А то и на миллион". Эта мысль несколько улучшила его настроение, и, остановив машину главного входа, он встретил гостя радушной улыбкой на лице.

Ксенакис, сопя, выбрался из "роллс-ройса". Это был жирный грек с туловищем почти кубической формы. Голову его столь густо покрывали курчавые волосы, что он вполне мог обойтись без зимней шапки даже в непривычно холодном для него климате. Под горбатым носом топорщились жёсткие усы; чёрные, как маслины, глаза шарили по сторонам, задерживаясь то на одной, то на другой детали пейзажа. Вслед за Ксенакисом из машины выскочил худой мужик пронырливого вида, лысый, в круглых очках — грек представил его как некоего господина Лю́мера, не сочтя нужным обрисовать его роль в предстоящей сделке.

— Добро пожаловать в ваш будущий дом, господин Ксенакис! — воскликнул Корди и широко распахнул входную дверь.

Ксенакис, не говоря ни слова, вошёл в вестибюль, лысый очкарик — за ним. Корди закрыл дверь.

— Прошу вас, раздевайтесь, господа… — начала было он, но грек раздражённо шевельнул усами и процедил, обращаясь к своему спутнику:

— Не будем соверсать лисние действия, Люмер. Кириос… господин Корди, где главный зал?

— Прошу, прошу… — засуетился Корди. Он вывел гостей в коридор, из которого в зал вела двухстворчатая застеклённая дверь. В зале Люмер сразу засеменил к ближайшей стене и принялся осматривать её нижнюю часть.

— Можно зажечь свет? — осведомился он.

Корди с готовностью повернул все выключатели. Вспыхнула огромная люстра на потолке и изящные бра на колоннах. Люмер с удвоенной энергией зашмыгал вдоль стен. Корди спросил у Ксенакиса:

— Прошу прощения, но что так заинтересовало господина Люмера? Он вообще кто?

Наблюдая за Люмером, грек коротко ответил:

— Энтомологос.

— Простите?

— Насекомые изуцает. — раздражённо бросил Ксенакис.

— Какие ещё насе…

Тут Люмер торжествующе произнёс: "Ага!" и сделал приглашающий жест:

— Прошу вас, господа!

Корди и Ксенакис подошли к Люмеру. Он указал пальцем на низ резной деревянной панели:

— Смотрите!

Корди нагнулся и напряг зрение. Часть панели походила на сито — её покрывали крошечные дырочки. А в пыли на полу рядом с плинтусом он разглядел крошечные насыпи из светлых шариков. Вдруг Люмер размахнулся и ударил по панели ногой. Она разлетелась в труху, а из стены посыпались какие-то грязно-белые муравьи с рыжими головами.

Корди испуганно охнул и отступил от стены. Люмер наклонился, с профессиональным любопытством разглядывая расползающихся насекомых.

— Это кто такие? — пролепетал Корди.

— Это — типичные Reticulitermes lucifugus, — с готовностью сообщил Люмер. — светобоязливые термиты из семейства Rhinotermitidae. Очень вредный вид. Способен за несколько лет уничтожить изнутри любую деревянную постройку.

Ксенакис, не говоря ни слова, развернулся и скрылся в коридоре. Откуда-то из вестибюля донёсся его голос:

— Люмер, поехали!

Люмер с сожалением оторвался от созерцания насекомых и поспешил вслед за греком. Корди несколько секунд простоял в оцепенении, потом побежал в вестибюль и вылетел на улицу. Он застигнул гостей в тот момент, когда Ксенакис уже готовился запихнуть свою тушу в "роллс-ройс", а Люмер почтительно придерживал дверцу. Корди бормотал:

— Подождите… Я ничего не понимаю… Это какая-то диверсия… — потом в отчаянии крикнул: — Я вызову службу обеззараживания!

— Бесполезно, — торжествующе объявил Люмер. — Термиты поселились у вас самое меньшее пять лет назад. Все деревянные конструкции, скорее всего, превратились изнутри в труху. Так что аккуратнее ходите, особенно по лестницам… Они ведь тоже из дерева?

— Вы заранее знали? — простонал Корди. — Откуда?!

— Не надо крицать, — поморщился Ксенакис, шевеля усами. — Вцера я полуцил аноними эпистоли… письмо без имени. Меня предупрездало, цто в васем замке зывёт термитес, а вы хотите это скрыть от меня. В письмо было такзе фотографиес — дыроцки в стена, а на полу куцки перито́мата… как это по-васему?

— Дерьмо, — хихикнул Люмер.

— Да, дермо. Я не поверил, хотел проверить. Потому и пригласил энтомологос Люмер. Анио! Проссяйте! — грек, наконец, уселся, и Люмер захлопнул дверцу.

— Не огорчайтесь, дружище! — сказал он Корди. — Термиты в наших краях — большая редкость. Обратитесь в институт энтомологии, сообщите в "Нейчур" или ещё в какой научный журнал — может, они про вас статью напишут. Вы, наверное, много ездите по миру?

Корди молча кивнул.

— Ну, вот и привезли с собой в чемоданчике… Счастливо оставаться!

Люмер сел на переднее сиденье. "Роллс-ройс", урча мотором, захрустел колёсами по снегу. А Корди вспомнил, как пару месяцев назад стоял на этом же месте и провожал взглядом "линкольн", увозивший мошенника Барна и его смазливую сообщницу.

"Я ведь мог их тогда убить", — тоскливо подумал Корди.

Через несколько дней я позвонил Корди.

— Корди у телефона.

— Здравствуйте, господин Корди. С наступающим Рождеством вас! Что-то вы не веселы, судя по голосу.

— …

— Алло! Вы слушаете?

— Если бы ты знал, Барна, что мне хочется с тобой сделать!

— Вот как, мы уже на "ты"? Изволь. Разве я в чём-то перед тобой провинился?

— Ты сорвал сделку и вообще крупно нагадил мне. Кстати, как ты проник в замок, чтобы сфотографировать следы термитов?

— Про термитов я прочитал в газетах, а до этого я о них и слыхом не слыхивал.

— Не прикидывайся идиотом! Ты сделал фотографии, ты же и послал Ксенакису письмо.

— А ты знаешь, Корди, что я могу привлечь тебя за клевету?

— Какая же ты наглая и хитрая дрянь!

— И за оскорбление тоже. Но я этого не сделаю, если ты соблаговолишь выполнить всего лишь одну мою просьбу.

— Я даже догадываюсь, какую.

— И каков твой ответ?

— Ты предлагал всего сто десять тысяч. Это неприемлемо. Мало того, что придётся менять всю деревянную облицовку и мебель…

— Продай участок под строительство.

— Я не нуждаюсь в твоих советах!

— Ты столкнулся с некоторыми сложностями, не так ли?

— Никто не хочет покупать землю! Боятся, что термиты переползут в новое жильё. Жёлтая пресса постаралась, чёрт бы её побрал!

— Так сколько ты хочешь?

— Столько же, сколько ты у меня украл. Двести пятьдесят тысяч.

— Я ничего у тебя не крал.

— А американец, значит, мне почудился?

— Какой ещё американец?

— Ладно, замнём для ясности. Двести пятьдесят тысяч.

— Многовато. Я, знаешь ли, поиздержался. Двести.

— Это несерьёзно. Двести сорок.

— Ты обвиняешь меня в том, что я ограбил тебя, и делаешь то же самое в отношении меня. Двести десять.

— Я не могу согласиться на такие условия. Двести тридцать.

— Моё последнее слово — двести двадцать тысяч дукатов, и ни полкрейцера больше.

— …

— Я что-то не расслышал, что ты сказал.

— Ты загнал меня в угол, Барна. Двести двадцать пять.

— О, ты уже мелочишься! Ладно, согласен. Двести двадцать пять. Только я тебя ни в какой угол не загонял. Ты сам во всём виноват.

— И термитов тоже я сам развёл, да?

— Надо было перетряхивать чемоданы после поездок в экзотические страны.

— Какой ты умный, Барна! Задним-то числом мы все…

— Хватит болтать. Назначай дату и время. Приготовь все документы. И давай без шуток, ладно?

В ожидании, пока прибудет заказанная мною техника, я не отказал себе в удовольствии побродить по большому участку виллы и по её пустым комнатам, где пыльные квадраты на полу указывали на бывшую расстановку мебели. К моему удивлению, старые дядюшкины гарнитуры сохранились — ими были забиты сторожка и небольшой гаражик на первом этаже. Всю свою обстановку Корди уже вывез. Единственной комнатой, которую он так и оставил нетронутой, оказалась биллиардная — там стояли знакомые мне с детства стол, обитый зелёным сукном, массивные кресла и подставка для шаров и киев. В остальных комнатах появились новые обои и шторы, паркет Корди тоже обновил. А кухня, уборные и обе ванные вообще изменились до неузнаваемости — сплошь мрамор и цветной фаянс, сверкающие никелированные краны, изящные шкафчики... Да, Корди немало потратился! И жена его явно не горела желанием оставлять виллу — пока мы оформляли купчую в конторе нотариуса, она позвонила туда раз десять и, судя по физиономии Корди, которая с каждым звонком становилась всё более кислой, старательно капала ему на мозги жалобами и упрёками. Тем не менее, сделка была заключена. Часом позже я уже покидал съёмную квартиру, чтобы ехать на вновь обретённую виллу, но тут позвонила Веста. Нет, она определённо обладает телепатическими способностями! Пришлось сообщить ей об успешном завершении дела. Она спросила:

— Может, я составлю тебе компанию?

— Не надо, малышка, — я старался говорить как можно небрежнее, а сам корчил рожи от неловкости. — Я поеду пока один, осмотрюсь… Там сейчас шаром покати, комнаты пустые, даже спать негде!

— Обошлись бы матрасом на полу.

— В доме наверняка не топлено, — я изо всех сил заставил себя в это поверить, чтобы Веста почувствовала мою искренность.

— Ты говорил, в гостиной есть камин. Можно его разжечь.

— Я не уверен, что Корди запасся дровами.

В таком духе разговор продолжался ещё несколько минут. В конце концов я отбрыкался, но на душе стало довольно погано...

В ворота позвонили. Я отвлёкся от мыслей о том, как скверно я собираюсь поступить с Вестой, накинул куртку и пошёл открывать. Въехал грузовичок, тянувший за собой компрессор. По моему указанию парни-доставщики подвезли компрессор к северной, тыльной стороне дома. Они порывались выполнить работу самостоятельно, но я выпроводил их и сказал, чтобы вернулись за агрегатом завтра.

Как я уже упоминал, дом стоял на склоне холма. У его северной стены имелась каменная лестница, которая вела от гаражика к кухонному крыльцу на уровне второго этажа. С небольшой площадки, что делила лестницу пополам, можно было попасть в котельную, расположенную под кухней.

Я размотал шланг и соединил компрессор с отбойным молотком. Спустился в котельную. Небольшая дверца с левой стороны вела в погреб, в котором с давних пор стояли деревянные кадки — дядя Томус увлекался мочением яблок по русскому рецепту, благо сад исправно плодоносил. Чтобы добраться до нужного угла, пришлось порядком повозиться, ворочая разбухшие и провонявшие рассолом кадки. Покончив с этим, я вышел на воздух покурить.

Вы наверняка читали "Графа Монте-Кристо" и помните, какие настроения обуревали Эдмона Дантеса, когда он добрался до умопомрачительного клада на необитаемом острове. Вот и я чувствовал примерно то же самое. Но было одно существенное различие между мной и французским моряком — клад, который я собирался извлечь, я сам и спрятал.

Выбросив окурок, я запустил компрессор и принялся за дело. Во время одной из своих отсидок мне приходилось работать с отбойным молотком на какой-то стройке, так что инструмент не вылетел у меня из рук в первую же секунду. В углу погреба раньше был сточный колодец. Незадолго до того, как начать аферу с денежными машинками, я приготовил здесь тайник — заполнил колодец раствором так, чтобы до уровня пола оставалось ещё с полметра, поместил в нишу стальной ящик с содержимым, а сверху опять-таки залил раствором и заровнял. Как вы понимаете, добраться до ящика без применения отбойного молотка не было никакой возможности. Вот почему пришлось выкупать виллу у нового владельца.

Бетон неплохо подавался. Наконец молоток застучал по деревянной опалубке. Дрожа от нетерпения, я заглушил компрессор и убрал доски, под которыми и скрывался заветный сундучок… в смысле, ящик. Я вытащил его из ниши и отнёс в дом, в кабинет, где положил на письменный стол. Потом зашторил окна, зажёг верхний свет и отомкнул замки.

Как и в сундуке кардинала Спада, в ящике было три отделения. В одном лежали пачки долларов и швейцарских франков. В другом — упакованные в полиэтилен ценные бумаги: акции международных компаний, облигации казначейства, банковские чеки. В третьем — ювелирные изделия из золота и платины, украшенные драгоценными камнями. Это было всё, что мне удалось заработать на различных аферах за полтора десятилетия. Когда я готовил тайник, содержимое ящика оценивалось в три с половиной миллиона дукатов, то есть примерно в пять миллионов долларов. Сейчас, конечно, оно ещё выросло в цене. Если бы я три года назад не пожадничал и не занялся этими чёртовыми денежными машинками!..

Вечером я решил отметить возвращение своего богатства и в связи с этим произвёл небольшое опустошение в винной лавке Лин-Гардена, Не посчитал лишним и бросить полтысячи дукатов в почтовый ящик моего бывшего квартирного хозяина — пускай порадуется старикан! Но настроение оставалось отвратительным и не желало улучшаться в результате возлияний. Да, скверно, когда приходится выбирать между деньгами и личными отношениями…

На третье утро моего пребывания на вилле я принял решение переступить через свой эгоизм и не расставаться с Вестой. Тут же позвонил девушке. Но её домашний телефон не отвечал. Я знал, что Веста ищет работу — может быть, она уже посещает какую-нибудь контору. Но её не оказалось и вечером, хотя я крутил телефонный диск чуть ли не до полуночи.

Моё волнение усилилось — не случилось ли чего с Вестой? Идея переехать в Америку уже не казалась такой привлекательной. В конце концов, дела можно вести и здесь, причём совершенно не нарушая закон. И чем плоха эта вилла? Не поселиться ли здесь навсегда?

А Веста как сквозь землю провалилась. Я обращался в адресный стол, даже справлялся в полиции — при всей моей нелюбви к этой организации. Веста Тагори не числилась среди умерших и пострадавших в несчастных случаях. Страну она тоже не покидала. Это меня немного успокоило, хоть и ни на йоту не приблизило к тому, чтобы найти девушку. Куда она могла деться? Я подозревал, что Веста благодаря своей дьявольской интуиции догадалась о моих планах и сделала соответствующие выводы.

Шли дни. Твёрдо решив остаться в стране, я занимался легализацией своего капитала — крайне осторожно, стараясь учитывать все подводные камни. Немало времени занимали и другие дела. Я дал объявление в местной газетёнке о бесплатной раздаче старой мебели и заказал новые гарнитуры для всех комнат виллы. Приобрёл кое-что из радиотехники — огромный цветной телевизор "Моторола", стереофоническую радиолу "Декка" и стереомагнитофон "Тандберг". И наконец-то обзавёлся собственным автомобилем — тёмно-бежевым "Понтиаком GTO". Днём эти занятия отвлекали меня от мрачных мыслей, но по ночам было — хуже некуда…

Однажды вечером в теленовостях показали замок Корди — журналист рассказывал о том, как из здания изгоняют термитов. Корди взялся за дело круто: избавился от всего деревянного, начиная от стульев и заканчивая лестничными маршами — всю эту рухлядь сожгли на огромном костре вместе с насекомыми. Внезапно я вскочил с кресла так резко, что пролил коктейль. Как я забыл про Диану, подругу Весты, и её мужа?! Ведь именно благодаря им мне удалось проникнуть в замок Корди, чтобы сфотографировать следы пребывания термитов, о которых я так вовремя вспомнил благодаря рассказу Весты! И если супруги до сих пор живут в Дернише, они могут знать, где находится девушка!

Я едва дождался утра. Ещё было совсем темно, когда я вывел "понтиак" за ворота виллы. По сторонам дороги замелькал заснеженный лес. Меня так и подмывало нарастить скорость, и мощный движок "понтиака" явно не имел ничего против, но вряд ли стоило искушать судьбу на скользком шоссе. У меня не было сомнений, что я разыщу Весту. Только вот захочет ли она и впредь иметь со мной дело?..

Москва, сентябрь — октябрь 2018 г.

Если вам понравился этот текст, можете поддержать автора:
Яндекс-кошелёк: 41001290341499
WebMoney: R225630806629
PayPal: пользователь beastman1966@gmail.com
Банковская карта: 4627 2900 2162 2321
AdvCash (рубли): R 7901 6276 0741