Эксперимент

Скачать в формате .doc можно здесь.

Комедия-памфлет с элементами фантастики, в четырёх действиях

Действующие лица:

ТИПУНИН Варлаам Виссарионович, диктатор

СА́ХЕР Дементий Севастьянович, его помощник

ШАЙКУ Сильвестр Кожемякович, военный министр¹

ТОРМО́ЗИН Дорофей Олимпиевич, глава космического департамента

ЗЛОБЯНИН Самоед Салехардович, столичный бургомистр

НАМОРДНИКОВ Аполлон Варфоломеевич, глава ведомства безопасности

БЕДИНСКИЙ Влас Родионович, министр искусств

ЛИЗУНИНА Евлампия Антиповна, депутат Государевой Дули

ГЮРЗАНОВ Герасим Аникеевич, лидер партии большевиков

КЛЕШНЯС Авдей Агафонович, сенатор, член Фигурального собрания²

О. КУРИЛЛИЙ, митрополит

ЛЕНИН Владимир Ильич²

ЗАГЛОТ, вождь аборигенов¹

1-й СТРАЖНИК Заглота

2-й СТРАЖНИК Заглота

Примечания:

¹ — В ролях Шайку и Заглота может быть занят один и тот же актёр

² — В ролях Клешняса и Ленина может быть занят один и тот же актёр

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Кабинет Типунина с приёмной, отделённой от него дверью. В кабинете — дорогая мебель: стол для заседаний, на котором стоит графин с водой и стаканы, вокруг стола — стулья; рабочий стол Типунина с телефонами; шкафы с книгами. В углу — флаг-триколор на подставке. Большое окно, из него видны ночное небо с яркой полной луной и башня, похожая на кремлёвскую. В приёмной — стол Сахера с ноутбуком и телефоном, диван, кресла, журнальный столик. Ковры на полу.

Типунин сидит в кабинете за столом, листает папку с документами. В приёмной за столом сидит Сахер (спиной к кабинету Типунина), он с обеспокоенным видом смотрит в монитор и возит пальцем по тачпаду. Время от времени Сахер воровато оборачивается в сторону кабинета.

Типунин закрывает папку, встаёт, на цыпочках выходит в приёмную. Останавливается за спиной Сахера, нарочито кашляет. Сахер испуганно захлопывает крышку ноутбука, хватает телефонную трубку.

Сахер. Алё?

Типунин (передразнивает). "Алё"! Ты кого пытаешься обмануть, меня или себя?

Сахер. Да я, Варлаам Виссарионыч, только на минуточку заглянул, погодку на выходные узнать…

Типунин. Порнуху небось смотрел?

Сахер (с готовностью). Так точно, порнуху, Варлаам Виссарионыч!

Типунин. Врёшь. Ну-ка, подними крышечку-то.

Сахер. Ничего там нет интересного, честное слово!

Типунин. Подними, тебе говорят!

Сахер с виноватым видом открывает ноутбук и отворачивается. Типунин смотрит в монитор, играет желваками. Через некоторое время Типунин раздражённо закрывает ноутбук.

Типунин (злобно). Так-так. От меня, значит, всё скрываете!

Сахер. Варлаам Виссарионыч…

Типунин (распаляясь). Я, как дурак, пребываю в полном неведении, а они мне только папочки подносят с липовыми донесениями! Всё у них шито-крыто! Знаешь, как это называется?

Сахер (умоляюще). Варлаам Виссарионыч!..

Типунин. Губеры молчат в тряпочку, а я узнаю о том, что периферия бунтует, из этого вашего Интернета! А завтра, может быть, в столице то же самое начнётся!

Сахер (робко). Пока губернаторы справляются своими силами…

Типунин. Справляются?! В десяти регионах экстремисты захватили и удерживают здания местных администраций — и это называется "справляются"?! Где военный министр? Вызвать немедленно!

В приёмную строевым шагом входит Шайку, он в мундире, сплошь увешанном орденами и медалями. Застывает, отдаёт честь.

Типунин. Лёгок на помине!

Шайку. Здравия желаю, товарищ верховный главнокомандующий!

Типунин. Ай, молодец! (Сахеру.) Не то, что вы, хлюпики штатские… (Шайку.) Товарищ Шайку, шагом марш в кабинет!

Шайку чеканным шагом идёт в кабинет, его медали звенят.

Типунин. Вольно, вольно, я пошутил, Сильвестр Кожемякович. Мы здесь не на параде.

Шайку меняет шаг на обычный. Заходит в кабинет.

Типунин (Сахеру). Вызови мне ещё Намордникова, Злобянина и Гюрзанова.

Сахер. Гюрзанова-то зачем, Варлаам Виссарионович? Разве это трепло что-нибудь полезное посоветует?

Типунин (строго). Порассуждай мне ещё тут!

Типунин заходит в кабинет. Сахер берётся за телефон, набирает номера, что-то тихо говорит в трубку.

Типунин. Присаживайся, Сильвестр Кожемякович.

Шайку занимает одно из мест за стол для заседаний. Типунин садится за свой стол.

Типунин. Прежде всего меня интересует обороноспособность. Беспорядки, происходящие в ряде регионов, могут спровоцировать наших так называемых зарубежных партнёров на агрессивные действия в отношении нашей страны.

Шайку. Все войска приведены в полную боевую готовность, Варлаам Виссарионович.

Типунин. Это хорошо… (Неожиданно.) А зачем ты все свои побрякушки нацепил? Звенят, сверкают, только на нервы действуют.

Шайку (стеснительно улыбаясь). Всегда мечтал об этом. Вы же знаете, какое у меня было тяжёлое детство.

Типунин. Пойми меня правильно: я ничего не имею против, но сейчас, откровенно говоря, обстановка несколько не располагает…

Шайку. Личным примером поднимаю дух личного состава!

В приёмной появляются Намордников и Гюрзанов. Сахер делает им знак, чтобы проходили в кабинет, а сам уходит. Намордников и Гюрзанов входят в кабинет и застывают у двери.

Типунин. Кстати, о личном составе. Каковы настроения в войсках?

Шайку. Так что наилучшие!

Типунин (подозрительно). Это в каком смысле — наилучшие? Радуются безобразиям, которые творит пятая колонна?

Шайку. Никак нет! Наилучшие — то есть готовы, как один, оказать решительный отпор.

Гюрзанов (дождавшись паузы). Здрасьте, товарищ Типунин!

Намордников. Варлаам Виссарионович, добрый день!

Типунин. Да какой он добрый… Будете стоять столбом или всё-таки сядете?

Намордников и Гюрзанов занимают места за столом для заседаний.

Типунин (Намордникову). Теперь с тобой разберёмся, Аполлон Варфоломеевич. Какие новости по твоему ведомству?

Намордников. Работа ведётся. Активисты организованных нами движений указывают экстремистам на их ошибки и заблуждения. От имени возмущённого народа.

Типунин. Поконкретней иожно?

Намордников. Бьют морды либерастам.

Типунин. Что-то пока не вижу я результата этого мордобития. Напротив, беспорядки только ширятся и крепнут. А? Что скажешь?

Намордников (разводит руками). Несознательная часть населения их поддерживает, Варлаам Виссарионович.

Шайку. Какого ещё населения?

Намордников. Такого же, как у вас в тайге, Сильвестр Кожемякович, или откуда вы там…

Шайку (резко). Тайгу не трожь!!!

Типунин. Тихо, тихо, не пылите.

Гюрзанов. А я говорил, товарищ Типунин, что нельзя поднимать пенсионный возраст!

Типунин. Ты-то куда лезешь? "Нельзя поднимать"! Почему тогда твоя фракция голосовала "за"?

Гюрзанов (растерянно). Так мы же получили указание…

Типунин. И последовали этому указанию. Где твоя большевистская принципиальность, Герасим Аникеевич?

Гюрзанов. Не понимаю…

Типунин (злобно). Я издеваюсь над тобой, старый дуболом! Чтобы до тебя дошло! Где твои губастые комсомольцы с красными знамёнами и сумасшедшие старухи с портретами Сталина? Всё на собраниях сидят, "Интернационал" поют? Почему не возглавили протест в регионах?

Гюрзанов. Я не всесилен, Варлаам Виссарионович! Я же не господь бог!

Намордников. Ещё и бога поминает всуе. Тоже мне, марксистский ленинец!

Типунин (Намордникову). А, да, мы с тобой не закончили. Какие ещё меры принимаешь?

Намордников. Пустили в ход провокаторов. Они подстрекают людей к противоправным действиям, а мы их сшибаем с ног водомётами и распихиваем по автозакам.

Типунин. Небось не хватает автозаков-то с водомётами, а?

Намордников. Что есть, то есть, Варлаам Виссарионович. (Оглядывается). Ну, здесь все свои… Разве в человечьих силах удержаться, когда само к рукам липнет?

Типунин (вздыхает). Я всё понимаю, но надо меру знать. Вот и результат.

Гюрзанов. А я предупреждал…

Типунин (Гюрзанову). Заткнись. (Всем.) Что будем делать с нестабильной обстановкой? Того и гляди, до столицы докатится... (Зовёт.) Дементий! Дементий! Где-то гуляет. Бардак! И почему до сих пор нет Злобянина?

В приёмной появляется Сахер, за ним — Злобянин и Тормозин.

Сахер (кричит Типунину из приёмной). Вот он я! (Злобянину и Тормозину.) Давайте скорее!

Сахер садится за свой стол, открывает ноутбук. Злобянин и Тормозин проходят в кабинет.

Типунин (Тормозину). А тебе чего здесь, Дорофей? Нам сейчас не до космоса.

Тормозин (возбуждённо). Варлаам Виссарионович, дело не терпит отлагательства!

Типунин. Какое ещё дело?

Тормозин. Уникальное изобретение, способное изменить мир!

Типунин (с надеждой). Оружие возмездия?

Тормозин. Ну, не совсем оружие и не очень-то возмездия…

Типунин (машет рукой). Тогда не горит.

Злобянин. Варлаам Виссарионович, прошу вас, выслушайте Дорофея Олимпиевича!

Типунин (Злобянину). С каких это пор ты, Самоед Салехардович, стал интересоваться космосом? Или решил всю Луну своей плиткой замостить?

Все, кроме Злобянина и Тормозина, смеются.

Тормозин (с досадой). Да не в космосе дело! Варлаам Виссарионович, я прошу вашей санкции на испытание изобретения.

Типунин. Стоп-стоп-стоп. Давай-ка по порядку. Вон водичка, попей, остынь. А ты сядь, Самоед Салехардович.

Злобянин садится. Тормозин подходит к столу для заседаний, наливает из графина воду в стакан, залпом выпивает.

Тормозин. Вам, конечно, знаком учёный и изобретатель Вениамин Пестик?

Типунин. Что-то слышал…

Намордников. Это тот, который построил вечный двигатель?

Гюрзанов. Не вечный двигатель, а машину времени!

Шайку. Отставить! Какую ещё машину времени? Лазер он соорудил, который может распилить пополам Солнце.

Тормозин. Господи, что вы тут наговорили?! Бред какой! Вы хоть себя-то слышите?

Злобянин. Расскажи им, Олимпич…

Тормозин. Я уже минут десять пытаюсь это сделать!

Типунин. Всё-всё, мы слушаем.

Тормозин (опирается о стол руками). Пестик создал генератор защитного поля. Будучи запущен, этот генератор накрывает непроницаемым колпаком участок площадью до двадцати квадратных километров. А это, между прочим, столица в пределах Садового кольца!

Типунин. Подожди, подожди… Что за непроницаемый колпак?

Тормозин. Я же говорю — силовое поле. Через него не способно проникнуть ни одно материальное тело! Эффективнейшая защита от экстремистов и от террористов!

Намордников. И даже пули не проникают?

Тормозин. Ни пули, ни бомбы, ни гранаты, ни отравляющий газ!

Гюрзанов. Значит, и воздух тоже?

Тормозин. Ну, разумеется!

Гюрзанов. Так мы же задохнёмся!

Типунин (Гюрзанову). "Мы"! А чего это ты, Герасим Аникеич, сразу на себя примеряешь?

Гюрзанов. Да нет, я обо всём народе беспокоюсь.

Шайку. А гвардия, значит, тоже не сможет из-под колпака в гражданских пулять?

Тормозин (радостно). В этом-то вся фишка, Сильвестр Кожемякович! Силовое поле обладает односторонней пропускаемостью. Иначе говоря, снаружи за него ничего не проникает, а изнутри — всё, что угодно!

Шайку. Во, здорово!

Гюрзанов. Подождите! Это что же получится? Мы включим поле, надышим под колпаком, поганый воздух наружу уйдёт, а свежий кислород на его место так и не придёт? Говорю — задохнёмся, как крысы!

Намордников (обиженно). Почему сразу "как крысы"?

Шайку. Ничего, на наш век воздуха хватит.

Тормозин. Никто не мешает временно снять поле. Проветрим — и обратно включим.

Злобянин. Делов-то! И никакие беспорядки не страшны!

Типунин. Что ж, дело хорошее. Попробуй запустить. Посмотрим, как оно работает.

Тормозин. В таком случае мне необходимо ваше "добро" на установку генератора в мавзолее Ленина.

Гюрзанов. Где-где?!

Типунин. Почему именно в мавзолее?

Тормозин. Видите ли, Варлаам Виссарионович, именно это здание является геометрическим центром неправильной окружности, образуемой Садовым кольцом.

Гюрзанов. Да как… как ты посмел даже заикнуться о подобном кощунстве?!

Типунин (Гюрзанову), Пого́дь, Герасим Аникеич…

Гюрзанов. Не пого́дю! Не отдалим на поругание святыню нашего государства! Это ж надо додуматься — использовать усыпальницу великого вождя всех времён и народов для каких-то дурацких технических экспериментов!

Типунин. Герасим…

Гюрзанов. Ещё и окружность там у них какая-то неправильная! Сколько можно издеваться над памятью Владимира Ильича?!

Злобянин. Ну, неправильная не в смысле плохая, а в смысле неровная…

Гюрзанов. А мне плевать, в каком смысле! Сказано — нельзя, значит, нельзя!

Типунин. Я вас услышал, товарищ Гюрзанов. (Тормозину). Видишь, как из-за тебя человек расстроился. Ну, помести ты этот генератор где-нибудь поблизости. В Спасской башне, например. Полсотни метров ничего не решают.

Тормозин. Не получится, Варлаам Виссарионович. Тогда поле пройдёт через дома.

Типунин. Ну и что?

Тормозин. Люди не смогут попасть из одной комнаты в другую. И не известно, что произойдёт с самими домами.

Намордников. Минуточку! А так в поле начнут врезаться машины на Садовом кольце! Это ж сколько аварий получится!

Типунин. Плевать. Перекроем движение по Садовому кольцу. (Злобянину). Самоед Салехардович, распорядись.

Злобянин. Уже распорядился на всякий случай.

Типунин. Граждане-то не ропщут?

Злобянин. Привычные.

Типунин Хорошо… Кстати, а что же сам Пестик сюда не явился?

Тормозин. Уж очень он скромный. Робеет.

Гюрзанов. Вы что, уже всё решили? Вопреки воле народной?!

Типунин (разводя руками). Ничего не поделаешь, Герасим Аникеевич. Кто не рискует, тот не пьёт. И что ты так переживаешь? Пацаны ведь не предлагают вынести вождя из мавзолея. Пускай себе лежит спокойненько, хоть до второго пришествия.

Типунин осеняет себя крестом. Все присутствующие — тоже.

Типунин. Кстати, есть мнение, что твоей фракции надо бы добавить финансирование.

Гюрзанов (успокаиваясь). Ну… тогда ладно. Но всё равно, нехорошо.

Типунин (Тормозину). Работай, Дорофей. И побыстрее.

Тормозин. Ага, бегу!

Тормозин вскакивает со своего места и убегает.

Типунин (нажимает кнопку на селекторе). Дементий, распорядись от моего имени, чтобы Тормозина пустили в мавзолей вместе с его агрегатом.

Сахер (в приёмной). В мавзолей?!

Типунин. Да, в мавзолей.

Сахер. А что за агрегат?..

Типунин. Много будешь знать — до пенсии не доживёшь. Теперь тем более. Действуй!

Сахер. Слушаюсь, Варлаам Виссарионович! (Звонит по телефону, что-то тихо говорит в трубку, потом снова занимается ноутбуком.)

Намордников. А может, не сто́ит так уж торопиться, Варлаам Виссарионович?

Типунин. Что такое?

Намордников. Наше ведомство одно время занималось этим Пестиком. Сомнительный он тип. И его изобретения порой работают как-то криво.

Типунин. Например?

Намордников. Соорудил он однажды вечный двигатель…

Типунин. Тормозин сказал, что это бред.

Намордников. Тормозин просто не в курсе, эта информация закрыта даже для него. Вот, значит, запустил Пестик свой двигатель, а тот возьми да и останови время в радиусе десяти метров вокруг себя.

Гюрзанов. Вот! Я же говорил — не вечный двигатель это был, а машина времени!

Шайку. Так ежели машина времени, то она должна его, время то есть, производить, а не останавливать.

Злобянин. Интересно, как вы, Сильвестр Кожемякович, себе это представляете — производство времени? Я понимаю, производство тротуарной плитки или там бордюров…

Шайку. Отставить!

Типунин (ехидно). Мы с Аполлоном вам вообще не мешаем? Продолжай, Аполлоша. Что там с этим двигателем, или машиной, или… чёрт его разберёт?

Намордников. Я продолжу, Варлаам Виссарионович, только в том случае, если эти два клоуна и примкнувший к ним солдафон дадут мне хотя бы раскрыть рот.

Гюрзанов, Злобянин и Шайку одновременно возмущаются.

Гюрзанов. Кто бы говорил! Сами позволили дерьмократам снести памятник Дзержинскому, а туда же, ярлыки вешать!

Злобянин. Полегче, полегче, Аполлон Варфоломеевич! А то дам команду — и отключат вам на Лубянке все коммуникации, будете до ветру на улицу бегать!

Шайку. "Примкнувший"! Это в каком таком смысле "примкнувший"?! Говорите, да не заговаривайтесь!

Типунин ударяет кулаком по столу. Все трое замолкают.

Типунин. Давно бы так.

Намордников. Спасибо, Варлаам Виссарионович. Короче говоря, время остановилось, и все, кто находились на расстоянии десяти метров от двигателя, застыли, как манекены. И главное — выключить машину никак невозможно! Сто́ит кому-нибудь приблизиться, как он тоже превращается в истукана. Пробовали уронить сверху на двигатель гирю, знаете, для разрушения домов— обратно не получается. Зависает гиря, что твой воздушный шар, и ни с места. Тогда решили воспользоваться промышленным лазером…

Шайку. Ага! Я же говорил — это лазер!

Намордников. Опять ты встреваешь! Речь совсем о другом…

Типунин (машет рукой.) Ему бесполезно объяснять. (Шайку.) Сильвестр, сделай одолжение, помолчи!

Намордников. Ну вот, стало быть, притащили лазер, включили. Лазерный луч, конечно, тоже затормозился, но не сразу. Всё-таки успел распилить пополам эту адскую машину.

Гюрзанов. И она перестала работать?

Намордников. А ты как думаешь?

Гюрзанов. А чего это ты мне тыкаешь?!

Типунин. Хватит! (Намордникову.) И что, так со всеми его механизмами?

Намордников. Другие видеть не приходилось.

Типунин. Ты же сказал — изобретения порой работают криво. И-зо-бре-те-ни-я, понимаешь? Во множественном числе!

Намордников. Ну… я несколько преувеличил.

Типунин. Да, хорошо твоя контора работает, нечего сказать! Наверное, и правда, лучше не торопиться… Отменим-ка, пожалуй, этот эксперимент от греха подальше. (Кричит Сахеру.) Дементий! Дементий!!!

В приёмной Сахер вздрагивает, захлопывает ноутбук. Вскакивает с места и вбегает в кабинет.

Сахер. Интерком же есть, Варлаам Виссарионович!

Типунин. Так вернее… Слушай, Дементий, свяжись-ка с Тормозиным, скажи, что эксперимент откладывается.

Намордников. Отменяется.

Типунин. Нет, пока откладывается. Надо ещё подумать, взвесить все "за" и "против"…

Нарастает низкий гул. Все испуганно оглядываются по сторонам. Гаснет свет. Окно заволакивается пеленой, затем за ним возникает тот же пейзаж, но на ночном небе вместо одной полной луны появляются два серпа разных размеров. Вспыхивает красное аварийное освещение. Гул постепенно стихает.

Сахер, единственный из присутствующих, замечает произошедшие за окном изменения.

Сахер. Ё-моё! (Хватается за голову и убегает.)

Типунин (испуганно). Это ещё что такое? (Шайку.) Твои штучки?

Шайку (обиженно). Почему сразу мои, Варлаам Виссарионович?

Типунин. Ничего такого не испытывал без моего ведома?

Намордников. Боюсь, что Дорофей всё-таки успел запустить свой чёртов генератор. Вернее, не свой, а пестиков.

Гюрзанов. А почему свет погас?

Намордников. Отрубилась подача энергии.

Типунин. Спасибо, я это уже понял. Следующий вопрос: почему она отрубилась?

Намордников (пожимая плечами). Видимо, какой-то побочный эффект…

Типунин. А кто у нас здесь агитировал за проведение эксперимента?

Гюрзанов (указывая на Злобянина). Вот он! Он больше всех кричал!

Шайку. Точно! (Злобянину.) Вечно тебе, Салехардыч, больше всех надо! То улицы траншеями перероешь, то точечной застройкой всё вокруг изгадишь!

Злобянин. Откуда мне было знать, что так всё повернётся?

Намордников. Надо ещё выяснить, что конкретно произошло.

Типунин. Дементий!.. Чёрт, опять куда-то убежал. У него прямо шило какое-то в заднице, не может спокойно посидеть на месте хотя бы полчаса. Дементий!!!

Молчание. Типунин недовольно крутит головой и замечает изменившийся пейзаж за окном. Вскакивает с места и показывает рукой на окно.

Типунин (поражённо). Смотрите!!!

Все встают со своих мест, смотрят в окно.

Гюрзанов. Откуда взялась на небе вторая луна?

Шайку. Может, америкосы запустили?

Намордников. Какие америкосы?! Луна — это ж всё-таки не ракета, Сильвестр Кожемякович!

Типунин (Злобянину). Так, звони, разбирайся, что там с электричеством. Мы ведь как-никак на твоей подведомственной территории!

Злобянин. А… а кремль не в моей компетенции, Варлаам Виссарионович, а в федеральной!

Намордников. Только сейчас придумал?

Типунин. Звони, тебе говорят!

Злобянин вынимает мобильник, что-то делает с ним. Поднимает руку с мобильником вверх.

Злобянин. Сети нет!

Типунин (сердито). Звони по обычному телефону! Дожили! Без мобильника даже посрать не могут!

Злобянин подходит к рабочему столу, снимает трубку одного из телефонов. Дует в неё, стучит по рычагу.

Злобянин (недоумённо). Не работает! Гудков нет!

Типунин отстраняет Злобянина, сам проверяет телефоны.

Типунин. Ни один не работает!

Шайку. Это всё америкосы!..

Типунин (с досадой). Да подожди ты со своими америкосами! Неужели не понятно, что случилось нечто экстраординарное?

Появляется Сахер, он совершенно потрясён чем-то. Медленно минует приёмную и заходит в кабинет.

Типунин. Наконец-то! Что там стряслось?

Сахер (упавшим голосом). Мы не дома…

Типунин. Конечно, не дома, а на работе.

Сахер. Да нет. Мы вообще не на Земле.

Намордников. А где же? На небе, что ли?

Сахер. Примерно так. Это другая планета.

Гюрзанов. Думай, о чём говоришь! Как мы могли попасть на другую планету и даже не заметить этого?

Злобянин. Кремль на месте? На месте! Значит, никуда мы не делись.

Сахер. А вы небо видели?

Шайку. Видели. Ну и что? Подумаешь, две луны!

Сахер. Их не две, а три. Третью из этого окна не видно. Огромная, да ещё с кольцом вокруг, как у Меркурия.

Злобянин. Кольцо — не у Меркурия, а у Венеры… или у Сатурна?

Типунин. Помолчи, астроном-любитель. (Сахеру). Где этот жирный экспериментатор?

Сахер. Надо ему позвонить.

Типунин. Телефоны не работают. Ни сотовые, ни городские. Так что давай-ка, ноги в руки — и в мавзолей.

Сахер. Слушаюсь!

Сахер выбегает из кабинета в приёмную, сталкивается с прибывшим Тормозиным. Последний имеет крайне жалкий вид: одежда в полном беспорядке, из глаз текут слёзы. Тормозин всхлипывает.

Сахер (тихо). Перестань хныкать! А то они все сейчас на взводе, Типунин в особенности. Поймут, что ты обгадился — заживо сожрут. Приободрись!

Тормозин. Ага!

Тормозин несколько раз глубоко вздыхает, поправляет одежду и заходит в кабинет.

Типунин (при виде Тормозина). Явился! Ну, рассказывай, голубчик, что ты такого натворил, что мы все аж на чужой планете очутились!

Тормозин. Это всё Пестик, Варлаам Виссарионович! Неожиданный эффект…

Намордников. А я предупреждал…

Типунин (Намордникову). Подожди, Аполлон. Пусть он (Кивает на Тормозина.) скажет. (Тормозину.) Мы все тебя внимательно слушаем.

Тормозин. Это… короче… У Пестика получился не генератор защитного поля, а телепорт.

Гюрзанов. Какой ещё телепорт?

Тормозин. Ну, прибор, который мгновенно переносит на любое расстояние.

Злобянин. Но всё же осталось на своих местах! Вон, башня видна… Этот твой прибор что, всю Землю передвинул?

Тормозин. Нет. Только часть столицы в пределах Садового кольца.

Намордников. Кажется, я понимаю, почему нет электричества.

Шайку. Почему?

Намордников. Электростанции на Земле остались!

Тормозин. Вот именно! И электростанции, и станции сотовой связи, и водоканал...

Типунин. Значит, и воды в кранах больше не будет?

Тормозин. Пока ещё маленько текёт то, что осталось в водопроводе…

Гюрзанов. А канализация?

Тормозин (разводя руками). Теперь говну деваться некуда. Заполнит все трубы и наружу попрёт.

 Все переглядываются.

Типунин. Вот что, Дорофей. Бегом, — бегом, ты понял? — в мавзолей и выключи пестиково изобретение. Может, мы тогда обратно вернёмся?

Тормозин (запинаясь). Видите ли, Варлаам Виссарионович, я уже пробовал это сделать, как только увидел три луны на небе. Ничего не получилось.

Типунин. Это ещё почему?

Тормозин. После включения генератор окружил себя непроницаемым защитным полем.

Намордников. Небось десяти метров в диаметре?

Тормозин. А вы откуда знаете, Аполлон Варфоломеевич?

Типунин. Не отвлекайся. Как ты умудрился выбраться за пределы этого поля?

Тормозин. Наружу оно всё пропускает, а попасть внутрь его нет никакой возможности.

Злобянин. А если просто выдернуть вилку из розетки?

Тормозин. Да не подключён генератор к розетке! Он сам вырабатывает энергию чёрт-те каким образом…

Шайку. Ракетой!

Типунин. Что — ракетой?

Шайку. Шандарахнуть по мавзолею!

Гюрзанов (кричит). Да что же это такое?! Отстанете вы когда-нибудь от великого вождя или нет?

Шайку. А не осталось ничего от вашего вождя. Весь как есть эрзац. Борода — и та из пакли.

Гюрзанов. Неправда!

Шайку. Правда!

Гюрзанов. Всё! Я человек терпеливый, но и моему терпению пришёл конец!

Гюрзанов бросается с кулаками на Шайку. Они дерутся. На шум из приёмной прибегает Сахер. Дерущихся разнимают: Тормозин и Злобянин оттаскивают Гюрзанова, Намордников и Сахер — Шайку.

Гюрзанов. Дикарь! Дуболом! Рожа твоя шаманская!

Шайку. Большевик в костюмчике, мать твою за ногу! Павиан красножопый!

Типунин (ударяя кулаком по столу). Хватит!!!

Все успокаиваются.

Типунин. Нашли время выяснять отношения! Давайте думать, что нам делать в сложившейся ситуации. Может, придётся и ракетой воспользоваться…

Гюрзанов. Только через мой труп!

Типунин. Тоже вариант. Где у нас ближайшая пусковая установка, Сильвестр Кожемякович?

Шайку. В новом здании военного министерства, Варлаам Виссарионович. Десять минут на машине.

Злобянин. Десять минут, говорите? Ха-ха!

Типунин. Что значит "ха-ха"?

Злобянин. Новое здание расположено за пределами Садового кольца! Оно осталось на Земле!

Пауза.

Типунин (крутит головой). Во попали!!!

Занавес. Пауза.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Занавес открывается. Та же обстановка, что и в первом действии. День. В кабинете Типунина стоит печка-"буржуйка", в ней горит огонь, труба от печки выведена в окно. Возле печки лежат стопкой книги из собраний сочинений классиков марксизма-ленинизма и прочих подобных. За окном метёт метель, слышен вой ветра.

В приёмной сидят Лизунина, Бединский и Куриллий. Лизунина — в роскошной шубе, Бединский — в пуховике, Куриллий — в дублёнке и в шапке-ушанке с крестом на макушке. Лизунина прячет руки в муфте, Куриллий — в перчатках, Бединский то и дело согревает руки дыханием.

Лизунина (наблюдая за Бединским). Что же вы, Влас Родионович, без перчаток в такую стужу?

Бединский. Мои перчатки дома остались, Евлампия Антиповна. На Земле. А с новыми прямо невезение какое-то. В одном бутике на Тверской подобрал себе пару, сейчас перед выходом надел, так сразу по швам разошлись! Даже в бутиках продают китайское дерьмо… извините.

Лизунина. Хотите, муфту дам, руки погреть?

Бединский. Не надо, спасибо… Эх, на Землю бы вернуться! Там у нас сейчас лето, так что и перчатки не понадобились бы.

Куриллий (вздыхая). На всё воля божья.

Бединский. В данном случае, батюшка, не божья, а злая людская. Кто просил этого Пестика вылезать со своим чёртовым… ох, простите… изобретением?

Лизунина. Ему покровительствовали на самом верху…

Бединский. Ага, вот и допокровительствовались! Пестику-то небось хорошо, он на Земле остался.

Куриллий. Отчего же хорошо? Им всем, рабам божиим, выпало испытание — остаться без пастырей в столь тяжёлую годину.

Бединский. Под пастырями вы, конечно, себя имеете в виду?

Куриллий. Не только.

Бединский. Вы меня извините, но я с вами не согласен. Никакое это для них не испытание и никакая не тяжёлая година, а повод для разгула анархии и вседозволенности. Воображаю, как они все сейчас радуются. Шутка ли — в одночасье исчезла практически вся государственная верхушка! И Аппарат диктатора, и Государева Дуля, и кабинет министров… Была такая сказка, "Праздник непослушания", не читали? Я в детстве читал. Про то, как дети взрослых достали, и они ушли из города.

Куриллий. Куда ж это чада без взрослых-то подались?

Бединский. Взрослые! Взрослые ушли! А дети принялись куролесить.

Лизунина. Неужели вам не жаль наш замечательный народ, Влас Родионович? Ведь пропадёт без нас!

Куриллий. Твоя правда, душа моя Евлампия Антиповна. Пропадёт, как есть пропадёт. В грехе погрязнет. Уже, наверное, западники всю столицу заполонили со своей помощью гуманитарной и проповедями бесовскими…

Бединский. А я вам говорю — празднуют они во всю ивановскую! Чего далеко ходить — вон, почти все жители центра, что вместе с нами переместились, дунули за Садовое кольцо! Как зайцы! И поминай, как звали!

Лизунина. И на что они рассчитывают? Чужая планета, мороз, метель…

Бединский. Подумаешь, мороз! Зима здесь длится меньше месяца. Потерпят.

Лизунина. Ещё, может, звери всякие страшные водятся…

Бединский. А хоть бы и звери. (Усмехается.) Простому люду дикие звери — и те дороже, чем мы все. Испортила наш народ западная массовая культура. Внедрили-таки индивидуализм в незрелые души.

Куриллий. Чую в речах твоих сарказм неуместный, Влас Родионович. И подозрение имею, что тебе такое безобразие нравится.

Бединский. Мне нравится?! Нам скоро, извините, жрать будет нечего — это мне нравится? По нужде, извините, на двор бегать, ибо канализация замёрзла — это мне нравится?

Куриллий. Всё сие суета и тлен суть. С божьей помощью выживем.

Бединский. Вас-то, батюшка, я слышал, по высшему разряду обслуживают. По привычке. Вон, служки даже горшок выносят, дабы вы себе ничего причинного не отморозили.

Лизунина. Фу, господин Бединский, даже слушать такое противно!

Бединский. Но это правда!

Лизунина. Правда, неправда… Мне, например, тоже приходится терпеть тяготы и лишения, но я же не ропщу! А мне труднее, я — женщина.

Пауза.

Бединский. Интересно, что там, на месте центра города, осталось? Яма какая-нибудь?

Лизунина. Не о том вы думаете, Влас Родионович.

Бединский. Уж не вы ли мне будете указывать, Евлампия Антиповна, о чём мне думать? Повадились там у себя, в Государевой Дуле, законы сочинять направо и налево…

Лизунина. Что-то раньше от вас подобных речей я не слышала.

Куриллий. Вредный здесь воздух, дикий, морально разлагающий.

Бединский. Неужто даже вас разложил, батюшка?

Куриллий. Прости, Господи…

Лизунина. Вот! Сразу видно! Как у вас только язык поворачивается говорить такое отцу Куриллию? А вы, отец Куриллий, Бединского не защищайте, не оправдывайте его мерзкое поведение каким-то там воздухом!

Бединский. Ишь, и батюшке досталось на орехи. Во что я вам скажу, Евлампия Антиповна: для вас гораздо лучше будет прекратить вести себя так, будто всё идёт по-прежнему. Мы не на Земле. Надо исходить из современных реалий. Опять же скромность бы вам не помешала…

Лизунина (возмущённо). И вы меня попрекаете недостатком скромности, словно девку распутную?!

Бединский. Я не в том смысле. Вот кончится у нас пища, подъедим все оставшиеся в магазинах да на складах консервы, что тогда? Вы что-нибудь делать умеете? Ну, там, дрова рубить, или коров доить?

Лизунина. Откуда здесь коровы?

Бединский. Это я так, для примера сказал. Надо же будет нам как-то выживать. А вы ничего не знаете.

Лизунина. Я знаю!.. Технику безопасности знаю, работала когда-то…

Бединский (ехидно). Очень полезная в наших условиях специальность!

Лизунина. Уж пополезней вашей! Что вы тут собираетесь делать, выпускник института международных отношений, а? С кем налаживать отношения, с какими народами?

Бединский (пожимая плечами). Не исключено, что здесь имеются аборигены.

Куриллий. В таком случае ты, Влас, всё равно себе не найдёшь применения.

Бединский. Почему это?

Куриллий. Здешних аборигенов, буде они обнаружатся, по определению нельзя будет считать людьми. Ибо не являются они потомками наших прародителей, Адама и Евы. Потому-то и относиться к ним следует как к диким зверям. Либо истреблять, либо защищаться. В крайнем случае, крестить всех поголовно.

Бединский. Вот это инициативы! Смело. Кстати, отец Куриллий, а вы занимались в жизни чем-нибудь, не связанным с производством опиума для народа?

Куриллий. Не узнаю тебя, голубчик. Раньше ты к церкви относился с уважением.

Бединский. Что-то не очень ваша церковь спасла нас от настоящего катаклизма.

Куриллий. Она такая же моя, как и твоя. А я, между прочим, топографию изучал. И ежели понадобится составить карту окрестных земель, то я могу оказаться очень полезным.

Лизунина (ехидно). Выходит, батюшка из нас троих самый востребованный. Гордитесь теперь!

Куриллий (наставительно). Гордыня есть грех.

Пауза.

Куриллий (Бединскому). Сыне, не в службу, а в дружбу: подбрось-ка книжонок в печурку. Уж больно студёно.

Бединский. А что толку подбрасывать, если печка в другом помещении? Может, туда все перейдём? А то когда ещё Типунин появится, сколько его ждать — неизвестно. Опаздывает по своей привычке.

Лизунина. Нельзя. Варлаам Виссарионович рассердится, если мы без спроса рассядемся в его кабинете.

Бединский (дуя на ладони и растирая их). Так что же, от холода околевать? (Встаёт с места.) Ладно, вы сидите, а я в ГУМ загляну, через площадь. Может, хоть перчатками разживусь...

Лизунина. А ну как Варлаам Виссарионович придёт, а вас нет? Лучше подождите ещё немного.

Бединский в нерешительности мнётся на месте. В приёмную входит Клешняс.

Клешняс. О! А я думал, первый буду. Вы давно здесь сидите?

Бединский. Во-первых, здравствуйте, Авдей Агафонович.

Клешняс. Да мы с вами сегодня уже виделись, Влас Родионович.

Бединский. Где это?

Клешняс. На Кузнецком, в магазине бытовой электроники. Вы там копались в портативных дивиди-плеерах.

Бединский. Не припомню…

Клешняс. Я мимо ехал, издали вас узнал. Вышел из машины, поздоровался с вами через разбитую витрину. Вы, наверное, просто не услышали, так заняты были. Даже диски себе отобрали, сложили на подоконнике стопочкой. Всё сплошь фильмы про супергероев, про Бэтменов всяких с Капитанами Америками.

Бединский. К вашему сведению, я подобную низкопробщину вообще не смотрю! Это, видно, отобрал кто-то другой, до меня… (Осекается.)

Клешняс. Видите, как вас легко расколоть! Неважный из вас вышел бы разведчик. Только и знаете, что кино про них снимать за государственный счёт.

Бединский крутит головой, садится на прежнее место. Клешняс занимает свободное кресло, оглядывается.

Лизунина. Авдей Агафонович, между прочим, вы до сих пор не поздоровались ни с отцом Куриллием, ни со мной.

Клешняс. То есть, по-вашему, Евлампия Антиповна, я невоспитанный человек?

Лизунина. Я просто хочу обратить ваше внимание, что так поступают одни лишь хамы.

Клешняс. Между прочим, закон об оскорблении власти ещё никто не отменял.

Лизунина. А я тоже представитель власти! Я депутат Государевой Дули!

Клешняс. И что? Это даёт вам право оскорблять меня, члена Фигурального собрания?

Лизунина. Когда это я вас оскорбляла?

Клешняс. Интересные дела! Назвала сенатора хамом, а теперь отнекивается!

Лизунина (растерянно). Я ничего такого не говорила… (Бединскому.) Влас Родионович, разве я хоть как-то оскорбила Альвиана Агафоновича?

Бединский. А я и не слушал ваш разговор!

Лизунина. Но как же?.. (Куриллию.) Владыко, вы-то уж точно скажете правду!

Куриллий (торопливо встаёт с места). Мне тут… по нужде…

Куриллий уходит, по пути путается в рясе и чуть не падает.

Клешняс. Итак, Евлампия Антиповна? Какие у вас ко мне претензии?

Лизунина (обиженно). У меня пропало всякое желание с вами разговаривать!

Клешняс. А у меня такового желания и вовсе не было.

Пауза. Клешняс ворочается в кресле, принимая всё более развязные позы. Бединский смотрит на него с возрастающим раздражением.

Бединский (неожиданно). А за какие такие заслуги вам, Авдей Агафонович, выделяют дефицитный бензин на личный автотранспорт?

Клешняс перестаёт ёрзать и в упор смотрит на Бединского.

Клешняс. Да, представьте себе! Выделяют! За большие заслуги перед администрацией! Варлааму Виссарионовичу очень понравились мои законопроекты о суверенном Интернете и о наказании граждан за оскорбление власти!

Бединский. Интернет и граждане остались на Земле. Эти законопроекты не имеют здесь никакого значения.

Клешняс. А вот Варлаам Виссарионович настроен оптимистично. Он полагает, что в обозримом будущем удастся остановить генератор Пестика и вернуться на Землю. И уж там-то мы с ним развернёмся!..

Бединский. Я так и не понял, какое отношение к этому имеют ваши транспортные привилегии здесь, вдали от Земли?

Клешняс. Опасные вопросы вы задаёте, Влас Родионович. Вот и Евлампия Антиповна свидетель…

Бединский. Что в них такого опасного? Евлампия Антиповна!

Лизунина. (мстительно). А я и не слушала ваш разговор!

Бединский. Ну, спасибо…

Лизунина. А вообще вы сегодня ведёте себя очень вызывающе, Влас Родионович!

Бединский. Да уж не вызывающей вас!

Клешняс. Кстати, почему ваше патриотическое кино регулярно проваливается в прокате, а? Потому что халтура сплошная! А что ещё можно снять за те копейки, что остаются после откатов вашим подельникам от культуры?

Бединский (опешив). Вы вообще о чём говорите? Мы — в миллионах километров от нашей Родины, а вас волнует кинопроизводство?!

Клешняс. Вас же почему-то волнуют мои законопроекты об Интернете, которого здесь нет! Между прочим, как и населения.

Слышен гул голосов. В приёмную входят Типунин, Сахер и Куриллий.

Типунин. Так, что здесь происходит? Зачем вы все сюда явились?

Клешняс. Вас дожидаемся, Варлаам Виссарионович.

Типунин. Кто вас звал?

Лизунина. Дементий Севастьянович через курьера передал, что вы хотели нас видеть. Мы ведь представляем все ветви власти.

Типунин. Ну, так не всех сразу! По очереди надо было — сначала духовенство, потом Фигуральное собрание… (Поворачивается к Сахеру.) Я же тебе велел!

Сахер. Варлаам Виссарионович, это курьер напутал! Он — бывший гастарбайтер. Случайно здесь оказался. Работал посудомойщиком в одном ресторане, ну, и переместился вместе с нами…

Типунин. Уволить! Снять с довольствия!

Сахер. Слушаюсь.

Клешняс. Извините за вопрос, Варлаам Виссарионович, а почему духовенство — на первом месте?

Типунин. Потому что учёных среди всех переместившихся не оказалось. Только и остаётся, что уповать на Него (Показывает пальцем вверх.) Или… (Показывает вбок.) Где Он там теперь?

Куриллий. Бог вездесущ, Варлаам Виссарионович!

Типунин. Да, наверное… Вам лучше знать, отец Куриллий. Ладно уж. Раз все явились одновременно, тогда и поговорим со всеми разом. Прошу в кабинет.

Все заходят в кабинет. Типунин занимает место за своим столом, остальные рассаживаются вокруг стола для заседаний. Сахер остаётся у дверей.

Типунин (Сахеру). Дементий, подбрось-ка горючего. Холодно.

Сахер бросает в печку несколько книг из топки, потом садится на торце стола.

Типунин (зябко потирая руки). Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Как вы знаете, коллеги, небольшой участок столицы площадью восемнадцать с лишним квадратных километров, ограниченный Садовым кольцом, переместился через пространство на другую планету. Это — результат эксперимента, проведённого с применением называемого генератора защитного поля, который изготовил на нашу голову небезызвестный изобретатель Вениамин Пестик. Но что-то пошло не так. Небольшое защитное поле действительно появилось, однако оно окружило сам прибор. Добраться до него, а, следовательно, и отключить, мы пока не имеем возможности. Ещё одно важное обстоятельство: жильцы домов, попавших в зону перемещения, проявили малодушие и стремление к анархии. Лишённые электроэнергии, воды и отопления, а также пользуясь временным административным коллапсом, они занялись мародёрством. Из оставшихся без присмотра торговых точек ими были украдены запасы продуктов, а также туристическое снаряжение — палатки, лыжи, велосипеды, спальные мешки, походные печи и прочее. После этого люди покинули вверенную нам территорию и устремились в неизведанные районы планеты.

Клешняс. Надо немедленно запретить рядовым гражданам выходить за пределы земного участка!

Типунин. К сожалению, Авдей Агафонович, рядовых граждан практически не осталось. И мы испытываем серьёзную нехватку силовых кадров. Больше всего их осталось в старом здании военного министерства, что на Знаменке. (Раздражённо.) Да и там сплошь генералы пузатые. Ни отжаться, ни на турнике подтянуться не способны. Далее. Необходимо как-то решить вопрос с электроснабжением. Злобянин предложил соорудить ветряную электростанцию, благо ветры здесь сильные. Но это опять-таки затруднительно. Отсутствуют нужные специалисты.

Бединский. А водопровод? Канализация?

Типунин. Эти вопросы, Влас Родионович, адресуйте Злобянину, как только он здесь появится.

Лизунина. Самоед Салехардович — человек очень энергичный. Я на него надеюсь, он найдёт выход. А где он, кстати?

Типунин. Злобянин, Тормозин, Шайку и Намордников отправились на поиски местного населения. Экспедицию возглавляет заместитель министра иностранных дел Марианна Забористая.

Клешняс. Какие им даны указания на случай встречи с аборигенами?

Куриллий. Крестить язычников!

Типунин. Подождите, отец Куриллий… Крестить — не крестить, а принять их в состав нашего государства, конечно, надо.

Сахер. Идя на встречу их же пожеланиям!

Лизунина. А… такие пожелания точно будут?

Бединский. У вас есть сомнения, Евлампия Антиповна?

Лизунина. Конечно… нет! Но надо соблюсти законность, провести референдум о принятии народа… Кстати, как он называется?

Типунин. Вообще-то мы пока не знаем, существует ли он как таковой.

Бединский. И, между прочим, у планеты до сих пор нет названия. Я считаю, что это непорядок! Такое дело не терпит отлагательства!

Клешняс. Я предлагаю присвоить данному небесному телу имя человека, который уже долгие годы олицетворяет могущество и размах нашей Родины! Назовём планету Типунией!

Куриллий. Вот это по-божески!

Лизунина. Браво, Авдей Агафонович! Честно говоря, и у меня возникла такая мысль, да постеснялась я…

Типунин. Благодарю вас, товарищи, я очень тронут! Но это несколько нескромно...

Бединский (воодушевлённо). Да что там нескромного, Варлаам Виссарионович? Есть Типунин — есть и Типуния!

Сахер (ещё более воодушевлённо). Не будет Типунина — не будет и Типунии!

Воцаряется молчание. Все крайне неодобрительно смотрят на Сахера. Он съёживается и смущённо хихикает.

Сахер. Да я шучу! Просто захотелось как-то разрядить обстановку.

Клешняс (Сахеру). А что, она у нас очень напряжённая? Или в ваших планах её сделать таковой?

Лизунина. Вы бы думали, прежде чем говорить, Дементий Севастьянович!

Куриллий (качает головой). Язык твой — враг твой, сыне!

Бединский. Вот смотрю я на вас, Дементий Севастьянович, и понять не могу…

Типунин (добродушно). Всё, всё! Ишь, распетушились! Готовы заклевать человека! Что́ он не так сказал, а? Одно без другого действительно существовать не способно! Или, может, у кого-то иное мнение?

Пауза. Все переглядываются.

Типунин. То-то же. Я ценю вашу инициативу, однако вношу другое предложение. Думал над ним, три ночи не спал. Что, если назвать этот мир Новой Астральной Русью? Сокращённо — Насрусь!

Все начинают неистово аплодировать.

Сахер. То, что надо!

Бединский. Лучше и не придумать!

Куриллий. По-божески!

Лизунина. Браво, Варлаам Виссарионович! Честно говоря, и у меня возникла такая мысль…

Клешняс. Не примазывайтесь, Евлампия Антиповна! Мало ли какая мысль у вас там где-то возникла…

Лизунина. Что значит "где-то"?!

Клешняс (машет рукой). Варлаам Виссарионович внёс предложение, которое всех устраивает. Я думаю, голосование устраивать не будем?

Бединский. Какое там ещё голосование…

Сахер. У нас и протокол-то не ведётся.

Типунин. Действительно, к чему все эти бюрократические процедуры? Поздравляю вас, товарищи! Наша новая планета получила название! А если принять во внимание, что размеры Насруси близки к земным, можно себе вообразить, насколько наша Родина увеличилась по площади!

Очередной всплеск оваций. В кабинет через приёмную входят расстроенные Злобянин, Тормозин и Намордников. Все трое — в рваной и грязной, засыпанной снегом одежде. У каждого имеются какие-либо физические повреждения — заклеенные пластырями синяки, забинтованные руки и т.п. При виде их сидящие в кабинете замолкают. Вошедшие отряхиваются от снега.

Типунин. Вот и наши парламентёры! Э, э! Ковёр, ковёр-то... А что случилось? Где Марианна? Где Шайку?

Вошедшие переглядываются, обмениваются гримасами и жестами.

Типунин. Что вы корчите рожи? Рассказывайте!

Намордников. Ну, в общем… Мы добились отрицательного успеха.

Типунин (сердито). Какого ещё отрицательного успеха? Что ты виляешь?! Говори, как есть! Куда девали Забористую и военного министра?

Злобянин. Марианна… там осталась.

Типунин. Там — это где?

Злобянин. У них (Показывает рукой куда-то назад.)

Типунин (распаляясь). Вы можете членораздельно объяснить, что произошло?! Нашли аборигенов?

Тормозин. Нашли. Дикари совсем, похожи то ли на индейцев, то ли на викингов. Живут в вигвамах, вероисповедание языческое…

Намордников (Тормозину). Подожди! Я расскажу всё по порядку.

Типунин. Валяй.

Намордников. В общем, вышли мы за пределы Садового кольца, а там — леса непролазные, вроде тайги. Холод, метель! Идём, бредём. Километров через десять наткнулись на наше поселение…

Лизунина. В каком смысле — наше?

Злобянин. В прямом! Поселение тех жителей, что сбежали сразу после телепортации. Они там себе уже домов понастроили, представляете? Добротные, бревенчатые, из труб дым идёт…

Бединский. Когда же они успели построить дома? Ведь и полугода не прошло.

Тормозин. Это по-земному, а на этой планете уже вторую зиму встречаем. В общем, мы поселенцев тоже спросили — как, мол, успели обосноваться за столь короткий срок. Они ржут. Говорят, без вашего чуткого руководства… без нашего то есть… любая работа спорится. Дескать, ни налогов, ни штрафов, ни чиновников…

Клешняс. Мы им покажем "ни налогов, ни чиновников"!

Типунин. Остынь, Авдей… Ну, а дальше?

Намордников. Даже электричество у них есть — самодельных ветряков понаставили, ветер же постоянно дует.

Клешняс. Без разрешения Ростехнадзора?

Намордников. О чём вы, Авдей Агафонович, какой Ростехнадзор? А ещё они успели наладить отношения с местными.

Лизунина. Значит, аборигены действительно существуют?

Куриллий. Крестить, крестить язычников!

Типунин (досадливо). Да подождите, владыко!

Намордников. Дикари эти оказались очень способны к языкам. Вмиг русский выучили. И теперь у сбежавших — взаимовыгодное сотрудничество с местными, видите ли. Наши им поставляют лекарства и одежду — краденые, заметьте, то, что намародёрствовали из оставшихся без присмотра магазинов! Врачи, какие среди поселенцев оказались, регулярно в стойбище наведываются. В особом спросе — дантисты и урологи. А ещё подсадили дикарей на гаджеты с играми. Даже электролинию провели к ближайшему стойбищу, чтобы гаджеты заряжать можно было.

Лизунина. Вот! Я говорила, что от гаджетов да от компьютеров ничего хорошего не жди!

Бединский. А взамен что получают?

Злобянин. Местные их снабжают дичью, шерстью, дровами…

Клешняс. А мы тут мёрзнем и на одних консервах сидим! Нет, этот разгул анархии надо немедленно прекратить! Я подготовлю законопроект…

Злобянин. Подождите, это ещё не всё! Аполлоша, сам продолжишь или мне рассказать?

Намордников. Раз уж я начал… В общем, я, как глава силового ведомства, объявил, что теперь их поселение переходит под юрисдикцию законной власти во главе с диктатором Типуниным.

Типунин. А они?

Намордников. Послали нас.

Бединский. А вы что же?

Тормозин. А что — мы? Нас всего пятеро, в том числе одна баба!

Типунин. У вас же имелось оружие! Кстати, где оно?

Злобянин (хмуро). Разоружили нас, Варлаам Виссарионович. У них у самих пушек навалом.

Типунин. Откуда?

Намордников. Раздербанили охотничьи магазины… ну, и из разных силовых контор позаимствовали — с Лубянки, с Петровки... Ушли мы из поселения несолоно хлебавши, а эти анархисты нам ещё улюлюкали в спину… Нет, я этого не вынесу! (Всхлипывает.) Сил моих больше нет!

Типунин. Что ещё за истерика? Ты офицер или где?

Намордников. Не могу я… (Тормозину.) Дорофей, продолжай.

Тормозин. Отправились мы в стойбище, с которым предатели наладили отношения.

Лизунина (испуганно). Что, так безоружными и пошли?

Тормозин. А что делать? Надо — значит, надо. Ну вот, добрались, значит. Вигвамов видимо-невидимо — это стойбище у племени что-то вроде столицы. Встретили нас аборигены, окружили — все размалёваны, как индейцы, да только одеты в земные спортивные костюмы и куртки. С луками, с копьями, кое у кого даже огнестрел имеется… И, я вам доложу, ведут себя далеко не дружелюбно!

Типунин. Понятно. Предатели успели настроить их против нас.

Тормозин. Даже к бабке не ходи. Потом вождь ихний появился. Гора мускулов, голова в перьях, туловище в татуировках, морда зверская. Ну, тут Марианна вышла вперёд и сказала: так, мол, и так, радуйся, угнетённый народ планеты…

Бединский. А их и правда кто-то угнетает?

Тормозин. Забористая пояснила, что на недоразвитых подобный текст действует безотказно — их так в дипломатической академии учили. Вот, стало быть, радуйтесь, люди, мы предлагаем вам добровольно и с песней вступить в состав нашего государства. Будем, говорит, готовить референдум.

Типунин. А вождь что?

Тормозин. А вождь выслушал, в зубах поковырялся — и хвать Марьяшку за руку! Та заорала, стала вырываться, а вождь и давай её целовать взасос. Раз поцеловал, два, что-то ласковое на ушко залопотал. И, представляете, Забористая размякла, как кошка похотливая, повисла на шее у этого дикаря!

Бединский (про себя). Тоже мне, кхалиси из Зажопинска…

Типунин. Что?

Бединский. Нет-нет, ничего.

Тормозин. Мы, естественно, заявили решительный протест. Те только хохочут и говорят, что Марианна будет пятидесятой женой в гареме вождя. Тогда Шайку, как самый смелый, вперёд вышел— и давай обкладывать дикарей по матушке. Прямо бальзам на душу!

Злобянин. Мы-то думали — они наш мат ещё не освоили. Ошиблись. Вождь вызверился, мигнул своим подручным — схватили они Шайку и куда-то утащили.

Намордников. Мы спросили — зачем он вам, они говорят — на ужин пойдёт!

Лизунина (охает). Неужто съели нашего Сильвестра Кожемяковича?!

Тормозин. Не знаю. Как только они с Шайку разобрались, нам наваляли по самое не балуйся и прочь прогнали. Полюбуйтесь! Во, во… (Демонстрирует раны и повреждённую одежду).

Присутствующие шумно возмущаются.

Типунин. Нет, такое оскорбление мы терпеть не будем! (Сахеру.) Быстро пошли курьера в военное министерство, пусть объявят всеобщую мобилизацию. Мы этих дикарей в сортире… или куда они там ходят… в выгребной яме замочим!

Присутствующие шумно выражают одобрение.

Куриллий. Иконами закидаем!

Сахер. По асфальту размажем!

Лизунина. Обезьяны! В зоопарк их!

Бединский. У этих неандертальцев наверняка хромосом не хватает!

Клешняс. Они посмели нас оскорбить! А мы здесь — власть!

Намордников закрывает лицо руками, Злобянин бессильно опускается в свободное кресло, Тормозин крутит головой. Это замечает Типунин.

Типунин. Дорофей, ты чего головой мотаешь?

Тормозин. Поздно!

Все замолкают и смотрят на Тормозина.

Типунин. Почему поздно?

Тормозин (с расстановкой). Вождь объявил территорию в пределах Садового кольца собственностью племени. Мы начали быковать. Он разозлился. И заявил, что все окрестные племена объединятся и пойдут на нас войной. А их, на минуточку, раз в сто больше, чем нас!

Бединский издаёт смешок и замолкает, заметив реакцию остальных.

Типунин (Тормозину). Ты ничего не напутал? Их действительно в сто раз больше? Они хоть считать-то умеют?

Тормозин. Я! Я умею считать!

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Занавес открывается. Та же обстановка. День. За окном кабинета Типунина на фоне красноватого неба видны столбы дыма, время от времени издалека доносятся выстрелы и взрывы.

Сахер сидит за своим столом, что-то набирает на ноутбуке. На диване сидит Лизунина, которая напялила на себя кучу одежды. Рядом с диваном — большой чемодан на колёсиках. Лизунина испуганно прислушивается к звукам, вздрагивает при каждом выстреле.

Лизунина (в очередной раз вздрогнув). Ох!

Сахер (не отрываясь от дела). Что вы так переживаете, Евлампия Антиповна? Сюда они не доберутся, уверяю вас.

Лизунина. Откуда такой оптимизм, Дементий Севастьянович?

Сахер. На всех башнях и стенах — снайперы с винтовками и автоматами.

Лизунина. Вы сами мне только что рассказали, что вражеские войска захватили уже почти всю нашу территорию! Арбатская, Пушкинская, Трубная — везде дикари! И никакие автоматы не помогают!

Сахер. Это быдло только числом воевать и умеет. Завалили все улицы своими же трупами. А кремль — как-никак крепость. Её неандертальцам по-любому не взять.

Пауза. Сахер продолжает печатать.

Лизунина. О чём будет ваша сегодняшняя сводка?

Сахер. О том, что наши доблестные защитники из числа контингента силовых министерств и прочих государственных ведомств в установленном порядке отступили на заранее подготовленные позиции.

Лизунина. По-моему, вы только зря расходуете драгоценный бензин.

Сахер. Как это — зря? Генератор, от которого питаются мой ноутбук и ксерокс, работает именно на бензине.

Лизунина (горестно качает головой). Вот я и говорю — зря. Кого мы пытаемся обмануть? Какие ещё заранее подготовленные позиции?

Сахер. Не обмануть, а дать общественно положительную информацию… (Отрывается от работы и подозрительно смотрит на Лизунину). Что это с вами, Евлампия Антиповна? Что за упаднические настроения? Никак вспомнили свою бурную молодость, проведённую во всяких либеральных партиях?

Лизунина (возмущённо). "Молодость"! Вы что же, в старухи меня уже записали? И при чём здесь либеральные партии? Мало ли какие глупости мы делали в моло… в былые годы. Я уже много лет состою в "Едимой малине"!

Сахер. Да, вовремя переметнулись.

Лизунина. Как вам не стыдно?! Кстати, Дементий Севастьянович, отчего вы не на позициях вместе в Варлаамом Виссарионовичем? Он там, можно сказать, жизнью рискует…

Сахер (машет рукой). Как же, рискует! Дни напролёт сидит с биноклем на крыше Дворца съездов. Ему даже обед туда приносят. Только ночью его Намордников сменяет. Говорит, что следит за перемещениями аборигенских сил, но я-то знаю, в чём дело. Он помощи ждёт, как будто ей есть, откуда взяться.

Лизунина. Вот видите, как ему тяжело!

Сахер (возобновляет работу). Тяжело, кто же спорит!

Лизунина. И в это трудное время он ещё находит возможность думать о нас, простых депутатах!

Сахер. Что есть, то есть. И обратите внимание, Евлампия Антиповна — далеко не все депутаты и даже сенаторы удостоились приглашения пережить опасный период непосредственно в приёмной Типунина!

Лизунина. Меня удивило, что здесь нет этой проныры Сосуле́нко. Уж она-то бы костьми легла…

Сахер. Она и легла… только не костьми, а жировыми складками.

Лизунина (поражённо). В каком смысле?

Сахер отрывается от работы и насмешливо смотрит на Лизунину.

Сахер. В прямом! Но неудачно выбрала место и время. Пропал втуне её душевно-физиологический порыв.

Лизунина (закрывает лицо руками). Какой кошмар! Полная духовная деградация, падение нравов!

Сахер (оглядываясь по сторонам, понижает голос). Строго между нами, Евлампия Антиповна.

Лизунина. Вы меня знаете! Могила!

Сахер. Типунину эта Сосуленко надоела хуже горькой редьки. Он только рад будет от неё избавиться, пусть даже при помощи туземцев.

Лизунина (изумлённо). Да что вы?!

Сахер. Помните, я вам ничего не говорил!

Входит Куриллий.

Куриллий. А что ты такого не говорил, сыне?

Сахер. О, батюшка! Да это мы так, с Евлампией Антиповной языки чешем.

Куриллий. Словоблудие есть грех!

Сахер. У вас, владыко, за что ни возьмёшься — всё грех. Уж и повернуться некуда.

Лизунина (встаёт с места). Батюшка, благословите!

Куриллий. Благословлю, коли исповедуешься, дочь моя.

Лизунина (растерянно). Я, знаете ли, сейчас не совсем готова…

Куриллий. К исповеди готовиться не надобно. Не экзамен, чай.

Лизунина. Нет, я так не могу. Нужен соответствующий настрой…

Куриллий. Ну, на нет и попа нет. (Сахеру.) Где Варлаам Виссарионович?

Сахер. На наблюдательном пункте.

Лизунина. На крыше Дворца съездов он, сердешный.

Куриллий. А то курьер ко мне от него прибежал, говорит — Варлаам Виссарионович к себе вызывают.

Лизунина. Вы что же, батюшка, так и шли сюда без охраны от самого Христа Спасителя?

Куриллий. Там покуда спокойно. Наши в Зачатьевском монастыре да на Пречистенке держат крепкую оборону, не пущают дикарей.

Сахер. А зачем вас позвал Варлаам Виссарионович?

Куриллий. Наверное, исповедоваться желает.

Лизунина (испуганно). Ох! Неужто дела настолько плохи?

Куриллий. Плохи — не плохи, про то один бог ведает. А только многих мирян в последнее время потянуло на исповедь. Вон, третьего дня приходил ко мне Клешняс. Такое порассказал — впору уши заткнуть. Тянет, говорит, меня великий грех совершить. Собираюсь я, говорит, на сторону дикарей переметнуться…

Лизунина (закрывает лицо руками). Какой ужас! Да этого Клешняса расстрелять надо за подобные намерения!.. Постойте, батюшка, вы же нарушили тайну исповеди…

Куриллий. А для тебя, Евлампия Антиповна, что важнее — державные интересы или тайна исповеди какого-то человечишки? Козявки божьей?

Лизунина. Ничего себе "козявка"! Клешняс — сенатор! И это — самое плохое! Измена проникла в наши ряды!

Сахер. (машет рукой). Все скоро пропадём. Станем не сенаторами, депутатами и министрами, а просто едой.

Лизунина. Так у кого из нас упаднические настроения, Дементий Севастьянович? Давайте вообще перестанем говорить на эту тему. И так на душе кошки скребут!

Куриллий. Дабы кошки на душе не скребли — исповедаться надобно.

Лизунина. Ага! Чтобы вы потом всем про мои грехи растрепали?

Сахер (насмешливо). Ну, вы-то, Евлампия Антиповна, вряд ли лелеете желание переметнуться к аборигенам.

Лизунина. А мало ли, какие ещё… (Замолкает.)

Куриллий. Вот ты мне, дочь моя, и расскажешь, какие ещё. Душу облегчишь. Пойдём, а? На исповедь-то?

Лизунина (раздражённо). Отстаньте от меня, отец Куриллий!

Куриллий (качает головой). Дерзишь духовной особе. Нехорошо! Что ж, неволить не стану. Сама потом пожалеешь.

В приёмную вбегает запыхавшийся Гюрзанов.

Гюрзанов (при виде Куриллия). Ох, товарищ… батюшка Куриллий, вы-то мне и нужны! В храме Спасителя вас искал, весь кремль обежал, а вы, оказывается, здесь!

Куриллий. Что тебе, сыне?

Гюрзанов. Это… исповедаться хочу!

Куриллий (победно глядя на Лизунину). Вот! Пожалуйста! Бери, раба божия Евлампия, пример с раба божьего Герасима! Сам изъявил благочестивое желание, хоть и большевик! (Гюрзанову.) Пойдём, сыне, потолкуем…

Лизунина. Подождите! Герасим Аникеевич, позвольте вам сказать несколько слов наедине.

Гюрзанов. Говорите при всех, Евлампия Антиповна! Здесь все свои!

Куриллий. Воистину!

Лизунина (Сахеру). А вы что молчите, Дементий Севастьянович? Прямо как будто и не слышали, как отец Куриллий только что…

Сахер отрывается от работы и смотрит на Лизунину.

Сахер. Что — отец Куриллий?

Лизунина хочет что-то сказать, но осекается. Сердито смотрит на Куриллия.

Лизунина. Нет, ничего. Идите уж на свою исповедь, Герасим Аникеевич. Бог вам судья.

Куриллий. Только зря время потеряли, с тобой разглагольствуя, дочь моя.

Гюрзанов и Куриллий уходят. Сахер заканчивает работу на ноутбуке и расслабленно откидывается на спинку кресла.

Сахер (удовлетворённо). Всё, пустил на печать. Осталось только размножить…

Лизунина. Вы меня извините, Дементий Севастьянович, но у вас нет ни стыда, ни совести. Почему вы всё время виляете?

Сахер. Работа такая.

Лизунина. И как только Варлаам Виссарионович вас терпит? Вы вот сейчас поставили меня в крайне неловкое положение, то же самое вы можете сделать и с ним.

Сахер (раздражённо). Не равняйте себя с Типуниным!

Сахер встаёт из-за стола и уходит, что-то напевая. Лизунина какое-то время сидит одна.

Лизунина. Как здесь душно! Дышать нечем! И окно не откроешь — гарью несёт.

Лизунина встаёт с дивана и начинает частично снимать с себя верхнюю одежду. За эти занятием её застаёт вошедший Злобянин.

Злобянин. Никак из примерочной, Евлампия Антиповна? Одёжи-то понатащили!

Лизунина (испуганно). Ох! Как вы меня напугали, Самоед Салехардович!

Злобянин. Что-то вы не по сезону много на себя напялили. Лето ведь наступило. (Показывает на чемодан.) Никак на курорт собрались? (Усмехается.)

Лизунина. Вам всё шутки, а дело серьёзное! Того и гляди, дикари кремль возьмут.

Злобянин. У нас на Тверской их вчера отбросили чуть ли не до Триумфальной площади.

Лизунина. А в других местах?

Злобянин. Понятия не имею. Собственно, я и пришёл узнать, как обстоят дела на фронтах. Где Сахер?

Лизунина. Пошёл свою сводку ксерить.

Злобянин садится в кресло.

Лизунина. И каким же образом удалось на Тверской взять верх над аборигенами?

Злобянин. Представьте себе, совершенно случайно. Кто мог знать, что местным настолько не придётся по вкусу пение Орфея Басманова?

Лизунина. Как это?

Злобянин. Чтобы поднять боевой дух нашего отряда, что воевал на Тверской, я велел включить на полную катушку песни Басманова. Знаете, самые заводные: "Ты — маньячка, я — маньяк", "Хорунжий, хорунжий, что ж ты шлёпнулся в лужу?", "Прапора́, прапора́ взяли водки три ведра"… Глядим — аборигены разбегаются, уши затыкают и рожи брезгливо кривят. Ещё и сами орут, чтобы Басманова заглушить.

Лизунина. Так надо на них Басмановым повсюду воздействовать! Глядишь, и победим!

Злобянин. Я и сам было обрадовался. Хотел ещё вчера прийти, чтобы внести рационализаторское предложение.

Лизунина. Так идите скорее на крышу Дворца съездов! Там Типунин дежурит, вы ему всё и изложите. Уверена, он "добро" даст.

Злобянин (досадливо крякает). Сегодня дикари возобновили атаку, и никакой Басманов не помог. Оказывается, они себе засунули в уши сушёные бананы.

Лизунина Жалко-то как!

Злобянин. Ещё бы не жалко! Представляете, на раз-два отвоевали Тверскую площадь! В окно глянул — а они уже по статуе Юрия Долгорукого лазают. Ну, я ноги в руки — и сюда.

Лизунина. Юрия Долгорукого?.. Так они же совсем рядом!

Злобянин. А я о чём толкую?

Лизунина. Значит, вы попросту бежали с поля боя!

Злобянин (морщится). Фу, как пафосно!

Лизунина. Я-то поначалу обрадовалась, когда вы сообщили, что отбросили варваров.

Злобянин. Варвары и есть. Выковыривают плитку из тротуаров и швыряются ею!

Лизунина. Получается, что вы сами снабдили их боеприпасами?

Злобянин. А чего сразу я? Тоже мне, нашли козла отпущения! Теоретически любой предмет способен служить оружием. Гирлянды, например.

Лизунина. Какие ещё гирлянды?

Злобянин. Которые мы на фонарях развесили к Новому году — знаете, в виде бокалов с шампанским. Аборигены из них себе сетей понаделали… гладиаторы хреновы! Никакого понятия о культуре!

Входит Бединский.

Бединский. Вот это вы точно подметили, Самоед Салехардович! Абсолютно никакого.

Лизунина. А вы здесь какими судьбами, Влас Родионович?

Бединский. Такими же, как и господин Злобянин. Спасаюсь от оккупантов. Хорошо ещё, что они в основном по Тверской ломились, в переулки не заглядывали. Так что я сюда добирался окольными путями. Чуть не заблудился в переулках этих. Дикари уже к Манежной подходят…

Лизунина (испуганно). О, господи!

Бединский. Они разгромили склад для театрализованных представлений, которые проводятся во время парадов. Обрядились в шинели, в пилотки, в шапки-ушанки, взяли бутафорские винтовки и автоматы… Смотреть противно, честное слово! Мало того, что проявляют агрессию, так ещё и глумятся над нашей памятью!

Лизунина. Возмутительно! Необходимо принять меры, чтобы воспрепятствовать такому вопиющему оскорблению чувств!

Бединский. Именно, Евлампия Антиповна, именно! И немедленно! Только, боюсь, не успеть.

Входят Сахер и Клешняс. При виде Клешняса Лизунина вскакивает с места, подбегает к нему и плюёт ему в лицо.

Лизунина. Иуда! Предатель! Перебежчик! Глаза твои бесстыжие!

Лизунина пытается выцарапать Клешнясу глаза. Клешняс защищается. Сахер, Бединский и Злобянин оттаскивают Лизунину от Клешняса.

Клешняс (участливо). Что с вами, Евлампия Антиповна, голубушка?

Сахер. Она от всех переживаний маленько того… (Крутит пальцем у виска.)

Злобянин. Странно! До этого вела себя совершенно нормально.

Бединский. Может, она только что спятила?

Лизунина (вырываясь). Пустите меня! Пустите!

Сахер. Надо бы успокоительного. Вы её держите, а я в медпункт схожу.

Сахер уходит. Бединский и Злобянин осторожно усаживают Лизунину на диван, продолжая держать её за локти. Клешняс с отсутствующим видом подходит к окну, что-то напевая.

Входят Куриллий и Гюрзанов, который вытирает слёзы и сморкается в платок. При виде Куриллия Лизунина вырывается из рук и бросается к нему.

Лизунина. Вот! Наконец-то! Владыко, помогите!

Куриллий. Помогать своим духовным детям — первейший долг каждого пастыря. Что с тобою приключилось, дочь моя?

Лизунина. Подтвердите, что вы мне давеча про Клешняса рассказывали!

Куриллий. Освежи-ка мою память. Что я рассказывал?

Лизунина. Что Клешняс захотел переметнуться на сторону дикарей.

Клешняс резко отворачивается от окна и подходит к Лизуниной.

Клешняс (зловеще). Это, знаете ли, уже даже не оскорбление, госпожа Лизунина! Это самая настоящая клевета!

Лизунина. Отец Куриллий, он же вам на исповеди сказал!..

Куриллий. Что?! (Крестится.) О, господи, верни рассудок неразумной рабе твоей Евлампии!

Лизунина. Вы… вы хотите сказать…

Гюрзанов. Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?

Куриллий. Подозрение имею, что душевный недуг охватил несчастную Евлампию Антиповну.

Клешняс. Говоря просто — баба с глузду съехала. Вообразила, что отец Куриллий тайну исповеди разбалтывает направо и налево.

Гюрзанов (торопливо). А я ему ничего такого не рассказывал. (Куриллию.) Правда ведь, отец Куриллий?

Куриллий. Сие не подтверждению, ни отрицанию со стороны моей не подлежит, ибо довлеет надо мной тайна исповеди…

Лизунина (горестно). Да… Поневоле вспомнишь те времена, когда ваших коллег, батюшка, с колоколен сбрасывали!

Куриллий. Гос-с-с-споди, твоя воля! (Крестится.)

Бединский (крутит головой). С вами не соскучишься!

Злобянин. От баб вообще всё зло идёт. Вот, помнится, была у меня одна помощница…

Раздаются особенно громкие выстрелы, доносятся крики. Все испуганно переглядываются.

Воцаряется неожиданная тишина. Пауза.

Деревянными шагами входит Сахер. За ним — связанные Намордников и Типунин, оба в разорванной одежде, с синяками на лицах. Немая сцена.

Сахер (сдавленно). К нам гости!

Входит Живоглот. Это мощный туземец с ярко размалёванным боевой раскраской лицом. Он одет в лыжный костюм, на голове — шапка Мономаха, на груди — целое созвездие орденов. Видимо, всё это он позаимствовал в Оружейной палате. Вождя сопровождают два аборигена-стражника, также в боевой раскраске, в солдатских шинелях. Стражники вооружены автоматами Калашникова. Живоглот, оглядывает замерших людей, ухмыляется.

Живоглот (показывает пальцем на Сахера, повелительно). Твоя моя пледставлять!

Сахер торопливо достаёт из кармана смятую бумажку, разворачивает её.

Сахер (читает). Его чревоугодие, милостью Солнца и Трёх Лун великий вождь Истинного Народа Живоглот Второй Ненасытный; хозяин лесов зелёных, пустынь жёлтых, рек синих и болот чёрных; всякого зверя косматого, птицы быстрокрылой, гада ползучего и мошки кусачей повелитель; чьи мысли мудры, а суждения справедливы; чей взор достигает земель за окоёмом, а десница после кончины (да не произойдёт она никогда!) наденет браслет Большой Луны.

Живоглот (ухмыляясь). Холосо. Тепеля повтолить!

Сахер (читает). Его чревоугодие…

Живоглот (резко). Спалгалка низя!

Сахер торопливо прячет бумажку в карман, открывает рот и застывает, испуганно глядя на Живоглота.

Живоглот (хмурясь, нетерпеливо). Ну? Твоя в молсянка иглать?

Сахер. Это… его чревоугодие, милостью Луны и Трёх Солнц… то есть Солнца и Трёх Лун ненасытный вождь второго народа Живоглот Великий, хозяин… чего там… лесов земных… или небесных? Всякого гада косматого… мошки ползучей… этот… повелитель, чей взор проникает в руку… чёрт… или в Большую Луну, которая после окоёма… что ещё за окоём? Наденет браслеты на руки того, чьи мысли бодры…

Живоглот (резко). Хватит! (Говорит что-то на своём языке одному из стражников.)

Стражник вешает автомат за спину, достаёт из-за пазухи кнут. Злобно улыбаясь, подходит к Сахеру.

Живоглот. В позу лака!

Сахер нагибается. Стражник несколько раз ударяет его кнутом по заду. Сахер кривит физиономию, присутствующие с ужасом наблюдают за экзекуцией.

Живоглот. Втолая попытка!

Сахер. Это… его ненасытность, милостью окоёма… чревоугодный повелитель жёлтого народа…

Живоглот. Так, моя всё понимать. Твоя пустая голова нисяво не запоминать. Засем тогда голова, а? Ку́сать в неё? Твоя ходить, холосо выусить. Потом мне отвесять.

Сахер в недоумении смотрит на Живоглота.

Живоглот. Твоя тепеля в гляделка иглать? Ходить, усить! Ну?!

Клешняс (неожиданно). Я прошу прощения, ваше чревоугодие. Не будет ли большой дерзостью с моей стороны всемилостивейше просить вас позволить мне переписать текст данного титула, дабы я мог немедленно приступить к его заучиванию?

Живоглот (недоумённо глядя на Клешняса). Твоя сама-то понять, сто сказать?

Клешняс. Виноват… Разрешите взять бумажку у этого дурака, чтобы выучить титул?

Живоглот. А-а, тепеля моя понимать. Плогиба засситана, твоя молодец. Но не надо пока. (Сахеру.) Ходить, усить! Твоя плохо слысать?

Сахер уходит.

Лизунина (робко). Не будете ли добреньки, ваше величество, приказать развязать Варлаама Варфоломеевича Типунина?

Живоглот (строго глядя на Лизунину). Зенссина, твоя кто есть?

Лизунина. Я… это… член Государевой Дули. Ну, советник нашего вождя, понимаете?

Живоглот (хмурится). Какой-такой воздя?

Лизунина. Ну… бывшего нашего вождя, вот его (Показывает на Типунина).

Типунин (злобно, играя желваками). Спасибо вам, Евлампия Антиповна…

Живоглот (Лизуниной, раздражённо). Сто твоя от моя хотеть?

Лизунина. Я же говорю — позвольте его развязать.

Живоглот. А-а. Ладно, лазвязать. (Делает жест одному из стражников.)

Стражник освобождает Типунина. Намордников с горестным выражением лица наблюдает за этим.

Намордников (обиженно). А я?

Живоглот. А твоя связанная постоять. Для ума.

Намордников злобно отворачивается.

Живоглот (Клешнясу). Твоя умная. (Снимает шапку Мономаха, достаёт оттуда аккуратно сложенный лист бумаги, протягивает Клешнясу.) Твоя цытать, гломко цытать!

Клешняс угодливо подбегает к Живоглоту, осторожно берёт из его рук лист. Разворачивает.

Клешняс (удивлённо). Настоящая бумага! И отпечатано на принтере! (Читает.) "Сим документом обитателям вновь присоединённой территории, а именно бывшим сотрудникам всех ветвей бывшей власти, предписывается следующее. Первое: исправно платить налоги на воздух, на солнечный свет, на магнитное поле планеты, на осадки всех видов и за производимые ими, обитателями, мочу и фекальные массы. Второе: исправно выплачивать штрафы за нелюбовь к коренному населению планеты, проявляемую как явно, так и скрытно, в скобках — мысленно. Факт последнего устанавливается, исходя из выражения неприязни на лице, возникающей при общении с представителями упомянутого населения. Третье: подвергаться физическим наказаниям, в скобках — порке, за проявление неуважения к руководству коренного населения планеты, а именно — к великому вождю, его чревоугодию Живоглоту Второму и сотрудникам его администрации. Налоги и штрафы выплачиваются в натуральной форме, в скобках — личными вещами, материальными ценностями и продуктами питания. Таблицы для вычисления размеров выплат указаны в приложении к настоящему документу. Писано в ставке его чревоугодия, великого вождя Живоглота Второго, в девятый день Месяца Муравьёв, двенадцатый год правления его чревоугодия, великого вождя Живоглота Второго".

Клешняс опускает руку с листком. Все переглядываются.

Намордников (злобно). Вот они, предатели-перебежчики! Интеллигенция, мать её! Это ведь они состряпали вождю эту филькину грамоту! Оргтехникой дикарей снабдили! Ещё и на нас их науськали! В отместку! Куда там Госдепу!

Живоглот. Молсять!!! А не то твоя кнута отведать!

Намордников (в отчаянии). Да пошёл ты в жопу, дикарь вонючий! Людоед! Чурка тупая! Ну, бей! Убивай! Мне уже на всё наплевать!

Клешняс (угодливо). Ваше чревоугодие, разрешите утихомирить бунтаря?

Живоглот (Намордникову, неожиданно спокойно). А твоя моя нлавится. Смелый. Моя твоя наместник назнацить. Твоя будет налоги выколацивать и сидеть лядом с моя у костла племени, по плаздникам и выходным. Доля в добыце твоя тозе полуцять. (Делает знак стражнику.)

Стражник развязывает опешившего Намордникова и подводит его к Живоглоту. Тот снимает один из старинных орденов со своего костюма и цепляет его на пиджак Намордникова.

Живоглот. Носить на здоловье! Ну, сто надо сказать?

Намордников. Это… служу Рос… в смысле, спасибо, ваше благородие… То есть, живоглотие…

Живоглот (смеясь). Не за сто, не за сто! (Оглядывает присутствующих.) Васа не унывать!

Все переглядываются.

Типунин. И правда, нет повода для уныния, товарищи! Очень справедливые требования!

Куриллий. Сие по-божески!

Бединский. Сразу видно — культурная нация!

Злобянин. Да мы вместе горы свернём!

Гюрзанов. Настоящий народный режим!

Лизунина. Вы, ваше чревоугодие, такой интересный мужчина!..

Клешняс. А я, между прочим, раньше всех вас понял, как нам повезло с новым руководством!

Живоглот ухмыляясь, выслушивает всё это. Во время реплики Клешняса переводит на него взгляд.

Живоглот (Клешнясу.) А тепеля твоя оцеледь.

Клешняс с готовностью подбегает к Живоглоту. Тот что-то говорит стражнику. Стражник хватает Клешняса, заламывает ему руки за спину.

Клешняс (на ходу). За что?! Великий вождь, я же свой!!!

Живоглот. Твоя ягодица холосо вилять. Сильно двулицная. Знацит, вкусная.

Клешняса уводят. Лизунина вскрикивает и закрывает лицо руками, Гюрзанов падает в обморок.

Живоглот (показывая на Гюрзанова). Сего это упасть, как подкосенная?

Все молчат.

Живоглот. Да… слабая васа племя. Нелвная. Ну, нисяво. Васа пливыкать. Со влеменем. (Куриллию.), Саман, как там твоя говолить? "Господь телпела и нам велела", да? (Хохочет.)

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Занавес открывается. Та же обстановка. Окно в кабинете Типунина закрыто шторами; горят многочисленные свечи.

В приёмной за своим столом сидит Сахер. Он открывает консервную банку, нюхает содержимое. Достаёт ложку из ящика стола, пробует, прислушивается к вкусовым ощущениям. В приёмную вбегает Гюрзанов, он в крайне раздражённом состоянии.

Гюрзанов (кричит). Где Типунин?!

Сахер. Скоро придёт. Что вы хотели, Герасим Аникеевич?

Гюрзанов. Безобразие! Прохожу сейчас мимо мавзолея — двери настежь! У кого только рука поднялась? Мародёры! Ничего святого для них нет!

Сахер. А при чём здесь Типунин?

Гюрзанов. Пусть охрану выделит для усыпальницы вождя! Запряжёт хотя бы этих толстопузых генералов из Генштаба! Всё равно им нечего делать!

Сахер. Присядьте, подождите его.

Гюрзанов. Нет уж! Пойду, поищу доски с молотком, хоть двери заколочу, чтоб не лазала всякая шпана.

Сахер. Да они же в усыпальницу не попадут! Генератор создаёт защитное поле, вы забыли?

Гюрзанов. Всё равно! Это дело принципа! Ублюдки!

Гюрзанов уходит. Сахер ест косервы. Входит Типунин. Останавливается, смотрит на Сахера.

Типунин (с надеждой) Тушёнка?

Сахер (от неожиданности роняет ложку). Нет-нет, Варлаам Виссарионович. Зелёный горошек, да и тот просроченный.

Типунин (подходя к Сахеру, разочарованно). А, с него только пердеть… Хоть есть-то можно?

Сахер (неохотно протягивает банку Типунину). Желаете?

Типунин (вздыхает). Нет, не хочу. И так изжога замучила. Удалось разжиться целой упаковкой лапши быстрого приготовления. Главное, написано: "с говядиной", "с курицей", а на самом деле мясом и не пахнет! И как такую дрянь народ жрал? Э-хе-хе… (Понизив голос.) Где заглотовы стражники?

Сахер. Я их сегодня вообще не видел. Но я отсюда и не выходил.

Типунин. Сейчас кое-кто из наших подойдёт, будем совещаться. А ты сиди на шухере, понял?

Сахер. Как не понять?

Типунин проходит в свой кабинет, садится за стол. Сахер продолжает есть. В приёмную входят Лизунина и Злобянин.

Злобянин (глядя на Сахера, с надеждой). Тюленина?

Сахер (с досадой). Да нет, горошек…

Лизунина. Венгерский?

Злобянин (раздражённо). Какая вам разница, Евлампия Антиповна?

Сахер (с набитым ртом). Желаете?

Лизунина. Нет, спасибо. Кушайте на здоровье.

Злобянин. Варлаам Виссарионович на месте?

Сахер мотает головой в сторону кабинета. Злобянин и Лизунина проходят в кабинет. Сахер выскрёбывает банку, облизывает ложку. Убирает пустую банку под стол.

Типунин (при виде прибывших). Проходите, коллеги, садитесь!

Злобянин и Лизунина садятся за стол для заседаний.

Лизунина (оглядываясь, растроганно). Как хорошо у вас тут, Варлаам Виссарионович! Словно в церкви!

Типунин. Не от хорошей жизни, Евлампия Антиповна. Окно пришлось зашторить — Заглот ввёл новый налог, на лунный свет. А сегодня все три луны на небе, да ещё и полные!

Злобянин. Вот чёрт, я не знал! Сдерут теперь…

Лизунина (всплеснув руками). И мне насчитают!

Типунин. Если заглотовы осведомители не знают, где вы живёте — ничего не сдерут…

В приёмной появляются Намордников, Тормозин, Бединский и Куриллий. Здороваются с Сахером, он приглашает их в кабинет. Затем достаёт из ящика стола глянцевый эротический журнал и, воровато оглянувшись в сторону кабинета, листает его.

Типунин (продолжая). …я понял их основной принцип: не пойман — не вор. Так что не волнуйтесь. (При виде вновь прибывших.) А, вот и все в сборе!

Четверо прибывших здороваются, Куриллий осеняет всех крестом. Они занимают места за столом.

Типунин. Ну, что, коллеги? Как вам живётся при развитом первобытнообщинном строе?

Бединский (вздыхая). Нечего и спрашивать, Варлаам Виссарионович…

Типунин (Намордникову.) Что, Варфоломеич? Накрылась твоя карьера в дикарской администрации?

Намордников (вздыхая, разводит руками.) Заглот остался недоволен результатами моей деятельности. Прогнал меня. Не сожрал, и на том спасибо. Решил сам с нас налоги собирать. А вообще сил больше нет. Чуть что не так — сразу штраф, да какой! Я вон давеча шёл по Мясницкой, поскользнулся на чьём-то дерьме… простите, Евлампия Антиповна… чуть не упал. Ну, матернулся, конечно, но негромко же! А рядом, как назло, оказался аборигенский патруль. И они приняли это на свой счёт! Неуважение, видите ли, к представителям власти. Пришлось с наручными часами расстаться.

Лизунина (показывает на руку Намордникова). Но у вас остались часы!

Намордников. Их у меня ещё много. Как только Клешняса съели, я навестил его квартиру, позаимствовал некоторое количество в память о товарище. Ему-то часы теперь без надобности.

Злобянин. А знаете, чем я налоги плачу? Тротуарной плиткой! Я в неё, можно сказать, столько труда вбухал, столько средств, а теперь меня же её выковыривать принуждают! Представляете, дороги им захотелось построить через свои джунгли! Вот с утра до вечера и выковыриваю, на телеги гружу… Ещё спасибо, что не заставили мостить эти их чёртовы дороги!

Тормозин. Ещё не вечер.

Злобянин. Типунин вам на язык… Уй! (Закрывает руками рот.)

Типунин (злобно). За базаром следи!

Бединский (невесело усмехаясь). Оговорочка по Фрейду.

Типунин (Бединскому). В каком смысле, Влас Родионович?

Бединский. Нет, это я так, про себя. Нервы, всё нервы, Варлаам Виссарионович. Меня, знаете ли, тоже довели. Пришлось тут пообщаться с отступниками… ну, с этими, которые сбежали после перемещения. Они шли в Третьяковку, а гвардейцы их не пускали. Я оказался неподалёку, сказал им: так, мол, и так, если обуздаете дикарей, чтоб они нас не притесняли, можете хоть день и ночь бродить по вашей галерее. А предатели в ответ: "Ты кто такой?" Это они мне, понимаете? Как будто не знаете, говорю. Министр искусств я! А они давай меня экзаменовать: сколько клавиш охватывал Рихтер одной рукой, да какие фильмы снял какой-то итальяшка… Вискас, что ли? Или Висконти?.. Да чем Моне отличается от Мане… Издевались, понимаете? Я разозлился и велел гвардейцам их прогнать.

Тормозин. А почему вы вообще вступили в переговоры с предателями?

Все смотрят на Бединского.

Бединский (пожимает плечами). Так получилось…

Намордников. Я вам отвечу. Потому что Влас Родионович привык общаться с разными вольнодумцами. В ихнем искусстве ведь куда ни плюнь — попадёшь в крамольника.

Бединский. Вы преувеличиваете, Аполлон Варфоломеевич!

Типунин. А я соглашусь с Аполлоном. Ты, Влас Романович, из нас самое слабое звено!

Лизунина. Вообще-то самая слабая здесь — я! Я ведь женщина!

Куриллий (наставительно). А жене голова — муж!

Лизунина. Хочу напомнить вам, батюшка, что у нас по Конституции женщины имеют равные права с мужчинами!

Куриллий. По Конституции — не по Конституции… По-божьему или не по-божьему, вот как надобно вопрос ставить! Ныне гнёт над нами установился дикарский, языческий, и терпеть сие никак невозможно!

Тормозин. Абсолютно невозможно! А самое отвратительное, что перебежчики живут себе и в ус не дуют! Всего у них в достатке! Выращивают плоды, разводят скот без разрешения Роспотребнадзора, налогов не платят, с дикарями вась-вась, говорят, уж и смешанные браки пошли среди молодёжи…

Типунин (удивлённо). Как это? У местных вроде порода другая…

Бединский. Хромосомный набор не тот!

Намордников. Откуда вам всё это известно, Дорофей Олимпиевич?

Тормозин. А… (Машет рукой.) Встретил на днях на Лубянке одного знакомого таджика — он у нас раньше дворником работал, а в центр явился поискать в "Детском мире" барахлишко для своих отпрысков. Так этот таджик сейчас охотой промышляет, дом каменный себе воздвигнул.

Злобянин (встревая). Из казённой плитки, прошу заметить!

В приёмной появляется Ленин. Он в костюме-тройке, большие пальцы рук засунуты за отворот жилетки.

Лизунина (зловеще). Ух, если бы вернуться на Землю-матушку! Знаете, я тут несколько ночей не спала, такие новые законы напридумывала! Мы бы за всё отыгрались! Минуточку… (Роется в сумочке.)

Ленин подходит к Сахеру.

Ленин. Здг'авствуйте, товаг'ищ! Что это вы на г'абочем месте голых баб г'азглядываете?

Сахер (подняв голову). Да?.. Опаньки! (Насмешливо.) Вождь нарисовался! Что, без работы остались, Владимир Ильич? Некому с вами селфи делать?

Ленин. Какой ещё селфи?

Типунин (из кабинета). Дементий, кто там?

Сахер. Да Ленин припёрся. Вернее, его двойник с Манежной площади.

Типунин. Гони его в шею!

Ленин (возмущённо). Что значит "двойник"? Что значит "в шею"? Я и есть Ульянов-Ленин, собственной пег'соной! Очнулся в каком-то дуг'ацком склепе…

Сахер. Склепе?..

Ленин. Ну, или усыпальнице, если вам так понятней.

Пауза. Сахер изумлённо смотрит на Ленина.

Ленин. Что вы на меня уставились?

Сахер. Вы… вы настоящий?

Ленин. Нет, батенька, иг'ушечный!

Сахер (отчаянно). Варлаам Виссарионович!

Типунин. Опять у него не всё слава богу… (Кричит.) Ты можешь сюда войти и спокойно объяснить, что случилось?

Сахер (вылезая из-за стола). Пойдёмте… Владимир… Ильич…

Сахер и Ленин заходят в кабинет. Все смотрят на них.

Типунин. Очень своевременный маскарад! Вам что здесь понадобилось?

Ленин. Вы, товаг'ищ, как я понимаю, здесь стаг'ший?

Типунин. Правильно понимаете. Моя фамилия — Типунин. А вы…

Сахер (тихо). Варлаам Виссарионович, это настоящий Ленин, из мавзолея!

Куриллий (крестится). Господи-вседержитель! (Осеняет Ленина крестом.) Сгинь, пропади, нечистый дух!

Ленин (сердито). Ты на меня ещё святой водой побг'ызгай, даг'моед пузатый!

Пауза.

Типунин. Та-а-а-к… Ну, после телепортации меня уже ничем не удивишь… (Встаёт, подходит к Ленину, протягивает ему руку.) Здравствуйте, господин… товарищ Ленин!

Ленин (отвечая на рукопожатие, ехидно). Не попг'авляйтесь, батенька, не попг'авляйтесь! Господин — так господин. (Показывает на триколор.) Флажочек-то у вас в уголочке — цаг'ский, тг'ёхцветный! Думаете, я не заметил? Видимо, эти мудаки во главе с Тг'оцким и Джугашвили всё пг'осг'али, всю нашу г'еволюцию. Кстати, какой нынче год? Я пг'авильно понимаю, что пг'ошло много лет? (Лизуниной.) Больно уж наг'яд у вас, мадам, занимательный.

Бединский. Ну… по поводу революции я бы не был так категоричен, Владимир Ильич. Видите ли, мне, как историку…

Типунин. Давайте подождём пока с историей, Влас. Потом расскажешь товарищу Ленину, что тут без него творилось. (Ленину.) Садитесь, пожалуйста, Владимир Ильич!

Ленин садится в торце стола для заседаний.

Типунин. С моим помощником Сахером вы уже знакомы. А это (Показывает.) — депутат Лизулина, столичный градоначальник Злобянин, глава ведомства безопасности… ну, че-ка, если так понятнее… Намордников, специалист по космосу Тормозин, министр искусств Бединский и отец Куриллий.

Ленин (Куриллию). Вы не могли бы, батюшка, подальше от меня отсесть? Ничего личного, пг'осто физически не пег'еваг'иваю попов. И от ладана вашего меня мутит.

Куриллий, вздыхая и качая головой, пересаживается подальше от Ленина.

Ленин. Благодаг'ю. (Типунину.) Вы — главный, значит, к вам и буду апеллиг'овать. Г'асскажу всё по пог'ядку. Последнее, что помню — Гог'ки, доктог'а вокг'уг суетятся, Надюша пег'еживает, а этот чёг'т кавказский усами эдак алчно шевелит и по ковг'ам г'асхаживает, как на пг'оменаде… только г'язь г'азносит своими сапогами. Потом впал в забытьё. Очнулся — лежу в стеклянном саг'кофаге, а г'ядом какой-то механизм фыг'чит…

Типунин (Тормозину). Ты что, генератор установил прямо у саркофага?

Тормозин. Там центр окружности.

Ленин. В общем, встал я, обследовал помещение. Обнаг'ужил выход, а уж как на Кг'асной площади оказался, то и сюда добг'аться тг'уда не составило — память не подвела. Только вот откуда на небе взялись ещё две луны?

Типунин. Владимир Ильич, я вам кратко обрисую ситуацию. Механизм, который вы обнаружили рядом с вашим… э-э-э… саркофагом, перенёс на другую планету весь центр столицы в пределах Садового кольца.

Ленин. Что вы говог'ите? Пг'осто Уэллс какой-то! Значит, мы на Маг'се?

Типунин. Нет, не на Марсе. Гораздо дальше.

Тормозин. В другой звёздной системе!

Ленин. А зачем вы запустили столь опасный механизм?

Тормозин. Мы не думали, что будет такой результат.

Типунин. Нас окружают непроходимые леса, населённые враждебно настроенными дикарями. Продукты питания у нас заканчиваются, а новые взять негде.

Ленин. Значит, надо заглушить эту машину!

Типунин. Мы бы давно это сделали, если бы могли добраться до неё. Но нам препятствует силовое поле.

Ленин. Какое-какое поле?

Тормозин. Ну, не то поле, где сеют и пашут, а силовое, понимаете?

Ленин (сердито). Вы что же, считаете меня нег'амотным мужиком из какого-нибудь Шушенского? Знаю я, какие ещё поля бывают!

Тормозин. Простите… Силовое поле окружает механизм на расстоянии десять метров. И наружу из него проникнуть можно — вот и у вас получилось, а внутрь — никак.

Ленин (пожимая плечами). Вообще-то я, пока по пиг'амиде этой бг'одил, несколько г'аз к саг'кофагу беспг'епятственно возвг'ащался.

Тормозин. Ну-у, так это вы… (Замолкает с открытым ртом.)

Все, как по команде, вскакивают с мест и смотрят на Ленина.

Ленин. Вы чего, товаг'ищи?

Бединский (торопливо). Владимир Ильич, самое время поставить вас в известность, что́ тут без вас происходило! Представляете, вас в двадцать четвёртом поместили в саркофаг, а Джугашвили-то, знаете, потом…

Ленин (заинтересованно). Что ещё натвог'ил этот неотёсанный г'убиян?

Бединский (интригующе). Пойдёмте, я вам такое расскажу!

Ленин. С удовольствием послушаю! Пойдёмте, батенька!

Ленин встаёт. Бединский подходит к нему, берёт под локоть и уводит, по дороге начинает что-то рассказывать.

Типунин. Что это значит? Садитесь, садитесь!

Все садятся.

Тормозин. Влас — молодец, первым сообразил! Даже я не сразу допёр.

Злобянин. До чего допёр?

Тормозин. Смотрите, что получается. То, что Ленин ожил — это явно ещё один побочный эффект работы генератора.

Лизунина. Гос-с-споди, сколько же там ещё побочных эффектов?

Намордников. Как он мог ожить, если у него потрохов совсем не осталось, даже мозга? Мозг-то вообще хранится отдельно, в институте Бехтерева, по-моему.

Тормозин. М-да... Тут надо не к учёным обращаться, а к оккультистам. Для нас сейчас важно другое — раз Ленин в состоянии свободно приблизиться к генератору, значит, он может и отключить его!

Злобянин. Мы это уже поняли. А при чём здесь Бединский?

Тормозин. Бединский дал нам возможность обсудить, как уговорить вождя сделать это!

Куриллий. Неужто отключить бесовскую машину столь сложно?

Тормозин. Дело не в этом. Отключить — раз плюнуть. Но сам-то Ленин при этом снова в труп превратится! Как вы думаете, согласится он на такое?

Все переглядываются.

Типунин. Да-а-а! Хорошо ещё, что вождь не сообразил, что своим воскрешением он тоже обязан работе генератора!

Тормозин. В любую минуту сообразит. Он ведь не дурак, Ленин-то, хоть и безмозглый.

Злобянин. А кто наведёт Ленина на эту мысль? Не мы, во всяком случае!

Сахер. Недавно прибегал Гюрзанов, злой как чёрт. Жаловался, что кто-то взломал двери в мавзолее.

Намордников. Кто-кто… Сам Ленин и взломал! И если он узнает…

Типунин. Этого допустить ни в коем случае нельзя! Вот что, Дементий, разыщи-ка ты Гюрзанова и дай ему от моего имени какое-нибудь поручение, чтобы он какое-то время провёл подальше от кремля.

Сахер. Какое поручение, Варлаам Виссарионович?

Типунин. Сам придумай, на то ты и помощник.

Сахер. Ну, вы и задачи ставите!

Сахер встаёт и уходит.

Лизунина. Куда Бединский Ленина повёл? Им сейчас самое время вернуться.

Тормозин (с досадой). Эх, это мне надо было завладеть вниманием вождя, а не Бединскому!

Намордников. Почему?

Тормозин. Бединский не знает, как выключить генератор, а я знаю! Глядишь, за разговором эдак невзначай и попросил бы вождя провернуть дельце!

Злобянин. Хорошая мысля приходит опосля.

В кабинет через приёмную вбегает разъярённый Гюрзанов.

Гюрзанов. Теперь ещё и клоуна наняли!

Типунин. Ты о чём, Герасим Аникеевич?

Гюрзанов. Только не разыгрывайте мне здесь невинность, товарищ Типунин!

Типунин. Ты пьяный, что ли?

Гюрзанов. То-то я гляжу — двери в мавзолей раскурочены! Лишь бы посмеяться над нашими идеалами! Ладно бы, Штраух или там Каюров, так нет! Актёришка задрипанный с клееной бородой, а ваш Бединский с ним — чуть ли не под ручку! Какую ещё пошлую комедию замыслили, а?

Тормозин (тихо). Вот чёрт, увидел-таки…

Лизунина встаёт с места, подходит к Гюрзанову, берёт его под руку.

Лизунина (ласково). Герасим Аникеевич, дорогой вы наш, успокойтесь! Мы все во главе с Варлаамом Виссарионовичем меньше всего думаем о дискредитации кого-либо и чего-либо! Просто… Вам ли не знать, что приближается очередная годовщина Октябрьской революции…

Гюрзанов. Великой! Великой Октябрьской социалистической революции! Извольте важнейшее событие в истории человечества именовать полностью! Вождишку-то местного величаете полным титулом…

Намордников. Виноваты, исправимся, Герасим Аникеевич!

Злобянин. Вы совершенно правы, Герасим Аникеевич!

Типунин. Видишь, Герасим, как все тебя здесь уважают! Мы просто не успели поставить тебя в известность.

Гюрзанов. О чём?

Типунин. Вот, Евлампия Антиповна…

Лизунина. Да-да! Мы готовим вовсе не пошлую комедию, а грандиозную историческую реконструкцию с большой массовкой.

Гюрзанов (успокаиваясь). Всё равно, актёр неважный.

Типунин. Сам понимаешь, выбирать не приходится.

Лизунина. Позвольте, я подробно всё изложу товарищу Гюрзанову!

Типунин. Валяйте!

Лизунина уводит Гюрзанова в приёмную, они о чём-то тихо разговаривают.

Тормозин (облегчённо). Фу-у-у!

Злобянин. Чего "фу-у-у"? Сейчас Бединский с Лениным вернутся, вождь столкнётся с этим старым фанатиком, и всё пропало.

Намордников. Во-первых, Гюрзанов не фанатик, а расчётливый популист. Во-вторых, он примет Ленина за актёра.

Типунин (мрачно). Не уверен… Как бы намекнуть Лизуниной, чтобы увела Гюрзанова куда-нибудь подальше отсюда?

Куриллий. Надолго Евлампии всё равно не хватит…

В приёмной появляются Ленин и Бединский. Гюрзанов прерывает свой разговор с Лизулиной, подходит к Ленину.

В кабинете все обращают внимание на разговор, происходящий в приёмной: встают с мест, подходят к двери в приёмную, слушают.

Гюрзанов (меряя Ленина взглядом). Та-а-ак… Ладно, выбирать действительно не приходится. Сойдёт.

Ленин (засовывая большие пальцы рук за жилет, задиристо). В каком смысле "сойдёт", товаг'ищ?

Гюрзанов (недовольно). Пародист какой-то! Максим Галкин! Картавит, кривляется…

Белинский (тихо). Владимир Ильич…

Ленин (не обращая внимания). А вы, батенька, кто такой?

Гюрзанов. Вот, пожалуйста, ещё и "батенька"! Я — Гюрзанов!

Ленин. А-а-а, Гюг'занов! Вот вы-то мне и нужны! Что же это вы, товаг'ищ, а? Мне доложили, что вы в цег'ковь ходите, со свечкой стоите, как истукан!

Гюрзанов. Да вы…

Ленин (щупает пиджак Гюрзанова). И костюмчик-то у вас явно не от "Москвошвеи"… В заг'аничное одеваетесь! Это — комчванство, товаг'ищ Гюг'занов! Г'ассмотг'еть бы на бюг'о ваше пег'сональное дело, да жаль, квог'ума здесь не собг'ать!

Гюрзанов. Вы кто такой, чтобы такие замечания мне делать?!

Ленин. Позвольте пг'едставиться: Владимиг' Ульянов-Ленин, пг'едседатель Совета Наг'одных Комиссаг'ов!

Гюрзанов с изумлением смотрит на Ленина.

Гюрзанов. Вы… товарищ Ленин?! Настоящий?!

Ленин (Бединскому). Наконец-то дошло.

Бединский (язвительно). А до него вообще очень долго доходит. Измельчали кадры, Владимир Ильич, с ваших-то времён!

Ленин. А кадг'ы, товаг'ищи, г'ешают всё!

Гюрзанов. Знаю, это ещё Сталин говорил…

Ленин. Я! Я это пег'вым сказал! А он мою цитату себе пг'исвоил! Абг'ек — он и есть абг'ек!

Бединский. Пойдёмте в кабинет!

Находящиеся в кабинете отбегают от двери, рассаживаются по местам. Ленин, Гюрзанов и Бединский проходят в кабинет. Сразу после их ухода в приёмной появляется Сахер, он подходит к двери, подслушивает.

Гюрзанов. Что же вы меня в заблуждение вводите, товарищи? Владимир Ильич — никакой не актёр, он настоящий!

Типунин. Хотели, Герасим, тебе сюрприз сделать.

Гюрзанов. Как вам удалось воскреснуть, дорогой наш вождь и учитель?

Ленин. Благодаг'я вашей машине.

Гюрзанов. Какой машине?

Ленин. Котог'ую вы в пиг'амиде поставили. (Смеётся.) Надо же — пиг'амиду мне постг'оили, пг'ямо как Хеопсу какому-нибудь!

Гюрзанов (соображая). Значит, пока генератор работает…

Сахер (ворвавшись в кабинет). Герасим Аникеевич, прячьтесь! Дикари за вами идут!

Гюрзанов (опешив). За мной?

Сахер. Кто-то из отщепенцев натравил аборигенов! Сказал, что вы двуличны! А вы знаете их логику: чем двуличнее человек, тем на вкус лучше! Вспомните Клешняса!

Гюрзанов. Какая мерзость! Какая подлость! Никакой я не двуличный, это клевета!

Ленин. Ой ли, уважаемый? Тг'удящихся не обмануть!

Гюрзанов. Да какие они трудящиеся? Людоеды, бездельники! Что же делать?

Сахер. Бегите! Прячьтесь! Мы скажем, что вы болеете чем-нибудь инфекционным, тогда они и искать не будут, побоятся заразиться.

Ленин. Сифилисом, напг'имег'!

Гюрзанов (мечется). Прятаться… Бежать… Да, да!

Гюрзанов убегает.

Ленин. Интег'есно будет пообщаться с вашими дикаг'ями. Аг'хипег'спективный наг'од, я полагаю.

Сахер. Владимир Ильич, это была шутка!

Ленин. Шутка?

Типунин. Шутка, шутка. Молодец, Дементий, вовремя влез. Надо было во что бы то ни стало убрать отсюда Гюрзанова.

Ленин. А зачем?

Тормозин. Видите ли, мы хотели бы обратиться к вам с одной просьбой, а присутствие Гюрзанова могло этому помешать.

Ленин. Что за пг'осьба?

Тормозин. Внести небольшой корректив в работу машины, что установлена в мавзолее. Тогда защитное поле расширится, и мы избавимся от диктата аборигенов. А добраться до машины способны только вы!

Ленин. Я готов, товаг'ищи, выполнить вашу пг'осьбу, только не совсем понимаю, почему нужно было удалять товаг'ища Гюг'занова.

Присутствующие переглядываются, корчат друг другу рожи, делают жесты, кто-то пожимает плечами — не успели ничего придумать!

Куриллий. Он думает, что мы хотим вообще отключить сию адскую машину.

Бединский ахает, Типунин играет желваками, Тормозин закрывает лицо руками, Намордников незаметно для Ленина крутит пальцем у виска, Сахер закатывает глаза.

Ленин. Но вы же тогда вег'нётесь домой…

Куриллий. А ты-то, сыне, обратно трупом хладным станешь! А сие злодейство души наши христианские возжелать никак не могут.

Ленин (опешив). Да… Я как-то не подумал… Надо же, и сг'еди попов попадаются пг'иличные люди!

Тормозин (воодушевлённо). Ну! А вы как думали? Пойдёмте, Владимир Ильич, я вам объясню, что нужно сделать. И схемку нарисую…

Тормозин и Ленин выходят в приёмную. Тормозин захватывает со стола Сахера лист бумаги и карандаш, оба покидают приёмную. Сидящие в кабинете переглядываются, Куриллий крестится.

Бединский (тихо). Как думаете, получится?

Типунин (угрожающе). Молчи, а то сглазишь!

В приёмную возвращаются Лизунина и Гюрзанов. Они проходят в кабинет.

Лизунина (на ходу). …вот жаль только, детей у нас здесь не осталось. Можно было бы тоже нарядить их рабочими, матросами, юнкерами…

Гюрзанов. Вот только юнкерами не надо! (Оглядывается). А где товарищ Ленин?

Типунин. По нужде вышел.

Гюрзанов. А он… разве у него имеется такая потребность?

Бединский. Вы хотите сказать, что вождь не совсем человек?

Гюрзанов. Упаси боже… А Тормозин где?

Типунин. Дорогу показывает.

Немая сцена. Гюрзанов оглядывает всех по очереди, до него начинает доходить. Он меняется в лице.

Гюрзанов. Я понял… Я понял! Вы хотите, чтобы он остановил генератор и умер! (Отчаянно.) Владимир Ильич!

Видя, что Гюрзанов хочет бежать, на него накидываются все, кроме Куриллия, который продолжает сидеть на месте, и Лизулиной, которая бестолково топчется вокруг.

Типунин. Держите его!

Гюрзанов. Убийцы! Враги народа! Владимир Ильич! Товарищ Ленин!

Бединский. Не выпускай!

Намордников. Может, оглушить его? (Злобянину.) Самоед, подай что-нибудь тяжёлое!

Раздаётся пронзительный свист, он нарастает, потом ослабевает. Гюрзанов перестаёт вырываться, его отпускают. Воцаряется тишина.

Типунин. У них… получилось?

Сахер подбегает к окну, поднимает шторы. За окном — земное голубое небо, льётся солнечный свет.

Сахер (дрожащим голосом). Получилось… Получилось!!!

Присутствующие обнимаются, целуются, кричат: "Получилось! Ура!"

Слышен нарастающий шум вертолёта, он заглушает крики. Все постепенно прекращают выражать радость, Сахер выглядывает в окно. Шум вертолёта стихает.

Сахер. Военный вертолёт, с эмблемой ООН!

Типунин. Какого хрена здесь делает ООН?

Голос (через мегафон): Вы в безопасности! Пожалуйста, выходите наружу! Вас встретят представители миротворческих сил Организации Объединённых Наций. После взятия проб для радиационного и биологического анализа, а также санитарной обработки вы будете переданы в распоряжение властей!

Типунин. Каких ещё властей?.. (Подбегает к окну, в бешенстве кричит.) Каких ещё властей?! Мы здесь власть, мы, ты понял?!

Голос. Уже нет. Отсутствующие всегда неправы, господин Типунин.

Типунин, тяжело дыша, отворачивается от окна, он в отчаянии. В кабинет через приёмную вбегает насмерть перепуганный Заглот с двумя стражниками.

Заглот (в панике). Где моя, а? Поцему небо синий? Поцему зелезный птица летать? Моя по васа столица гулять, налоги собилать, а тут такая эпиделсия… (Куриллию.) Э, саман! Это всё твоя насаманить?

Куриллий. Нет, язычник, не моя. Сие промысел божий!

Заглот. Васа тепеля моя скусать, да?

Бединский. Это был бы не самый плохой вариант. Поверь мне… Дрого.

Немая сцена. Шум вертолёта.

Занавес.

Если вам понравился этот текст, можете поддержать автора:

Яндекс-кошелёк: 41001290341499

WebMoney: R225630806629

PayPal: пользователь beastman1966@gmail.com

Банковская карта: 4627 2900 2162 2321

AdvCash (рубли): R 7901 6276 0741