Побег из дурдома

Скачать в формате .epub можно здесь.

Повесть

 

Глава I

 

Мирта распахнула дверь во двор. Обе бутылки с молоком разлетелись вдребезги, а на половике расплылось белое пятно. Она в досаде топнула ножкой и выругалась вполголоса. Сколько можно вдалбливать тупоголовому сыну молочника, чтобы не ставил бутылки так близко к двери! Теперь по его милости ей снова придётся подать Генту чёрный кофе, и он снова будет воротить нос и нудить насчёт порядка в доме. А ведь ей ещё предстоит сообщить ему о своём решении…

Вздохнув, Мирта взяла веник и совок, собрала осколки, затем повесила мокрый половик на верёвке для белья на заднем дворе. Покончив с этим занятием, она потянулась и оглянулась по сторонам. Несмотря на раннее субботнее утро, в их маленьком Де́рнише уже кипела жизнь: на дороге то и дело звякали велосипедные звонки — мальчишки носились туда-сюда; где-то кололи дрова; у соседа справа из открытого окна вещал радиоприёмник строгим дикторским голосом. Мирта невольно прислушалась: опять что-то насчёт трусливого бегства в Лондон кабинета министров во главе с Юргом Па́ркоди — сколько можно мусолить эту тему? — и вызывающего недоумение упрямства его величества Сандера VI… "Лучше бы музыку включили! О, это идея…"

Вернувшись в дом, Мирта прошла в гостиную, смежную с кухней. На столике рядом с камином стоял "Филипс", купленный в рассрочку — предмет зависти знакомых. Вот и с ним придётся распрощаться… "Так, не раскисать!" — скомандовала себе Мирта. Много с чем придётся распрощаться. Занавесочки, всякие штучки, рюшечки-подушечки…

Молодая женщина повернула среднюю ручку — засветилась шкала настройки. Когда лампы прогрелись, в гостиной загремел дикторский голос, который она уже слышала во дворе. Мирта поморщилась, покрутила ручку настройки и попала на другую станцию. Играла мелодия "Колыбельной Клары" из оперы "Порги и Бесс". Видимо, радио Тильвании. Да, тильванцы могли позволить себе передавать американскую музыку — их страна провозгласила нейтралитет. Карлинское же радио в последнее время транслировало лишь классику (и то исключительно немецких и итальянских композиторов), а также народные и эстрадные песни глупого содержания. Джаз — упадническая музыка представителей неполноценной расы — новой администрацией крайне не одобрялся.

Мирта вернулась на кухню, зажгла примус, стоявший на бесполезной газовой плите, и водрузила на него кофейник. Кофе оставалось в обрез — только-только хватит на два дня... хватило бы им двоим, а одному Генту — дня на четыре. Пока ещё кофе можно было приобрести свободно, как и другие бакалейные товары (кроме сахара), но цены росли, словно на дрожжах. Мирта налила кофе в любимую чашку Гента — тёмно-коричневую, с золотым ободком — положила вместо сахара пол-ложечки мёда и поднялась на второй этаж.

В спальне тоже звучала музыка — Хельга Вилле пела из патефона "Розы Ривьеры". Абсолютно голый Гент стоял перед зеркалом и старался подпевать, используя свои скудные познания в немецком. При этом его правая кисть, находившаяся чуть ниже пояса, совершала возвратно-поступательное движение. Мирта застыла на месте, а потом взвизгнула:

— Ты чего делаешь?!

Гент издал звук, напоминающий хрюканье, согнулся в три погибели, схватил со спинки стула свою коричневую рубашку и прикрылся ею, после чего обернулся и злыми испуганными глазами уставился на жену.

— Стучать надо! — глупо сказал он.

Мирта молча поставила поднос с кофе на туалетный столик, развернулась и спустилась вниз. Выключила радио, прошла на кухню и села за стол. Губы её дрожали, из глаз текли слёзы — хорошо, что ещё не успела нанести тушь. Она достала из шкафчика полупустую пачку "Камелии", выбила сигарету, села за кухонный стол и закурила, стряхивая пепел в щербатую фарфоровую пепельницу. Вообще-то она не курила, но тут случай особый… Дожила, ничего себе — муж изменяет с правой рукой!

Гент, громко топая, спустился по лестнице и воздвигся на пороге кухни. Он был уже при своём полном дурацком параде — коричневая рубашка с чёрным узким галстуком, короткие тёмные штаны, не доходящие до серых гольфов, что обтягивали волосатые ноги, которые были втиснуты в тяжёлые чёрные башмаки. Не глядя на жену и обстоятельно расправляя сине-зелёно-чёрную нарукавную повязку с красной свастикой, Гент заговорил:

— Всё, я пошёл. Когда вернусь, не знаю — возможно, слёт продлится до вечера. Если вдруг буду задерживаться, постараюсь…

— Я ухожу от тебя, — решилась Мирта.

Гент осёкся и посмотрел на неё, его белёсые брови поползли вверх.

— Уходишь? К кому, интересно?

— Не к кому, а куда. Я нанялась медсестрой в психиатрическую лечебницу. И сегодня же отправляюсь туда.

— В замок? — поразился Гент. — К психам?!

— В замок. К психам.

— Ты спятила, Мирта?

— Мне нужна эта работа. Ты не забыл, что я окончила курсы медсестёр?

— На кой чёрт тебе понадобилось выходить на работу? Я что, мало получаю?

— Я, кажется, уже сказала, что ухожу от тебя.

— Постой, Мирта… — Гент подошёл поближе. — Ты ведь это решила… не сегодня, да?

— Да, уже давно. Сегодня я просто лишний раз убедилась, что моё решение было правильным.

— Но почему?

— Тому много причин. Ты хочешь сейчас об этом поговорить?

— Я вообще не желаю об этом разговаривать, — Гент бросил взгляд на наручные часы. — К тому же сейчас у меня нет времени. Но заранее ставлю тебя в известность, что ты очень пожалеешь… особенно когда в Дернише появятся немцы. Если не ошибаюсь, главный врач в этой психушке — еврей?

— При чём здесь это?

— Увидишь, при чём, — Гент ненадолго задумался, потом выпятил челюсть. — Значит, так. Ты ничего не говорила, я ничего не слышал. Сегодня вечером к моему возвращению должен быть приготовлен ужин.

Для убедительности Гент щёлкнул каблуками, повернулся и вышел во двор, хлопнув дверью. "Какой же ты дурак", — подумала Мирта.

Она поднялась в спальню, собрала свои немногочисленные наряды и бельё, сложила их в фибровый чемодан. Достала из тайника в ванной конверт со своими сбережениями — около трёх тысяч дукатов — и сунула их в сумочку. Окинула взглядом спальню, в которой Гент на протяжении трёх с половиной лет пыхтел и пускал газы, вставляя в неё свою "гордость арийца" — именно так он начал именовать собственный член с тех пор как вступил в КНПП, Карлинскую народно-патриотическую партию. Заглянула в маленькую гостевую комнату, в которой давно уже никто не останавливался. Спустилась вниз, прошлась по уютной гостиной, по кухне, ставшей такой родной… или не ставшей? "Поменьше соплей", — скомандовала себе Мирта. Оставив Генту записку из пары слов, она вышла из дома, заперла входную дверь и хотела было подшвырнуть ключ под неё, но потом передумала и опустила его в карман платья. Кто знает, как оно дальше повернётся…

Минут через пять Мирта оказалась на главной площади Дерниша. Там было безлюдно, лишь на ступеньках церкви в ожидании мессы сидела старуха, равнодушно бросавшая хлебные крошки голубям и воробьям. Слева располагалось приземистое здание почты, где служил Гент, справа — мэрия, двухэтажный дом с башней, на которой торчал пустой флагшток. После того как произошла оккупация и правительство эмигрировало в Англию, из столицы в адрес муниципалитета Дерниша пришёл строгий приказ: спустить сине-зелёно-чёрный флаг Карлинии, что и было незамедлительно сделано. Однако приказ о вывешивании нового флага со свастикой так и не поступил, а отцы города вовсе не желали бежать впереди паровоза, тем более что немцы в уезде пока не появлялись…

От площади лучами расходились улицы. Мирта пошла по той, что вела чуть под гору и скрывалась в густом лесу — любимом месте пикников горожан. Сразу за лесом начинался огромный парк, окружавший замок Дерниш.

Лет двадцать назад в городе была основана небольшая психиатрическая лечебница. Поговаривали, что к её созданию приложил руку чуть ли не сам Зигмунд Фрейд, который якобы неоднократно приезжал в Дерниш из Австрии, чтобы погостить у своего однокашника по Венскому университету — отца нынешнего главврача. Вскоре после начала войны деревянное здание лечебницы сгорело. При пожаре никто не пострадал — ни пациенты, ни медицинский персонал — но крыши над головой они лишились. И прозябать бы им из милости в тесных помещениях уездной больницы, если бы владельцы замка не вздумали уехать в Канаду, подальше от неприятностей неизбежной оккупации. Перед отъездом господин Гибер, глава владетельного семейства, лично явился к главврачу Циммерману — тот когда-то пользовал Гибера по поводу нервных срывов — и предложил ему и его подопечным совершенно бесплатно разместиться в замке, которому всё равно предстояло пустовать в течение неопределённого времени. Разумеется, предложение было принято доктором Циммерманом с огромной благодарностью.

Лечебница переехала в просторный и комфортабельный дом с роскошным пейзажным парком площадью 250 гектаров. Но радость Циммермана длилась недолго. Новые власти резко сократили финансирование медицины, и заведение очутилось на грани выживания. К тому же поползли слухи о том, что психических больных нацисты отправляют в концентрационные лагеря. И замок опустел: почти всех пациентов забрали родственники, чтобы по возможности переправить в нейтральные страны, а медперсонал в большинстве своём уволился. Сейчас в лечебнице пребывали всего три пациента, которым просто некуда было деваться, а также главврач (и вообще единственный врач), шестидесятитрёхлетний Соломон Циммерман, приходящая уборщица и кухарка, которая постоянно проживала в замке и по ночам запиралась в своей комнате на три засова из страха перед "психами". Кроме того, в сторожке у главных ворот обитал старый привратник, служивший уже третьему поколению хозяев.

Всё это Мирте рассказал сам доктор Циммерман во время импровизированного собеседования, которое состоялось не в замке, а на почте — Мирта пришла туда, чтобы получить посылку от тётушки Лармо́ди, проживавшей в столице. Гент не был свидетелем их разговора, поскольку, как заместитель начальника почты, занимал отдельный маленький кабинет. Ожидая своей очереди, Мирта затеяла разговор с доктором и обмолвилась, что окончила курсы медсестёр. Циммерман, крепенький старичок с блестящей лысиной и окладистой седой бородой, тут же вцепился в неё как клещ. Он умел уговаривать, и Мирта, которая к тому времени твёрдо решила уйти от мужа, согласилась.

— Вы не представляете, деточка, как вы меня обяжете! — то и дело повторял доктор, ласково глядя на Мирту сквозь свои круглые очки. — Миллионов я вам, конечно, не обещаю, зато на всём готовом! Опять же комфорт… И пациенты у нас хорошие, вы в этом сами убедитесь!

Мирта не стала уточнять, что именно Циммерман имел в виду под "хорошими пациентами". Главное — у неё появилась реальная возможность начать самостоятельную жизнь. К тому же она не желала иметь ничего общего с мужчиной, который стал поклонником этого бесноватого Гитлера — вот уж кто явно нуждался в заботе психиатра!

Шагая по лесной дороге, Мирта думала об этом и о многом другом, не обращая внимания на окружавшие её природные красоты — вековые сосны, под которыми шелестел густой подлесок, живописные замшелые камни, извилистый ручеёк, что звенел под старым дощатым мостиком… Она настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как лес кончился, и перед ней появились главные ворота парка. Кованые узорчатые створки были навешены на старинные каменные столбы, от которых вправо и влево тянулась ограда из вертикальных металлических прутьев, заострённых сверху. Сразу за воротами, с правой стороны от подъездной дороги Мирта увидела сторожку — фахверховый домик с крутой крышей. Немного робея, она подошла к воротам и нажала кнопку электрического звонка.

Из сторожки, хромая и крякая, вышел привратник — кряжистый дед в поношенной форме времён войны 1914 года. Он подошёл к воротам и оглядел Мирту.

— Что угодно, дочка? — голос у него был на удивление приятный.

— Я — новая медсестра, Мирта Анда́рци. Меня пригласил доктор Циммерман, — ответила Мирта.

— А-а, вон оно что, — запавшие маленькие глазки быстро обежали молодую женщину. — Да, доктор говорил… Значит, здесь будешь работать. Меня зовут дядя Ян. Входи, мамзель.

Мирта не стала возражать против "мамзели" и вошла в приоткрытую створку.

— Ступай прямо по дороге до самого замка, — привратник показал рукой. — Во-о-он там он, на холме. И не бойся, наши психи не опасные… когда под присмотром. Давай я тебе чемоданчик поднесу!

— Спасибо, не надо, — сказала Мирта и направилась к замку.

Хоть дядя Ян и успокоил её насчёт пациентов, молодая женщина чувствовала себя неуютно. Ей ещё никогда не приходилось иметь дело с психически больными (если, конечно, не считать Гента, когда ему вожжа попадала под хвост). В парке царила тишина, даже ветер стих в ветвях деревьев. Мирте казалось, что гравий под её туфлями хрустит просто оглушающе. Она то боязливо оглядывалась по сторонам, то бросала взгляд на замок в глубине парка, который, казалось, не приближался ни на шаг.

Трёхэтажное здание было построено в стиле ренессанс — но, конечно, не в XVI веке, а всего лишь сорок с лишним лет назад по заказу деда нынешнего владельца поместья, большого поклонника елизаветинской эпохи в Англии. Массивную центральную часть, всю в оконных переплётах, зрительно уравновешивали четыре квадратных в плане башни, расположенные по углам. Густой плющ укутывал замок почти целиком до середины третьего этажа. Мирта поднялась по ступенькам, ведущим к парадной двери, и замешкалась в поисках кнопки или шнурка звонка. Но дверь неожиданно распахнулась, на пороге появился сияющий доктор Циммерман.

— Я так боялся, что вы передумаете! Вы и представить себе не можете, деточка, до чего я рад вас видеть!

Тут его взгляд упал на чемодан. Мирта поразилась, с какой скоростью радостное выражение лица доктора изменилось на горестное.

— А это… Неужели я ошибся, и вы пришли попрощаться?

Мирта рассмеялась.

— Напротив, доктор! Я хотела бы здесь поселиться. Для меня найдётся маленькая комнатка?

Доктор Циммерман вновь расцвёл.

— Деточка, весь третий этаж — в вашем распоряжении, там целых две спальни, да ещё с будуарами! Прошу вас, милости прошу… Извините, но… У вас что-то случилось дома?

— Я ушла от мужа.

— Понятно, — доктор пожевал губами. — Не буду вас ни о чём расспрашивать. Сами потом расскажете, если пожелаете. Но чемоданчиком вашим я всё-таки завладею. Не пристало красивой молодой даме таскать в своих нежных ручках такую тяжесть.

— Он вовсе не тяжёлый… — запротестовала Мирта, но Циммерман уже отобрал чемодан и двинулся с ним в прихожую.

— Прошу вас, деточка, прошу!

В просторной прихожей неярко горели бра по бокам большого напольного зеркала. Мирта мельком глянула на своё отражение и заспешила за доктором, который резво просеменил через прихожую в широкий коридор, пересекавший здание насквозь. С левой стороны, за рядом следующих одна за другой арок, Мирта увидела полутёмный пиршественный зал высотой в два этажа со сводчатым потолком и галереей. А Циммерман уже нырнул в дверь с правой стороны.

Это была библиотека — сквозь стеклянные дверцы шкафов виднелись разноцветные корешки книг; посреди комнаты друг напротив друга стояли два кожаных дивана, разделённые длинным столиком. Доктор и Мирта пересекли библиотеку по диагонали и вошли в кабинет, занимавший первый этаж одной из угловых башенок. Циммерман поставил чемодан в угол и предложил молодой женщине удобное кресло у письменного стола, а сам быстро обежал его и плюхнулся в своё кресло с другой стороны — массивное, с высокой резной спинкой.

— Нуте-с, введу вас в курс дела, деточка, — начал доктор, сняв очки и погладив собственную лысину. — Только давайте сперва решим вопрос об оплате и прочих условиях. Поскольку вы собираетесь проживать здесь, стол и комната будут для вас бесплатны… кстати, Дина, наша кухарка, при всей своей боязливости превосходно готовит. Жалованье — сто пятьдесят дукатов в месяц. Маловато, понимаю. Но…

— Что вы, доктор, меня это вполне устраивает, — возразила Мирта и улыбнулась. Доктор тоже просиял:

— Вот и замечательно! Стало быть, с этим вопросом всё. Теперь — о наших, так сказать, подопечных. Их всего трое, так что много времени знакомство не займёт.

Доктор Циммерман с шумом выдвинул ящик стола, извлёк картонную папку и бухнул её перед собой на стол.

— Пациент номер один, — он раскрыл папку, перевернул её и пододвинул поближе к Мирте. — Ко́ста Бе́ркиши, 22 года. Интересный случай. Изрядная склонность как к клептомании, так и к пиромании. Крадёт всё, что плохо лежит, и что хорошо — тоже. А потом обычно устраивает пожар на месте преступления.

— Видимо, чтобы замести следы? — высказала предположение Мирта. Доктор засмеялся и покачал головой:

— Деточка, не подходите к ним с меркой, которой вы меряете нормального человека. Коста пускает красного петуха просто так, ради собственного удовольствия.

С фотографии на Мирту смотрела улыбающаяся зубастая физиономия. Казалось, она была вырезана из вертикально насаженного на шею деревянного бруса — настолько прямыми были её очертания. Физиономия венчалась коротко стрижеными тёмными кудряшками. Светлые глаза смотрели по-детски наивно.

— Наверное, приходится держать огнетушители наготове? — спросила Мирта.

— Вовсе нет, — покачал головой доктор. — То есть огнетушители имеются, конечно — правила противопожарной безопасности никто не отменял. Но здесь, в поместье, Беркиши ни разу ничего не поджёг. И не подожжёт.

— А я было подумала, что старая больница…

— Нет, что вы! Там просто закоротило проводку. А Коста — как, кстати, и Да́нгель, наш второй пациент — не проявляет на территории лечебницы свои болезненные наклонности. Понимаете, деточка, они оба — как собаки, которые, пардон, не гадят там, где спят. Главное — чтобы они не сбежали за пределы парка — спасибо хозяевам поместья, что установили надёжную ограду… Перейдём к Дангелю.

Циммерман перекинул несколько страниц.

— Леон Дангель, 45 лет. Как вы думаете, что с ним не так?

Пухлое щекастое лицо Дангеля напоминало блин. По бокам круглой головы торчали оттопыренные уши. Близко посаженные заплывшие глазки под чёлкой жидких светлых волос абсолютно ничего не выражали.

— Затрудняюсь с диагнозом, — усмехнулась Мирта.

— Гомосексуальный маньяк. Кроме того, некрофил и зоофил.

— Боже!

— Да, с такими пациентами не заскучаешь…

— А где он сейчас?

— Что, испугались? — ухмыльнулся доктор Циммерман.

— Нет, но…

— Можете не волноваться, деточка, вы — в полной безопасности. Сейчас Леон сидит в своей палате… виноват, в спальне... Здесь на втором этаже — четыре спальни, три из них используется как палаты, в четвёртой обитает ваш покорный слуга… Так, а вот и наш третий подопечный. Он вам никого не напоминает?

Мирта посмотрела на фотографию.

— Напоминает, — удивлённо протянула она. — Я его точно где-то видела!

— Вспоминайте, вспоминайте, — хитро прищурился доктор Циммерман. — У вас память молодая.

— По-моему, его фото попадалось мне в газете или в каком-нибудь журнале…

— А ещё — в кинохронике! — торжественно произнёс доктор. — Перед вами — глава Советского Союза, генеральный секретарь Иосиф Сталин!

— Вы смеётесь, доктор?! — возмутилась Мирта.

Циммерман захохотал.

— Ради бога, простите, деточка, за дурацкую шутку! Конечно, это не Сталин. Перед вами — Нико́ла Пе́рно, 59 лет. Диагноз — мегаломания, в просторечии — мания величия. Искренне считает себя тем, на кого он так похож. Специально красит волосы и усы, носит френч, курит трубку… История его весьма занятна. Не соблаговолите ли выслушать?

Мирта кивнула. Доктор Циммерман поудобнее устроился в кресле и начал:

— С начала двадцатых Перно внимательно следил за своим кумиром, читал все его речи, смотрел хронику и добился, чтобы его в тридцать седьмом отправили в Россию в составе сельскохозяйственной делегации: по образованию Никола — специалист по сельхозавиации. Там-то всё с ним и произошло… Во время массового мероприятия на сельскохозяйственной выставке в Москве Перно вдруг затеял публично изображать Сталина… ну, то есть он-то искренне считал себя им. Но русские его спектакль не оценили, и Перно тут же арестовали сотрудники НКВД… это у них такая тайная полиция. Конечно, посольство Карлинии в Москве заявило решительный протест, но вы и представить себе не можете, какое тяжкое преступление совершил Никола с точки зрения Советов. Но он, можно сказать, ещё легко отделался… Вам известно, что такое ГУЛАГ?

— Нет.

— Это система советских концентрационных лагерей, раскиданных по всей стране — в Центральной России, в Сибири, на Дальнем Востоке… И Николе повезло. Он угодил в недавно созданный Лужский лагерь, расположенный всего в тридцати километрах от границы с Эстонией, которая в то время ещё не была оккупирована Советами. Суровая лагерная обстановка благоприятно подействовала на его сознание и вызвала временное просветление. Перно бежал из лагеря и добрался до приграничного города Нарвы. Его задержали эстонские пограничники, и он успел рассказать дознавателю о своих приключениях прежде, чем его рассудок вновь помутился. Позже эстонские власти без лишнего шума передали Николу под опеку Красного креста, а уж те доставили его прямиком в нашу лечебницу. Когда началась война, Перно пришёл в ярость и кричал, что Молотова надо расстрелять…

— Кого надо расстрелять?

— Советского министра иностранных дел — за то, что заключил со своим немецким коллегой Риббентропом договор о ненападении между СССР и Германией. Они оба, конечно, не самостоятельные фигуры, на самом деле между собой сговорились Сталин и Гитлер… Впрочем, не будем о политике. Имейте в виду, что Никола чрезвычайно идеализирует своего прототипа… то есть себя самого, считает, что он – самый выдающийся политический деятель всех времён и народов. Только не вздумайте называть его в глаза товарищем Сталиным или Иосифом Виссарионовичем! У него такое обращение вызывает глубокую депрессию — сознание входит в противоречие с подсознанием. Раньше мы называли Николу просто "Вождь", но когда началась война, он потребовал, чтобы к нему обращались "Учитель" — дескать, Гитлера тоже называют вождём, и ему это неприятно... Видимо, я всё-таки напугал вас, деточка?

— Что вы, доктор! Знаете, это даже интересно.

— Чрезвычайно интересно, — подтвердил Циммерман, вскочил с кресла и схватил чемодан Мирты. — Пойдёмте, я покажу вам вашу комнату.

Они поднялись по лестнице на третий этаж. Доктор распахнул одну из дверей на лестничной площадке.

— Заходите, деточка.

Мирта оказалась в небольшой передней, где из мебели был только огромный старинный платяной шкаф. Передняя отделялась аркой от небольшой уютной гостиной с круглым столиком, окружённым креслами, диваном и камином. Из гостиной они прошли в спальню с двумя кроватями, парой тумбочек, трельяжем и комодом. Доктор Циммерман, отдуваясь, поставил чемодан Мирты на пол рядом с кроватью.

— А вот за той узенькой дверкой — ваша персональная ванная! Ну, как вам здесь, деточка?

— Роскошно! — искренне сказала Мирта.

— Тогда располагайтесь. Отдохните с дороги часика полтора-два, а уж потом…

— Но я вовсе не устала!

— Не спорьте с врачом! — Циммерман шутливо погрозил пальцем и посмотрел на часы. — Так… половина одиннадцатого. В двенадцать я вам позвоню и скажу, что надо будет сделать, — он указал на белый телефонный аппарат, стоявший на одной из тумбочек.

— Позвоните? — удивилась Мирта. — Вы собираетесь куда-то уехать?

— Нет, я позвоню вам из своего кабинета! — доктор наслаждался произведённым эффектом. — Замок оборудован собственной автоматической телефонной станцией — причуда господина Гибера, очень полезная, следует признать. Если захотите поговорить со мной, наберите 1-01. Кстати, можете при желании позвонить отсюда и в город, выход через ноль… Ну, не буду вам мешать, деточка!

Доктор покинул апартаменты Мирты и спустился в свой кабинет, намереваясь в тишине и покое просмотреть свежие медицинские журналы. Но не прошло и четверти часа, как на его большом столе зазвонил телефон. Циммерман поднял трубку.

— Алло! Да, доктор Циммерман… А-а, слушаю вас, святой отец… Как не следим?.. Что значит "разбегаются"?.. Подождите, свят… Не надо переходить на личности! Как?.. О, боже!.. Да, да, конечно… Сейчас буду!

Доктор в сердцах швырнул трубку на рычаг, пробормотал какое-то ругательство на идише и снова взялся за телефон.

— Госпожа Андарци, это доктор Циммерман… Хорошо, хорошо, Мирта так Мирта, всё равно вы так и останетесь для меня деточкой… В общем, извините, но вам придётся прервать отдых. Мне нужна ваша помощь. В шкафу вы найдёте, так сказать, вашу рабочую одежду. Переоденьтесь, деточка, выходите на улицу и ждите, я сейчас буду…

Мирта, уже в одежде сестры милосердия, стояла на крыльце у парадной двери и смотрела, как из-за угла, переваливаясь, выруливает старый фургон "форд" с красными крестами на боках. Когда-то он, видимо, был белым, но со временем его кузов приобрёл грязно-серый цвет. Машина остановилась напротив ступенек. Из кабины высунулся доктор — на его голове красовалась летняя шляпа с полями — и крикнул:

— Что же вы, деточка? Время не ждёт!

Новоявленная медсестра проскользнула на пассажирское сиденье, и "форд", чадя выхлопом, тронулся в путь.

— Вы что же, доктор, и за водителя? — спросила Мирта.

— А на какие шиши мне оплачивать ставку водителя? — огрызнулся Циммерман, но тут же улыбнулся:

— Простите, деточка! Нервы, нервы… Знаете старый анекдот? В дурдоме кто первым халат надел, тот и доктор.

Мирта прыснула. Циммерман тоже хохотнул.

— Должен признаться, вы мне нужны сейчас в качестве, так сказать, моральной поддержки. Я бы справился и без вас, но присутствие молодой красивой женщины действует благоприятно на рассерженных мужчин. Вы, конечно, желаете спросить меня, куда и зачем мы едем?

— Вы угадали, доктор.

— А едем мы в Дерниш, в полицейское управление. Дангель наш сбежал.

 

Глава II

 

Часом раньше отец Теодор, настоятель церкви святого Михаила (или Микала, как его называли в Карлинии) возвращался в Дерниш с одного из окрестных хуторов — он совершил там обряд соборования девяностосемилетнего старика-крестьянина, собравшегося-таки отдать богу душу. Рассеянно размышляя о бренности человеческого бытия, святой отец брёл по просёлочной дороге, огибавшей городское кладбище. Он наслаждался тишиной и покоем субботнего дня — его утомили притворные причитания и крокодиловы слёзы представителей многочисленного потомства долгожителя, которым явно не терпелось заняться делёжкой наследства.

И тут душевное спокойствие отца Теодора вновь нарушилось. До его ушей донёсся звук, который обычно сопровождает работу землекопа. Удивлённый, он остановился. Точно — на кладбище кто-то вовсю орудовал лопатой.

Сказать, что священник удивился — значит не сказать ничего. Он совершенно точно знал, что в его приходе в течение последних трёх месяцев никто не умирал. Отцу Теодору вдруг подумалось, что это нетерпеливые хуторяне решили поскорее похоронить своего дедулю, может, даже ещё живого… Он отогнал нелепую и нечестивую мысль, приписав её козням лукавого, и подошёл к кладбищенской ограде, чтобы рассмотреть землекопа. У него похолодело сердце. Какой-то толстый мужчина в синей пижаме не делал новую яму, а раскапывал уже существующую могилу — ту самую, где три месяца назад похоронили молодого Ша́берти, разбившегося на своём мотоциклете.

— Ты что же творишь, нечестивец?! — крикнул отец Теодор, от волнения дав петуха. Землекоп в пижаме прекратил своё занятие, поднял голову и посмотрел на священника. Тому стало не по себе от взгляда поросячьих глаз на толстом круглом лице. Игра в гляделки продолжалась, как показалось отцу Теодору, целую вечность. Потом гробокопатель осклабился, отшвырнул лопату и двинулся по направлению к священнику. Когда он подошёл почти вплотную к ограде и призывно раскинул руки, отец Теодор осознал, что пора бежать…

Дим Ка́мбуру, сержант полиции, прохаживался по главной площади Дерниша, заложив руки за спину. Настроение у него было неважное. Сегодня утром ему конфиденциально сообщили, что немцы вот-вот пожалуют в его маленький городок. Значит, начнутся проблемы, и это ещё мягко сказано. Орднунг, комендантский час, обыски, облавы…

Внимание сержанта привлёк появившийся на площади отец Теодор. Даже не сам отец, а его странное поведение. Настоятель церкви святого Михаила запыхался, его облачение было покрыто дорожной пылью. Заметив полицейского, отец Теодор вскрикнул, из последних сил рванулся к нему и схватил за рукав мундира.

— Спасите… господин сержант… помогите!

— Что случилось, святой отец? — поинтересовался Камбуру.

Отец Теодор не сумел ничего вымолвить, только поднял дрожащую руку. Сержант посмотрел в указанном направлении — по улице, ведущей к кладбищу, быстрым шагом, несмотря на свою полноту, двигался человек в синей пижаме. Он приближался с неумолимостью дредноута и широко улыбался. Сержант узнал его.

— Откуда он здесь взялся, чёрт бы его побрал?.. Извините, святой отец…

— Кто это? — взвизгнул отец Теодор.

— Это один из пациентов доктора Циммермана, вот только фамилию его я запамятовал. Он — маньяк, некрофил и зоофил.

— Господи помилуй!

Тем временем толстяк раскинул ручищи, собираясь обнять и сержанта, и служителя культа. Полицейский чиновник подобрался, осознав, что на помощь отца Теодора не стоит рассчитывать…

Пять минут спустя Леона Дангеля, пациента психиатрической лечебницы, водворили в "обезьянник" полицейского управления Дерниша. Это удалось лишь благодаря помощи двух здоровенных грузчиков с железнодорожной станции, очень кстати оказавшихся на площади. Дангель плотоядно ухмылялся из-за решётки. Грузчики получили от сержанта благодарность, а от отца Теодора — торопливое благословение и ушли, погрозив на прощанье задержанному кулаками. Камбуру, чертыхаясь, пытался застегнуть форменные штаны, у которых были с мясом вырваны пуговицы. Дангель в приступе вожделения сумел даже разорвать его кожаный ремень с медной пряжкой.

— Да перестаньте, наконец, поминать лукавого! — выкрикнул отец Теодор. — Срочно звоните этому Циммерману! Пусть забирает своего маньяка!

— Вы не могли бы позвонить сами, святой отец? — смущённо попросил сержант. — Мне надо переодеться.

Священник возвёл очи горе, но всё-таки выполнил просьбу. Вскоре к полицейскому управлению подрулил медицинский автофургон. Чрезвычайно смущённый доктор Циммерман появился в сопровождении молодой миловидной медсестры.

— Добрый день, господин сержант! — доктор снял шляпу и поклонился.

— Добрый, — угрюмо буркнул сержант, успевший сменить брюки. Тут он увидел Мирту, его лицо расплылось в улыбке.

— Госпожа Андарци? Вот уж не ожидал вас увидеть в таком наряде! Вы что же, решили проявить себя на медицинском поприще?

— Да, я теперь медицинская сестра в лечебнице доктора Циммермана, — подтвердила Мирта.

— Не завидую вам. Хотя это платье вам очень идёт, можете мне поверить…

— Спасибо, господин сержант, — улыбнулась Мирта, но тут встрял священник:

— Может, вы подождёте с любезностями? Господин Циммерман, из-за вашей халатности могли пострадать жители нашего города! Мало того, что он раскапывал могилу для совершения непристойных действий с покойным, так ещё и погнался за мной! Каким образом этот умалишённый сбежал?

Сержант нахмурился:

— Извините, святой отец, это уже моя обязанность — выяснить все обстоятельства дела.

— Так выясняйте!

— И выясню. А вас я больше не задерживаю. Благодарю за содействие полиции, — сержант произнёс последние слова с издёвкой. Отец Теодор возмущённо фыркнул, злобно глянул на Циммермана, пробормотал: "Кругом они!" и выбежал из управления.

— Пойдёмте, доктор, — пригласил сержант.

Все трое прошли к "обезьяннику". Увидев доктора Циммермана, Дангель перестал лыбиться. Он насупился, покраснел и опустил голову.

— Ты что же это натворил, Леон? — строго спросил доктор.

— Он же мой! — виновато пробасил пленный толстяк.

— Кто?

— Поп!

— Нет, не твой! Собирайся, поедем домой.

— Дать вам в сопровождение моих ребят? — спросил сержант.

— Не надо, спасибо… Откройте, пожалуйста, клетку.

— Но…

— Уверяю вас, теперь он совершенно безопасен.

— Да, что-то присмирел при вашем появлении.

— Просто Леон знает: если он будет плохо себя вести — камфара и электрошок ему обеспечены.

— Так ваш пациент уже… того… плохо себя повёл.

— Он об этом не помнит.

Камбуру отпер "обезьянник". Доктор Циммерман взял задержанного за руку и вывел наружу. Дангель не проявлял абсолютно никакой агрессии.

— Огромное вам спасибо, господин сержант, и примите мои самые искренние извинения! Мы обязательно проверим состояние ограды вокруг парка — наверное, где-то появилась прореха.

Циммерман, по-прежнему держа своего пациента за руку, направился к выходу. Мирта последовала за ним.

— Да, вот что… — сказал сержант. — Поступили сведения, что в Дерниш не сегодня-завтра прибудут немцы.

Мирта ойкнула. Доктор растерянно посмотрел на полицейского.

— Я это к чему… — продолжал Камбуру и замолчал, сочувствующе глядя на доктора.

— Говорите, голубчик, не стесняйтесь.

— Я к тому, что они евреев задерживают и куда-то увозят… И пациентов психбольниц тоже. И всё, что называется, с концами. Никаких известий.

Повисла напряжённая пауза. Сержант крякнул, достал сигарету и закурил. Доктор Циммерман моргал глазами. Мирта взволнованно переводила взгляд с одного на другого. Наконец доктор сказал:

— Спасибо, что предупредили, голубчик.

 

Обратно ехали в молчании. У въездных ворот к автофургону подбежал привратник дядя Ян.

— Доктор, доктор! Я нашёл дыру в ограде, там, в дубраве, и заделал её.

— Лучше поздно, чем никогда, — вздохнул Циммерман.

Он припарковал фургон у главного входа. Дангеля отвели в его комнату-палату на втором этаже, после чего доктор пригласил Мирту в свой кабинет.

В библиотеке их встретил Никола Перно, невысокий плотный мужчина с седыми волосами и седыми же усами. Одетый во френч, брюки с лампасами и мягкие сапоги, он расхаживал среди книжных шкафов, покуривая трубку.

— Учитель, — обратился к нему Циммерман. — Позвольте представить вам новую медицинскую сестру. Её зовут Мирта Андарци.

— Здравствуйте, товарищ Андарци, — "Учитель" пожал Мирте руку. — Как вам понравилось данное учреждение?

— Очень понравилось, Учитель, — ответила Мирта, делая книксен.

— Вы всем довольны? Есть ли какие-то пожелания?

— Никак нет.

— Хорошо, — ответил Перно. — Доктор, мне надо с вами поговорить.

— Прошу вас, — Циммерман приглашающе махнул рукой. — Только свою трубку, пожалуйста, оставьте здесь.

Перно повиновался; все трое прошли в кабинет. Доктор сел в своё кресло, Мирта и Перно заняли два других.

— Слушаю вас, уважаемый Учитель, — сказал доктор.

— Как вы намерены противостоять возможной агрессии Гитлера? — спросил Перно.

— Никак. Вы же знаете, что Карлиния уже оккупирована германскими войсками.

— А почему я не вижу их здесь?

— Понимаете, наш Дерниш — это глушь. Немцы до нас просто ещё не добрались. Но, по данным разведки, — при этих словах Циммерман бросил взгляд на Мирту, безмолвно предупреждая, чтобы она вне вздумала смеяться. — В ближайшее время следует ожидать появления здесь германской оккупационной администрации.

— Мы можем им противостоять своими силами?

— Нет, Учитель. Силы слишком неравны.

— В таком случае, — Перно сделал жест рукой. — Нам следует эвакуироваться.

— К большому сожалению, эвакуироваться нам некуда.

— Ошибаетесь, доктор. Я уже выработал план. Главное — попасть на базу сельхозавиации на северной окраине Като́ны. Насколько я помню, там имеются бипланы "Кёртисс", не новые, но вполне способные летать. Если лететь на небольшой высоте и ночью, то вполне можно добраться до нейтральной Тильвании.

У Циммермана брови взметнулись вверх.

— Вы это серьёзно?! Нас собьёт первая же зенитка — если не над нашей территорией, то над Тильванией!

Перно фыркнул в усы.

— Вы не хуже меня знаете, доктор: кто не рискует, тот не выигрывает.

— А как мы доберёмся до столицы? Кругом патрули, блокпосты…

— Это уже второй вопрос.

— Хорошо, вот вам сразу третий — на какие средства мы осуществим эту операцию? С расчётного счёта больницы наличные так просто не снимешь, а самих наличных у нас почти что и нет.

Мирта вмешалась:

— У меня есть около трёх тысяч, так что если вам понадобится…

Перно отмахнулся:

— Не понадобится. По поводу финансирования данной операции предлагаю заслушать товарища Беркиши. Вызовите его сюда. — Перно повелительным жестом указал на телефон. Циммерман вздохнул, вновь переглянулся с Миртой, снял трубку и набрал номер.

— Алло, Коста? Не будете ли вы так любезны зайти ко мне в кабинет? Благодарю.

 

Коста Беркиши выглядел точно так же, как на фотографии в досье. На его добром слабоумном лице сияла улыбка, которая ещё больше расширилась, когда Коста увидел Мирту.

— Хоросая девуска! — несмотря на отличные зубы, он шепелявил.

— Знакомься, Коста. Мирта Андарци, наша новая медсестра, — сказал доктор Циммерман.

Мирта улыбнулась и пожала удивительно мягкую и тёплую руку.

— Осень приятно!

— Ближе к делу, товарищи, — вмешался Перно. — Товарищ Беркиши, доложите о проделанной вами операции.

— Я стесняюсь при девуске, — Коста густо покраснел.

— Он вообще у нас чрезвычайно застенчивый, — пояснил доктор Мирте. — А вы, деточка, похоже, его окончательно смутили.

— Ладно, тогда я расскажу то, что знаю с его слов, — заявил Перно.

 

Клептоман и пироман Беркиши обнаружил прореху в ограде раньше, чем Дагель. Выбравшись за пределы парка, Коста некоторое время просто наслаждался обретённой свободой. Потом натура взяла вверх, и он проник на одну из ферм километрах в четырёх от замка. Хозяева в это время отсутствовали. Не найдя на ферме ничего особо ценного, Коста с досады поджёг деревянный сортир во дворе, а сам устроился в кустах неподалёку, чтобы насладиться зрелищем. Как раз в это время хозяева — муж, жена и двое сыновей-верзил вернулись домой. "Скворечник" даже не успел ещё как следует разгореться, но все четверо замахали руками, заорали и бросились тушить его, при этом глава семейства провалился в выгребную яму.

Косту заинтриговало странное беспокойство о сохранности вонючего деревянного сарая. Когда огонь потушили, жена увела мужа отмываться, а сыновья устроились на веранде с бутылками пива. Коста же проскользнул в сортир и обнаружил под его крышей крохотный чердачок. Там, перетянутые резинками, лежали пачки денег — в основном сотенными купюрами — на общую сумму пятьдесят тысяч дукатов.

Доктор Циммерман даже присвистнул от удивления.

— Откуда у простых крестьян такие деньжищи?

— Не знаю, — замотал головой Коста.

— Я совершенно уверен, что эти деньги не были нажиты честным путём, — заявил Перно. — Возможно, хозяева фермы занимались самогоноварением или ещё чем-нибудь противозаконным.

— И ты забрал у них все деньги? — воскликнул Циммерман.

Коста совсем смутился и опустил голову.

— Ну и ну! — доктор покачал головой.

— В данном случае цель оправдывает средства, — сказал Перно. — Мы располагаем достаточной суммой для того, чтобы без помех добраться до Катоны.

— Извините, Учитель, но я, кажется, уже говорил — одних денег мало. Необходимы какие-то документы. А какие — я понятия не имею.

— Не обязательно.

— Что значит "не обязательно"?

— Существуют категории граждан, у которых вряд ли кому-нибудь придёт в голову требовать документы.

— И кто же эти граждане?

— Ну, например, полицейские.

— Святая простота! Чтобы немецкие оккупанты упустили случай поиздеваться над нашими карлинскими полицейскими?

— Тогда врачи. Кстати, в нашем распоряжении имеется медицинский фургон.

Доктор только вздохнул.

— Странствующие цыгане? — высказала предложение Мирта.

— Для нацистов что цыгане, что евреи… — грустно ответил Циммерман.

— Мозет, позарные? — внёс предложение Беркиши. У Перно загорелись глаза, он даже подался вперёд.

— А что? Дельная мысль! Кому придёт в голову останавливать пожарную машину, если она мчится сломя голову и трезвонит сиреной? Только вот откуда её взять? В Дернише нет пожарной части — мэрия всё только собирается её обустроить. Где у нас ближайшая пожарная часть?

— В Эше́льде, в двенадцати километрах отсюда, — сказала Мирта.

— Вот! А вдруг в Дернише случится пожар, как в нашей больнице? Ну, ничего, в своё время мы займёмся этими вредителями из мэрии… Значит, нам придётся ехать в Эшельду. Оттуда под видом пожарных отправимся в Катону.

— Но с какой стати тамошние пожарные отдадут нам свою пожарную машину и всю соответствующую экипировку? — воскликнул доктор.

Повисла пауза. Потом все, как по команде, посмотрели на Косту.

— Хашем йерахем! — простонал Циммерман.

 

Гент с силой нажимал на педали велосипеда. Он был вне себя от ярости. Во-первых, уездный слёт КНПП закончился слишком рано. Из центрального комитета в Катоне пришла телефонограмма с предписанием немедленно прекратить все массовые мероприятия, организованные без согласования с оккупационной администрацией — настоящий плевок в лицо, ведь национал-патриотическая партия была самой верной союзницей Третьего рейха в Карлинии! Во-вторых, в кабачке "Князь Витовт" не вовремя закончилось пиво, а хозяин-поляк только развёл руками — война, мол... Припрятал, небось, дюжину бочек, славянская морда, чтобы потом спекулировать! И в-третьих, придя домой, Гент обнаружил записку Мирты, состоящую из двух слов: "Я ушла". Это стало последней каплей. И Гент, оседлав велосипед, помчался через лес к замку. Он не отдавал себе отчёт в действиях — просто в нём не на шутку взыграли самолюбие и желание оставить последнее слово за собой.

Переднее колесо велосипеда налетело на коварно торчавший из-под земли корень. Гент поднялся в воздух — руль он отпустил машинально, — пролетел над велосипедом и опустился на четвереньки в заросли папоротника. Он провёл в этой позе с полминуты, соображая, не повредил ли чего-нибудь при падении. Но, кроме саднивших ладоней, его ничего не беспокоило.

Гент поднялся на ноги и осмотрел упавший велосипед. Обод переднего колеса погнулся — ехать дальше нечего было и думать. Бормоча ругательства, Гент двинулся пешком, волоча велосипед за собой.

А всё из-за этой дуры! Да, конечно, зря он онанировал, когда она была дома… Но — признаемся честно — Мирта его давно уже не привлекала как женщина. И никакой фантазии в постели, лежит бревно бревном, хоть бы повизжала или постонала… А на слёте были такие цыпочки из "Лиги карлинских девушек"! Гент запоздало пожалел о том, что не пригласил какую-нибудь к себе домой, вместо того чтобы тащиться сейчас в замок. А ну как Мирта вздумала бы вернуться? Да и чёрт с ней, ведь это она от него ушла, а не он — от неё.

Тащить повреждённый велосипед было тяжело и неудобно, к тому же раздражал постоянно дребезжащий звонок. В конце концов он спрятал машину в зарослях орешника с тем, чтобы забрать на обратном пути, и двинулся дальше налегке.

Вот и ворота замка. Гент никогда не подходил к ним так близко и теперь заробел. Ну да, владельцев, этих спесивых толстосумов Гиберов, сейчас здесь нет, зато обитают психи, может, даже буйные… Фу, что за пораженческие мысли, в самом деле? Неужели он, Гент Андарци, не является национал-патриотом, не знающим страха и сомнений? Гент приободрился, расправил нарукавную повязку и решительно нажал кнопку звонка. Прошла минута, другая… Никакой реакции. Он снова позвонил. Чёрт возьми, куда подевался сторож?

Мелькнула мысль плюнуть и пойти домой. Гент тут же отверг её как пораженческую и перешёл к более активным действиям. Для начала измерил взглядом расстояние между прутьями ограды. Что ж, при его худобе, пожалуй, легко пролезть. Но надо ли это делать? Всё-таки нарушение частной собственности… Гент выпятил нижнюю челюсть: ничего, пусть знает этот докторишка-жидёнок, что для настоящей карлинской молодёжи не существует никаких преград! А жалкие принципы старого мира давно пора выбросить на свалку истории. И Гент принялся протискиваться между прутьями.

Чёрт… Кажется, он немножко не рассчитал… Пожалуй, лучше попытаться пролезть не здесь, а где-нибудь в другом месте — там, где прутья расположены чуть пореже… Но эти проклятые прутья не пускали Гента ни назад, ни вперёд. Напрасно он дёргался словно жук на булавке — ограда цепко держала свою жертву.

Гент вспотел и задыхался; на его глазах выступили слёзы — не столько от напряжения, сколько от обиды, в какое глупейшее положение он попал. Что же делать? Он ещё немного подёргался, а потом пронзительно закричал:

— Помогите!!!

Его крик не возымел никакого эффекта, только с ближайшего дерева испуганно вспорхнула стайка воробьёв. Гент обозрел по мере возможности окрестности и повторил призыв. И тут — о, радость! — он услышал, как кто-то ломится сквозь густой кустарник, почти вплотную подходивший к ограде с наружной стороны.

Дядя Ян ходил по лесу, когда до него донёсся первый крик Гента. Мгновенно сняв с плеча охотничье ружьё, без которого он не отправлялся на прогулку, старый привратник поспешил к замку. Он продрался сквозь кустарник и увидел губастого и румяного балбеса в коротких штанишках, намертво застрявшего в ограде.

Гент не поверил своим глазам — из кустов выбрался какой-то дед в форме рядового-пехотинца Великой войны. "Один из психов!" — в ужасе подумал Гент. — "Сбежал, наверное". Но хуже всего было то, что в руках псих держал охотничью двустволку…

— Ты чего тут делаешь, сопляк? — строго спросил дед. — Воровать пришёл, а?

— Извините, сударь… — пролепетал Гент. — Я застрял!

— А кто тебя заставлял лазить сквозь ограду?

— Я… вообще-то я пришёл к Мирте Андарци, новой медсестре. Я её муж!

— Врёшь! Мирточка — она не замужем!

— Как не замужем? — поперхнулся Гент.

— А вот так, — отрезал дядя Ян, который прекрасно помнил, что назвал Мирту "мамзелью", и она его не поправила. — Давай-ка, не шебуршись. Сейчас тебя вытащу и отведу к нашему правителю.

— Какому правителю? — пролепетал Гент.

— К доктору Соломону, сыну Давида, — привратник откровенно забавлялся.

"Точно, псих!" — подумал Гент.

— Послушайте, — он постарался, чтобы его голос звучал умиротворяюще. — Не надо никаких докторов. Давайте с вами договоримся по-хорошему. Вы поможете мне освободиться, десять дукатов — и вы меня здесь не видели!

— Так ты взятку предлагаешь, поганец?! — дядя Ян, изображая негодование, вскинул двустволку и прицелился в Гента.

— Нет, нет, вы меня не так поняли! — завизжал пленник.

— Я-то, может, и не так, — легко согласился привратник и опустил ружьё. — Зато он поймёт тебя как надо.

— Кто?

— А вон глянь.

Гент повернул голову в сторону парка — для этого ему пришлось до боли изогнуть шею. К ограде неторопливо приближался толстый тип в синей пижаме. На широком лице не отражались никакие эмоции, близко посаженные маленькие глазки были устремлены в одну точку.

— Это ещё кто?

— Сейчас узнаешь, — подмигнул привратник.

Полный нехороших предчувствий, Гент наблюдал за толстяком. А тот, по-прежнему ни говоря ни слова, подошёл вплотную к пленнику ограды и стал его разглядывать. Потом произнёс басом:

— Мой!.. Нет, не мой… Здесь нельзя!

Гент решился произнести:

— Извините, вы не поможете мне отсюда выбраться?

— Помоги ему, Леон, помоги, — захихикал дядя Ян. — Ограда — это, считай, уже не наша территория!

Леон кивнул круглой головой, протянул ручищи-окорока к Генту и начал деловито стаскивать с него штаны. Тот на несколько секунд впал в ступор, а потом завопил не своим голосом:

— А-а-а-а!!! Не сме-е-е-ей!!!

Вопль был таким пронзительным, что Леон смутился, оставил в покое штаны Гента и отошёл на шаг. Но тут же оклемался и возобновил своё занятие. Гент, рискуя целостью своего носа, повернул голову в сторону привратника.

— Помогите!!!

— Пусть тебе твой любимый Гитлер поможет, гадёныш! — издевательски хохотал дядя Ян. — Мало фрицев в ту войну били…

Толстый Леон между тем успел стащить с Гента и штаны, и трусы. Он расстегнул ширинку на своих пижамных брюках и нежно, но крепко ухватил Гента за талию.

— Ладно, — смилостивился привратник. — Леон, отойди от него!

Но Леон уже вошёл в раж.

— Леон, пшёл вон!!! — гаркнул дядя Ян и пальнул в воздух из двустволки. Леон вздрогнул, повернул к нему своё блинообразное лицо и, оправдываясь, протянул:

— Здесь можно! Сам сказал!

— Уже стало нельзя! А не то смотри, доктору пожалуюсь, он тебе покажет "твоего"! Опять электрошока захотел? — строго сказал дядя Ян.

Лицо толстяка перекосилось от страха. Он отпрыгнул от несчастного Гента. На дороге, ведущей от ворот к замку, показался доктор Циммерман. Он быстро шёл, то и дело отдуваясь. При виде одного из своих подопечных он воскликнул:

— Ага, вот ты где, голубчик! Ехать же пора, а тебе ещё надо переодеться в цивильное… Подожди-ка… Ты что тут затеял, а?!

Леон засеменил к доктору, виновато понурив голову. Всхлипывающий Гент то размазывал по щекам слёзы, то старался натянуть спущенные штаны.

— Ну, если бы не отъезд, получил бы ты у меня камфары, — пригрозил Циммерман и обратился к Генту:

— Извините, пожалуйста, голубчик! У нас тут суматоха, не уследили за пациентом… Кстати, зачем вам понадобилось здесь застревать? Дядя Ян, а вы что там хохочете? Помогите же господину освободиться!

С помощью подошедшего привратника Генту наконец удалось протиснуться наружу. Он натянул штаны и злобно прошипел в адрес доктора:

— Ну, держись, жидовская морда! Немцы придут — тебе точно не жить!

Доктор Циммерман от возмущения задохнулся и не нашёлся, что ответить. А Гент, плюнув напоследок в сторону ворот, быстро скрылся в лесу.

— Дядя Ян, что здесь произошло? — спросил доктор. — Кто это такой?

— Это — муж новой медсестры.

— Мирты?

— Ей самой.

— И зачем он сюда явился, да ещё полез сквозь ограду?

— Его спросите.

— Ладно, бог с ним, — вздохнул Циммерман. — Нам пора. Все уже готовы, только вот Леона потеряли… Воспользуемся северными воротами, чтобы не ехать через Дерниш и не привлекать внимания. Леон, идём скорей!

— Вы уезжаете? — удивился привратник.

— Приходится. Не сегодня завтра здесь будут немцы, и нам совсем незачем с ними встречаться.

— Куда же вы подадитесь?

Доктор печально посмотрел на дядю Яна.

— Вы действительно хотите это знать?

Тот понимающе кивнул и протянул доктору руку сквозь ограду.

— Удачи вам, доктор!

— Спасибо. Не поминайте лихом, дядя Ян!

 

Глава III

 

Старенький санитарный "форд", натужно фырча и извергая клубы дыма, пробирался по лесной дороге. Солнце клонилось к закату; верхушки сосен окрасились в красный цвет. Доктор Циммерман, скрючившись, крутил баранку и напряжённо смотрел вперёд сквозь очки, которые то и дело запотевали — тогда он снимал их одной рукой и вытирал о свой летний плащ. Рядом сидела Мирта. Все три пациента разместились сзади, в санитарном отсеке. Ехали налегке, без вещей, один лишь Перно взял с собой баул со своей "сталинской" одеждой — без неё он отказался покидать лечебницу.

— Авантюра, — бормотал доктор. — Боже, какая же авантюра!

— Разве у нас был другой выход? — спросила Мирта.

— "У нас"! — горько усмехнулся доктор. — Зря вы связались со мной, деточка… Неужто вам некуда было податься?

— Вообще-то в Катоне живёт моя тётя Лармоди, но я не уверена, что хотела бы отправиться к ней. И потом, в столице немцы…

— Немцы скоро будут по всей стране. Да, сейчас ни в чём нельзя быть уверенным.

Лес кончился. Впереди, за полем, виднелся какой-то населённый пункт.

— Уже Эшельда? — удивился Циммерман. — Если верить счётчику, мы проехали всего около семи километров… Правда, счётчик здесь барахлит, как и всё остальное.

— Не похоже. Эшельда — довольно большой город.

Мирта достала из бардачка карту, развернула её.

— Наверное, это Апо́дра. Я никогда не ездила по этой дороге.

Справа от дороги промелькнула табличка "Аподра".

— Точно! — воскликнула Мирта. — До Эшельды ещё километров пять.

— Надеюсь, нас здесь ничто не задержит, — пробормотал доктор.

Но он ошибся. Аподра справляла свадьбу. Длинные столы стояли прямо на центральной улице, и что самое неприятное — главный стол, за которым восседали жених с невестой и их ближайшие родственники, перекрывал дорогу. Звучала музыка — самодеятельный квартет из двух гитар, аккордеона и скрипки наяривал польку. Несколько пар выплясывали прямо на дороге.

— Чёрт! — выругался Циммерман, останавливая машину. — Как не вовремя!

К фургону, пошатываясь, приблизился важного вида мужчина лет пятидесяти, в сером костюме с галстуком, и постучал в боковое окошко со стороны доктора. Тот, нервничая, опустил стекло.

— Приветствую вас в Аподре, дорогие гости! — загремел мужчина, наполняя кабину сивушным духом. — Позвольте представиться — Ри́ман То́рсади, деревенский староста. Выдаю замуж старшую дочку! Милости прошу к столу откушать и выпить за счастье молодых!

— Большое спасибо за приглашение, сударь, но мы очень торопимся, — ответил доктор. — Везём больного в Эшельду, он весьма плох… Не могли бы вы ненадолго убрать этот стол с дороги, чтобы мы проехали?

— Ещё чего! — захохотал староста. — Даже и не уговаривайте! Без угощения не отпустим. А вашего больного тащите к столу, сейчас мы ему нальём нашей настойки из зверобоя. Такую только у нас в Аподре делают, больше нигде. Он её отведает и вмиг встанет на ноги!

Видя, что к фургону потянулись и другие крепко выпившие аборигены, доктор Циммерман обеспокоился:

— Нет, нет, сударь, я же говорю, у нас нет времени…

Господин Торсади обернулся к землякам и заорал:

— А ну, ребята, открывай фургон! Позаботьтесь о болезном!

Тут некстати распахнулся люк между кабиной и салоном, из него наполовину высунулся Перно.

— Что здесь происходит? — строго спросил он.

Староста перевёл на него пьяный взгляд и удивлённо хрюкнул.

— О! А я тебя где-то видел, приятель…

— Уважаемый Учитель, пожалуйста, сядьте на место! — фальцетом крикнул доктор.

Перно нахмурился, но повиновался. Сзади заскрежетало — пьяные гуляки пытались отворить дверцы, запертые на ключ. Доктор Циммерман вдруг злобно оскалился, включил фары и вдавил в пол педаль газа. Мотор взревел, "форд" рванулся вперёд, чуть не сбив кого-то из местных. Вокруг заорали. Доктор, всё так же скалясь, одной рукой истерично давил на клаксон, другой правил прямо на главный стол.

— Доктор, вы с ума сошли?! — закричала Мирта; в предчувствии столкновения она упёрлась руками в переднюю панель. Сидевшие за столом повскакали на ноги. Худой как жердь жених попытался поднять свою половину, но это оказалось ему не по силам. Толстуха в подвенечном платье разинула большой рот и заорала. В последнюю секунду доктор свернул вправо и умудрился объехать стол, однако всё-таки толкнул его боком. Стоявшие на столе бутыли попадали. Невеста упала навзничь вместе со стулом. Одна из опрокинутых бутылок извергла мутное бордовое пойло, которое изгадило её белый наряд.

Едва избежав столкновения с углом дома, Циммерман вывернул на дорогу и ещё увеличил скорость. "Форд" стремительно промчался по деревне. Дальше дорога шла полем и за деревянным мостом через речку скрывалась в лесу.

Мирта высунулась в боковое окно и посмотрела назад. В лучах заходящего солнца она увидела, что из Аподры выехали три мотоциклета. За ними бежала толпа разъярённых жителей.

— Не уйдём! — воскликнула она.

Сразу за мостом доктор резко остановил машину, выскочил из кабины, подбежал к задним дверцам и распахнул их. Коста, по своему обыкновению, безмятежно улыбался, Леон тупо смотрел в одну точку, Никола привстал со своего места и озабоченно всматривался вдаль.

— Коста, голубчик! — завопил Циммерман. — Выручай! Спали этот мост, только скорее! Я боюсь, а ты у нас настоящий мастер!

— Не, — замотал головой пироман. — Камфару не хосю!

— Да не будет тебе никакой камфары! Вот бензин, действуй!

Коста улыбнулся ещё шире. Он схватил канистру, взятую доктором с с собой про запас, выскочил из фургона и сноровисто окатил бензином деревянный мост.

— Списьки?

Доктор, не отрывая взгляд от приближавшихся мотоциклетов, бросил ему коробок. Коста поймал его на лету, ловко выхватил спичку, чиркнул и каким-то замысловатым движением швырнул её вперёд. Разлитый бензин вспыхнул, пахну́ло жаром. Как раз в этот момент один из мотоциклистов очутился на самой середине моста — Мирта, которая тоже вышла из машины, увидела, что одет он точь-в-точь как её муженёк, и с такой же нарукавной повязкой. Мотоциклист заорал от ужаса. Ему следовало бы попытаться на полном ходу проскочить сквозь пламя, но вместо этого он резко затормозил и угодил в самое сердце пожара. Вопль перешёл в визг; незадачливый гонщик, охваченный огнём, побежал с моста вниз и бултыхнулся в воду. Мирту вырвало. Два других мотоциклиста остановились на противоположном берегу, не доехав до моста. Они что-то вопили, но их голоса заглушал треск пламени.

— Скорее! — закричал Циммерман, заталкивая в фургон Косту, который не отрывал заворожённого взгляда от огня. Мирта, глубоко дыша и отплёвываясь, заняла своё место; доктор плюхнулся на сиденье рядом, запустил двигатель и рванул рычаг передач. Когда "форд" уже катил по лесу, подпрыгивая на колдобинах, до беглецов донёсся грохот взорвавшегося бензобака мотоцикла.

 

— Как вы могли, доктор? — возмущалась Мирта. — Ради чего вы спровоцировали местных на эту дурацкую погоню? Чуть не передавили людей, сожгли мост! И этот бедняга, наверное, весь в ожогах… Вообще, чего бы вам стоило принять приглашение и задержаться ненадолго в Аподре? Полчаса-час ничего бы не решили.

— Деточка, не отвлекайте меня! — сварливо отвечал Циммерман. — А то врежусь в какое-нибудь дерево! Что же до ваших претензий… в других обстоятельствах, возможно, я бы с ними согласился. Но вы понимаете, когда я вижу, как кто-то вроде этого тупого пьяного старосты срывает план, от которого, возможно, зависят жизни нас всех, я прихожу в неистовство!

— И вы ещё называете себя психиатром? Да вам самому надо лечиться!

— Деточка, вам напомнить анекдот про халат?

Так в переругиваниях они доехали до Эшельды. На землю опустились летние сумерки. Дорога взлетела на вершину холма; добравшись до неё, доктор остановил "форд". Они с Миртой вышли, чтобы осмотреться. Город лежал внизу, в долине, примерно в полутора километрах.

— Вон пожарная часть, — Мирта указала на кирпичную каланчу, возвышавшуюся на северной окраине.

— А это что? — доктор снял очки, протёр их и снова надел.

— Где?

— Там, в самом центре.

Круглая площадь в центре Эшельды, окружённая двух- и трёхэтажными домами, была заполнена народом. Её освещали мощные прожекторы, установленные на грязно-зелёном автобусе. Мирта разглядела, что на улицах, примыкающих к площади, стоят мотоциклы с колясками и военные автомобили, в том числе пара грузовиков с брезентовым верхом.

— Тихо!

Оба прислушались. До них долетел грубый квакающий голос, что-то вещавший через громкоговорители.

— Опоздали, — выдохнул доктор. — Немцы уже здесь.

— Ну и что? Похоже, на площади собрались все жители, и в пожарной части никого не осталось. Объедем город по окружной дороге.

Он открыл люк в салон и коротко изложил ситуацию Николе.

 

Пока добирались до пожарной части, совсем стемнело. Доктор остановил "форд" у заднего фасада депо, вылез из кабины и распахнул задние дверцы.

— Коста! — позвал он. — Принимайся за работу. Нужно вскрыть замки на воротах.

Клептоман покинул салон и тут же двинулся к воротам депо. Следом полез было и Леон, но доктор замахал на него руками:

— Нет-нет, ты сиди, пожалуйста! Ещё забредёшь куда-нибудь… Ищи тебя потом. Отдыхай пока.

— А для меня найдётся дело? — поинтересовался Никола.

— Уважаемый Учитель, думаю, необходимо постоять на страже на случай возвращения пожарных. Лучше всего для этой цели забраться на каланчу.

Перно вылез из салона и окинул взглядом каланчу, возвышавшуюся над депо.

— Прошу прощения, доктор, но у меня страх высоты.

— Я полезу, — заявила Мирта, выходя из кабины.

— Только осторожней, деточка! — попросил Циммерман.

Мирта направилась к винтовой лестнице, ведущей на каланчу. Подниматься в темноте по узким кривым ступенькам было нелегко. Наконец она добралась до верхней площадки. Мероприятие, на которое фрицы согнали жителей Эшельды, похоже, только что закончилось — она разглядела группы людей, покидавших центральную площадь. Молодая женщина торопливо спустилась, рискуя споткнуться и упасть.

Одни из двух ворот депо были распахнуты, внутри горел свет. Доктор, уже облачённый в форму пожарного, в мятой серебристой каске на голове, осваивался с управлением пожарной машины — красного "денниса" с водяным баком и выдвижной лестницей наверху. Перно и Дангель, тоже в форме, сидели в кузове.

— Они возвращаются! — крикнула Мирта.

— Где Коста? — заволновался доктор, оглядываясь по сторонам. — Коста! Коста, чёрт бы тебя побрал!

— Я тутоськи! — Беркиши возник откуда-то из темноты.

— Ты где был? — строго спросил Циммерман.

Коста смущённо улыбнулся и мельком глянул на Мирту.

— Писял…

Доктор только вздохнул. Перно скомандовал:

— А ну, садись сюда! Товарищ Андарци, прошу вас тоже занять место в машине.

— Я… Я не успела переодеться…

— А и не надо, — бросил доктор. — Оставайтесь в одежде медсестры. Во-первых, пожарных часто сопровождают медики, во-вторых… она вам очень идёт, деточка. Скорее!

Мирта запрыгнула на сиденье рядом с доктором. Он завёл двигатель, зажёг фары, и "деннис" выкатил из депо.

— Вы не забыли карту? — спросил Циммерман.

— Нет-нет, вот она… — Мирта вынула из-за лифа измятую карту.

— Хорошо… Возможно, нам придётся заночевать в Лин-Гардене, это километрах в тридцати от столицы.

— А там есть гостиница?

— Чего не знаю, того не знаю.

Пожарная машина удалялась от Эшельды. Под колёса бежала асфальтированная дорога, на удивление в хорошем состоянии — посередине мелькала свежая пунктирная разметка, а по бокам — белые ограничительные столбики. Беглецы начали расслабляться — Леон захрапел, привалившись к борту, Мирта тоже задремала. Но идиллия продолжалась недолго.

Впереди засияло целое созвездие фар. Доктор, обернувшись, нервно бросил сидящим в кузове:

— Бейте в колокол, скорее!

— А? — растерянно переспросил Коста; Леон же, по своему обыкновению, никак не отреагировал.

— Трезвоньте, мать вашу! — заорал Циммерман.

Никола вздрогнул и проснулся. Мгновенно оценив ситуацию, он схватился за верёвку сигнального колокола и зазвонил.

Огни приближались. Свет стал ослепляющим; доктор, чертыхаясь, замедлил ход и съехал на обочину. У Мирты ёкнуло сердце — дорогу перегородили два мотоцикла с колясками и вездеход "фольксваген" германской полевой жандармерии. А Перно, как заведённый, всё звонил и звонил в колокол.

— Halt! Ruhig![1] — гаркнул фельдфебель, управлявший одним из мотоциклов.

— Перестань, перестань, Никола… — забормотал насмерть перепуганный доктор. Перно наконец оставил колокол в покое. Обер-вахмистры, сидевшие в колясках, взяли автоматы на изготовку. Из вездехода вылез лейтенант, полный низенький брюнет, и подошёл к "деннису". Его выпуклые глаза под нахмуренными бровями обежали "пожарных", задержавшись на Мирте. Он резко спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Wo fahren Sie hin?[2]

Доктор Циммерман на удивление спокойно ответил:

— Nach Baraty, Herr Leutnant. Einem schweren Brand dort kam es zu.[3]

Рот лейтенанта изогнулся в кривой усмешке.

— Wirklich? — ехидно произнёс он. — Sheinen Sie nicht, dass der Brand in Eşelda viel näher rückt?[4]

Лейтенант указал рукой, затянутой в перчатку, в направлении Эшельды. Все обернулись назад и увидели красное зарево на фоне ночного неба.

— О господи, Коста… — пробормотал доктор.

— Folgen Sie uns![5] — скомандовал лейтенант и вернулся на своё место в вездеходе. Машина тронулась с места. Мотоциклисты пропустили её; один из них сделал жест доктору — разворачивайся, мол.

— Что же делать? — пролепетала Мирта.

— Спокойно, спокойно… — сказал Никола.

— Что "спокойно"?! — раздражённо спросил доктор.

— Может, удастся от них удрать?

— Как?!

— Los![6] — нетерпеливо крикнул мотоциклист. Циммерман охнул, развернул "деннис" и поехал за "фольксвагеном". Сзади трещали мотоциклы.

Обратный путь до Эшельды показался Мирте гораздо короче. На въезде в город уже стоял немецкий патруль. Когда "деннис" в сопровождении группы полевых жандармов подъехал к пылавшему зданию депо, там вовсю суетились осиротевшие "настоящие" пожарные, которым помогали добровольцы из местных жителей. Место происшествия было оцеплено рядовыми СС. Поодаль за происходящим наблюдала небольшая группа офицеров во главе с очень высоким и худым штандартенфюрером.

Лейтенант полевой жандармерии выскочил из вездехода, подбежал к офицерам, вскинул руку в приветствии и начал что-то докладывать. А старшина пожарной службы, поливавший пламя водой из брандспойта, заметил чудесное возвращение "денниса".

— Ребята!.. — радостно крикнул он своим товарищам. В следующее мгновение он раскрыл рот от удивления, увидев вылезавших из кузова самозванцев.

— Эй, вы из Барати, что ли? — крикнул он. — Откуда у вас наша машина?

Доктор Циммерман трусцой подбежал к старшине.

— Господин пожарный, — забормотал он. — Не выдавайте нас, пожалуйста. Нам пришлось забрать вашу форму и угнать вашу машину…

— То есть как — угнать? Зачем?

Доктор, не зная, что сказать, замолчал, сжав губы. Тут к ним присоединился один из пожарных:

— Да это же мозгоправ из дурдома в Дернише! А вон тот тип — псих, пироман! — он указал на ухмыляющегося Косту, который наблюдал за пожаром. — Это он, сволочь, поджёг, к гадалке не ходи!

— Пироман?! — взревел старшина. — Какого дьявола ты разрешил ему это сделать, лепила ты долбаный?!

Доктор ухватил его за куртку:

— Господин пожарный!..

— Да вас всех в тюрьму надо! — бушевал старшина. Разговор на повышенных тонах привлёк внимание немцев. От группы эсэсовцев отделился и подошёл штурмшарфюрер, мужчина лет тридцати с гноящимися глазами.

— Что есть происходит здесь? — спросил он по-карлински.

— Господин унтер-офицер, вот эти пятеро — воры! Увели у нас форму и пожарную машину, а сами подожгли депо! — завопил старшина. — А этот бородатый — у них за главаря!

Штурмшарфюрер окинул взглядом съёжившегося Циммермана и спросил:

— Jude?[7]

— Nein,[8] — пискнул доктор.

— Lügst![9] — выпалил унтер-офицер и прокричал длинную команду эсэсовцам. Доктора Циммермана, Мирту, Косту, Николу и Леона тут же обыскали и взяли под стражу.

 

Своей тюрьмы в Эшельде не было — имелся лишь крошечный обезьянник в полицейском участке, но в нём уже сидели два мужика, которых подозревали в связях с Сопротивлением. И немцы не нашли ничего лучшего, как поместить пятерых беглецов в коровник на ферме, примыкавшей к городу. Коровник был хороший, новый, с кирпичными стенами и шиферной крышей. Правда, обитал там всего один бык — остальную скотину либо конфисковали немцы, либо забили сами хозяева. Бык, мрачно жуя сено, наблюдал из своего углового стойла за тем, как осваиваются незваные гости.

— Это невыносимо! — воскликнул доктор Циммерман, когда эсэсовцы закрыли двери снаружи и навесили на них амбарный замок. — Сидеть в такой антисанитарии!

— Я думаю, доктор, у нас сейчас есть более важный повод для беспокойства, — проворчал Перно.

В коровнике тускло светила одна-единственная лампочка без плафона, висевшая на грязном шнуре. Массивный Леон огляделся и присел на горизонтальную деревянную балку, которая тут же переломилась, и упал в навоз. Коста обидно рассмеялся. Леон, весь в навозе, с трудом поднялся на ноги, выпятил челюсть и двинулся к Косте с явным намерением начистить ему физиономию. Мирта торопливо встала между ними:

— Леон, не надо! Что у вас, других забот нет, кроме как обижаться? А ты, Коста, не задирай своего товарища! Как дети, честное слово!

Как ни странно, строгий голос Мирты возымел действие на обоих пациентов. Коста заткнулся и смущённо уставился в пол, а Леон молча кивнул и прислонился к кирпичной стене.

— Ну, доктор, какие у вас имеются соображения по поводу наших дальнейших действий? — спросил Перно.

— Вы шутите, Учитель? — горько сказал Циммерман. — По-моему, дальнейшие действия — прерогатива оккупантов, которые нас сюда засадили. Из их разговора я понял, что нас продержат в этом помещении до завтрашнего утра, а там… Во всяком случае, у вас и у Мирты есть шанс освободиться, только попытайтесь выдать себя за кого-нибудь другого, чтобы в вас не признали советского лидера, — он понизил голос — Боюсь, что Беркиши и Дангеля они быстро расколют. Что же до меня… Валите всё на меня!

— С какой стати?

— Семь бед — один ответ. Они знают, что я — еврей. А значит, мне уготована совершенно определённая судьба…

Доктор вздохнул и покрутил головой.

— Ну, уж нет! — твёрдо сказала Мирта. — Спасаться — так всем вместе! Разве мы не сможем отсюда убежать?

— Надо бежать! — решительно изрёк Перно. — Коста! Ты из нас самый ловкий. Попробуй как-нибудь выглянуть наружу и разузнать, сколько человек нас охраняют.

— Легко, Уситель! — широко улыбнулся Коста. Он обежал взглядом потолок и приметил квадратный чердачный люк в торце помещения. Чавкая ногами по навозному полу, он пробрался в торец, подпрыгнул и ловко пролез в люк. С чердака он неслышно, как кошка, выбрался на крышу и осмотрелся. Импровизированную тюрьму охраняли всего два эсэсовца. Один сидел на бревне метрах в тридцати от входа, другой прохаживался взад и вперёд, покуривая сигарету. Об этом Коста и доложил своим товарищам по несчастью, когда вернулся назад.

— Какие будут предложения? — поинтересовался Перно.

— Постусять в дверь, позвать сюда, как войдут — разорузыть обоих, — сказал Коста.

— По-твоему, это так легко? — спросил доктор.

Перно усмехнулся.

— Между прочим, это едва ли не единственная возможность, которая у нас есть. И потом, нас же пятеро.

— Дама не в счёт! — запротестовал Циммерман.

Мирта возмутилась:

— Это ещё почему?

— Помилуйте, деточка, это же грубые немецкие солдаты…

— Их всего двое! Давайте попробуем!

— Давайте! — согласно кивнул Коста и ринулся было к дверям. Доктор ухватил его за руку:

— Постойте, друзья! Нельзя же вот так, с наскока… Допустим, мы убежим. А что дальше?

— Я угоню масыну, — с готовностью предложил Коста.

— Тогда на нас устроят настоящую облаву, как на диких зверей! Нет, про передвижение на автомобиле лучше забыть.

— Мозет, зелезная дорога?

— Железная дорога? — доктор удивлённо посмотрел на Косту. — Неплохая мысль… Но, насколько я понял, в Эшельде её нет.

— Зато в Барати есть, — заявила Мирта, разглядывая карту. — И до него прямиком, лесом — всего полтора километра.

Доктор поразился:

— Деточка, вы умудрились сохранить карту?!

— Как видите, — улыбнулась Мирта.

— Значит, решено. Если нам удастся бежать — доберёмся до станции Барати, сядем на поезд и поедем в столицу… — констатировал Циммерман и обвёл взглядом свою команду. — Позвольте… А где же Леон?

В углу вдруг страшно заревел бык. Мирта вскрикнула, все повернули головы в сторону источника звука. Доктор Циммерман схватился за голову и пролепетал:

— Нет, нет, господи, только не это!..

Бык ревел не переставая. Снаружи застучали в двери, раздался сердитый голос:

— Was ist da draußen los zum Teufel?[10]

Доктор засеменил в угол, выкрикивая:

— Леон, голубчик, перестань! Леон, не надо!

Снаружи залязгал замок. Двери распахнулись, в коровник вбежали два эсэсовца, держа автоматы наизготовку. Снабжённые пружинами двери захлопнулись. Один из немцев крикнул:

— Warum der Stier muht so laut?[11]

Бык, чавкая копытами по навозу, выбежал из своего угла, сшиб обоих эсэсовцев с ног и врезался в двери мордой, измазанной слюнями. Первый немец испустил дух почти сразу — заднее копыто вошло в его голову через глаз. Второму бык раздавил гениталии, и тот завизжал, как поросёнок, прежде чем умереть от болевого шока. Мирта в ужасе прижала ко рту сжатые кулачки, Перно скривился, Коста глупо захихикал. Доктор Циммерман схватившись за голову, ходил кругами. А потом из темноты появился Дангель. Он застёгивал на ходу штаны и довольно отдувался.

 

Глава IV

 

Они покинули Эшельду без приключений. Оккупационные власти разместились в мэрии на центральной площади — оттуда время от времени доносились выстрелы и автоматные очереди: видимо, немцы устроили салют в честь покорения заштатного городишки. На периферийных же улицах было тихо и безлюдно — вступил в действие комендантский час. Патрули, судя по всему, стояли лишь на шоссейных дорогах, ведущих из Эшельды.

Компания пробиралась по лесной тропе, которая уже начала зарастать. Впереди шёл доктор Циммерман, он подсвечивал себе карманным фонариком, который Коста забрал у одной из жертв быка. За ним осторожно ступала Мирта — её туфельки не очень-то подходили для подобного путешествия. Следом двигались Коста Беркиши и Леон Дангель, оба с трофейным оружием — первый нёс на плече винтовку "Маузер 98", у второго спереди болтался пистолет-пулемёт МП-38. Замыкал шествие Никола Перно. Он тащил баул, который умудрился не потерять во всей этой суматохе. А вот трубку у него при обыске отобрали, поэтому Перно попыхивал сигаретой "Экштайн" из захваченной у врагов пачки.

Несмотря на трудную дорогу, настроение у Мирты было неплохое. Во-первых, им удалось обрести свободу ("Временно", — высунулась откуда-то гаденькая мысль, но молодая женщина тут же её прогнала.) Во-вторых, есть надежда попасть в нейтральную, неоккупированную страну и избавиться тем самым от ужасов войны. И в-третьих, с Гентом её больше ничего не связывает! Господи, как же это хорошо! И как она могла столько времени провести с этим мудаком в одном жилище?! Теперь-то уж чего себя обманывать — она просто польстилась на добротный и уютный дом, который достался Генту в наследство от неких родственников, ещё лет десять назад отбывших в Америку…

Откуда-то спереди донёсся паровозный гудок. От неожиданности доктор вздрогнул и чуть не выронил фонарик:

— Да мы совсем близко!

И правда: они увидели свет. Деревья неожиданно расступились в стороны, и компания оказалась на задворках сортировочной станции. Справа виднелось здание вокзала, а за многочисленными путями — редкие огоньки ночного Барати.

— Добрались! — радостно констатировала Мирта.

Перно сделал ей замечание:

— Не вижу повода для преждевременной радости, товарищ Андарци!

— Учитель, Учитель, — укоризненно произнёс Циммерман, качая головой. — Побольше оптимизма! Хорошо бы ещё купить билеты на первый же поезд до столицы…

Доктор вдруг замолчал, точно ему заткнули рот, и встал как вкопанный. Остальные тоже остановились и посмотрели на него. Перно спросил:

— Что с вами, доктор?

— Бумажник, — пролепетал тот. — Бумажник же отобрали при обыске, вместе с документами! Я совсем забыл об этом! Почти пятьдесят тысяч дукатов!

— Боже! — воскликнула Мирта. — У меня тоже забрали деньги!

— Дело плохо, — посуровел Перно. Дангель воспринял это обстоятельство со своим обычным равнодушием ко всему, что не касалось его страстей, а Коста, потирая ладошки, подошёл к доктору и спросил:

— Электросоком не будете?

— А что? — насторожился доктор.

Коста достал из внутреннего кармана раздутый бумажник светлой кожи. Мирта ахнула, Перно довольно крякнул. Циммерман строго спросил:

— Откуда?

— У плохого фрица забрал, — признался Коста.

— У которого из двоих? — уточнил Перно.

— У того, с давлеными мудями…

— Да какая разница, у которого! — вскричал доктор. — Коста, я тебя прошу как человека: пожалуйста, не кради ничего и никогда без моего разрешения! Или хотя бы ставь меня в известность, понял?

— Понял, — смущённо сказал Коста.

— Зато у нас снова есть деньги, — пришла на выручку Мирта, которой было жаль Косту. — Кстати, сколько здесь?

— Две тысяци с лисним.

— Дай мне пару сотен. Я пойду за билетами.

— Нет, — отрезал доктор. — Пойдём все вместе! Мало ли что!

Пропустив пыхтящий маневровый паровоз, компания перешла пути и вскоре добралась до здания вокзала. Прежде чем выйти на освещённую привокзальную площадь, осмотрелись. Как ни странно, не было видно ни полицейских, ни немецкого патруля. И беглецы беспрепятственно вошли в гулкий зал ожидания, тускло освещённый несколькими лампочками в огромной кованой люстре. Места для пассажиров пустовали; лишь в дальнем углу кто-то храпел, сидя в кресле.

Доктор Циммерман изучил висевшее на стене расписание и вернулся к остальным, ожидавшим его в центре зала.

— Через… — он взглянул на часы. — …двадцать две минуты будет проходящий поезд из Жумы в Берн. Он идёт через Катону.

— Из Жумы? — переспросил Перно.

— Ну да, из столицы Тильвании. Вот бы доехать на нём до Швейцарии! Но без документов нас задержат на границе. Ладно, пойду за билетами.

Циммерман подошёл к единственному открытому окошечку и склонился над ним. Леон, позёвывая, уселся в ближайшее кресло. Перно прохаживался взад и вперёд по залу, а Коста бросал жадные взгляды в сторону храпящего в дальнем углу пассажира. Заметив это, Мирта тихонько позвала:

— Коста!

Клептоман посмотрел на неё, она погрозила ему пальцем. Коста покраснел, заулыбался и сделал успокаивающий жест. И тут вернулся обескураженный доктор. Он сказал Мирте упавшим голосом:

— Без документов билеты не продают!

Никола и Коста подошли поближе.

— Даже с переплатой! — хныкал доктор. — Я предложил двойную сумму!

— Но нам ведь только до столицы! — воскликнула Мирта.

— Всё равно! Ссылаются на предписание оккупационной администрации.

— Так, — сказал Перно. — Раз нельзя действовать законным путём, продолжим творить беззаконие.

— Что вы имеете в виду? — испугалась Мирта.

— Надо договориться с проводниками. До Катоны ведь ехать — пустяк… Кстати, доктор, когда поезд прибывает в Катону?

— В час сорок пять пополуночи.

— То есть нам нужно в нём продержаться всего лишь час с небольшим. Я предлагаю всем выйти на перрон и ждать прибытия поезда.

 

Несмотря на военное время, поезд прибыл точно по расписанию — видимо, сыграло роль то обстоятельство, что все вагоны в нём были первого класса. Загремел мужской голос по трансляции:

— Поезд Жума — Берн прибывает на первый путь! Стоянка — двадцать минут.

Беглецов обдало дымом и па́ром от паровоза. Мимо них пробегали, замедляя ход, вагоны. Когда проводники открыли изнутри двери, доктор, нервничая, пробормотал:

— Ну, я пошёл договариваться…

— Позвольте мне, доктор! — пророкотал Перно и быстро, пока доктор не успел возразить, подошёл к проводнику ближайшего вагона, невысокому пожилому мужчине с длинными, уныло висящими усами. Поскольку Перно нёс баул, тот принял его за пассажира, с готовностью приосанился и протянул руку за билетом:

— Доброй ночи, сударь. Какое у вас место?

— Доброй ночи. В вагоне имеются свободные места?

— Сколько угодно! Заняты только два купе. Вы желаете занять не то, что обозначено?..

— Вот что, проводник. Мне и четверым моим друзьям необходимо добраться до Катоны — только до Катоны, не дальше. Пятьсот дукатов.

У проводника вытянулось лицо.

— Но за такую сумму вы могли бы…

— Слушайте, что вам говорят, чёрт побери! Я даю вам пятьсот дукатов, а вы усаживаете нас на свободные места. И никаких вопросов!

— Это запрещено! Немцы могут в любой момент остановить поезд и устроить проверку документов!

Перно вдруг осенило.

— Сколько проводников в вашем вагоне?

— Трое вместе со мной.

— В поезде есть женщины-проводницы?

— Как раз одна из нас. Но при чём…

— Очень хорошо! Вы отдаёте нам свою форму и остаётесь здесь, в Барати. Утром заявите в полицию, что какие-то бандиты ссадили вас с поезда и отняли форму.

— Да вы…

— Тысяча дукатов. Это предложение более серьёзно, чем вы думаете.

Перно обернулся и сделал знак. Доктор, Мирта и Коста с Леоном приблизились.

— Леон, Коста! Покажите проводнику, что у вас есть.

Увидев направленное на него оружие, проводник сначала икнул, а потом кивнул.

— Марш в вагон! — скомандовал Перно. — И чтоб ни звука. Моё предложение насчёт тысячи дукатов остаётся в силе.

Минут через десять на перрон вышли три перепуганных проводника — тот самый усач, молодой дылда-блондин и женщина средних лет. Все трое уже были в обычной одежде. Их сопровождал вооружённый Леон в железнодорожной форме. В своей обычной немногословной манере он велел им встать у вагона и не двигаться, чтобы не пробовали поднять тревогу. А в купе проводников тем временем проходило срочное совещание. Коста наотрез отказался переодеваться и заявил, что спрячется в вагоне так, что даже ищейка не найдёт. А на Николу не налезла ни одна форма, и он облачился в одежду своего кумира, несмотря на протесты остальных.

— Вы в своём уме?.. — выкрикнул шёпотом доктор и осёкся. — А, ну да… Учитель, голубчик, разве вы не понимаете, что вам опасно находиться в таком виде?

— Ваши предложения? — нахмурился Перно. — Ни одна форма мне не подошла. Какой образ, по вашему мнению, позволит мне избежать проверки документов?

Циммерман растерянно посмотрел на Мирту. Та по наитию выпалила:

— Может, священник?

— Ого! — отозвался Перно.

— Где мы сейчас, среди ночи, найдём облачение священника?! К тому же до отправления поезда осталось…

— Я сейцяс принесу, — вдруг сказал Коста.

— Откуда?!

— В зале муссина спит. Он — свяссенник.

— С чего ты взял?.. — начал было доктор, но Коста уже выскользнул из купе.

Паровоз зафырчал и издал долгий гудок. Начальник станции ударил в колокол. А Косты всё не было. Доктор, высунувшись из тамбура, беспокойно смотрел то на Леона, караулившего проводников, то на выход из вокзала.

Вагоны дрогнули. Циммерман крикнул:

— Леон, сюда!

Его сзади толкнул Перно:

— Виноват… Держите! — крикнул он и швырнул проводникам перетянутую резинкой пачку денег. — Как и обещал!

Усатый проводник, оглянувшись на своих товарищей, пожал плечами и опасливо поднял пачку с перрона. Все трое медленно побрели в сторону сортировочной.

— Да залезай же, Дангель! — надрывался доктор.

Дангель с трудом вскарабкался на площадку тамбура. И тут из вокзала выбежал Коста, в руках у него был тёмный свёрток. Доктор протянул руку, Коста ухватился за неё, подпрыгнул и очутился в тамбуре. Поезд набирал ход.

— Слава богу! — выдохнул доктор.

— Достал одезду свяссенника, — широко улыбаясь, провозгласил Коста.

— Пойдём же, пойдём!

Леон и доктор скрылись в купе проводников, где уже сидела Мирта, а Никола и Коста проследовали в пустое купе.

— Носите на здоровье! — сказал Коста, разворачивая свою добычу.

Перно с сомнением посмотрел на доставленный наряд.

— А… Ты уверен, что священники это носят?

— Сам видел сколько раз! Не волнуйтесь, Уситель, надевайте скорей!.. Сапка не змёт?

 

Понемногу беглецы пришли в себя — мерный стук колёс действовал на них умиротворяюще. Правда, сказанное касается лишь доктора Циммермана и медсестры Мирты. Трое их подопечных с самого начала путешествия вообще не проявляли особого волнения, кроме разве что Николы Перно. Но и он совершенно успокоился — сидел в отдельном купе, облачённый поверх своей парадной одежды в то, что добыл ему Коста Беркиши. Последний проник в пустое купе и умудрился втиснуться на полку для багажа. Леон Дангель похрапывал, полулежа на полке в углу. Мирта, сидя у окна, смотрела в окно, хотя трудно было что-то разобрать в ночной темноте — лишь изредка мимо проносились неяркие огни полустанков.

— Деточка, не хотите ли тоже подремать? — доктор взглянул на часы. — До Катоны ехать ещё минут сорок пять… Помочь вам взобраться на верхнюю полку?

— Нет-нет, благодарю, доктор. Я лучше посижу с вами.

— Наши предшественники оставили кое-что съестное, — Циммерман зашарил в кожаной кошёлке, что висела на крючке. — Вот… Бутерброды… Огурчики… Яйца варёные… Пожалуйста!

— Я не голодна, — запротестовала Мирта.

— Голодна — не голодна, а подкрепиться надо! — строго сказал доктор. — Кто знает, что нас ожидает впереди… Берите, деточка, прошу вас!

Мирта нехотя взяла варёное яйцо и бутерброд с сыром. Под столиком доктор обнаружил термос с чаем и налил его в кружку.

— Пейте, пока не остыл… Деточка, вам ещё не поздно покинуть нашу развесёлую компанию. Скоро мы будем в столице… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить… и вы сможете навестить свою тётушку.

Молодая женщина усмехнулась:

— Вы меня гоните, доктор? Да, я понимаю, женщина — всегда обуза в дороге, тем более если дорога эта опасна.

Доктор отчаянно замахал на неё руками:

— Что вы, что вы! О какой обузе вы говорите? Я вообще не в этом смысле… Мы-то действуем по необходимости, ибо вашему покорному слуге и трём его пациентам приходится элементарно спасать свою свободу, а то и жизнь. Но вы — чистокровная карлинка и совершенно нормальная в психическом плане. Вам здесь ничего не угрожает.

— Вы уверены, доктор?

Циммерман пожевал губами.

— Нет, не уверен.

— И я тоже. Более того, я точно знаю, что жить в оккупации не смогу. После начала войны Гент, мой муж… бывший… вступил в КНПП. Вы, наверное, видели в кинохронике, что гитлеровские молодчики творили в Германии? Так вот, я не хочу быть свидетельницей подобных событий в моей стране. И не желаю нести за них ответственность.

— Разве вас кто-то призывает к этому?

— Не хватало только, чтобы призывали! Когда началась оккупация, наше правительство эмигрировало. Целое правительство, состоящее из мужчин, причём не самых слабых и трусливых!

— Король остался в стране…

— Честь и хвала его величеству! Но что делать мне? Подаваться в Сопротивление? Взрывать мосты, пускать поезда под откос? Я вовсе не героиня и не гожусь на роль Жанны д'Арк.

— Да-да, я понимаю… — пробормотал Циммерман. — И даже не подумайте, что я вас осуждаю.

Они замолчали. Донёсся гудок паровоза. Циммерман нарушил затянувшееся молчание:

— Даже если доберёмся до Тильвании, нам не следует там задерживаться. Ходят слухи, что Гитлер плюнет на её нейтралитет и оккупирует.

— И что же делать?

— Садиться на первый же пароход до Америки. У меня в Нью-Йорке живут дальние родственники, уехали туда ещё до войны четырнадцатого года…

Поезд начал замедлять ход. Циммерман удивлённо взглянул на часы:

— Ещё слишком рано…

Мирта выглянула в окно. Мимо плыла пригородная платформа, промелькнула освещённая надпись "Лин-Гарден".

— Мы не должны были здесь останавливаться!

 

Никола тоже смотрел в окно. По платформе метались зловещие тени, освещённые слабым светом станционных фонарей. Загремела вагонная дверь, из коридора послышался тяжёлый топот и резкие немецкие команды — эсэсовцы осматривали вагон. Перно сохранял подобающее его липовому сану спокойствие.

Дверь купе резко отъехала в сторону. В проёме появился молодой унтерштурмфюрер в щегольских очках, из-за его спины выглядывал штурмманн — ефрейтор. При виде Перно офицер удовлетворённо хмыкнул и спросил:

— Guten Abend. Darf ich Sie fragen, wohin Sie fahren?[12]

— Не понимаю тебя, сын мой, — сказал Перно нараспев.

— Куда ехать, ты, Jude? — рявкнул эсэсовец, причём лицо его мгновенно приобрело зверское выражение.

— Почему "юде"? — удивился Перно. — Я — смиренный служитель Римско-католической церкви, рукоположенный его преосвященством…

Унтерштурмфюрер расхохотался:

— Römisch-katholische Kirche? Будешь говорить эта Mist[13] последний идиот! Это что есть, это что есть? — он брезгливо показал рукой на облачение Перно, на его головной убор, и заорал. — Papiere![14]

— Нет "папире", — с досадой сказал Никола.

— Aufstehen![15]

Перно под конвоем вывели из вагона.

В купе проводников немцы заглянули только мельком. Доктор Циммерман и Мирта уже вздохнули было с облегчением, но вдруг увидели в окно, как двое эсэсовцев конвоируют Николу Перно.

— Они схватили Николу! — воскликнула Мирта со слезами в голосе.

— Неудивительно! — простонал доктор. — Вы только посмотрите, во что его нарядил этот дурачок! Боже мой, Коста, Коста, что ты наделал!

На Перно был долгополый хасидский сюртук, а на голове — меховой штраймл.

 

— Да не знал я, сто это еврейская одезда! — чуть не плача, оправдывался Коста. — У нас в городке они иногда прямо толпами ходили, я думал — свяссенники!

— Теперь уже ничего не поделаешь, — вздыхал доктор.

Четверо оставшихся беглецов стояли на платформе станции "Лин-Гарден" и смотрели на красные огоньки уходящего поезда. Ночной ветер гнал по потрескавшемуся асфальту бумажки и прочий мелкий мусор.

— Мы должны спасти его, — заявила Мирта.

— Каким образом? — горестно воскликнул доктор. — Мы ведь даже не знаем, куда его увезли!

— Вряд ли Николу сразу отправят куда-нибудь далеко, — сказала Мирта. — Скорее всего, его какое-то время продержат в местной кутузке.

— А мы его оттуда украдём! — радостно воскликнул Коста.

Доктор досадливо махнул на него рукой:

— Не говори глупости…

— Во всяком случае, надо подождать до утра, — сказала Мирта.

— Где? Здесь, на станции? Слишком опасно. Немцы могут сюда вернуться.

— Надо идти в город.

— Прежде всего надо немного поспать, — проворчал доктор. — Что это там? Не гостиница ли?

Метрах в ста от платформы действительно сияла неоновая вывеска. Все четверо отправились туда. Это был не отель, а мотель — приземистое одноэтажное здание с индивидуальной парковкой у каждого номера. Правда, все парковки пустовали. Заспанный портье, пожилой мужчина в засаленном пиджаке, без лишних вопросов выдал им ключи от двух номеров — одноместного и трёхместного. Мирта заняла одноместный, а доктору, Косте и Леону пришлось обосноваться в трёхместном, который оказался на удивление тесным и некомфортным.

Около семи часов утра все были уже на ногах. Мирта пришла в номер своих спутников. Леон плескался в душе, Коста, уже одетый, валялся на кровати, а доктор с озабоченным видом листал телефонную книгу.

— Смотрите, — сказала он. — В Лин-Гардене есть полицейский участок, а больше никаких исправительных заведений не имеется.

— Вы забыли, как нас засунули в коровник? — усмехнулась Мирта. — Никола может оказаться где угодно. Надо спросить у портье, где разместились оккупационные власти.

— Нельзя, опасно! — вскочил с кровати Коста.

— У вас есть другие предложения? Вот пойду сейчас и спрошу! — решительно сказала Мирта.

К этому времени заспанного мужика сменила словоохотливая пожилая дама — как выяснилось, сама хозяйка мотеля, вдова. В течение каких-то пяти минут она вывалила на Мирту целую кучу местных новостей — от жуткой истории о том, как свиньи сожрали местного пьянчугу, который сдуру забрёл в свинарник и заснул там, до появления в местной больнице забавного сумасшедшего.

— Моя дочка служит в этой больнице, — пояснила дама. — Она дежурила эти сутки. А психа немцы привезли под самое утро. Велели положить его в отдельную палату, по соседству с каким-то ихним командиром — то ли полковником, то ли генералом, у него непроходимость случилась… Говорили меж собой, что, мол, людей у них мало, так что те, кто охраняют генерала, заодно будут караулить и этого психа, пока не решат, что с ним делать. Дочка по-немецки хорошо говорит, она пыталась немцам растолковать, что больница — обычная, уездная, психов там не держат. Да толку-то… Наорали на неё, оружием пригрозили.

— А как выглядел этот сумасшедший? — поинтересовалась Мирта.

— Дочка не рассказывала. Она только-только с дежурства вернулась, а мне уже пора было сюда бежать.

— Вам далеко добираться, да?

— Что вы, милочка! До Лин-Гардена идти всего-то минут пятнадцать. А дочке и вовсе только дорогу перейти — мы живём прямо напротив больницы.

— В Лин-Гардене найдётся место, где можно перекусить?

— А как же! На главной площади есть кафе, там подают завтраки.

— Спасибо вам большое!

Получасом позже наших беглецов можно было увидеть на главной площади уездного городка Лин-Гарден. Они зашли в заведение, которое в утренние и дневные часы выполняло роль столовой, а по вечерам служило баром. Посетителей там было немного — за угловым столиком завтракали двое работяг в засаленных комбинезонах, плюгавый и облезлый мужчина листал у стойки газету, время от времени отпивая кофе из чашки, а по залу шатался стриженый мальчишка лет шести, засунув руки в карманы коротких штанишек.

Бармен, толстый парень с редкими длинными волосами, одетый в мятые штаны и несвежую белую сорочку с замурзанной бабочкой, вопросительно посмотрел водянистыми глазами на новых клиентов.

— Что угодно господам железнодорожникам? — пропищал он.

Доктор Циммерман подошёл к стойке.

— Добрый день! Нам бы позавтракать…

— Яичница с ветчиной, рисовая каша, пирог с ягодами. Из напитков — цикориевый кофе и яблочный сок. Спиртное до шести вечера не подаём — приказ властей… — бармен наклонился и закончил шёпотом:

— Разве что за двойную плату.

— Нет-нет, спасибо… — доктор повернулся к своим спутником. — Друзья, кто что будет?

Мирта и Коста пожелала кашу, Леон — яичницу. Себе Циммерман заказал пирог.

— Четыре дуката восемьдесят три крейцера. Деньги попрошу вперёд — такие времена, сами понимаете.

— Понимаю, — кивнул Циммерман. Он полез в карман… охнул и раскрыл рот.

— Что-то не так? — спросил бармен.

— Бумажник… — прошептал доктор и панически зашлёпал себя по карманам. — Этот чёртов бумажник пропал!

— Сто, опять? — удивился Коста.

— Мы столько раз переодевались, — тихо сказала Мирта. — Наверное, вы оставили его в другой одежде.

— Нет, нет… Точно помню — когда мы покинули мотель, он был у меня вот здесь, во внутреннем кармане!

— Поищите в других карманах, может, по дороге переложили?

— Нет! — взвизгнул Циммерман. — Ничего я не перекладывал! Я, старый растяпа, просто где-то посеял бумажник!

Вопли доктора привлекли внимание плюгавого мужика, читавшего газету. Он поднял глаза, нахмурился и подошёл к компании беглецов.

— Прошу прощения, господа, что вмешиваюсь в вашу беседу… Вы что-то потеряли, сударь?

— Да, но, боюсь, вы нам ничем не поможете…

— Что именно вы потеряли? — настойчиво спросил плюгавый.

— Ну, бумажник…

— Так… — произнёс плюгавый и неожиданно ласковым голосом подозвал мальчишку:

— Орта́нчик, будь добр, подойди сюда на минутку!

Дальше произошло то, чего никто не ожидал. Ещё не успев закончить фразу, мужик метнулся к входной двери и успел в последнюю секунду схватить за шиворот мальчишку, который рванул в том же направлении с явным намерением выскочить из бара и задать стрекача.

— Выворачивай карманы, паршивец! — проревел мужик.

— А чего я-то? — ненатурально захныкал тот, кого назвали Ортанчиком.

Не тратя зря времени, мужик ловко обыскал мальчугана — было заметно, что для него это дело привычное — и извлёк из кармана штанишек светлый кожаный бумажник. Держа его в одной руке, он поволок другой мальчишку к опешившему доктору. Ортанчик упирался, скользя сандалиями по обшарпанному паркетному полу.

— Приношу извинения, сударь, — сказал он, протягивая доктору бумажник. — Пожалуйста, не заявляйте в полицию.

— Да я и не собирался, — растерянно произнёс Циммерман, принимая потерю.

— Видите ли, Ортан — сын моего покойного племянника… Он и его жена погибли два года назад в автокатастрофе, и теперь сорванец находится на моём попечении. С ним нет никакого сладу! Ума не приложу, откуда у него появилась склонность к воровству в столь нежном возрасте.

Мирта хихикнула и прошептала на ухо Косте:

— Твоя смена подрастает!

Коста ласково посмотрел на Ортана.

— Хоросый мальсик!

Доктор Циммерман, обрадованный возвращением бумажника, подошёл к Ортану и погладил его по голове:

— Бедный сиротка!

Ортан засопел и принял вид напрасно обиженного. Доктор протянул руку дядюшке Ортана:

— Благодарю вас, сударь, от всей души!

Тот пожал руку и сказал:

— Позвольте представиться — То́мус Ба́рна.

— А я… — доктор на секунду замялся, придумывая имя и фамилию, которые не указывали бы на еврейское происхождение. — Са́ндер То́рби, док… проводник. А это — мои коллеги: Мирта, Коста и Леон.

Мирта сделала книксен, Коста стеснительно поклонился; Леон же, по своему обыкновению, никак не отреагировал. Бармен, который наблюдал происходящее с удивительным равнодушием, спросил:

— Сударь, так вы будете расплачиваться?

— Ох, простите… — доктор засуетился и извлёк из бумажника пятидукатовую купюру.

— Вы себе не представляете, сколько стоит содержать мальчика, — проговорил Барна, глядя на туго набитый бумажник. — Одежда на нём прямо горит! А ещё всякие карандаши, альбомы, ну, и игрушки, куда же без них! А ещё — моя старая вилла, она тоже требует денег. Жалованье сторожу, кухарке… Пятый месяц ищу постояльцев!

— Постояльцев? — встряла Мирта.

— Да, сударыня. Вилла великовата для нас двоих, а продавать я её не хочу — во-первых, сейчас покупателя не найдёшь, во-вторых, очень уж люблю я здешние места.

— Можно вас на минутку? — сказала Мирта доктору и обратилась к Барне:

— Извините, пожалуйста!

Доктор и Мирта отошли в угол.

— Почему бы нам не снять комнаты у этого господина? — зашептала Мирта. — Неизвестно, сколько времени уйдёт у нас на то, чтобы вызволить Николу, а долгое проживание в мотеле вызовет подозрения. К тому же туда запросто могут наведаться немцы!

— Пожалуй, вы правы, деточка, — ответил Циммерман также шёпотом. Они вернулись к стойке, и доктора сказал Барне:

— Сударь, мы попали в затруднительное положение. Наш… Ещё один наш коллега и друг угодил в больницу. Нам нужно дождаться его выздоровления. Не сдадите ли вы нам пару комнат на своей вилле?

— О чём вы говорите! — обрадовался Томус. — И не пару, а… Вас четверо? Каждому найдётся своя спальня. В большом доме — две свободных комнаты, и ещё две — на втором этаже сторожки. На какой срок желаете?

— Для начала на неделю.

Томус заметно огорчился:

— Маловато… Ну да хорошо, согласен. По сто дукатов с каждого, всего, значит, четыреста за неделю.

— Идёт!

— Ваш завтрак, — провозгласил бармен, водрузив на стойку поднос с заказом.

 

Глава V

 

Опасная ситуация вновь вызвала у Перно временное просветление, в точности как три года назад в СССР. Когда он проснулся около полудня в палате больницы Лин-Гардена, он осознал себя именно Николой Перно, а не Иосифом Сталиным. Вместе с тем он прекрасно помнил, что произошло с ним накануне.

Эсэсовцы вывели его из вагона поезда и отвезли в местную комендатуру. Перно очутился в небольшом кабинете тет-а-тет с неким оберштурмбаннфюрером.

— Удивительный наглость для еврея — разгуливать в таком виде, — хмуро изрёк тот. — Подозрение есть, что имеется некая подоплёка. Потому вы приведены здесь, а не отправлены в лагерь немедленно. So… Итак… Имя?

— Иосиф, — с достоинством ответил Перно.

— Natürlich — Joseph, — буркнул офицер. — Не есть ариец Ганс какой-нибудь, понятно. Фамилия?

— Сталин.

— Was?!

Перно снял сюртук и штраймл, явив взору штурмбаннфюрера характерный френч.

— Иосиф Виссарионович Сталин, Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), — отчеканил он.

Изумлённый штурмбаннфюрер, раскрыв рот, разглядывал его с головы до ног.

— Scheiße!!! — выдохнул он наконец. — Вы есть двойник Шталин?

— Не двойник! — возмутился Перно. — Я — самый настоящий Сталин!

— Es ist klar[16], — немец покивал головой и ухмыльнулся. — В данный случай вы есть обладатель неприкосновенность, nicht wahr?[17]

— Я требую, чтобы меня незамедлительно доставили в советское посольство в Катоне! — потребовал Перно.

Офицер расхохотался:

— Ja, ja, посольство, natürlich! Сейчас будет вам посольство, товариштш… entschuldigen Sie, вы не есть… э-э-э… буйный?

— С какой стати? — пожал плечами Перно.

— Gut.

Офицер прокричал какую-то команду, в кабинет вошли два эсэсовца. Офицер что-то долго говорил им. В конце концов Перно вывели на улицу и отконвоировали в эту больницу, где приветливые медсёстры его раздели, отвели в душ и поместили в отдельную палату. Он не пытался протестовать, только спросил сестёр, когда его осмотрит врач, на что они ласково ответили, что врач придёт утром.

Итак, его признали сумасшедшим — теперь Перно отдавал себе в этом отчёт. Конечно, данное обстоятельство вовсе не означало, что он был в безопасности. Видимо, немцам просто некогда было с ним возиться. Но кто знает, как дальше повернутся события… И Никола решил, что нужно бежать. А там, может, удастся найти остальных. Он не сомневался, что его спутники не поехали дальше, а вышли на этой же станции.

Отворилась дверь палаты, и улыбающаяся медсестра — одна из тех, кто охаживал Николу при приёме — принесла на подносе обед: куриный бульон с сухариками, маленький кусочек отварного мяса с рисом и чашку чая. Она поинтересовалась самочувствием пациента и сказала, что медосмотра, к сожалению, сегодня не будет: штатного психиатра в больнице не было, а приглашённый из столицы прибудет только завтра.

— Придётся вам, сударь, сегодня поскучать, — сказала она. — Хотите, я принесу вам книжки и журналы?

— Да, если можно, — ответил Никола.

Когда медсестра ушла, он вскочил с койки, подбежал к двери и подёргал её. Разумеется, она была заперта. Другая дверь вела в ванную — Никола только заглянул туда. Единственное окно было забрано металлической решёткой с толстыми прутьями.

Итак, побег пришлось отложить. Никола читал доставленную заботливой сестрой литературу, прохаживался по палате, время от времени подходя к окну. Прямо напротив больницы располагался симпатичный старый двухэтажный особнячок, правее него — школа, которая пустовала в пору летних каникул, а с левой стороны виднелось ветхое деревянное здание кинотеатра, облепленное афишами. От скуки Никола стал их разглядывать. Голливудские фильмы исчезли из проката с началом оккупации, и местный кинотеатрик демонстрировал два карлинских фильма — мелодраму "Жестокие сны" и костюмно-исторический боевик "Подвиги драгуна Деметра" — и аж четыре немецких; Перно запомнил название только одного — "Фридрих Шиллер".

Вскоре Никола почувствовал необходимость посетить туалет. Он встал перед унитазом в ванной и вдруг заметил, что за белой матерчатой ширмой скрывается другая дверь. Справив нужду, Перно подошёл к ней и приложился ухом. С той стороны слышался храп. Он рискнул чуть приоткрыть дверь.

Там была другая палата — побольше той, в которой обитал Перно. На койке лежал укрытый по горло мужчина с коротко стрижеными седоватыми волосами. Мощный храп вырывался из его полуоткрытого рта. Перно быстро оглядел палату. У стены напротив окна стоял двустворчатый шкаф. Одна его дверца была приоткрыта, и виднелся тёмный рукав то ли пиджака, то ли куртки. Такой же шкаф стоял и в палате Перно, однако в нём лежало лишь чистое постельное бельё — верхнюю одежду "психического" убрали в кладовую.

Никола вернулся в свою палату. Часов у него не было, однако, судя по освещению за окном, день клонился к вечеру. Наверное, ему скоро принесут ужин. Во временно просветлённой голове Перно созрел план…

Вскоре действительно явилась медсестра с ужином, состоявшим из варёной рыбы и картофельного пюре. Сказав, что вернётся за подносом завтра, она опустила на окне плотную штору светомаскировки — в непосредственной близости от столицы требовалось это делать — пожелала Николе спокойной ночи и ушла. Подкрепившись, Никола запасся терпением и принялся ждать наступления темноты. Никогда ещё время не тянулось для него столь медленно. Когда ночь всё-таки наступила, он прокрался в ванную. В соседней палате слышалась какая-то возня, потом донеслось бормотание на немецком языке. Проклятье! Лежи там карлинец, с ним можно было бы попробовать договориться, но как быть с оккупантом, да ещё с "шишкой", судя по тому, что ему отвели отдельную палату? Кстати, а почему сосед до сих пор ни разу не посетил ванную, раз она — одна на две палаты? Весь день продрых? А может, он вообще не встаёт и ходит в подкладное судно?

Никола всё ещё предавался размышлениям, когда за дверью в соседнюю палату послышались шаркающие шаги. Он едва успел шмыгнуть за свою дверь, как в ванную вошёл сосед. В течение следующих нескольких минут Перно имел удовольствие слушать, как немец, страдальчески постанывая, опорожняет свой кишечник, шелестит туалетной бумагой и, наконец, спускает воду. И тут Николу словно что-то подтолкнуло. Он схватил табурет на тяжёлом литом треножнике, что стоял возле его койки, и прокрался в ванную. Немец, облачённый в кальсоны и майку, склонился над умывальником, фыркая и сморкаясь. Никола подобрался сзади и с размаху опустил деревянное сиденье табурета на его стриженую голову. Сосед удивлённо крякнул и обрушился на пол.

Перетащить поверженного врага в свою палату было непросто, но ещё сложней оказалось водрузить его на койку — Никола весь взмок. Немец не подавал признаков жизни, однако Перно был уверен, что не прикончил его. Он связал немца разорванными простынями, которые позаимствовал из шкафа, и заткнул ему рот кляпом из обрывка простыни. Затем Перно заботливо накрыл свою жертву одеялом, погасил в своей палате свет, перешёл в соседнюю палату и запер со своей стороны дверь в ванную.

В платяном шкафу действительно висела верхняя одежда — вернее, вычищенный и выглаженный эсэсовский мундир. На верхней полочке лежала фуражка с высокой тульей, на нижней — хромовые сапоги. Перно не разбирался в знаках различия и не знал, что покусился на здоровье штандартенфюрера СС, командира моторизованной дивизии. Он просто облачился в форму, которая пришлась ему почти впору, и решительно вышел в коридор.

В коридоре царил полумрак — горели вполнакала только два бра. Пара ефрейторов СС, охранявших покой полковника, при появлении Перно вытянулись по стойке "смирно". Он не ожидал их увидеть, и сердце его ёкнуло. Однако Никола по наитию небрежно поднял правую руку, копируя обычный жест Гитлера, и чётким шагом двинулся по коридору, который вывел его в небольшой вестибюль. Там было почти совсем темно, лишь за окошком регистратуры светилась настольная лампа. Услышав шаги, из окошка высунулась дежурная сестра. Она закричала шёпотом:

— Господин… Герр… Как вас там?.. Ночью выходить нельзя, ферботен!

— Найн! Нихьт ферботен! — отчеканил Никола, по мере сил грассируя. Стараясь не поворачиваться лицом к окошку, он прошагал к входной двери и вышел на улицу.

 

До виллы господина Барны добрались за четверть часа на его разболтанном "рено" начала тридцатых годов. Трёхэтажный дом, стоявший на склоне холма, был окружён участком площадью три гектара, как с гордостью сообщил Барна своим новым постояльцам. Бо́льшую часть владений занимал лес; на оставшейся территории имелись яблоневый сад и некое подобие огорода — правда, очень запущенного. В низине, шагах в ста от главного дома, находилась двухэтажная сторожка с двумя гостевыми спальнями на втором этаже.

Мирта заняла самую маленькую спальню; Циммерман, Дангель и Беркиши — самую большую, с примыкавшей к ней ванной. В их покоях стояли две кровати и тахта за ширмой, которую доктор и Коста, не сговариваясь, предоставили Леону. Доктор сразу же выдал Томусу оговоренную плату за проживание и ещё двести дукатов — на питание. Удалось решить вопрос и с одеждой: господин Барна сбыл им по дешёвке кое-какие носильные вещи, которых в гардеробе виллы имелось великое множество — помимо одежды его самого, там были костюмы и платья покойных родителей Ортана.

Осмотревшись и устроившись на новом месте, беглецы устроили совещание. В целях конспирации (а также ради того, чтобы из одежды хоть немного выветрился запах нафталина) собрались не в доме, а на уединённой уютной полянке в гуще леса, где был круглый деревянный стол, окружённый скамейками. На случай, если Томус вдруг проявит излишнее любопытство, поставили на шухере Леона — всё равно от него не было никакого толку, поскольку на повестке стоял вопрос, никак не связанный с его страстями. Леон нашёл пенёк в зарослях рядом с полянкой и уселся на него, то и дело озираясь. Его совершенно не было видно.

— Надо было поговорить с хозяйкой мотеля, у которой дочка служит в больнице, — досадливо сказал доктор. — Глядишь, с её помощью я смог бы туда попасть…

— Там нет ставки психиатра, — возразила Мирта.

— Я могу худо-бедно изобразить и терапевта.

— Врачом так быстро не устроиться. А вот медсестрой, скорее всего, можно. Я пойду в больницу, — решительно сказала Мирта. — Наверняка у них не хватает младшего персонала.

— Мирта, а как ты выведес Николу из больницы? — встрял Коста. — Там рядом охрана, вазный немец лезыт. Помните, хозяйка говорила? То ли полковник, то ли генерал…

— Скажу им, что веду пациента на процедуру. Душ Шарко, например.

— Я пойду с вами, — решительно заявил доктор.

— Ни в коем случае! — запротестовала Мирта.

— Лутсе я пойду, — сказал Коста. — Вдруг цего понадобиться утассить.

— Ещё чего! — возмутился Циммерман. — У нас же есть деньги!

— Деньги лисними не бывают.

— А вдруг ты подожжёшь чего-нибудь?

— Цего сразу "подоззос"? — обиделся Коста.

— Сиди уж здесь, — отмахнулся Циммерман и обратился к Мирте. — Деточка, а как вы собираетесь добраться до больницы?

— Пешком. До Лин-Гардена всего-то километров пять.

— Надо попросить нашего любезного хозяина отвезти вас туда на машине.

— Зачем его беспокоить?

— Может, у него найдётся хотя бы велосипед?

— Не нужно, — решительно сказала Мирта. — Я отправляюсь в Лин-Гарден прямо сейчас. Неизвестно, сколько времени осталось в нашем распоряжении.

Собрание закончилось. Доктор проводил Мирту до ворот виллы.

— Желаю вам удачи, деточка.

— Спасибо, доктор!

Мирта прошла уже с полкилометра, когда ей повстречался Ортан. Он ехал стоя на дамском велосипеде — не доставал до сиденья.

— Вы куда идёте, тётя Мирта? — спросил мальчишка.

— В Лин-Гарден, Ортанчик. Мне нужно в больницу.

— Хотите, дам велосипед?

— Не откажусь, — улыбнулась Мирта. — А как же ты?

Ортан соскочил с велосипеда и беспечно махнул рукой.

— Я себе ещё… Ну, типа, у меня другой есть. Садитесь и ехайте!

— Надо говорить — поезжайте или, в крайнем случае, езжайте, — поправила его Мирта и взялась за руль. — Спасибо большое! Я сегодня же верну тебе его.

 

В кабинет главврача постучали.

— Извините… — доктор Хо́рти прервал беседу с психиатром, прибывшим из столицы, и раздражённо крикнул:

— Войдите!

Дверь открылась, вошла новенькая медсестра.

— Разрешите, господин доктор?

— Кажется, вы и так уже вошли, — пробурчал Хорти. Взглянув на миловидное лицо молодой женщины, он смягчился:

— Ваше имя…

— Мирта. Мирта Андарци.

— Очень хорошо, сестра Андарци. Вам приходилось иметь дело с психическими больными, не так ли?

— Недолго, в Дернишской больнице.

— А, как же, слыхал про неё… Что ж, представляю вам моего уважаемого коллегу, доктора Йе́рги. Он — врач-психиатр из столичной клиники святого Иеронима.

Мирта сделала книксен, доктор Йерги величественно качнул головой.

— Доктор Йерги осмотрит пациента, которого нам доставили… э-э-э… представители немецких властей. Судя по всему, он страдает мегаломанией… Но не будут отбивать у вас хлеб, дорогой коллега! Прошу вас, сестра, оказать всемерное содействие доктору. Возьмите в регистратуре ключ от палаты номер 6-Б. К сожалению, я не смогу вас сопровождать — столько проблем, что голова идёт кругом. Куда-то подевалась наша повариха, больные до сих пор не накормлены завтраком…

Выслушав жалобы главврача, доктор Йерги и Мирта покинули кабинет. Они прошли через коридор к палате номер 6-Б и в торце коридора, у двери в соседнюю палату, увидели двух эсэсовцев, которые откровенно скучали. Йерги прислушался: из палаты доносилось мычание, в котором чувствовались отчаяние и ярость.

— А доктор Хорти говорил, что он — не буйный, — озабоченно сказал Йерги. — Вот что, сестра… Давайте-ка я войду первым. Открывайте!

Мирта отперла дверь и распахнула её перед доктором. Они вошли в палату. На койке извивался, как червяк, дородный мужчина. Он был связан обрывками простынь, во рту у него торчал кляп. Мирта тихонько ойкнула:

— Это же не он!..

— Как — не он? —спросил Йерги.

Новоявленная медсестра ничего не ответила, только прижала ладошки ко рту. Но доктор уже перевёл внимание на пациента. Тот при виде вошедших удвоил свои усилия, стремясь освободиться. В палате стоял смрад — видимо, связанный обделался. Он глядел на них налитыми кровью глазами и хрипло мычал. Доктор Йерги подошёл к койке и освободил больного от кляпа. Тот разразился яростными воплями на немецком языке.

— Странный случай, — покачал головой психиатр. — Кардинальная смена объекта мегаломании. Всего сутки назад считал себя Сталиным, а теперь, словно Гитлер, грозится обрушить на нашу несчастную страну всю мощь военной машины Третьего рейха… Впрочем, большой разницы между обоими нет.

Привлечённые звуками родного языка, в палату заглянули дежурные охранники. Связанный завопил ещё громче. Эсэсовцы окаменели лицами и вскинули винтовки.

— Binde mich los, verdammt![18] — орал пациент.

— Aber entschuldigen Sie mich…[19] — начал было Йерги и замолчал. Один немец держал его под прицелом, другой освобождал от пут "сумасшедшего". Мирта лихорадочно соображала, что делать.

— Спросите его… — сказала она Йерги. — Спросите его, как он сюда попал. В этой палате лежал совсем другой пациент.

— А вы откуда знаете? — нахмурился психиатр. — Вы ведь, кажется, только сегодня сюда поступили…

— Schweigen![20] — рявкнул эсэсовец, державший их под прицелом. Йерги проигнорировал его команду и обратился к пациенту:

— Wer sind Sie?

— Ich bin SS-Standartenführer Klaus Rennenkampff, — отдуваясь, ответил освобождённый.

— Sagen Sie Ihren Leuten bitte, sie sollen ihre Waffen weglegen.[21] — попросил доктор.

Ренненкампф отдал команду и пошёл в ванную отмываться. Затем он проследовал в свою палату и заорал, обнаружив пропажу амуниции. Из разговора доктора с штандартенфюрером выяснилось: последнее, что он помнил — умывание у раковины. Потом он потерял сознание и очнулся в этой палате, крепко связанный. Йерги торопливо перевёл Мирте всё сказанное Реннекампфом.

Пока доктор и полковник СС обсуждали произошедшее, Мирта подошла к окну. Куда же подевался Никола? Может, лежит в какой-нибудь другой палате?

Перед больницей неторопливо прохаживалась пожилая женщина. Внимание Мирты привлекла её несколько странная одежда — длинное, до пят, тёмное платье, какие носили в начале века, расшитая душегрейка и ситцевый платок на голове. Мирта невольно начала следить за старухой. Вдруг та подняла глаза на окно, увидела молодую женщину… подмигнула ей и поманила рукой. Мирта мысленно ахнула: "Никола!" Она отошла от окна и обратилась к доктору:

— Доктор Йерги, может, позвать главврача Хорти?

— Да-да, пожалуйста, — ответил тот.

Молодая женщина забежала в кабинет главврача, в двух словах рассказала ему о происшествии и вышла на улицу. "Старуха" по-прежнему околачивалась у больницы. Мирта сделала знак и двинулась вдоль улицы. Они отошли метров на сто и свернули в небольшой тупичок, образованный высокими дощатыми заборами.

— Учитель! — радостно выдохнула Мирта, обернувшись к Перно.

— Товарищ Андарци! — улыбнулся Никола. — Конспирация — наше всё! Пришлось даже пожертвовать усами.

— Откуда у вас этот наряд?

— Проник в школу, она ведь во время каникул пустует. А там нашёл костюмерную любительского театра. Конечно, вся одежда там рассчитана на подростков, мне пришёлся впору только этот балахон. Знаете, какому персонажу он принадлежит, если верить бирке? Няньке Марине из пьесы Чехова "Дядя Ваня"!

Мирта рассмеялась.

— Я знал, что вы будете меня искать, — продолжал Перно. — Вот только не было уверенности, что сообразите — где именно.

— Нам невольно помогла хозяйка мотеля, где мы ночевали.

— Вы  по-прежнему сидите там?

— Нет, мы сняли виллу у одного местного жителя, километрах в пяти отсюда… Пойдёмте скорее туда! По дороге я расскажу вам всё в подробностях, вот только захвачу велосипед.

 

Мирта и переодетый Никола уже почти достигли виллы Томуса Барны. И тут из бокового переулка на них неожиданно налетела разъярённая женщина средних лет, одетая в замызганное рабочее платье, и закричала:

— Откуда у вас этот велосипед?!

Мирта запоздало сообразила, что Ортан подсунул ей краденый велосипед. Чтобы не подставлять мальчишку, она ответила:

— Я только что купила его в Лин-Гардене.

— Ах, вот как? И у кого же, позвольте спросить?

— А вам какое дело, милочка? — прошамкал Никола, старательно изображая старушку.

— Это мой велосипед! — взвизгнула женщина. — Кто вам его продал?

— Откуда я знаю? — пожала плечами Мирта. — Какой-то мужчина.

— Как он был одет?

— Вы что же — из полиции, допрос нам здесь устраивать? — возмутился Перно. — Одет — как одет. Тёмные брюки, серая рубашка…

— Это Заха́рис, — с ненавистью прошипела хозяйка велосипеда. — На бутылку ему не хватало! Ну, так вы отдадите велосипед, или пойдём разбираться в полицию?

— А кто нам вернёт деньги? — не унимался Перно.

— Я поговорю с Захарисом и заставлю вернуть вам деньги.

— Возьмите, пожалуйста, если он ваш. Не надо нам никаких денег, — Мирта сняла одну руку с руля. Женщина тут же оседлала машину и укатила в переулок. Перно и Мирта расхохотались. Но вскоре им стало не до смеха…

Калитку открыл сам Томус Барна. Лицо его выражало целую гамму чувств от возмущения до злорадства. Мирта сразу заподозрила скверное и не ошиблась. Владелец виллы предложил пройти в кабинет на втором этаже.

— Ваши друзья уже там, — пояснил он.

Доктор Циммерман, Коста и Леон действительно ждали в кабинете, обставленном старинной дубовой мебелью. Доктор, судя по его виду, совершенно пал духом, Леон хранил своё обычное равнодушие, а Коста был на удивление серьёзен.

— Нуте-с, присаживайтесь, сударыни, — потирая руки, сказал Барна. — Разговор у нас будет, может быть, и недолгий, но крайне серьёзный. Итак…

На письменном столе, обитом сукном, лежала пачка газет. Барна взял верхнюю.

— Это — сегодняшний "Дернишский курьер". Я, кажется, не успел вам сказать, что выписываю множество уездных газет. Сейчас наш почтальон болеет, и мне приходится лично являться за периодикой в Лин-Гарден. Собственно, поэтому вы меня и встретили в тамошнем кафе. Но это к делу не относится. А вот это…

Он раскрыл газету и потыкал пальцем в какую-то статью.

— Здесь сказано, что из местной психиатрической больницы исчезли все три её пациента, а также врач и медсестра. Я, может быть, и не связал бы этих пятерых с вашей компанией, если бы в статье не упоминалось о том, что один из пациентов является некрофилом и зоофилом. А буквально полчаса назад застал вот этого мерзкого жирного урода за отвратительным занятием, — Барна указал на Леона, который невозмутимо смотрел перед собой. — Он собирался изнасиловать моего сторожевого пса!!!

Мирта ойкнула, Перно, забывшись, смачно выругался. Барна удивлённо посмотрел на него, затем рассмеялся сухим смехом и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ну, конечно! Я ещё думал, куда мог деться третий пациент! Хотите, угадаю, какие у вас проблемы с головой? Держу пари, что вы — извращенец, который переодевается в женские платья!

— Позвольте мне сказать, сударь… — начал доктор, но Барна перебил его:

— Нет уж, доктор, позвольте сначала мне! Я знаю, что деньги у вас имеются, и немалые, — в голосе Барны появилась вкрадчивость. — Так не соблаговолите ли пожертвовать некую сумму? Хотя бы ради бедного сиротки Ортана. В противном случае мне придётся известить о вас местные власти… боюсь, что и оккупационная администрация узнает… а вам ведь наверняка известно их отношение ко всяким психам, а также людям вашей, доктор, нетитульной национальности!

Доктор Циммерман задиристо задрал бороду:

— А вы, господин Барна, оказывается, подлец и предатель!

— Помилуйте, доктор, — хозяин виллы скривил в усмешке губы. — Никак не ожидал, что такой образованный человек, как вы, мыслит настолько узко! Просто попробуйте поставить себя на моё место. Взглянуть на возникшую проблему, так сказать, под другим ракурсом.

Доктор помрачнел. Некоторое время в кабинете царило молчание, потом его нарушил Коста:

— Откройте сейф.

— Что? — повернулся к нему Барна.

— Сейф, говорю, откройте.

— Какой ещё сейф? — деланно удивился Барна.

— Вон там, — Коста показал рукой. — За той картиной.

Томус Барна изменился в лице. Он просеменил к картине, открыл замаскированную дверцу. Послышалось потрескивание кодового замка и лязг затвора. Затем Барна испустил вопль:

— Пусто!!!

Он отбежал на середину комнаты. Лицо его побагровело, он, сопя, уставился на Косту.

— Это ты… Где?.. Где деньги? Куда девал мои деньги, подлец?!

— Не сказу. Отпустис нас — тогда сказу.

Барна прищурился.

— Ортан тебе выдал шифр?.. Хотя нет, он никак не мог знать…

— Ортанцик ни при цём, — подтвердил Коста. — Я сам.

Вновь воцарилось молчание. Мирта тревожно глядела то на Барну, то на Косту, доктор то и дело вздыхал, Перно утирал нос кончиками платка.

— Ладно, — прокряхтел Барна. — Ваша взяла. Но только чтобы духу вашего здесь не было через четверть часа, понятно?

 

— Мне всё-таки интересно, Коста, каким образом ты выведал шифр сейфа Барны? — спросил доктор Циммерман. — Подсмотрел, что ли, когда тот открывал его раньше?

— Подсмотрел, — кивнул Коста. — Только не как открывал, а куда потом засунул бумазку с цифрами — в люстру, в абазур. Потом Барна усол, а я её достал, цифры запомнил и обратно полозыл.

— Но ведь при нас он не подсматривал в бумажку, — заметила Мирта.

Коста пожал плечами:

— Наверное, тозе запомнил. А до этого долго не открывал, потому ему и прислось доставать бумазку.

Прощание с хозяином виллы было быстрым и недружественным, в отличие от прощания с Ортаном — мальчишка пришёлся по сердцу Мирте и особенно Косте.

— Далеко пойдёт, — то и дело повторял он по дороге к Лин-Гардену.

Через час с небольшим после того, как беглецы покинули виллу, они достигли совершенно пустой привокзальной площади. Доктор с Миртой отправились изучать расписание, Коста развалился на скамейке и уже начал похрапывать, Никола прохаживался взад и вперёд, а Леон вдруг принялся обеспокоенно принюхиваться, раздувая ноздри. Он поворачивал голову то вправо, то влево в поисках источника запаха, и вскоре обнаружил его. Чуть поодаль в тупике стояли несколько ярко размалёванных вагонов с надписью "Цирк". Леон пошёл туда.

Вскоре вернулись удручённые Мирта и Циммерман. Никола вопросительно посмотрел на них.

— Всё та же история, — вздохнул доктор. — Без документов билеты не продают. И всего-то в тридцати километрах от Катоны! Что ж, придётся добираться автостопом…

— Это опасно, — возразил Никола. — На въезде в столицу могут быть немецкие блок-посты. Может, имеет смысл идти пешком? Тридцать километров… Часов за семь доберёмся.

— А как же Мирта? — возмутился доктор.

— Не беспокойтесь, доктор, я выдержу, — улыбнулась молодая женщина.

Их разговор прервали отчаянные вопли:

— Полиция! Полиция! Помоц! Помогите!

Все посмотрели туда, откуда доносился крик, даже Коста проснулся и встал со скамейки. От цирковых вагонов бежал кругленький мужичок во фраке, который едва сходился на нём. Причёска "внутренний заём" растрепалась, и длинные боковые волосы развевались по ветру, открывая блестящую потную лысину. Жёсткие черные усы, похожие на щетину половой щётки, топорщились на полном лице. Громко топая, он подбежал к компании беглецов и спросил, с трудом справляясь с одышкой:

— Извините, господа… Вы не знаете, где здесь полиция?

— А что случилось, сударь? Вас ограбили? — поинтересовался доктор и добавил вполголоса:

— Странно, Коста же здесь…

— Цего сразу Коста?! — возмутился Беркеши.

— Лучше бы ограбили! — простонал толстяк. — Я — владелец и директор цирка… А этот извращенец… Он… Он забрался в вагон с тиграми и… Нет, я не могу!.. Бедная Клеопатра!

Тут до доктора дошло. Он завопил:

— Леон! Где Леон?!

Леона поблизости не наблюдалось.

— Проклятье! — доктор шлёпнул себя ладонью по лбу.

— При чём здесь какой-то Леон? Я говорю про Клеопатру, это тигрица…

Владелец цирка махнул рукой и побежал было дальше, но тут Никола взревел громовым голосом:

— Стоять!!!

— А? — толстяк послушно затормозил и обернулся.

— Подойдите, — Никола сделал властный жест рукой.

— Мне некогда!

— Идите сюда, говорят вам! Успеете позвать полицию, всё равно дело уже сделано.

— Что значит — уже сделано?!

Появился чрезвычайно довольный Леон. При виде его владелец цирка взвизгнул и бросился к нему с вытянутыми руками, явно намереваясь расцарапать ему лицо.

— Бидак! Негодяй! Извращенец!

Никола и Коста схватили толстяка, пытаясь оторвать его от Леона. Толстяк пыхтел:

— Ты мне ответишь!..

— Моя же! — привычно возражал Леон. Толстяк вцепился в его нос пухлыми пальцами и стал его выкручивать. Леон, недолго думая, высморкался. Его противник отпустил нос и брезгливо вытер руку о пиджак Леона; тот изловчился и вцепился зубами в измазанные соплями пальцы. Циркач заорал благим матом. Мирта нервно обернулась — на площади по-прежнему никого не было, но в любой момент вопли циркача могли привлечь чьё-либо внимание. Она вдруг озлобилась и рявкнула:

— Тащите его в вагон!

Трое мужчин неожиданно повиновались и поволокли толстяка к составу. Доктор Циммерман прыгал вокруг них, хлопая крыльями, как наседка. Совместными усилиями им удалось затащить циркача в пассажирский вагон и втолкнуть в одно из купе.

Когда все отдышались, доктор Циммерман сказал:

— Я приношу извинения за действия своего пациента…

— Пациента? Я так и думал, что он больной, — проворчал директор цирка.

— …и за то, что нам пришлось применить силу в отношении вас, сударь. Поверьте, у нас не было другого выхода, вы слишком громко кричали. А у нас есть причины скрываться от… э-э-э… представителей полиции и оккупационных органов. Меня зовут Циммерман, доктор Соломон Циммерман.

— Душан Вондрачек, — буркнул толстяк.

— Очень приятно… Эта молодая дама — Мирта Андарци, а вот эти господа — Коста Беркеши, Леон Дангель и Никола Перно. Мы пробираемся в столицу.

— Вам везёт, — угрюмо сказал Вондрачек. — А мне отсюда вообще деваться некуда. Мы ехали на гастроли в Тильванию, сегодня утром поезд тормознули немцы на этой проклятой станции, и мои артисты… те, что на двух ногах… тут же сделали эти самые ноги.

— Неужели прямо все разбежались? — удивился Перно.

— А что им оставалось делать? Фокусник и клоун — евреи. Группа акробатов — негры из Сенегала. Дрессировщики и укротители — сплошь цыгане. Да и сам я чех, то есть представитель неполноценной нации. Думал, загребут меня, но обошлось… Богородичка помогла, не иначе.

— Понятно, — кивнул Перно.

— Что вам понятно?! — взорвался господин Вондрачек. — Я бы тоже удрал, но мог ли я бросить бедное зверьё? Спасибо начальнику станции — согласился отогнать состав в тупик, а то куда бы я дел весь этот Ноев ковчег на колёсах?

— Постойте-ка… — протянул Никола. — Вы говорите, что ехали на гастроли в Тильванию?

— Ну да.

— И ваша труппа разбежалась… а документы они, конечно, прихватили с собой?

— Если бы! — фыркнул Вондрачек. — Так торопились, что ускакали, в чём были.

— У меня есть идея, — заявил Перно. — Только надо будет нам всем сфотографироваться.

 

Глава VI

 

Городок Не́риц находился всего в двух километрах от границы с Тильванией. Самым крупным зданием в нём был железнодорожный вокзал, напротив которого перед войной воздвигли двухэтажное кирпичное здание пограничной службы — прежде пограничникам приходилось ютиться в трёх тесных комнатках на втором этаже вокзала. И начальник контрольно-пропускного пункта господин То́биаш считал себя обязанным властям за этот подарок. Свою благодарность он выказывал наиболее естественным образом — служебным рвением. Ни одна подозрительная личность, пробиравшаяся в Тильванию, не могла избежать его зоркого глаза. Ни одному контрабандисту не удавалось провезти товар мимо господина Тобиаша, на какие бы ухищрения он ни пускался — с началом войны пограничникам приходилось исполнять и обязанности таможенников. Начальник КПП слыл бессребреником; по слухам, его никому и никогда не удавалось подкупить.

Поздним вечером господин Тобиаш в сопровождении дюжины своих подчинённых стоял на платформе и, позёвывая, смотрел, как к станции приближаются огни паровоза. Когда поезд поравнялся с платформой, стало ясно, что осматривать предстоит передвижной цирк — о назначении состава свидетельствовали не только аляповатые изображения зверей, акробатов и клоунов, украшавшие все пять вагонов, но и запах зверинца. Начальник КПП брезгливо поморщился.

Не успел поезд остановиться, как из вокзала вышли шестеро эсэсовцев во главе с лейтенантом. Тобиаш вполголоса выразился: сейчас наверняка примутся командовать и вообще лезть не в своё дело. Немцы подошли к группе пограничников, их командир небрежно козырнул Тобиашу:

— Унтерштурмфюрер Фляйшман.

— Тобиаш, начальник КПП "Нериц".

— Имею приказ о задержании беглецов, среди которых имеются лица еврейской национальности, а также буйные психические больные, — лейтенант неплохо говорил по-карлински. — Мы не будем вмешиваться в вашу деятельность, господин начальник, однако настоятельно прошу немедленно информировать меня о любых подозрительных личностях, находящихся в данном составе.

— Да, конечно, — кивнул Тобиаш и скомандовал своей группе:

— Приступить к проверке документов и досмотру вагонов!

Пограничники вошли в первый вагон — пассажирский. В коридоре их встретил полный господин во фраке.

— Директор передвижного цирка Вондрачек, — представился он. — Вот документы…

Он сунул Тобиашу рассыпающуюся папку, бормоча:

— Здесь всё: ветеринарные справки на животных, перечень реквизита…

— Подождите вы со справками, — нахмурился Тобиаш. — Где ваши люди?

— Купе номер два, три и четыре.

Во втором купе ехала молодая клоунесса, как её отрекомендовал директор. В третьем — двое мужчин: пожилой бородатый ветеринар и представительный имитатор. В четвёртом — молодой ухмыляющийся фокусник и толстый невозмутимый укротитель. Начальник КПП собрал документы пассажиров и стал изучать их, что оказалось весьма затруднительно — лампы в вагоне едва тлели, карманный фонарик самого Тобиаша тоже не давал много света: батарейки, как и многое другое, после начала войны стали дефицитом.

— Так… — пробормотал Тобиаш. — Ничего не разобрать. Придётся ненадолго позаимствовать ваши бумаги. Я посмотрю их в КПП — там у меня есть яркая лампа.

Он отдал приказ своим людям оставаться в вагоне, а сам вышел. Директор Вондрачек запаниковал — "артисты" даже не могли собраться вместе, чтобы обсудить создавшееся положение. Он, конечно, не видел, как тихонько открылось окно в купе, которое занимали Леон и Коста. Из вагона на пути вылезли две фигуры. Одна двинулась к паровозу, другая — в противоположном направлении…

Прошло минут пять. Ничто не нарушало ночную тишину, лишь подчинённые Тобиаша обменивались короткими репликами. И вдруг… состав дрогнул и продвинулся вперёд. Лейтенант Фляйшман на платформе растерянно крикнул:

— Halt!

Поезд послушно остановился. Но это было последнее в жизни лейтенанта распоряжение. Из темноты метнулась гибкая тень и прыгнула на него. Через мгновение лейтенант рухнул на платформу с перекушенным горлом, а тигрица принялась рвать следующего эсэсовца. Немцы заорали, хватаясь за оружие; появились ещё два тигра и продолжили атаку. Загремели автоматы. Один из тигров свалился замертво, но им на подмогу пришёл огромный медведь. Он с рёвом переломил позвоночник одного из стрелявших, прежде чем его голову прошила автоматная очередь. А со стороны хвостовых вагонов уже мчалась небольшая стая волков…

Наблюдая эту бойню, пограничники в ужасе застыли у окон. Из ступора их вывело низкое рычание. Все обернулись — по коридору медленно наступал волк с оскаленной пастью и прижатыми к голове ушами. За зверем шёл толстяк-укротитель.

— Вон отсюда, — скомандовал он. — Валите!

Один из пограничников набрался смелости и крикнул:

— А ну, убери зверя! А не то…

Волк рыкнул громче. Укротитель ткнул в смельчака указательным пальцем:

— Мой!

— Что значит "мой"? — растерянно переспросил пограничник.

Укротитель поманил его:

— Иди ко мне…

Пограничник растерянно обернулся к своим сослуживцам, но выяснилось, что их уже и след простыл. А толстяк обошёл волка и приблизился к нему вплотную.

— Сюда, — он широко улыбнулся, неожиданно обхватил пограничника своими сильными руками, втолкнул в свободное купе и запер там. Потом вышел из вагона, подозвал уцелевших зверей и водворил их в задние вагоны. Поезд вновь тронулся и начал набирать ход. На платформу вбежал Тобиаш. Размахивая пачкой собранных документов, он что-то орал, но, увидев растерзанных эсэсовцев и расстрелянных зверей, замолчал и принялся блевать. За этим занятием его и застал растерянный машинист, силой изгнанный со своего рабочего места…

Когда паровоз, снизив скорость, въезжал на территорию Тильвании, из пассажирского вагона выпихнули пограничника со спущенными штанами. Охая, тот с трудом поднялся на ноги, натянул штаны и медленно побрёл к Нерицу, размазывая по щекам слёзы.

 

Эпилог. Два месяца спустя

— Нет, нет и ещё раз нет, — заявил доктор Циммерман. — И хватит об этом. Лично я для себя всё решил. Через пять дней я отбываю в Нью-Йорк на пароходе "Далмация".

— Значит, всё-таки уезжаете? — вздохнул Вондрачек.

— Да, пан директор.

— А если бы вам повысили жалованье в вашей клинике?..

— Пустое, пан Вондрачек. Здесь, в Европе, я уже никогда не буду чувствовать себя спокойно.

— Но ведь Тильвания — нейтральная страна.

— Тильванцы слишком беспечны, — покачал головой доктор. — Вспомните, как легко они приняли всю нашу развесёлую компанию и без всякой бюрократической волокиты дали статус беженцев.

— Мы же и на самом деле беженцы…

— А завтра они с такой же лёгкостью впустят оккупантов, всё равно каких — немецких, итальянских…

— Вы слишком мрачно смотрите на будущее, — сказал Перно. — В этой стране каждый из нас нашёл себе дело по сердцу.

— Вернее сказать, по мозгам, — чуть слышно пробормотал доктор.

— Что, простите?

— Нет-нет, вы правы, Учитель. Леон демонстрирует прямо-таки чудеса дрессировки, звери его буквально боготворят… прошу прощения за богохульство. Коста… вам известно, чем он занимается?

— Нет, — ответил Перно. Вондрачек пожал плечами. Доктор понизил голос:

— Но только это между нами… Коста работает на тильванские спецслужбы, добывает у дипломатов и прочих иностранцев разные конфиденциальные документы. А ещё выполняет заказы тех, кому нужно замести следы посредством пожара.

— Кто же это такие? — удивился Вондрачек. — Тоже спецслужбы?

— Нам лучше об этом вообще не знать, — махнул рукой доктор. — Вы, Учитель, в полном соответствии с прозвищем преподаёте в университете…

— Я ведь изучил все работы классиков научного коммунизма, в том числе и свои собственные, — гордо произнёс Перно.

— Вот я и опасаюсь, что распространение подобных идей выйдет в будущем боком этой стране, — грустно сказал доктор.

— Почему же, доктор? — нахмурился Перно.

Циммерман не ответил. Официант принёс большие запотевшие кружки с пивом и расставил их на столе. Трое мужчин, занимавших отдельный кабинет пивного ресторана на тихой улочке Жумы, молча чокнулись и выпили.

— Неплохое у тильванцев пиво, — заметил Вондрачек, — Конечно, с нашим пльзенским не сравнить, но всё-таки…

— А как дела у Мирты? — перебил его Перно.

— У Мирты? Разве я не рассказывал?

— Мы с вами долго не виделись, — напомнил Перно.

— Мирта устроилась в больницу и познакомилась там с молодым американским дипломатом, который лежал с аппендицитом. Он сделал ей предложение. Его работа в Тильвании заканчивается, и они тоже отбывают в Америку через пять дней.

— Уж не на "Далмации" ли? — воскликнул Вондрачек.

Доктор печально посмотрел на него:

— Да, на "Далмации". Именно благодаря хлопотам жениха Мирты мне удалось получить американскую визу.

— Почему вы вдруг скисли, пан доктор? — засмеялся Вондрачек. — Никак ревнуете?

Циммерман усмехнулся.

— Будь я лет на тридцать моложе… и полюби меня Мирта…

Он замолчал. Глаза его за очками налились кровью, борода задрожала, на губах выступила пена. Доктор прошипел, брызгая слюной в кружку с пивом:

— Я бы отрезал этому сраному янки член вместе с яичками и запихнул ему в глотку!!!

Перно и Вондрачек испуганно переглянулись.

— Kdo si oblékl župan jako první…[22] — прошептал директор цирка.

 

Москва, январь — февраль 2021 г.

 

 

Если вам понравился этот текст, можете поддержать автора:

Яндекс-кошелёк: 41001290341499

WebMoney: R225630806629

PayPal: пользователь beastman1966@gmail.com

AdvCash (RUB): R 7901 6276 0741

Банковская карта VISA: 4627 2900 2162 2321

---

[1] Стой! Тихо!

[2] Куда вы направляетесь?

[3] В Барати, господин лейтенант. Там произошёл сильный пожар.

[4] Неужели? А не кажется ли вам, что пожар в Эшельде гораздо ближе?

[5] Следуйте за нами!

[6] Вперёд!

[7] Еврей?

[8] Нет.

[9] Врёшь!

[10] Что, чёрт побери, там происходит?

[11] Почему бык так громко ревёт?

[12] Добрый вечер. Позвольте спросить, куда же вы едете?

[13] Чушь

[14] Документы!

[15] Встать!

[16] Ясно.

[17] Не так ли?

[18] Развяжите меня, чёрт подери!

[19] Но позвольте…

[20] Молчать!

[21] Пожалуйста, велите своим людям опустить оружие.

[22] Кто первым халат надел… (чешск.)