Большие перемены

Скачать в формате .epub можно здесь.

 Памяти А. Н.

Повесть

 

Часть I

Не скажу, что люблю "выездные" дела, особенно если нужно долго добираться до пункта назначения. Конечно, ради разнообразия неплохо прокатиться по стране, любуясь природой и узнавая новые места — лишь бы это случалось не слишком часто. Уровень моего рвения при выполнении работы зависит от щедрости заказчика — в прямой пропорциональности, и в меньшей степени — от расстояния от столицы, однако уже в пропорциональности обратной.

На сей раз волею судьбы в лице моей коллеги (и падчерицы) Ракели выпало мне отправиться в небольшой городок под названием Эскондадо. Я не был там никогда. Если верить гугл-картам, городок располагался в трёхстах пятидесяти километрах от Сан-Серапио. Так что выехал я около восьми утра, рассчитывая добраться до места к полудню и вернуться назад часам к шести вечера… Впрочем, загадывать не следовало бы: невозможно знать заранее, сколько времени займёт сама работа. Не исключены всякие сюрпризы, в том числе и неприятные.

Шоссе было пустынным, лишь изредка приходилось обгонять пылящие и чадящие грузовики. От Сан-Серапио они шли порожняком, навстречу же ехали доверху груженые маисом. Кроме грузовиков, попадались древние фермерские пикапы, а вот легковушек было совсем мало: провинция, куда я ехал, славилась своей бедностью на общем фоне и без того небогатой южноамериканской страны Альварадии.

Я выжимал все силы из скромного каршерингового "Форда Фокуса", и в половине двенадцатого, следуя указанию навигатора, свернул с шоссе на тряскую грунтовую дорогу. Ещё километра три — и Эскондадо появился передо мной как на ладони. Городок лежал в уютной долине: красные черепичные крыши и белые стены одно-и двухэтажных домиков, церковь в центре, а напротив — каменная, четырёхугольная в плане громада с внутренним двором. Приют Святого Мигеля, место жительства Санчо Хеновеса, обидчика нашего очередного клиента. Сопляку уже полгода как исполнилось восемнадцать, но он, похоже, не торопился покидать приют. Видимо, на подобные нарушения в провинциальных богоугодных заведениях смотрят сквозь пальцы, а Хеновес и рад сидеть на шее у церкви и сердобольных обывателей, вносящих посильные пожертвования. Да, ещё и у государства — теперь ведь приюты у нас финансируются также из бюджета.

Мэрия, вопреки обыкновению, находилась не в центре городка, а на периферии, что меня устраивало. Чтобы добраться до неё, Хеновесу придётся прогуляться по длинной улице, зажатой между двумя рядами домов с закрытыми по случаю сиесты ставнями. Я облюбовал небольшой аппендикс, образованный стеной дома и парой примыкающих к ней каменных оград, и загнал туда "форд" — очень кстати пришлась и растущая за оградой раскидистая жакаранда, дававшая тень. Так, теперь камуфляж и одновременно защита от палящего солнца: белая бейсболка с козырьком и тёмные очки.

Потом я совершил по жаре короткий моцион до мэрии — двухэтажного здания в колониальном стиле, подвергнутого косметическому ремонту… я бы даже сказал, условно-косметическому. Кто-то из администрации явно погрел на нём руки. Остаётся только надеяться, что новые веяния, связанные с возвращением к власти президента Апиларио, доберутся и до этого богом забытого уголка, и тогда ворьё на государственной службе ответит за всё сполна. Хотя какое мне дело до состояния мэрии Эскондадо, по большому счёту?

Что ж, плацдарм изучен. Я вернулся к машине, достал из бардачка мобильник с "левой" сим-картой и сделал вызов, предварительно задействовав специальную программку подмены номера, которую нельзя было найти ни в одном магазине приложений. Потянулись гудки. "Набранный номер не отвечает!" Ничего, торопиться мне пока некуда. Наберём снова. И снова…

— Чё? — раздалось в динамике после шестого или седьмого гудка вместо обычных "Алло!" или "Да?"

— Сеньор Санчо Хеновес? — спросил я официальным голосом.

— Ну?

— Прошу вас ответить "да" или "нет".

— Ну, я. Чего надо?

— Вас беспокоят из мэрии Эскондадо. Моя фамилия Веласко, я старший сотрудник социального отдела. Ставлю вас в известность, что вы были включены в государственную программу финансовой помощи сиротам в соответствии с постановлением правительства от седьмого апреля…

— Чё? Какая ещё программа?

— Хорошо, буду краток. Правительство оказало вам материальную помощь в размере двадцати пяти тысяч песо.

— Скока-скока?! — не поверил Хеновес.

— Повторяю: двадцать пять тысяч песо. Эти деньги — у меня. Вам необходимо лично явиться в мэрию, чтобы получить их. Только обязательно захватите с собой паспорт.

— Круто! Когда я могу забрать бабки?

— Чем скорее, тем лучше. Я не имею права хранить такую сумму наличными в служебном помещении. Вы знаете, как пройти в мэрию?

— Ну, дык!.. Ща буду, минут через пяток, лады́?

— Жду вас. Кабинет номер пять на первом этаже.

Я коснулся пальцем красной трубки на дисплее. Итак, туповатый воспитанник приюта клюнул на ту чушь, которую я только что нёс. Он даже не сообразил, что наступила сиеста, и мэрия прервала свою деятельность до четырёх часов пополудни. Теперь главное, чтобы Санчо не вздумал прихватить с собой ради компании кого-нибудь из приятелей. Впрочем, это маловероятно: все его сверстники уже покинули приют по возрасту, а с мелкотой подобные типы, как правило, не общаются на равных.

Да, ещё видеозапись… Я активировал крошечную камеру на козырьке своей бейсболки и прикрепил видеорегистратор к ветровому стеклу: лучше, если съёмка будет вестись с двух точек. Ракель потом смонтирует, как надо.

А вот и невольный герой будущего документального фильма. Я почему-то представлял себе Санчо коренастым типом с накачанными бицепсами и наголо остриженной лопоухой головой. Но по улице по направлению к мэрии шагал долговязый парень с длинными, выгоревшими на солнце волосами, одетый в потёртые джинсовые бриджи и застиранную майку с логотипом "Алас де Плата" — футбольный мяч с серебряными крыльями. На ногах у парня были эти идиотские сандалии, которые почему-то пользуются популярностью у молодёжи — два ремешка, прикреплённых к массивной рифлёной подошве. Да, Санчо не отличался большой физической силой. Что ж, тем лучше.

Когда Хеновес поравнялся с машиной, я вылез и салона и окликнул его по имени. Он остановился и повернул в мою сторону своё длинноносое лицо с близко поставленными глазами.

— Чё? — произнёс Санчо точно с такой же интонацией, как по телефону.

— Есть разговор.

— А ты кто?

— Моё имя тебе без надобности. Ты видишь меня в первый и, надеюсь, в последний раз. Как и я тебя.

Я говорил медленно и с расстановкой, приближаясь к Хеновесу. В его глазах мелькнуло беспокойство.

— Тебе чего надо?

— Я же сказал: есть разговор… Стой!

Санчо вдруг рванул назад с явным намерением добраться до спасительных ворот родного приюта. Мне даже не пришлось бежать — почти сразу сопляк споткнулся о торчавший камень и растянулся на дороге. Я схватил его за шиворот и заломил ему руку за спину.

— Пусти, гад! Помогите!!! — завизжал Санчо.

Он сделал попытку вырваться, отчего его майка разорвалась на спине. Я обхватил Хеновеса за шею, рывком поднял на ноги и зажал ладонью его слюнявый рот.

— Будешь орать — пожалеешь, — пригрозил я. Пришлось протащить упиравшегося Санчо несколько шагов, чтобы он попал в поле зрения видеорегистратора. После того как парень оказался прижат мордой и передней частью туловища к белой каменной стене, он наконец оставил попытки вырваться.

— Я ещё не получил бабло! — прохныкал Хеновес. В первое мгновение я не понял, при чём здесь деньги, но тут же сообразил, что этот дурак принял меня за уличного грабителя. Как будто они шляются по крошечному городку в самый разгар сиесты!

— Не нужно мне твоё бабло. И можешь не ходить в мэрию. Никакие двадцать пять тысяч песо там тебя не ждут.

— Так это ты мне звонил?

— Я. А теперь заткнись и слушай. Чем скорее мы закончим нашу беседу, и ты выполнишь то, что я от тебя потребую, тем раньше ты окажешься на свободе.

— Чего тебе надо? — дрожащим голосом спросил Санчо. Из длинного носа у него текло, на глазах выступили слёзы.

— Мне — ничего. Нужно одному моему другу. Позавчера ты нахамил ему в социальной сети. Мало того — ты ему угрожал. Помнишь? Пользователь с ником "Боливар" и с соответствующим портретом на аватарке, помнишь?

— Боливар? Не помню…

— Врёшь!

— Ну, может, чего и было…

— Так было или нет? — я надавил на заломленную руку.

— Было, было! — заорал Санчо.

— Заткнись! Мобила у тебя с собой?

— В приюте осталась.

— Опять врёшь!

— Пусти руки, достану!

— У тебя и так одна рука свободна.

— Мобила в другом кармане… с другой стороны.

— Ты уж постарайся.

Хеновес ухитрился-таки извлечь мобильник левой рукой из правого кармана штанов. Это был дешёвый гаджет с исцарапанным дисплеем.

— Заходи в соцсеть.

— У меня трафика не осталось! В приюте — вай-фай…

— Не парься, всё предусмотрено. Подключись к вай-фай сети venganza[1]. Пароль — три шестёрки. И открой ветку с твоими позавчерашними высерами.

Мобильный модем лежал у меня в кармане. Шмыгая носом, Санчо подключился к новой сети и запустил приложение. Ему пришлось до отказа увеличить яркость дисплея — даже в тени стены видно было плохо.

— Удаляй свой словесный понос. Весь.

Оскорбительные комментарии исчезали один за другим. Наконец Хеновес буркнул:

— Всё.

— Нет, не всё. Теперь ты отправишь "Боливару" личное сообщение с извинениями.

— Чё?!

— Ничё! Пиши!

— А как?

— В произвольной форме. Что-нибудь вроде: "Дяденька, прости засранца!" Покажешь мне, прежде чем отправить.

Санчо принялся набирать текст непривычной левой рукой, то и дело останавливаясь, чтобы обдумать очередное слово. Эта работа заняла минут пять. Наконец он сказал:

— Готово.

Я пробежал глазами сообщение. Ничего, для воспитанника приюта сойдёт.

— Добро́. Отправляй.

Хеновес ткнул пальцем в дисплей. Сообщение ушло.

— Свободен.

Отпустив Хеновеса, я извлёк из нагрудного кармана бумажку в пятьсот песо и засунул ему за пазуху рваной майки.

— Это тебе за моральный ущерб.

Неожиданно в памяти всплыла книга какого-то славянского писателя, которую я прочитал лет пять или шесть назад. Не смог отказать себе в удовольствии процитировать по памяти кусок текста, слегка изменив его — очень уж он мне понравился:

— Хамить не надо по интернету. Угрожать не надо по интернету. Не будешь больше так делать?

— Не буду, — угрюмо сказал Хеновес.

— Хорошо. А если вздумаешь куда жаловаться… Не советую, усвоил?

— Усвоил.

Он засунул мобильник в карман и побрёл, пыля сандалиями, по направлению к приюту. Я подождал, пока он не скроется из виду, и вернулся к "форду". Снял фальшивые номера спереди и сзади, под которыми прятались настоящие. Потом сел в машину, врубил кондиционер на полную катушку и отправил Ракели обе видеозаписи, чтобы она, не теряя времени, занялась монтажом, а заодно и заблюрила на изображении моё лицо. Настала пора выбираться из Эскондадо.

х х х

Без ложной скромности скажу, что бизнес-идея принадлежала мне. Однажды (это было года четыре с половиной назад) Ракель пожаловалась, что вступила в перепалку с неким троллем то ли на форуме, то ли в социальной сети, и тот ей сильно нахамил. Сейчас уже не могу припомнить, в чём заключалась причина их спора. Да это и неважно. Моя падчерица, которая собаку съела на интернете и входила в десятку лучших хакеров Альварадии, заявила, шипя от негодования, что определила местонахождение обидчика и горит неистовым желанием начистить ему рыло.

Но что субтильная девушка способна сотворить с наглым троллем, который вполне мог оказаться здоровенным бугаем? И даже если бы Ракели удалось физически наказать обидчика и заставить его взять свои слова обратно, не было гарантии, что позже обуреваемый жаждой мести тролль не прибегнет к помощи бандитов, полиции или даже сотрудников SSN — Службы национальной безопасности: в то время в Альварадии все эти понятия были практически идентичны. Только сейчас всё стало понемногу меняться…

Вот тогда-то у меня и родилась идея, которую я не замедлил высказать падчерице.

— Фигня! — фыркнула Ракель.

— Почему? Разве мало найдётся тех, кто пожелает поквитаться с наглым троллем?

— Это же интернет! Тролль может быть вообще на другом конце света — в Европе, в Африке… Да пусть даже в Северной Америке. Что же, специально ехать туда?

— Слишком далёких я в расчёт не беру. Думаю, работы хватит и здесь.

Ракель задумалась.

— Тогда дело может оказаться перспективным, — протянула она. — Только надо хорошенько всё прикинуть.

— Ну, давай прикинем.

Результатом нашего совместного мозгового штурма стало рождение интернет-бюро "Немезида". Падчерица полностью взяла на себя виртуальную часть работы — продвигала информацию о бюро в Сети (главным образом в Даркнете), принимала и сортировала заказы, выбирая из них осуществимые. При этом она не оставила свою основную деятельность в альварадийском офисе крупнейшей транснациональной интернет-корпорации, поскольку всё равно работала удалённо. А ваш покорный слуга по имени Игнасио Монтеро, сорокашестилетний капитан инженерных войск в отставке, занимался выполнением заказов в реале. Получалась весьма существенная прибавка к скромной офицерской пенсии.

Разумеется, и речи не могло идти о нанесении троллям физических увечий, а уж тем более об их ликвидации: это было первое и главное условие, о котором мы предупреждали клиентов. Исключительно принуждение к удалению комментариев и извинения! Условие второе — оплата только криптовалютой. Условие третье — "Немезида" работает в основном с троллями, пребывающими на территории Альварадии. Визиты к интернет-быдлу в другие страны Латинской Америки — за отдельную плату. Дополнительные деньги мы брали и за видеозапись "экзекуции": некоторые клиенты желали насладиться зрелищем унижения своих виртуальных врагов, столь грозных в Сети и столь жалких в реальности.

Честно говоря, поначалу я не верил в перспективность нашего бизнеса, несмотря на то, что сам его придумал. К моему удивлению, "Немезида" за четыре года развернулась, более того — обзавелась постоянной клиентурой. Пару раз бывали даже курьёзные случаи, когда вчера к извинению принуждался один интернет-хам, а сегодня — тот, кто накануне сделал заказ на него, то есть наш вчерашний клиент. Конечно, к нашим услугам прибегали, как правило, состоятельные и продвинутые пользователи Сети — те, кто освоил операции с криптовалютой. Для меня, например, это до сих пор тёмный лес. Ракель не раз и не два порывалась растолковать мне суть данной системы, но корм был не в коня, и объяснения заканчивались тем, что падчерица беззлобно обзывала меня "тупым армейским берцем" и оставляла в покое.

А интернет-срачи возникали по любому поводу. Правда, не так давно случился период спада — сразу после вспышки странной эпидемии, поразившей почти всю альварадийскую власть во главе с генералом Тинкупумой, и последующего возвращения Алекса Апиларио. Мы с Ракелью даже опасались, что останемся без доходов. Как оказалось, зря. Теперь к прочим причинам конфликтов добавились и политические. Сторонники Тинкупумы, пользуясь своей воображаемой анонимностью, нападали на последователей Апиларио и провозглашённого им нового курса, призванного искоренить в Альварадии коррупцию, ликвидировать привилегии правящей верхушки и уменьшить социальное неравенство. Собственно, причина моей командировки в Эскондадо тоже имела отношение к политике, хотя срач родился в группе, посвящённой футболу.

Санчо Хеновес разместил в группе фотку полученного им автографа самого Освальдо Грандеса, центрального нападающего "Алас де Плата" и участника сборной Альварадии на двух последних мундиалях. В сопроводительном тексте великовозрастный сирота возносил неистовую хвалу футболисту. Но дело было в том, что Грандес совмещал игру на поле с заседанием в парламенте. При режиме Камино Полильи парламент вообще наполовину состоял из артистов и спортсменов, причём членов правящей партии "Ла Патриа Унида". Диктатора такой состав очень даже устраивал: первые привыкли во всём повиноваться режиссёрам, вторые — тренерам, так что более ручных депутатов трудно было найти. Любимцы и любимицы альварадийской публики послушно голосовали за принятие самых одиозных законопроектов, спускаемых из президентского дворца. Это обстоятельство и напомнил участникам группы пользователь с ником "Боливар", присовокупив, что, по его мнению, Грандес добился успехов в футболе лишь благодаря тому, что у него спинной мозг пророс через шею в голову и вытеснил головной. Хеновес разразился угрозами и руганью в адрес "Боливара". Вот тут-то и закрутилось дело, приведшее меня в Эскондадо.

х х х

На выезде из городка голосовал пожилой мужчина, очень высокий и худой. Одет он был в просторную белую рубаху навыпуск и потёртые голубые джинсы. На голове его красовалась широкополая белая шляпа, на боку висела чёрная кожаная сумка. Рядом с автостопером стоял деревянный короб с ручками. Ну и чудак! Кто же торчит на совершенно открытом месте во время сиесты? Наверное, ему срочно куда-то надо.

Я остановился рядом с мужчиной и опустил боковое стекло. Чтобы поговорить со мной, ему пришлось согнуться чуть ли не пополам. Узкое усталое лицо, покрытое морщинами, грустные глаза под густыми, выгоревшими на солнце бровями — незадачливый путник был удивительно похож на актёра Гарри Дина Стэнтона.

— Добрый день, сеньор, — он коснулся пальцами полей шляпы.

— Добрый день, — кивнул я, разглядывая его.

— Извините за беспокойство! Я гляжу — едете на машине столичного каршеринга… Вы случайно не в Сан-Серапио?

— Именно туда и совершенно не случайно.

— Не подбросите меня до Эль-Нидо-де-Арпи́а? Это деревня километрах в семидесяти от столицы...

— Да, знаю, — я вспомнил, что действительно видел дорожный указатель с таким названием. — Вы, я вижу, с грузом? Сейчас открою багажник.

— Нет-нет! — автостопер даже испугался. — Их нельзя класть в багажник, там слишком душно!

— Их? — почему-то я сразу подумал о ядовитых змеях и решил, что деревянный короб — портативный террариум.

— У меня там пчёлы. Я — пчеловод, везу улей покупателю.

Я вылез из машины и уставился на улей.

— Что же, в салон его запихнуть, на заднее сиденье?

— Не надо в салон! У вас есть на крыше багажник, туда и положим. Я сам закреплю улей, не волнуйтесь. Только помогите мне, пожалуйста, взгромоздить его на крышу, он весит килограмм двадцать.

Я опасливо улыбнулся.

— А ваши подопечные меня не искусают?

— Что вы! Улей закрыт плотно.

Совместными усилиями мы водворили жужжащий короб на багажник, и пчеловод принялся ловко закреплять его стяжками, которые извлёк из сумки.

— Вы что же, сами без машины? — поинтересовался я.

— Машина опять сломалась, — пожаловался пчеловод. — "Дацун-пикап" восемьдесят девятого года. Давно бы следовало купить новую, да деньги утекают прямо сквозь пальцы, никак не накоплю.

— А если в рассрочку или в кредит?

— Не люблю я это дело, честно говоря, — пчеловод подёргал стяжки, проверяя, надёжно ли они закреплены, и подошёл ко мне.

— Забыл представиться… Диего. Диего Гавиньо.

— Игнасио Монтеро.

Мы обменялись рукопожатием. Я кивнул на машину:

— Садитесь, Диего!

Оказавшись в прохладном салоне "форда", Гавиньо блаженно вздохнул. С меня градом тёк пот, и я пожалел, что у кондиционера нет режима "морозильник". Мы тронулись в путь.

х х х

Как и многие случайные попутчики, Гавиньо пустился излагать мне свою историю. Я слушал вполуха, сосредоточив внимание на дурной дороге — не дай бог тряхнёт так, что чёртов улей слетит с крыши. До автострады оставалось не более полукилометра, когда сзади послышался рёв мотора. Я глянул в зеркало заднего вида. Нас нагоняла таратайка вроде багги — с рёбрами жёсткости вместо кузова, — причём явно самодельная. За таратайкой тянулся шлейф белой пыли. Гавиньо тоже посмотрел в зеркало и сердито проворчал:

— Опять эти чёртовы придурки на своём драндулете!

— Кто такие? — равнодушно поинтересовался я.

— Шпана местная! Че по кличке "Че Гевара", Рико и Санчо. Неразлучная троица. Оболтус Санчо до сих пор обретается в приюте Святого Мигеля, хотя ему давно уже стукнуло восемнадцать.

Я промолчал. Так, на всякий случай: мой "кольт мустанг" — в бардачке, под рекламной газеткой… Поскорее бы добраться до трассы: уж там-то я точно уйду от этой самоделки…

Но багги уже поравнялся с "фордом" с левой стороны. За рулём сидел курчавый парень в больших тёмных очках, он был поглощён управлением, только раз крутанул башкой в мою сторону. Второй преследователь, скорее всего, и носил кличку "Че Гевара" — его обезьянью физиономию украшали характерные борода и усы. Работал, значит, под своего кумира. А третьим был мой знакомец Санчо.

Че и Хеновес что-то орали, пытаясь перекричать рёв мотора, и делали в мою сторону угрожающие жесты. Гавиньо, сердито нахмурив брови, качал головой и повторял:

— Как вам не стыдно! Как вам не стыдно!

Конечно, они его не слышали. Я незаметно для Гавиньо продемонстрировал "трём кабальеро" средний палец левой руки. Увидев это, Че схватил водилу за плечо и что-то закричал ему прямо в ухо. Тот оскалил зубы и надавил на газ. Багги вырвался вперёд метра на три и тут же повернул вправо, перегородив нам дорогу.

Я вжал до отказа педаль тормоза. Зашуршали покрышки по грунту, "форд" клюнул капотом и встал намертво буквально в нескольких миллиметрах от машины преследователей. Переносной улей слетел с багажника, ударился о ребро багги и развалился.

Троица не успела встать с сидений, как их атаковал пчелиный рой. Раздражённые насекомые по иронии судьбы набросились именно на виновников причинённого им беспокойства. Рико, Че и Санчо, отчаянно отмахиваясь от пчёл, пустились наутёк. Курчавый Рико подбежал к "форду" и задёргал ручку задней дверцы, которая была заблокирована, как и остальные. Убедившись в тщетности своих усилий, от бросился вслед за приятелями. Наблюдая за парнями, я отвлёкся от Гавиньо — тот всё пытался открыть заблокированную дверцу изнутри и кричал фальцетом:

— Откройте же! Откройте скорее!

Я разблокировал двери. Пчеловод выскочил из машины и устремился вслед за троицей, высоко поднимая длинные ноги и вопя:

— Стойте! Стойте! Не шевелитесь! Не махайте руками, болваны!

Все четверо бежали в сторону Эскондадо. Когда они удалились на достаточное расстояние, я тоже покинул салон, подошёл к багги и пропорол передние шины своим армейским ножом. Затем вернулся за руль и продолжил свой путь в Сан-Серапио.

х х х

— А мне жаль этого пасечника, — заявила Ракель.

— Представь себе, мне тоже, — ответил я. — Просто он оказался не в том месте и не в то время. С другой стороны, благодаря его подопечным мне не пришлось доставать оружие и угрожать им соплякам.

— Да, пчёлки — молодцы… А ты знаешь, что Дебора в переводе с еврейского означает "пчела"? Прямо как будто мама тебе помогла.

— Не верю в мистику, — деланно равнодушно сказал я. Но мой голос всё-таки дрогнул.

Деборой звали мою покойную жену, мать Ракели. Мы познакомились двенадцать лет назад, Дебора была старше меня на пять лет. Я, в то время старлей, выпускник Военно-технической академии в Трес-Рокас, нёс рутинную службу в Генеральном штабе — постарался двоюродный дядюшка-генерал, пристроил племянничка на хлебное и нехлопотное место. Дебора работала там же в архиве вольнонаёмной. Как-то так получалось, что мы постоянно с ней сталкивались то при входе в учреждение, то при выходе из него, то в столовой, то в курилке во дворе. В конце концов я набрался смелости и пригласил Дебору на ланч. Потом случился корпоративный междусобойчик на Рождество, ещё какие-то совместные посиделки…

У меня, провинциала, не имелось своего угла в Сан-Серапио. Я обитал в офицерской общаге, в комнате на четверых. Дебора знала об этом, и, как только наши отношения перешли в новую стадию, без церемоний предложила переехать к ней. Она владела доставшейся в наследство огромной запущенной квартирой в старинном доме, которая состояла из четырёх спален с двумя ванными, гостиной, столовой, приёмной, кабинета, библиотеки с изданиями прошлых времён, огромной кухни и ещё просторной веранды под парусиновым навесом. Дом располагался в самом центре столицы, в знаменитом переплетении переулков с неофициальным названием Лаберинто Де Пьедра[2]. Несколько лет назад мэр Сан-Серапио отменил налог на недвижимость для частных лиц, проживавших в старинных домах, но взамен потребовал содержать жильё в подобающем виде. Деборе понадобилось полгода, чтобы самостоятельно, без привлечения рабочей силы со стороны более-менее привести квартиру в порядок.

Вместе с Деборой в квартире проживала и её одиннадцатилетняя дочь Ракель. Она родилась, когда Деборе было восемнадцать, и та никогда ни словом не обмолвилась о том, кто был отец её ребёнка. К счастью, девчонка не восприняла в штыки появление в доме незнакомого мужика, к тому же военного, хотя и особого восторга тоже не проявила. Вежливый нейтралитет сохранялся в наших отношениях с Ракелью вплоть до гибели её матери пять лет назад…

В тот год по всей стране прокатилась очередная волна протестов. Оппозиция во главе с Алексом Апиларио устраивала акции против режима Камино Полильи. Особенно многочисленное мероприятие прошло в Сан-Серапио 11 мая, накануне Дня Независимости. Рабочий день в Генштабе для вольнонаёмных был сокращён, Дебора покинула здание в три часа дня и по дороге домой зашла в небольшой продуктовый магазин. В это время силы полиции совместно с отрядами Национальной гвардии начали операцию по жёсткой зачистке митингующих с применением спецсредств. Несколько человек, спасаясь от разъярённых силовиков, забежали в магазин. Следом за ними туда же вошли нацгвардейцы. Один из них толкнул Дебору, она упала и ударилась виском о край кассы.

Было проведено формальное расследование. Согласно ему, причиной гибели Деборы стал несчастный случай в результате стечения обстоятельств. При этом записи с камер наблюдения в магазине, относящиеся ко времени появления силовиков, волшебным образом исчезли.

Правозащитники и оппозиционеры предлагали мне помощь в расследовании гибели жены. Но внезапно нагрянувший в столицу дядя Хорхе, который к тому времени вышел в отставку и проживал вместе с многочисленным семейством в своём поместье в провинции, доверительно сообщил мне, что если я вздумаю рыпаться, то у меня возникнут большие проблемы. И увольнением со службы дело вовсе не ограничится. "Ты, Игнасио, если не думаешь о себе, то подумай хотя бы о Ракели! Ей ведь только восемнадцать!"

К слову сказать, двоюродный дядюшка не одобрил моей женитьбы на женщине старше меня, да ещё с ребёнком, да ещё еврейке. Мне, конечно, не было до его одобрения никакого дела (тем более что на дядюшкино наследство я не рассчитывал, там и без меня хватало претендентов), но в данном случае я скрепя сердце прислушался к его совету. И мы продолжили тихо жить вдвоём в большой квартире Деборы, которую благодаря кое-какой материальной помощи со стороны дяди Хорхе удалось окончательно привести в надлежащее состояние. После смерти матери Ракель стала относиться ко мне не в пример теплее, чем раньше. У меня было ощущение, что она воспринимает меня не как отчима (а уж тем более не как отца), а как старшего брата — не блещущего умом, но заботливого и надёжного.

— О чём задумался? — Ракель отвлекла меня от воспоминаний.

— Так, ни о чём. У нас есть новые клиенты?

— Пока нет. А давай отметим удачное окончание дела!

— Давай. Закажем буррито или пиццу… Кстати, теперь разрешили и доставку пива на дом. Как насчёт ящика "Пильзнера" или "Хейнекена"?

Ракель скривилась:

— Фу, светлое пиво!

— Ну, хочешь, закажем "Гиннесс"…

— Да не в этом дело! Не хочу сидеть дома. Пошли в "Каравеллу"!

"Каравеллой" называлась небольшая уютная забегаловка в соседнем переулке. Народу там собиралось обычно немного, но бывало и переполнено, в основном во время трансляции футбольных матчей.

— Опять хочешь захомутать кого-нибудь? — спросил я.

— Как карта ляжет.

Ракель была девушкой раскрепощённой и с претензиями. Ни один бойфренд не задерживался рядом с нею надолго — отшивала всех после нескольких дней общения по причине их, как она говорила, "козлинства". Так что знакомить меня со своим очередным молодым человеком она не считала нужным, но по этой же причине никогда не приводила поклонников домой, что не могло меня не радовать.

— Ну что, идём?

— Идём, — вздохнул я.

В "Каравелле" мы просидели вдвоём часа два с небольшим, с удовольствием смакуя холодное пиво. Пока я отлучался в сортир, к Ракели подкатил какой-то молодой щекастый типчик в костюмчике с галстуком, похожий на гринго. "Ни на минуту нельзя оставить одну!" — хмыкнул я про себя. По багровым пухлым щекам типчика я понял: он попался в силки.

Ракель ушла в сопровождении нового поклонника, а я ещё долго сидел на высоком табурете у барной стойки, наливаясь "Хейнекеном". Домой пришёл далеко за полночь. К моему удивлению, Ракель уже вернулась и крепко спала. Значит, попался ей "козёл" первой категории, не достойный даже кратковременной связи.

х х х

— Начо!

С трудом разлепив глаза, я уставился на Ракель, которая стояла надо мной, закутанная в халатик. Ей было лет шестнадцать, когда её обращение "дядя Начо" стало короче на одно слово.

— 3Дуй быстренько в душ и приходи завтракать.

— Вообще-то я принимал его вчера… в смысле, сегодня … — начал я, но Ракель уже вышла. Пришлось снова тащиться в душ: не препираться же с падчерицей по пустякам.

Она приготовила яичницу и тамале с сыром. К ним прилагался апельсиновый сок и персонально для меня — большая дымящаяся чашка с чёрным кофе. Завтракали, как обычно, в молчании: Ракель совмещала поглощение пищи с просмотров соцсетей и мессенджеров, а я просто не любил говорить с набитым ртом.

Падчерица залпом выпила остатки сока из стаканчика и нарушила молчание:

— Есть новая работа.

— Надеюсь, не на другом конце страны, — сказал я.

— Тролль… вернее, троллиха живёт в районе Техедорес, пешком можно дойти.

— О, чёрт! Мало того, что дама, так ещё и богатенькая. Мне претит применять насилие к женщинам. И потом, этот район напичкан камерами и охранниками… А нельзя ли воздействовать на неё как-нибудь виртуально?

— Я предвидела твоё пожелание и уже связалась с ней. Анонимно, конечно. Предупредила, что удалю её фотки и видео со всех аккаунтов, если не потрёт свои комменты.

— А она?

— Заявила, что продублировала фотки в облаке, и пригрозила полицией. Тон наглый, даже по тексту чувствуется. Так что придётся тебе поработать.

Мне оставалось лишь нарочито тяжело вздохнуть и поставить опустевшую чашку на стол.

— Ладно, давай вводные.

— Сейчас пришлю.

Ракель вскочила и убежала к своему компьютеру. Вскоре на мой мобильник пришло сообщение. Я открыл мессенджер.

Мариса Домингес, тридцать девять лет. На фото — кошачье накрашенное личико с чуть раскосыми глазами. Адрес: улица Генделя, дом 35, апартаменты "В". Ага, так называемый Музыкальный квартал Техедореса. Застроен в основном таунхаусами, но есть и несколько вилл.

В кухню вернулась Ракель. Я спросил:

— И кого же обидел этот ангелочек?

— Ангелочек? Таких лет двадцать назад называли "гламурное кисо".

— Тебе видней. А кто у нас заказчик?

— Один юзер на киношном форуме.

— Мужчина?

— Судя по нику и аватарке, да.

— О, времена, о, нравы! Мужик заказывает такую красоточку! Обидчивый какой! Что хоть не поделили?

— Домингес резко раскритиковала фильм "Антихрист" и вообще все работы Ларса фон Триера. Клиент написал коммент, что она не права. В ответ Домингес заявила, что фон Триер сплагиатил Тарковского. Клиент ответил, что фон Триер умышленно использовал приёмы Тарковского и даже посвятил ему данный фильм, а потом ехидно посоветовал дамочке смотреть "Сердце, которое лжёт"…

— Это что такое?

— Тупая мыльная опера.

— Понятно. А фон Триер и Тарковский…

— Артхаус.

— В смысле?

— В смысле, кино не для всех. Да ты не заморачивайся. Потом Домингес наехала ещё и на Тарковского, клиент возбухнул, и понеслась душа в рай. В общем, разыщи Домингес и объясни ей, что она не права. Аванс мы уже получили — тридцать тысяч.

— Ого! А всего, значит, будет шестьдесят?

— Семьдесят. Только не тяни с этим делом, а то клиент перегорит.

Да, такое тоже бывало. Со временем клиент успокаивался или переключался на какую-нибудь действительно серьёзную проблему и отзывал свой заказ. Я встал из-за стола и потянулся.

— Неплохо. Но что-то не лежит у меня душа к этому делу. Жертва выглядит уж слишком беззащитной.

— Эта беззащитная, между прочим, владелица и главный редактор "Эль Густо".

— Не знаю, что такое "Эль Густо".

— Ещё бы тебе знать! Глянцевый ежемесячник, конкурент испаноязычных версий "Вог" и "Мэри Клер".

— Ну и задал нам клиент задачку! Видеосъёмка тоже нужна?

— Не нужна.

— И на том спасибо. Да, за завтрак тоже спасибо, очень вкусно.

Я удалился в свой кабинет, чтобы покурить и не спеша обмозговать полученный заказ. Заказ был не из простых. Одно дело — принудить к действиям какого-нибудь провинциального гопника вроде Хеновеса, и совсем другое — богатую женщину, проживавшую в престижном районе и к тому же имевшую непосредственное отношение к масс-медиа. И как прикажете на неё воздействовать? С позиции силы? Исключено. Уговоры, шантаж? Чем можно шантажировать главную редакторшу глянцевого издания? Наверняка в её хозяйстве не всё гладко, например, с финансовой точки зрения. Уход от налогов, "левые" тиражи… Тут необходимо целое экономическое расследование, проводить которое нет ни средств, ни времени, ни опыта.

Зайти с другой стороны — тупо напугать? Но опять же, каким образом? И где? Ракель дала мне номер "Эль Густо" двухмесячной давности, из которого я узнал адрес редакции: авенида де ла Асенсьон, дом 135, офис 12-18. Место престижное и многолюдное, заполненное богатыми конторами, отделениями крупнейших банков и филиалами транснациональных компаний. Хорошо ещё, что количество камер на столичных улицах резко поубавилось — спасибо Элиасу Хакобосу, новому мэру Сан-Серапио, другу и соратнику президента Апиларио. Вскоре после своего избрания Хакобос инициировал общегородской референдум по сохранению либо ликвидации камер наружного наблюдения с функцией распознавания лиц. Голоса на референдуме разделились почти поровну. За сохранение высказались криминальная полиция, работники экстренных служб, учителя, родители несовершеннолетних детей, горожане старшего возраста. Но сторонников ликвидации, в основном представителей молодёжи, оказалось всё-таки чуть больше. Уличные камеры теперь разрешалось устанавливать только вблизи медицинских учреждений, школ и банков. В жилых кварталах размещение камер вне домов регламентировалось инструкциями с таким количеством ограничений, что на особую пользу от них рассчитывать не приходилось.

Ракель прислала мне досье Домингес и на почту. Я открыл сообщение и принялся изучать его. Сведения были весьма скудными. Фото и посты в соцсетях отражали в основном присутствие сеньориты Домингес (вот как, она не замужем!) на различных светских тусовках, на курортах (Мариса предпочитала Акапулько и Сан-Паулу). Меня не оставляло ощущение, что я уже видел в прошлом это личико. Правда, тогда оно, кажется, было в обрамлении романтичных золотистых локонов, а не под строгой чёрной шапочкой "каре"…

Мысль о сходстве Домингес с таинственной незнакомкой из моих воспоминаний зудела в голове, как муха, и мешала сосредоточиться. Усилием воли я временно отогнал её подальше и начал обдумывать план действий. Открыв на ноутбуке карту Сан-Серапио, тщательно изучил как авениду де ла Асенсьон, на которой мне не доводилось бывать часто, так и улицы, прилегающие к таунхаусу, в котором проживала Домингес — просто чтобы локации отложились в памяти, и не надо было каждую секунду лезть на мобильнике в гугл-карты. Чем же всё-таки прижать эту Домингес?..

х х х

На протяжении двух суток я следил за Марисой — пришлось снова арендовать машину через каршеринг. Обычный рабочий день бизнес-леди складывался так: в половине девятого утра она выезжала на своём розовом "Мини Купере" за ворота небольшого парка, окружавшего таунхаус на улице Генделя, и ехала в редакцию "Эль Густо". На ланч Домингес в первый день наблюдения не вышла, из чего я сделал ошибочный вывод, что она либо не питается днём, либо принимает пищу в офисе. На второй же день в районе часа дня Домингес покинула редакцию и направилась в ресторан "Мундо Эрмосо", что напротив. Насколько я смог разглядеть через окно, главредша уединилась в отдельном кабинете с каким-то пожилым мужиком с седыми волосами, забранными в хвостик. Любовник? Нет, не похоже. Скорее, встреча была чисто деловой.

А вечером второго дня, выйдя из офиса около девяти часов, Домингес села в такси и уехала в престижный ночной клуб "Розовая медуза", где и зависла до второго часа ночи. Затем, опять-таки на такси, поехала домой. В восемь утра перегонщик в униформе припарковал "Мини Купер" у тротуара рядом с таунхаусом. Таким образом, к данному моменту Мариса на моих глазах пользовалась своей машиной всего трижды. И вот что меня удивило: каждый раз перед тем как покинуть салон "Мини Купера", она доставала из бардачка небольшую плюшевую игрушку — то ли мишку, то ли собачку, — целовала её и прятала обратно в бардачок.

Конечно, у "гламурных кисо", как называла их Ракель, тем более у богатых — свои причуды. Может быть, у Марисы были связаны с игрушкой какие-то светлые детские воспоминания. Хотя выглядел сей ритуал довольно странно для женщины, которой скоро стукнет сорок. И потом, если этот мишка так ей дорог, почему она держит его в бардачке, а не на приборной панели, у себя на глазах? Чтобы не запылился?

Наутро, подъехав к зданию редакции, Домингес совершила привычный ритуал с медвежонком. Вечером, сделав нужные приготовления, я принялся ждать Домингес на парковке. Меня волновало лишь одно: как бы главная редакторша не укатила опять в какой-нибудь клуб на такси.

Но судьба оказалась на моей стороне. Ровно в семь часов вечера главная редакторша подошла к "Мини Куперу", кликнула разблокировкой на брелоке с ключами и открыла переднюю левую дверцу. Изящно подобрав ножки, уселась за руль, захлопнула дверцу, завела двигатель и… я прямо по артикуляции понял, что из нежных уст сеньориты Домингес льётся отборный мат.

Один из распространённых приёмов барсеточников — нанесение лака для волос на ветровое стекло перед местом водителя: снаружи лак заметить трудно. Домингес извлекла из бардачка ярко-голубую губку, выскочила с недовольным лицом из машины и занялась протиркой ветрового стекла, даже не закрыв крышку бардачка. Спасибо, облегчила мне задачу.

Пригнувшись, я подбежал к "Мини Куперу" со стороны пассажирской дверцы, тихонько приоткрыл её, просунул руку в щель и зашарил в бардачке. Чёрт, где же этот долбаный мишка?.. Есть! Схватив игрушку, я осторожно прикрыл дверцу и, по-прежнему пригибаясь, побежал за пределы парковки.

Минуты через три я уже сидел в салоне каршерингового "хёндэ", который оставил неподалёку, в одном из поперечных переулков. Содрал с рук латексные перчатки, обтёр ладони и стал разглядывать свой трофей.

— Держу пари, что ты очень дорог своей хозяйке, приятель, — пробормотал я. — Надеюсь, ради воссоединения с тобой она согласится потереть несколько комментов…

Бормоча, я машинально ощупывал игрушку. Что-то там было у мишки внутри, что-то твёрдое, прямоугольной формы.

— Ты ведь не подпишешь отказ от операции, правда, Тэдди? — я зашарил по карманам куртки в поисках ножика. — Постараюсь не нанести тебе большого ущерба…

Тонким лезвием я аккуратно разрезал бок медвежонка по шву. Вот оно, твёрдое… В руках у меня оказался паспорт, самый обыкновенный паспорт гражданина республики Альварадия в зелёной обложке. Я открыл его. С фотографии на меня смотрела Мариса Домингес, но уже со светлыми вьющимися волосами — незнакомка из моих воспоминаний! В графе "Имя и фамилия" было напечатано: "Каталина Минасу́ль". Точно, она самая!

Итак, я узнал её. Но всё-таки немного полазил по интернету, чтобы получить более полную информацию. Затем достал мобильник и набрал номер.

— Алло?

— Сеньорита Домингес?

— Да, я вас слушаю. — голос у женщины был такой, словно она страдала полипами в носу.

— О, простите, возможно, к вам следовало бы обращаться "сеньорита Минасуль"?

Молчание. Потом:

— Что вы сказали?

— Не делайте вид, что не понимаете.

Домингес-Минасуль дала отбой. И, вероятно, сразу заблокировала номер. Что ж, позвоним якобы с другого.

— Алло? — резко ответила она.

— Сеньорита Минасуль, не кладите трубку. — вкрадчиво заговорил я. — Ваш любимый плюшевый мишка очень хочет вернуться в бардачок вашего "Мини Купера".

— Что?.. Где?.. — в трубке зашуршало. Понятно, швырнула мобильник на сиденье и сейчас шарит в бардачке. Я был готов к её реакции, но всё равно вздрогнул от вопля:

— Сволочь!!! Пи…рас!!!

— Нервы, нервы… Не ругайтесь, Каталина, вашему голосу это не идёт. И, кстати, я не пи…рас, у меня обычная ориентация.

Она всхлипнула с трогательным подвизгиванием.

— И не расстраивайтесь! Я же сказал: мишка… со всем его содержимым жаждет встречи с хозяйкой.

— Что тебе надо, подонок? — почти прорыдала Минасуль.

— Лично мне — ничего. А вот пользователь с ником "Дог из Догвилля" на форуме "Синема Веритас" очень огорчён вашими высказываниями по поводу фон Триера и Тарковского. Удалите оскорбительные комментарии, принесите "Догу" извинения в личном сообщении, и получите своего любимца назад.

— Вы сумасшедший?

— Давайте не будем тратить время на обмен ненужными репликами.

Молчание. Потом Минасуль спросила почти спокойно:

— Какие гарантии, что вы не будете меня и дальше шантажировать?

— Боже мой, чем? Тем, что вы — дочь бывшей депутатки парламента Элены Минасуль?

— Моя мать скончалась во время эпидемии!

— Мне это известно. А вы при режимах Полильи и Тинкупумы были лидером так называемого "Движения за чистый интернет" и выступали за жёсткую цензуру в Сети. Вам повезло, что эпидемия вас не затронула. Шантажировать мне вас незачем. Меня не волнуют ваша прошлая деятельность и ваши родственные связи.

На этот раз молчание было долгим.

— Сеньорита Минасуль! Каталина! — не выдержал я.

— Не дёргайте меня! — взвилась главная редакторша. — Дайте доехать до дома. Я включу компьютер и удалю комментарии.

— Не забудьте извиниться!

Она проигнорировала моё напоминание и сказала:

— Когда и где вы вернёте… то, что мне принадлежит?

— Сначала выполните то, о чём я вас прошу. Сколько вам потребуется времени?

— Минут… двадцать… Ещё оставшаяся дорога… Не знаю!

— Хорошо, я позвоню через час, — сказал я и дал отбой.

Точно через час, секунда в секунду, я снова набрал её.

— Сеньорита Минасуль?

— Домингес! — нервно поправила она.

— Как вам угодно. Вижу, что вы выполнили оба условия. — сказал я умиротворительно. Минут пятнадцать назад Ракель сообщила в мессенджере, что "Дог из Догвилля" удовлетворён и перечислил оставшуюся часть нашего гонорара.

— Когда я получу…

— Медвежонок уже у вас. Откройте входную дверь ваших апартаментов. Правда, я не успел…

Судя по звукам, она швырнула телефон и побежала проверять. Я ждал. Вскоре Минасуль снова заговорила:

— Ты распорол ему бочок, скотина!

— Приношу извинения, не успел зашить. Время дорого. Но мишкины потрошки — в целости и сохранности, можете сами убедиться. Пришлось срочно подрядить курьера из службы доставки…

— Теперь ты оставишь меня в покое?

— Разумеется! На прощание только попрошу удовлетворить моё любопытство: неужели никто не узнавал в Марисе Домингес Каталину Минасуль? Личность всё-таки известная, публичная…

— Я говорила всем, что просто на неё похожа. Ещё есть вопросы?

— Зачем вам паспорт с вашей настоящей фамилией?

— А вот это не твоё дело!

— Выскажу предположение, что где-то за границей у вас имеются счета на имя Каталины Минасуль. Вы их окрыли давно, ещё при Полилье…

Домингес-Минасуль отключилась.

х х х

— Почему ты так долго? — набросилась на меня Ракель, едва я переступил порог.

— Каршеринговое приложение заглючило. Никак не мог завершить аренду машины.

— Наверное, пытался запарковаться не там, где разрешено.

Я промолчал: ни с того ни с сего вспыхнуло раздражение. Прошёл на кухню, набрал из кулера холодной воды, но стакан выскользнул из рук и разбился. Я выматерился и принялся искать тряпку и совок.

В кухню вошла Ракель — в руках у неё был планшет — и застала меня за сбором осколков.

— Ты чего?

— Не видишь — стакан разбил! — рявкнул я. — На счастье, блин!

И тут же порезал палец осколком.

— Твою мать!!!

— Начо… Подожди, давай пластырь наложу.

Ракель залепила мне ранку пластырем, надела толстые хозяйственные перчатки, взяла совок и стала убирать осколки. Я уселся на высокий табурет рядом с барной стойкой и закурил, мрачно наблюдая за ней. Закончив, падчерица подошла ко мне и положила руки мне на плечи.

— Ну, что ты так разнервничался, Начо? Устал?

Я уже остыл, а от её прикосновения просто размяк.

— Извини, малышка. Пообщался с этой стервой… Даже по телефону энергию выпила. Энергетическая вампирша, хоть и ангелочек на вид. Не могу я общаться с этими… королевами гламура. Воротит.

— К счастью, их нам заказывают не так уж часто… Иди поспи, а потом займёмся новым заданием.

— Не хочу спать. Сделай мне, пожалуйста, кофе. Что за задание?

— Сначала выпьешь кофе, а потом я тебе расскажу.

Уж если Ракель что-нибудь решила, её не проймёшь. Она не проронила ни слова о новом клиенте, пока я не проглотил содержимое чашки. И только после этого она положила передо мной планшет и открыла страницу в социальной сети.

— Полюбуйся. И попробуй угадать, кто из них — наш клиент, а кто — его обидчик.

Я посмотрел на дисплей:

Прочитав ветку, я сказал:

— К нам обратилась сеньорита или сеньора под ником "CleoMadre". Я угадал?

Ракель фыркнула:

— А вот и нет! Обиженка — "койотик"! Ты, наверное, невнимательно читал — именно он первым потребовал "извенений".

— Мало ли кто от кого потребовал… Ишь, за Патисамбо он обиделся. Не думал, что у нас остались ещё фанаты этого дикаря.

— Сколько угодно. Как и фанаты Полильи.

Я вздохнул.

— Значит, опять с женщиной разбираться…

— Наверное, карма такая.

Ракель присела на высокий табурет.

— Собственно, в самом заказе "Койот" не требовал извинений. Он хочет, чтобы "КлеоМадре" удалила свои комменты относительно Полильи и Патисамбо, и чтобы мы сообщили ему её местонахождение.

— Это мне нравится ещё меньше. К тому же передача персональных данных третьему лицу противозаконна.

— Вообще-то наша деятельность тоже… А ты знаешь, какую сумму он сулит нам за её координаты?

— Ну, и какую?

— Сто пятьдесят тысяч.

Я подскочил на табурете.

— Он больной?!

Ракель пожала плечами:

— Откуда мне знать? В любом случае надо поговорить с этой "КлеоМадре". Сейчас скину тебе её адрес.

Я слез с табурета.

— Хорошо, съезжу. Ну и ну!

х х х

С каршерингом не сложилось — поблизости не было ни одной машины. Чертыхаясь, я вызвал такси — вот ещё лишние расходы, а ведь с делом сплошные непонятки! До района Колинас, в котором жила обидевшая "Койота" Росита Фуэнте, добирался по пробкам минут сорок, и это с неработающим в старом "ауди" кондиционером!

Около десяти утра я, потный и злой, выбрался из провонявшего по́том, бензином и дешёвыми сигариллами салона и направился к подъезду розовой десятиэтажки. Домофон не работал, но дверь была не заперта. Хорошо, хоть лифт функционировал, а то пришлось бы ещё карабкаться на девятый этаж.

Позвонил в квартиру. Почти сразу дверь распахнулась. На пороге стоял худой и высокий молодой человек с чёрными как смоль гладкими волосами, одетый в лёгкие бриджи и футболку с постером какой-то группы. У него были острые черты лица и нагловатый взгляд. С таким держи ухо востро…

— Добрый день, сеньор, — я слегка поклонился. — Могу я видеть сеньору… или сеньориту Роситу Фуэнте?

— Сеньориту. А вы кто? — тут же спросил он, оглядывая меня с головы до ног. Ишь, супермен…

— Меня зовут Игнасио Монтеро.

— Мне это ничего не говорит.

— Повторяю: мне необходимо пообщаться с сеньоритой Фуэнте. Я всё ей объясню.

Он соизволил чуть обернуться и крикнул, чуть повысив голос:

— Рози, тебя! — а сам отошёл вглубь квартиры, прислонился задом к барной стойке, скрестил руки на груди и уставился на меня. Из глубины квартиры вышла девушка, похожая лицом на неприветливого молодого человека, но с более мягкими чертами. Она была босиком, в вылинявших джинсовых шортах и свободной розовой футболке.

— Здравствуйте! — сказала она.

— Добрый день! Вы — сеньорита Росита Фуэнте?

— А кто тут ещё может быть? — пробормотал молодой человек.

— Подожди, Луис… Это мой брат Луис, — сообщила Росита мне.

— Очень приятно… Постойте-ка! Вы — тот самый Луис Фуэнте?!

— Что вы имеете в виду под "тот самый"? — хмуро сказал брат Роситы.

— Ну… из администрации Президента?

— Не из администрации, а из команды, — поправил меня Луис.

— Вот это да… — я стушевался и принялся лихорадочно соображать насчёт того, как безболезненно выпутаться из этой истории.

— Чего вам надо от моей сестры? — требовательно спросил Луис.

— Видите ли… Конфиденциальный разговор.

— У меня нет секретов от брата, — заявила Росита. — Давайте поговорим. Проходите.

Она провела меня в сектор квартиры-студии, служивший гостиной — столик со стеклянной крышкой разделял два низких широких дивана, обитых белым подобием кожи. Её братец оседлал барный табурет, не спуская с меня пристального взгляда.

— Холодный мате? Колу? Дынную воду с мятой? — предложила Росита.

— Мате, если можно, — попросил я.

Она удалилась в кухонную зону и вскоре вернулась с большим запотевшим стаканом, который поставила передо мной — в стакане звякнули льдинки. Девушка уселась на диван напротив меня и спросила:

— Слушаю вас.

О том, чтобы угрожать Росите, тем более в присутствии её крутого братца, и речи идти не могло. Попробуем зайти с другой стороны. С этими ребятами прокатит только искренность.

— Видите ли… — начал я. — наша фирма занимается сглаживанием конфликтов, которые возникают между пользователями социальных сетей. Вчера к нам поступила жалоба от пользователя с ником "Койот"…

Росита скорчила презрительную рожицу и махнула рукой.

— Знаю. Он не впервые на меня наезжает. Рано или поздно я добьюсь, чтобы этого хама забанили навечно.

— Я так понимаю, бесполезно просить вас удалить комментарии, оскорбляющие Бенито Патисамбо?

— Ещё чего не хватало! — фыркнула Росита, а Луис добавил:

— Встретить бы этого "Койота" в реале. Надавал бы ему по острой морде… И чего вы теперь собираетесь делать?

— Абсолютно ничего, — я сделал в его сторону успокаивающий жест рукой. — Ваша позиция мне понятна, а отношусь к ней с уважением. К сожалению, погасить конфликт мне не удалось, что ж… Бывают и в нашей работе неудачи.

Я взял стакан с мате и приник к нему. Всё, ловить здесь абсолютно нечего. Жаль, конечно, что обломился нам с Ракелью сказочный гонорар.

— Подождите, — сказала Росита, — я впервые слышу о конторе, которая занимается таким делом. Вы давно существуете?

— Уже четыре с лишним года.

— И как бизнес? — поинтересовался Луис.

Я пожал плечами:

— В целом неплохо.

— Вам часто приходится угрожать… э-э-э… клиентам? — спросила Росита.

— Клиенты — это те, кто делает заказ, — поправил я её. — А тех, кого мы стараемся подвинуть к удалению оскорбительных записей, называем объектами, обидчиками… По-разному.

— Вы не ответили на вопрос, — заметил Луис.

— Не буду кривить душой: бывает, что приходится и угрожать. Но это не ваш случай, как вы понимаете.

— А как вы определяете, кому можно угрожать, а кому — нет? По каким критериям?

Мне не хотелось вдаваться в подробности, и я ответил:

— По ситуации и по интуиции. Она меня, знаете ли, редко подводит.

— Похоже на правду, — усмехнулся Луис. — Ваше счастье. А то можно и срок схлопотать.

— Луис! — нахмурилась Росита.

— А что, я неправ? Подобные методы, сеньор Монтеро, прокатывали раньше, при этой крысе Полильо. А сейчас Алекс строит в Альварадии правовое государство!

— Не один Алекс, — улыбнулась его сестра. — У него же целая команда. Ты, малыш, тоже в этом участвуешь.

Луис воспринял лесть как должное.

— А вот такие, как этот, — он ткнул в меня пальцем. — способны свести все усилия на нет. Прикрыть бы вашу контору. Вы ничем не лучше каких-нибудь коллекторов! Я поговорю с Алексом…

— Не надо постоянно бравировать своим близким знакомством с президентом, — сказала Росита.

— Ты, сестрица, тоже можешь похвастать своим знакомством с Киром Барной, — сказал Луис.

Я не поверил своим ушам:

— Подождите… Вы знали Кира Барну? Того самого, который прикончил Полилью?

— Да не сам он его прикончил… — скривился Луис. — Тогда всё получилось случайно. Барна опрокинул кулер в бассейн, а крысёныш споткнулся и нырнул туда же. Его убило током.

— Да-да, я знаю, но всё-таки… Что ж, рад познакомиться. Кстати, скромно живёте, молодцы. Явно не злоупотребляете близостью к власти.

— Мы же не полильевские прихвостни, — фыркнул Луис. — И вообще я не здесь живу. Просто заехал к сестре на минутку.

Я быстро набрал сообщение для Ракели, отправил его и встал с дивана.

— Позвольте откланяться. Спасибо за мате…

Мой мобильник пискнул — пришёл ответ. Я прочитал его и присвистнул.

— Знаете, Росита, с кем вы сцепились? Кто такой "Койот"?

— Не знаю и знать не хочу, — презрительно ответила она.

— Всё-таки посмотрите, — я показал ей сообщение. Луис подошёл и тоже прочитал. Брат с сестрой переглянулись. Луис нахмурился и вынул из кармана смартфон:

— Я свяжусь с Ортегой…

Тут Ракель прислала ещё одно сообщение.

— Подождите, — сказал я, прочитав его. — У вас найдётся время съездить к нам? У моей коллеги Ракели появились кое-какие идеи. Она настаивает на совместной встрече.

х х х

— Неплохо устроились, — прокомментировал Луис, оглядывая старинный дом, в котором мы жили с Ракелью.

— Квартира досталась покойной жене по наследству, — сказал я.

— Да разве я в претензии? Это было, пожалуй, единственное адекватное решение бывшего мэра Бордильо: освободить владельцев квартир в старинных домах от налога на недвижимость. Он разбогател на другом…

— Ой, да ладно! — сморщилась Росита. — Сколько можно поминать всё это ворьё? Тем более что Бордильо спился.

— Зато не заразился "озверитом", от которого сдохли другие соратники Полильи, — засмеялся её брат.

Как я уже упоминал, пару лет назад, когда к власти пришёл генерал Кохонес Тинкупума, заточивший нынешнего президента Апиларио в тюрьму, практически всю альварадийскую верхушку поразил вирус, получивший название USRAC — Unknown Syndrome Related Atypical Coronavirus, то есть атипический коронавирус, связанный с неизвестным синдромом. Болезнь, которую он вызывал, получила в народе название "озверит". Поражённые ею воображали себя дикими животными, причём разных видов; соответственно менялось и их поведение. Например, сам Тинкупума превратился, так сказать, в ментального шакала, а один из главных телепропагандистов Руисеньор, служивший ещё режиму Полильи — в козла. Через некоторое время "озверевшие" больные умирали. От болезни спасало лишь активное потребление крепкого алкоголя, но тут уже возникала опасность спиться, что и произошло со столичным мэром Бордильей, который страшно боялся, что станет термитом.

— Налюбовались на дом? — сказал я. — Пошли, Ракель нас ждёт.

Наша компания поднялась на второй этаж и вошла в апартаменты. Мы с Ракелью по негласной договорённости очень редко приводили в дом чужих, так что атмосфера лично для меня получилась непривычная, хоть и приятная своей новизной. После взаимного представления я спросил у падчерицы:

— Где расположимся? В моём кабинете? На террасе?

— Лучше у меня, — сказала Ракель. — Всё оборудование в одном месте, можно будет оперативно получить и вывести на монитор нужную информацию. Веди гостей туда, а я принесу сок со льдом.

В комнате Ракели Луис принялся восхищённо изучать её компьютеры, Росита же окинула цепким взглядом трюмо с косметическими принадлежностями и заинтересованно посмотрела на старинный резной платяной шкаф. Что ж, если они с Ракелью найдут общий язык, не исключено, что та похвастается своим тряпьём.

Падчерица принесла поднос с запотевшими хайболами, наполненными грейпфрутовым соком, и воздвигла его на стол, на котором возвышался самый большой монитор.

— Прошу вас, — она сделала приглашающий жест. — Берите стулья.

Росита, Луис и я расселись вокруг монитора. Ракель заняла место за клавиатурой и принялась щёлкать мышкой. На мониторе возникла фотография упитанного подростка.

— "Гранж", — сказала Росита.

— Чего? — не понял я.

— Стрижка "гранж".

— А-а.

— Итак, наш обиженка, — начала Ракель. — Анхель Патисамбо, пятнадцати лет. Проживает на вилле "Лила" в четырнадцати километрах от Сан-Серапио. Вилла оформлена на некоего Жан-Клода Селикура. В социальной сети зарегистрирован под ником "Койот". Является пасынком Бенито Патисамбо, бывшего главы провинции Лас Каньяс. Бенито Патисамбо — один из ближайших соратников экс-президента Камино Полильи. После гибели Полильи и прихода к власти Апиларио бежал за границу, где и пребывает до сих пор. Находится в розыске. За его поимку правительство объявило награду в пять миллионов песо. За указание точного местонахождения — три миллиона.

— И что ты предлагаешь? — спросил я.

Луис, который только что возился со смартфоном, поднял руку:

— Подождите! Пока мы ехали сюда, я связался с Ортегой… это глава Департамента безопасности… и он прислал мне досье на Патисамбо и его окружение. Сейчас я тебе перекину, Ракель.

Он проделал манипуляции со своим смартфоном, и Ракель открыла полученную папку. Она была заполнена фотографиями и сканами различных документов.

— Не возражаете, если я продолжу лекцию? — спросил Луис. — Всё-таки я более компетентен в данном вопросе. Без обид, Ракель.

— Не вопрос, — пожала плечами моя падчерица. Луис передвинулся поближе к монитору.

— Прежде всего, по поводу виллы "Лила". Она действительно оформлена на Жан-Клода Селикура. Официально он является опекуном Анхеля. Неофициально — его телохранителем. А раньше, по косвенным данным, был главным исполнителем карательных операций Патисамбо.

— Почему же он до сих пор разгуливает на свободе? — возмутилась Росита.

— Я же сказал — по косвенным данным. Прямые доказательства отсутствуют — видимо, потому, что свидетели его преступлений уже ничего не смогут рассказать.

— А фотки, видео?

— Ничего нет. Нигде Селикур не фигурирует со своими жертвами. Предусмотрительный и осторожный, сволочь.

Луис открыл фото Селикура.

— Ну и рожа! — не сдержался я. — Наверное, во Франции он в своё время тоже натворил дел, и ему пришлось сбежать из Европы.

— Селикур — не француз, а гаитянин, — поправил Луис. — Кстати, Бенито Патисамбо тоже, но наполовину, по матери. Отец его был индейцем-караибом.

Щёлкнув мышкой, Луис загрузил фотографию Патисамбо.

— Патисамбо — это, наверное, кличка? — спросила Ракель.

— Нет, настоящая фамилия, хотя ноги у него действительно подкачали[3]. Когда Патисамбо возглавлял Лас Каньяс, он превратил провинцию практически в собственное государство и творил там такое, что Пол Пот отдыхает… Посмотрите фотки.

Меня затошнило уже на третьей фотографии. Ракель отвернулась и закрыла лицо руками, а Росита просто расплакалась и крикнула:

— Хватит!!!

— Согласен, — кивнул Луис и свернул папку. — Я должен был показать вам фотки, чтобы вы поняли, почему за Патисамбо обещана такая награда. Недавно промелькнула ещё видеозапись в Ютьюбе, но её быстро удалили: слишком жестокая.

— Слава Пресвятой Деве, что весь этот ужас закончился! — всхлипывая, сказала Росита.

— Но убитых назад не вернёшь, — сурово сказал Луис. — И потом, есть сведения, что зверства в Лас Каньяс продолжаются.

— Почему же местные жители не обратятся к властям? — спросил я.

— Потому что не верят, что новые власти смогут их защитить. Лас Каньяс — провинция отдалённая и изолированная, она находится в самой гуще сельвы.

— К тому же, наверное, жители боятся Патисамбо, — добавила Росита.

Луис кивнул:

— Так и есть. Лас Каньяс населена в основном караибами, у них своеобразный менталитет… Но преступления бандитских формирований Патисамбо — это всё-таки следствие. А причина — в другом. Городок Агухеро-Верде, административный центр Лас Каньяс, расположен у самой границы. Есть неподтверждённые сведения, что через него проходит наркотрафик. Возможно, он является главным источником доходов Патисамбо.

— И вы ничего не предпринимаете? — возмутилась Ракель.

Луис разозлился:

— Думаешь, так просто наладить нормальную деятельность пограничных войск и наркополиции?! Агухеро-Верде — лишь одна из дыр на границе! А нам пришлось разогнать и посадить всю верхушку силовиков! Эти толстозадые типы насквозь коррумпированы!

— А что, рядовой состав не коррумпирован? — не унималась Ракель.

— Тоже коррумпирован, представь себе! Ещё как! Поэтому набрали по контракту новых служак. А ребятам, между прочим, надо хорошо платить, чтобы у них не возник соблазн погреть руки на наркотрафике. И это в условиях нашей экономики, которая и без того сильно просела после правления Полильи, эпидемии ковида и делишек генерала Тинкупумы!

— Луис, не заводись, — сказала Росита.

— Я не завожусь, я просто объясняю. Чтобы ни у кого не возникло ощущения, что всё можно организовать по мановению волшебной палочки. Алекс Апиларио — не Гарри Поттер.

— Но и Патисамбо — не Волан-де-Морт, — Ракель, как обычно, стремилась оставить последнее слово за собой. Чтобы купировать ненужные препирания, я спросил:

— А почему Патисамбо не выдаёт страна, в которой он сейчас пребывает?

— У Альварадии нет с нею соглашения о взаимной выдаче преступников, — ответил Луис. — Да даже если бы и было… Там всё запущено ещё больше, чем у нас при режиме Полильи. А Патисамбо при его богатстве может скупить их администрацию с потрохами. Что он, скорее всего, и сделал.

— Всё равно это не оправдание для ничегонеделанья, — опять встряла моя падчерица. Ну вот что ты с нею будешь делать?

— Игнасио нам сообщил, что у тебя родилась какая-то идея, — сказала Росита.

— Не зря же мы тащились по жаре в центр, — пробурчал Луис.

— Идея действительно имеется, — кивнула Ракель. — Используя Анхеля как приманку, выманить Патисамбо-старшего на территорию Альварадии. Чтобы его здесь арестовали. И тогда мы получим обещанную награду.

Мне стоило большого труда не выдать своего беспокойства — у меня вдруг появилось сомнение в адекватности Ракели. Брат и сестра Фуэнте переглянулись. Росита осторожно спросила:

— А… как ты себе это представляешь? У тебя уже есть план?

— Пока только предварительный. Прежде всего похитим Анхеля и перешлём его отчиму письмо или видеозапись. Потребуем выкуп для отвода глаз. Потом укажем Патисамбо место, где содержится его пасынок. Пусть думает, что это банальный киднеппинг. А на самом деле Патисамбо будет ждать на месте засада…

— Я тебя услышал, — сказал Луис и встал со стула. — Пойдём, Росита. Мы теряем время.

Он посмотрел на Ракель и покрутил пальцем у виска. Его сестра тоже поднялась с места.

— Подождите! — крикнула Ракель. — Что вас не устраивает в моём плане?

— Всё, — ответил Луис. — Это не план, а несерьёзная авантюра. Его даже обсуждать смешно.

— Хорошо, выдвини хоть одно конструктивное возражение.

— Во-первых, как мы утащим Анхеля из-под носа у такого волчары как Селикур?

— Не всё же время Селикур его сопровождает!

— Зная Патисамбо-старшего, могу со стопроцентной уверенностью заявить, что всё время.

— А мы проследим за виллой "Лила". В пятнадцатилетнем возрасте сильно́ стремление к свободе. Сто процентов, что подросток рано или поздно убежит от своего опекуна ради получения запретных удовольствий. Улучим момент и похитим.

— То есть ждать у моря погоды неизвестно сколько времени?

— А если умыкнуть Анхеля прямо из виллы? Систему наблюдения и сигнализацию я вам отрублю.

— Ракель — хакерша, — напомнил я.

— Хорошо, допустим, киднеппинг у нас получится, — сказал Луис. — Идём дальше. Где мы будем содержать похищенного сопляка? В ваших апартаментах, что ли?

Ракель посмотрела на меня и сказала:

— А что?..

— Нет, — решительно ответил я. — Самый центр столицы, вокруг полно народу. Соседи опять же… А если Анхель будет орать?

— Свяжем и заткнём ему рот.

Я отмахнулся:

— Ерунда!

— "Рефухио де лас мусас", — вдруг произнесла Росита с задумчивым видом.

— Асьенда Пересов? — воскликнул Луис.

— Только тогда придётся делиться наградой с твоей Вестой и её братцем, — ехидно сказала Росита.

— Кто такие Пересы? — спросил я.

— Ну, Леонсио и Лора Перес. Неужели не слышал?

— Те самые, поэт и композиторша?

— Да, — сказал Луис. — Вскоре после того как накрылся Полилья, старшие Пересы сбежали в Европу…

— Не сбежали, а просто уехали, — поправила его сестра. — И теперь их дети, близнецы Хильберто и Веста — полноправные хозяева асьенды. Их бабка со стороны отца, старая донья Кончита, жила там безвыездно, но она померла два года назад. А Хильберто и Веста терпеть не могут асьенду, поэтому там не появляются.

— Разве асьенду не конфисковали? — спросила Росита. — ведь Пересы работали на режим Полильи.

— Ну и что? — сказал Луис. — асьенда досталась Леонсио по наследству, а не была приобретена на гонорары за славословия в адрес Полильи. У нас теперь правовое государство!

Ракель спросила у Роситы:

— А почему ты сказала про эту… Весту — "твоя Веста"?

— Потому что Луис ещё давно сделал ей предложение.

— Перед самым переворотом Тинкупумы, — подхватил Луис. — Потом стало не до того, а теперь… Извините, но это — личное.

— Теперь Веста не даёт согласия, потому что не хочет делить тебя с твоей работой на благо процветания Альварадии, — фыркнула Росита. — она сама мне говорила…

— Замнём для ясности, — угрюмо сказал Луис. — Мы отвлеклись. Теоретически, конечно, можно использовать асьенду как временную тюрьму для Анхеля Патисамбо. Но дело в другом. Похищение человека, тем более несовершеннолетнего — серьёзное уголовное преступление. Лично я на него пойти не могу.

— Важен результат, — заявила Ракель. — Ты хочешь оказать большую услугу своей стране?

— Знаешь, на что давить, — усмехнулась Росита.

Луис угрюмо спросил:

— А для тебя, конечно, главное — разбогатеть!

— Ничего не имею против, раз имеется такая возможность.

Воцарилось молчание. Луис хмуро смотрел куда-то в сторону, его сестра встала и принялась прохаживаться по комнате, что-то напевая.

— Не мельтеши, пожалуйста! — велел Луис. — И не пой!

Росита послушно замолчала и вернулась на место. Луис посмотрел сначала на Ракель, потом на меня и сказал:

— Предположим — только предположим — что я соглашусь. Но нам нужен чёткий, подробный и реалистичный план. И давайте не будем торопиться.

 

Часть II

Несколькими месяцами ранее

Тереса скучала у стойки, потягивая ледяной чилькано из высокого стакана с логотипом клуба "Эль Осо Ормигеро". Делать было совершенно нечего. Выдался неудачный вечер — ни одного потенциального гостя, которого можно было бы раскрутить на бабки! Все заняты — кто сам пришёл с подругой, кто попросту не желает связываться с сомнительного вида девицей... Что-то в последнее время таких вечеров становится всё больше.

Может, она стареет? Хотя та же Пилар на полтора года старше её, а вон, сидит на полукруглом диванчике за угловым столиком, что в уютной нише, освещённой красноватым светом, и охаживает какого-то парня. Тереса прищурилась, пытаясь разглядеть новоявленного кавалера подруги, причём так, чтобы та случайно не перехватила её взгляд — а то вспылит, с её-то характером... Мордастенький, и лишний жирок имеется, но вообще довольно симпатичный. И при бабках — назаказывал кучу жратвы и выпивки, весь столик уставлен. Только уж больно юный, или кажется таковым? Вдруг несовершеннолетний? Как бы Пилар не влипла в историю… Хотя несовершеннолетнего Эрни вряд ли впустил бы в клуб.

— Тео! — позвала Тереса.

Бармен, обслуживавший пару здоровенных мужиков бандитского вида, недовольно глянул на неё. Она подняла стакан и позвенела ледяными кубиками. Тео чуть скривился, показал глазами на мужиков — мол, некогда, важные гости. А может, и опасные.

Тереса опустила глаза и уставилась на стакан. Сходить, что ли, в туалет, втянуть в кабинке щепотку? Или, от греха подальше, просто выйти на улицу покурить?

— Чего тебе? — буркнул над ухом Тео. Бандиты, которых он обслуживал, отвалили от стойки и удалились куда-то в темноту.

— Освежи, пожалуйста, — она пододвинула к нему стакан. — Можно прямо сюда.

Тео буркнул:

— Конечно, сюда. Чистый на тебя тратить, что ли? — и забрал посуду.

В ожидании очередной порции Тереса разглядывала свои ногти. Маникюр надо бы обновить, вот что… Кто-то тронул её за локоть.

— Тересита!

Она обернулась. Пилар, блестя глазами, сказала:

— Ты свободна? Хочешь, забирай моего мальчика.

— А… — Тереса посмотрела на столик. "Мальчик" с развязным видом жевал что-то. — А ты как же?

— Мне Кармен написала, что мать плохо себя чувствует, — Пилар показала смартфон. — Сестра сегодня в дневную смену, никак не может вырваться. Я-то, по её мнению, сама себе хозяйка. Так что придётся мне топать к матери домой.

— Что за мальчик?

— Не пожалеешь. Стопудово, у него денег куры не клюют. Пойдём, я тебя представлю, да и отчалю. Только потом поделимся, всё-таки я первая его сняла.

Девушки подошли к столику. Тереса села на диванчик. "Мальчик" бросил на неё взгляд, не переставая жевать.

— Это моя подруга Тереса, — сказала Пилар. — Тереса, познакомься с Анхелем.

— Анхель, — кивнул парень. При этом у него изо рта вылетело что-то непрожёванное, судя по яствам на столе, ошмёток креветки. Тереса, удержавшись от брезгливой гримасы, пожала протянутую мягкую руку:

— Тереса.

— Развлекайтесь, ребятки. — Пилар послала Анхелю воздушный поцелуй и исчезла.

— Я только возьму свой коктейль, — Тереса привстала, но Анхель и сказал:

— Сиди. Тебе принесут.

Он сделал знак Тео, и тот в необычной для него расторопностью устремился к ним с подносиком.

— Прошу вас, — Тео поставил на столик стакан с чилькано. — Отдыхайте!

Когда бармен удалился, Тереса сказала:

— Я смотрю, тебя здесь уважают. Обычно Тео не бегает с подносами сам.

— Ещё бы! — Анхель отправил в рот очередную креветку и запил мескалем из стопочки. — Я тут оставляю за раз столько, сколько твоему Тео и не снилось.

— Чем занимаешься?

— Коммерцией и грузоперевозками. — соврал Анхель.

— Круто! А чего перевозишь?

— Да всякое… Грузы разные, — он махнул рукой и перевёл разговор на другую тему:

— Сейчас немного поедим и выпьем, а потом поедем ко мне.

— Я смотрю, тебе всё равно, с кем трахаться.

Он покраснел.

— А тебе не всё равно?

— Нет.

— Да ладно!

Анхель щёлкнул пальцами. Тео вновь подбежал к столику, несмотря на то, что у стойки уже скопилась небольшая очередь.

— Сделай пару бутылок мескаля с собой, — заказал Анхель.

— Сделаем, — улыбаясь, кивнул Тео и убежал. Анхель принялся разглядывать Тересу, ковыряясь в зубах, потом одобрительно сказал:

— А ты ничего.

— Спасибо за комплимент. Сколько тебе лет?

Потенциальный клиент насупился буркнул, отведя глаза:

— Девятнадцать. А что?

— Ничего. Хорошо сохранился. Где живёшь?

— Чего ты всё выспрашиваешь? Ну, на одной вилле.

— Надо же!

 — Между прочим, у меня есть государственные награды нескольких стран!

— Даже нескольких? — удивилась Тереса. — И Альварадии тоже?

Анхель заметно скис.

— При чём тут Альварадия? — угрюмо сказал он.

— Ну, я думала, что…

— А ты не думай, — у Анхеля явно испортилось настроение. — Я тебе за это деньги не плачу.

— За то, чтобы я не думала? Правда?

— Твоё дело — ножки раздвинуть и подмахивать хорошо, — произнёс Анхель явно заученную фразу.

Тереса не нашлась, что ответить. Она ко всякому привыкла, но с такой наглой откровенностью столкнулась впервые. "Ну, спасибо, тебе, Пилар…" А её кавалер вытащил из внутреннего кармана коричневой с зелёным шёлковой жилетки пачку купюр и принялся демонстративно их пересчитывать. Отделив двадцать с чем-то тысяч, Анхель швырнул их на столик, улыбнулся своей круглой рожей и сказал:

— Всё, пошли, голуба!

— Деньги вперёд, — неожиданно для самой себя произнесла Тереса. Вообще-то она никогда не брала аванс.

— Не вопрос. Сколько? — Анхель послюнил толстый палец, но вдруг замер, а его взгляд переместился куда-то за спину Тересы. Никогда раньше ей не приходилось видеть, как выражение лица человека меняется столь быстро и радикально — глумливая ухмылка сменилась гримасой затравленного зверька. Тереса не успела обернуться, как у столика возник — не подошёл, а именно возник — огромный негр в чёрных джинсах и чёрной футболке, которая, казалось, вот-вот лопнет из-за перекатывающихся мускулов. У негра была абсолютно лысая голова с выпяченной нижней челюстью; глаза навыкате с красноватыми белками холодно смотрели на Анхеля.

— Круто развлекаешься! — прогудел негр со странным акцентом, вроде бы французским.

— Жан-Клод, я только на минутку… — залепетал Анхель, но негр не дал ему договорить:

— Живо домой!

Его подопечный неловко вылез из-за столика. Тут подбежал Тео с фирменным бумажным пакетом в руках:

— Дон Анхель, ваш мескаль…

— Отвали, — рявкнул Жан-Клод.

— Понял, — кивнул Тео. — С вашего разрешения, я заберу…

Он ловко сгрёб со столешницы купюры и тут же исчез. Негр спросил, кивнув на Тересу:

— Сеньорите сколько должен?

— Ничего не должен, она ещё… — затараторил Анхель, но Тереса, оценив ситуацию, тут же выпалила:

— Пять тысяч!

Анхель крикнул:

— Врёшь!

— Заткнись. — Жан-Клод достал из кармана джинсов бумажник крокодиловой кожи, вытащил из него купюру в пять тысяч песо и положил на край столика:

— Прошу… Долго я ещё буду ждать?

Набычившись, молодой человек поплёлся к выходу. Жан-Клод следовал за ним как тень. Тереса, оглянувшись по сторонам, спрятала купюру в сумочку и встала из-за столика. Нынешний день можно было считать удавшимся.

Анхель в сопровождении Жан-Клода вышел из клуба. Оба направились к поблёскивающему чёрным лаком внедорожнику "лексус" с тонированными стёклами, который нахально занимал место парковки для инвалидов. Негр разблокировал брелоком дверцы и указал своему подопечному на переднее пассажирское сиденье. Анхель неуклюже забрался в салон, Жан-Клод занял водительское кресло и вывел машину с парковки.

— А как же мой "дженезис"? — пробормотал Анхель.

— Каэтано потом заберёт. Давай ключи.

Анхель со вздохом достал ключи с брелоком и отдал негру. Тот спрятал связку в карман джинсов и сказал:

— Всё, можешь распрощаться с тачкой. По крайней мере, на какое-то время.

— Какого хрена?! — взвился Анхель.

— Такого. Когда твой отец узнает о твоих похождениях…

— Не рассказывай ему, что я был в клубе, — умоляюще сказал Анхель.

— Твой отец мне платит, чтобы я не позволял тебе делать то, что не разрешено.

— Нет, чтобы ты меня охранял, и всё!

— Клуб — объект повышенной опасности. Это первое. Второе — тебе ещё рано посещать такие заведения, тем более снимать в них шлюх.

— Она сама ко мне подошла…

— Третье, — перебил его негр. — Вопрос. Как тебе удалось попасть внутрь, минуя фейс-контроль и проверку документов? Не тянешь ты на совершеннолетнего.

— Я заплатил охраннику.

— Сколько?

— Десять тысяч.

— Понятно.

Жан-Клод взял мобильник и набрал номер.

— Фаусто? Смотайся по-быстрому в клуб "Эль Осо Ормигеро" и поговори с охранником на входе. Объясни ему доходчиво, что нельзя пускать в заведение тинейджеров, даже за бабло… Меня не колышет, чем ты занят! Касильясом займёшься потом, это не горит. Делай, что тебе говорят… Что-что… Сын патрона сумел проникнуть в этот притон, забашлял охраннику… Да… Да… Всё. Отзвонишься потом, как прошло. Давай.

Он убрал мобильник и сказал Анхелю:

— Вот так, чико.

Тот отвернулся и стал смотреть в окно.

Минут через двадцать после телефонного разговора к "Эль Осо Ормигеро" подъехал неприметный серый "пежо". Из него вылез метис лет тридцати, одетый в точности как Жан-Клод. Он проскользнул сквозь толпу ко входу в заведение и обратился к охраннику — здоровенному парню, вооружённому резиновой дубинкой и травматическим пистолетом.

— Слышь, приятель, тут за углом мужик валяется, по ходу мёртвый!

— И чё? — отмахнулся охранник. — Да ты небось гонишь!

— В натуре! Сам глянь, если не веришь. Вам же проблемы будут, мне-то насрать…

Охранник недовольно хмыкнул. Помахивая дубинкой, пошёл за метисом за угол заведения, где было совсем темно. Через пару секунд он валялся на газончике, крякая от ударов и выплёвывая зубы, а метис метелил его ногами в живот и говорил:

— Ну, ты попал, урод! Знаешь, кого ты напряг? Самого Бенито Патисамбо! Позволил его пасынку войти в вашу рыгаловку!

Охранник простонал окровавленным ртом:

— Я фе не знаф!!!

— Теперь знаешь. Гляди, кого пускаешь. И не бери бабки у несовершеннолетних мажоров!

Пока Фаусто проводил с охранником воспитательную беседу, Анхель смирно сидел в своих апартаментах на асьенде и с трепетом ожидал прибытия отчима, о чём ему с нескрываемым злорадством сообщил Жан-Клод. Он придумывал всё новые и новые оправдания своему скверному поступку — визиту в клуб, — но как только снизу, из патио, донёсся гортанный голос Бенито Патисамбо, все доводы со страху вылетели у Анхеля из головы.

Через несколько минут дверь отворилась. В комнату пошёл его отчим. Это был самбо[4] лет сорока пяти с туловищем почти квадратной формы — ширина плеч примерно соответствовала росту. Над плечами торчала непропорционально маленькая голова. Патисамбо уже разгримировался и переоделся: на нём был светлый костюм, состоявший из брюк свободного покроя и френча. Во рту торчала дымящаяся толстая сигара.

Анхель вскочил. Патисамбо аккуратно закрыл дверь, проследовал к дивану, что стоял у окна, и сел, закинув ногу на ногу. Оглядев пасынка, он указал ему на кресло, с которого тот только что вскочил, и произнёс тихим голосом:

— Садись, хо[5].

Анхель осторожно сел, не отрывая взгляда от Патисамбо.

— Чего смотришь, как затравленный пекари? Здравствуй.

— Добрый день, отец, — пролепетал Анхель.

— Значит, получил ордена от наших зарубежных друзей ко дню своего рождения и почувствовал себя взрослым? Клубы посещаешь с девками, хо? Просаживаешь подаренный мною "лимон"?

Его пасынок ничего не ответил.

— Чего молчишь, хо?

— Я хотел только посмотреть, как там…

— Ну, и как? Понравилось?

— Ничего.

— Ничего, — повторил Патисамбо. — Уже в пятый раз, и всё "ничего".

"Значит, Жан-Клод следил за мной всё это время!" — холодея, подумал Анхель. А его отчим продолжал:

— Раз развлекаешься по-взрослому, хо, тогда и работай по-взрослому. Усекаешь?

Анхель судорожно сглотнул и кивнул. Патисамбо тоже кивнул и продолжил:

— Ордена и "лимон" песо— это как бы аванс, хо. Поощрение тебе на будущее. От меня ты удостоишься похвалы только после того, как проявишь себя в деле. Ты готов проявить себя в деле?

Анхель снова кивнул. Патисамбо нахмурился:

— Ты не кивай, хо, как учёная обезьяна, а словами скажи! Готов?

— Готов! — почти выкрикнул Анхель.

— Хорошо.

Патисамбо встал с дивана, прошёлся по комнате и стряхнул сигарный пепел в изящную вазу, что стояла на высоком одноногом столике.

— Мне, как ты знаешь, теперь в Альварадии легально появляться нельзя. Каждый раз рискую, хо. А бизнес требует присмотра. Поэтому заменишь меня в Агухеро-Верде, когда придёт новая партия товара.

— Правда? — воспрянул духом Анхель, у него даже щёки порозовели.

— Краснеешь, как девка, хо, — разозлился отчим. — Глазами ещё похлопай!

— Я не нарочно…

— Становись мужчиной, хо! Ты девок уже имел?

— Нет, — пробормотал его пасынок и стал совсем свекольным. — Только лапал.

— Хо, тебе лёд, что ли, к роже приложить? Я дам команду Жан-Клоду, чтобы подобрал подходящую и привёз сюда. Незаразную там, и чтобы не была себе на уме… Переспишь с ней, хо. А на следующей неделе поедешь в Агухеро-Верде. На первый раз — вместе с Жан-Клодом, а потом уже сам будешь всем заниматься. Понял?

— Понял, отец!

х х х

Сгрудившись вокруг стола, компания из четырёх человек изучала поэтажный план виллы "Лила" — Ракели удалось разыскать его в интернете. Главный интерес для заговорщиков представлял второй этаж левого крыла, где располагались три спальни. 

— Вот здесь Анхель проводит ночи, — убеждённо сказала Росита, ткнув пальчиком в план. — В спальне номер один, самой большой.

— Ага, которая примыкает к будуару, — хмыкнул Игнасио. — То есть в спальне, предназначенной для женщины.

— При чём тут женщина? — возразил Луис. — Просто на плане эта комната называется "будуар". В реале она может использоваться как угодно. В качестве гостиной, например.

— А я думаю, что это апартаменты Патисамбо-старшего, — сказала Ракель.

— Патисамбо-старший вообще не появляется в Альварадии! — замотал головой Луис.

— Откуда тебе известно?

— Ортега поделился бы инфой…

— Ну да, узнал бы о появлении Бенито и не арестовал его, да? — усмехнулся Игнасио.

— Мы не знаем, какая операция разработана на данный случай в Департаменте безопасности. Может, они хотят проследить за Патисамбо, чтобы выявить все его здешние связи.

— То есть о визите Патисамбо Ортега сообщил бы, а подробности операции он держит в секрете даже от тебя? — ехидно спросила Ракель.

Луис насупился. Игнасио сказал:

— Мы отвлеклись. В конце концов, совершенно неважно, в какой спальне спит Анхель — их здесь только три.

— Кстати, на второй этаж лучше всего подниматься не по основной лестнице справа, а через винтовую лестничку в башенке. — сказала Ракель. — Если Анхель всё-таки окажется в большой спальне, не понадобится выходить в коридор. Чтобы не наткнуться на других обитателей виллы, того же Селикура.

— Спальни для прислуги — на первом этаже правого крыла, — заметила Росита.

— Разве Селикур — прислуга?

— А кто он — хозяин?

— Вообще-то вилла оформлена на него.

— Это чистая формальность.

Игнасио махнул рукой:

— Мало ли, кто числится хозяином? Меня сейчас волнует другой вопрос. Как быть с системой наблюдения?

— Я её отключу, — сказала Ракель.

— Ты уверена, что получится?

— Получится даже в том случае, если у них там полностью изолированная сеть.

— Каким образом? — заинтересовался Луис.

— Увидишь. Ты мне лучше скажи: с асьендой твоих приятелей проблем не возникнет? Чем скорее мы доставим туда Анхеля, тем нам всем будет спокойнее.

— Можешь не волноваться.

х х х

Путь к вилле "Лила" лежал через сельву, на восток от Сан-Серапио. А начиналась сельва сразу за Борде Эсте, обширным районом столичных трущоб. Чтобы не пересекать криминогенную зону во избежание всяких неожиданностей, Игнасио повёл машину в объезд, через более безопасный район многоэтажек. Для дела он арендовал пикап "рено" с двумя рядами сидений и небольшим подъёмным краном в кузове.

До посёлка, в котором находилась вилла, добрались за каких-то пятнадцать минут. Игнасио съехал с шоссе и запарковал машину в укромном уголке, по соседству с высокой каменной оградой виллы, увитой диким виноградом. Он опустил боковое стекло и вдохнул ароматы ночной сельвы. В черноте леса мелькали фонарики светляков, деловито трещали цикады, кто-то шумно завозился в ветвях неподалёку.

Занимавший переднее пассажирское сиденье Луис обернулся. Сзади разместились Росита и Ракель, лицо последней освещал монитор открытого ноутбука.

— Мы на месте, — сообщил Луис. — До ограды — метров пятьдесят. Подъехать поближе?

— Не надо, их вай-фай уже здесь ловится, — сказала Ракель. — Наберитесь терпения, сеньоры подельники. Сейчас отключу сигнализацию и закольцую картинку с видеокамер.

Несколько минут она колдовала над ноутбуком. Потом выдохнула и откинулась на спинку кресла, улыбаясь.

— Сделано.

— Я пошёл, — сообщил Игнасио и натянул на голову чёрную балаклаву.

— Может, я всё-таки с тобой? — спросил Луис, но как-то неуверенно.

— Меньше народу — меньше шуму.

Игнасио вылез из кабины, обошёл пикап и достал из открытого кузова свёрнутый канат с крючком. Росита тоже вышла и вручила ему флакончик с хлороформом.

— Ни пуха ни пера, — пожелала из кабины Ракель, не отрывая взгляда от монитора.

— К чёрту. Пошлю сообщение, когда настанет пора задействовать кран.

Перебраться через ограду виллы было делом одной минуты. Оказавшись на внутренней стороне, Игнасио оглядел чёрную громаду дома. Слабо светилось сквозь шторы окно на первом этаже, остальные были тёмными. Наверное, там и размещался Жан-Клод Селикур, телохранитель Анхеля и формальный хозяин виллы.

Игнасио крался по песчаной дорожке, не рискуя пользоваться фонариком. Впрочем, в нём и не было необходимости: сад освещало приглушённое сияние светильников под сиреневыми колпаками — прямо в соответствии с названием виллы[6]. Входная дверь не была заперта, как и предполагала компания начинающих киднепперов. В самом деле, какой смысл запирать дверь дома, расположенного на тщательно охраняемой территории? Игнасио пересёк тёмный холл — здесь уже пришлось включить фонарик — и по двухпролётной лестнице в эркере поднялся на второй этаж. Только теперь он вспомнил, что падчерица советовала ему проникнуть в дом через вход в угловой башенке. "Да какая разница, в самом деле?"

Бывший капитан хорошо запомнил планировку. Он свернул в коридор, ведущий к спальням, и сразу обратил внимание на странные звуки, которые доносились из-за двери с правой стороны — той, что вела в спальню, обозначенную на плане под номером 2. Там явно кто-то обитал, более того — не спал в это позднее время. Да, всё правильно: окна спальни выходили на противоположную сторону, поэтому Игнасио не мог видеть из сада, освещены они или нет.

А звуки-то знакомые! За дверью кто-то вовсю рубился в компьютерную "стрелялку". Кто же ещё, кроме Анхеля? Но как захватить приёмыша Патисамбо, раз он бодрствует? Набраться терпения и подождать, пока Анхель не наиграется и ляжет спать? Можно проторчать здесь всю ночь. Игнасио застыл в раздумье. И вдруг у него так засвербило в носу, что он не выдержал и чихнул во всю мощь своих лёгких.

В то же мгновение баханья за дверью стихли. "Проклятье!" — подумал Игнасио. — "Всё, теперь либо пан, либо пропал, действовать надо незамедлительно". Он выхватил из кармана респиратор, платок и флакон с хлороформом. Натянул респиратор прямо на балаклаву. Проклятая крышка флакона никак не отвинчивалась. Он зарычал от нетерпения, но в конце концов справился с ней и смочил хлороформом платок. Распахнул двери и, миновав маленькую гардеробную, вошёл в комнату.

Анхель лежат на двуспальной кровати, свернувшись клубочком и с головой накрывшись одеялом. Рядом на тумбочке мигал светодиодом ноутбук. Видимо, услышав мощное чиханье в коридоре, пасынок Патисамбо вообразил, что Жан-Клод Селикур решил проверить, спит ли его подопечный, и торопливо захлопнул крышку ноутбука, прервав тем самым процесс игры.

Игнасио подошёл к кровати и сорвал с лежащей на ней фигуры одеяло. Та взвизгнула, как поросёнок. Он мгновенно прижал к носу и рту жертвы смоченный хлороформом платок и подождал, пока она перестанет дёргаться. Извлёк матерчатый мешок и натянул его на голову Анхелю. Дело почти сделано, осталось только отправить сообщение Луису и добраться до ограды.

Взвалив тушку подростка на плечо, Игнасио двинулся в обратный путь. Он благополучно спустился по лестнице, вышел в сад и, скрипя песком, направился к стене. В том месте, где Игнасио перелез несколько минут назад, над стеной уже торчала верхушка стрелы крана. С неё свисал на тросе крюк с прикреплённым к нему посредством карабина широким кожаным поясом. Игнасио стянул им тело Анхеля и тихонько свистнул. Снаружи заворчал электродвигатель, похищенный подросток поплыл вверх. Через пару минут пояс спустился за самим Игнасио, и он покинул территорию виллы.

На пару с Луисом они затащили Анхеля в кабину пикапа. Игнасио сел за руль и отъехал от ограды на полсотни метров. Росита стянула мешок с головы жертвы, которая как раз пришла в себя. Взорам подельников предстала физиономия негритянки, пухлой девчонки лет тринадцати или четырнадцати. Она была облачена в зелёную пижаму с динозаврами.

— Твою мать!.. — вырвалось у Игнасио.

Негритянка отдышалась, обвела похитителей выпученными от ужаса глазами и пронзительно завизжала. К ней тут же присоединилась Росита.

— Заткнитесь! — шёпотом закричал Луис. — Кого ты притащил, недоумок?!

— Засуньте ей в рот кляп! — рявкнула Ракель.

Игнасио стащил с головы балаклаву и попытался запихать её в разинутый рот негритянки. Та извернулась и впилась зубами в его руку.

— С-с-сука!!! — прошипел Игнасио.

— Держите её!

Пока Игнасио и Луис связывали барахтающуюся девицу, та что-то пищала на незнакомом языке. Ракель удалось в конце концов заткнуть её балаклавой. В салоне пикапа наступила относительная тишина — лишь мужчины тяжело дышали, жертва мычала сквозь кляп, а Росита тихонько подвывала. Луис раздражённо бросил сестре:

— Хоть ты помолчи!

Та безропотно повиновалась.

— Ну? — Луис мрачно уставился на Игнасио. — И кого ты нам тут принёс?

— Откуда мне было знать? — огрызнулся тот. — Я услышал звуки "стрелялки" из-за двери, подумал — Анхель рубится в компьютер, ну и зашёл… Она, наверное, погасила свет, а времени разглядывать не было. Сразу мешок на голову и…

— Ты осмотрел другие спальни? — перебила Ракель.

— Н-нет.

— Молодец! Значит, Анхель — в одной из двух оставшихся, — сказал Луис. — Придётся тебе идти снова.

— Вот сам и иди!

— Игнасио прав, — неожиданно вступилась Росита. — Он слишком устал и перенервничал. Давай, братец, действуй!

— Ладно, ладно. Мой косяк, мне и исправлять, — проворчал Игнасио и посмотрел на негритянку. — А давайте её спросим, в которой спальне спит Анхель?

— Вытащим кляп — она опять заорёт.

— Между прочим, девка вопила на каком-то странном языке, — заметила Ракель. — Может, она вообще не знает испанского?

— Проверим, — сказал Луис. Он погрозил похищенной кулаком, потом приложил палец к губам. Та закивала. Луис осторожно освободил её рот от скомканной балаклавы и строго спросил:

— Ты кто такая?

Негритянка непонятно затараторила. Четверо киднепперов переглянулись. Ракель сказала:

— Попробую задействовать переводчик с распознаванием речи.

Она достала смартфон, запустила приложение. Девица продолжала тараторить. Ракель заявила с досадой:

— Прога не цепляет ни фига! У чёрной какой-то дурацкий язык!

Луис обратился к девице:

— Ду ю спик инглиш? Парле ву франсе? Восе фала португес?

Она замотала головой и пропищала:

— Крейол айисье!

— Чего-чего? — растерялся Луис.

— Гаитянский креольский, — безнадёжно сказала Ракель. — Мы с ней в жизни не объяснимся.

Игнасио воскликнул:

— Гаитянский? Может, она родственница Селикура?

— Селикур, Селикур! — закивала негритянка и что-то залопотала.

— Да заткнись ты! — рявкнул Игнасио и угрожающе показал балаклаву. Это возымело действие.

— Стало быть, Селикур притащил в Альварадию свою… Кто она ему? Дочь, племянница?

— Какая разница? — проворчала Ракель.

— Не буду терять времени, — сказал Игнасио. — В конце концов, я теперь точно знаю, какую спальню следует пропустить.

— А с этой что делать? — спросила Ракель.

— Пусть побудет пока с вами, потом отпустим.

— Она запомнила наши лица. Расскажет Селикуру.

— У Селикура у самого рыльце в пушку. И потом, она негритянка, для неё все белые на одно лицо. Всё, я пошёл. Где мой канат?

— А может, лучше не надо?.. — пролепетала Росита. Её брат нахмурился:

— Чего — не надо? Предлагаешь бросить дело на половине?

— Мы и наполовину ничего не сделали, только устроили переполох.

— Тем более.

Игнасио повторил свои действия по проникновению на территорию виллы. Однако на этот раз вошёл в дом через дверь в башенке, поднялся по винтовой лестничке и оказался в "будуаре". Луч его фонарика пробежал по комнате. Довольно аскетичная обстановка — пара книжных шкафов, диван, письменный стол с креслом на колёсиках… Две двухстворчатых двери — левая, приоткрытая, ведёт в спальню, обозначенную на плане номером "1", вторая, справа — в коридор. Игнасио погасил фонарик и на цыпочках приблизился к приоткрытой двери. Полная тишина и никаких признаков жизни. Он вновь включил фонарик. Обстановка и здесь была скупой — кровать, тумбочка, пара кресел со столиком. И никого. "Значит, всё-таки спальня номер три".

Из коридора послышались тяжёлые шаги. Игнасио погасил фонарик и на цыпочках переместился в спальню. Он услышал, как кто-то открыл дверь и вошёл в "будуар". "Селикур, к гадалке не ходи", — подумал Игнасио. Бывший капитан в панике юркнул в гардеробную, оттуда — в ванную. Он заперся изнутри и принялся судорожно набирать сообщение Луису. Шаги приблизились и затихли. Игнасио торчал посреди ванной ни живой ни мёртвый.

— Анхель? — спросил мужской голос.

Игнасио пустил воду в душе и просипел:

— А?..

— Что-то ты рановато вернулся из Агухеро-Верде.

— Угу.

— Следующая партия тоже двадцатого?

— Угу.

— Что ты всё угукаешь?

— Заболел, — буркнул Игнасио первое, что пришло ему в голову.

— Выключи воду, я не слышу.

Молчание.

— Выключи воду, тебе говорят! — крикнул Селикур. — И выйди, надо поговорить.

— Я сру! — по наитию прохрипел Игнасио.

— Так срёшь или душ принимаешь? Что у тебя с голосом?

— Говорю же, заболел!

— Ладно, я подожду, пока просрёшься.

Тем временем Луис вновь подогнал пикап к ограде. Ракель и Росита по мере сил объяснили знаками негритянке, что именно от неё потребуется — переправиться с помощью крана через ограду. Та в очередной раз с готовностью закивала, и как только оказалась за оградой, стремглав помчалась к дому, вопя во всю глотку:

— Нонк! Нонк Жан-Клод! Нонк!

Не переставая кричать, негритянка вбежала в дом. Жан-Клод удивлённо пробормотал:

— Жанна?.. Какого хрена она орёт? Подожди, я схожу гляну, что там с племянницей.

Телохранитель Анхеля утопал, а Игнасио, не теряя времени, выскользнул из ванной, спустился по лестнице в башенке вниз и выбежал в сад. С облегчением увидел, что над оградой вновь торчит стрела крана. Чтобы сэкономить время, он не стал надевать пояс, а просто вцепился в него и крикнул:

— Луис! Вира!!!

Его потащило вверх. Сад вдруг залил яркий свет — вспыхнули скрытые прожектора. Из дома выбежал Селикур, размахивая "Глоком", и заорал:

— Стой! Стой, гадёныш!

Загремели выстрелы. По стене защёлкали пули, выбивая каменную крошку. Не дожидаясь, пока Луис повернёт кран, Игнасио опёрся ногами о гребень стены, отпустил пояс и спрыгнул вниз.

х х х

— Мы облажались, — констатировала Ракель. Её брат возмутился:

— Как будто мы виноваты, что приёмыша Патисамбо не было дома!

— Я и не говорю, что мы виноваты. Но облажались.

Четвёрка подельников сидела на просторной террасе квартиры Ракели и Игнасио. На Сан-Серапио опустился вечер. Здесь, в "каменном лабиринте", было тихо — шум центральных улиц почти не доносился. Полотняный навес над террасой чуть колыхали дуновения тёплого ветерка.

— Сейчас облажались, в другой раз не облажаемся, — сказал Игнасио и налил себе оранжад из стеклянного графина.

— То есть ты за то, чтобы продолжать?

— Разумеется!

— Есть идеи? — поинтересовалась Росита.

Игнасио отпил из стакана и ответил:

— Когда я сидел в ванной, Селикур спросил у меня… в смысле, он-то думал, что спрашивает у Анхеля: "Следующая партия тоже двадцатого?" Я так понимаю, Анхель ездит в Агухеро-Верде раз в месяц, чтобы проконтролировать перевозку очередной партии наркоты через границу. И двадцатого марта он тоже появится там и пробудет минимум четыре дня — мы ведь нанесли визит на виллу двадцать второго, и Селикур удивился раннему возвращению Анхеля.

— Ты предлагаешь дождаться двадцатого марта, отправиться в Агухеро-Верде и похитить Анхеля там? — спросил Луис.

— Не двадцатого, а чуть раньше, чтобы изучить местность и подготовиться.

— Ребята, а вообще сто́ит ли игра свеч? — жалобным голосом спросила Росита. Она до сих пор не отошла от переживаний, связанных с неудачным похищением.

— Тебе не нужны деньги? — усмехнулась Ракель.

— Нет, нужны, конечно, но…

— Желаешь, чтобы они оказались у тебя сами собой, а ты и пальцем о палец не ударишь? — усмехнулся Луис. — Так не бывает, сестрёнка. И потом, тебя никто не заставляет принимать участие. Я даже отстегну тебе из своей доли, но в меру, сама понимаешь…

— Я в деле, — быстро сказала Росита.

— Похвально, — кивнул её брат.

— Какой у нас план? — спросила Росита с наигранной деловитостью.

— Подробный план ещё предстоит составить, — заявила Ракель.

— Предварительный уже в наличии, — сказал Игнасио. — Для начала изучим местность по карте. Числа восемнадцатого поедем туда… могу даже я один поехать. Разобью лагерь где-нибудь поблизости от места переправы и установлю наблюдение. Вы втроём приедете попозже. Дождёмся приезда Анхеля, улучим момент и похитим сопляка.

Росита спросила:

— Интересно, какой момент ты собираешься "улучить"?

Игнасио развёл руками:

— Я ведь не умею видеть будущее. Но удобный случай наверняка подвернётся.

Луис одобрительно кивнул:

— Хорошо. А пока займёмся подготовкой. Закупим снаряжение, продовольствие, обзаведёмся кое-каким оружием. Я постараюсь уломать Ортегу, чтобы выдал нам конфискат… Кстати, как у вас с деньгами?

— Всучишь взятку Ортеге? — спросила Ракель. Луис немедленно ощетинился:

— Думай, что говоришь! Ортега — честнейший человек! И взятки в Альварадии теперь наказываются очень сурово!

— Хорошо-хорошо, — успокоила его Ракель. — Теперь по поводу денег. Как ты думаешь, Начо, мы в состоянии профинансировать данную операцию?

— Так точно, — кивнул бывший капитан. — Средств пока ещё хватает. Но вот если опять ничего не выйдет…

— Не разводи заранее пессимизм, пожалуйста, — попросила Ракель.

х х х

В зарослях близ палатки послышалась возня. Игнасио, получив прилив адреналина, тенью проскользнул за дерево и поднял девятимиллиметровый "таурус". Он даже сам удивился, насколько ловко и бесшумно у него это вышло, и подумал: "Прямо как грёбаный Рэмбо". В следующее мгновение он облегчённо выдохнул. Из зарослей, идя гуськом, появились Ракель, Росита и Луис. Все трое были в камуфляжной одежде, как и он сам. У замыкающего Луиса за спиной возвышался огромный рюкзак.

Облегчение тут же сменилось раздражением, и отставной капитан набросился на прибывших:

— Где вы пропадали?! Набираю, набираю — вне зоны действия…

— По-твоему, сельва утыкана сотовыми вышками? — огрызнулся Луис, а Ракель добавила:

— Мы шли пешком почти двадцать километров! Уж извини, что заставили себя ждать.

Росита же не сказала ничего. Она со стоном упала на одно из раскладных кресел, заблаговременно установленных Игнасио вокруг раскладного же столика.

— Я себе все ноги стёрла! Давайте сегодня ничего не будем делать, ладно?

— Как будто тебя кто-то заставляет, — пожал плечами Луис и тоже сел в кресло. Ракель же, обогнув палатку, раздвинула кусты, что росли на краю обрывистого берега, и оглядела окрестности.

— Осторожнее, не высовывайся! — прошипел Игнасио. — Не дай бог кто увидит…

Ракель послушно отошла от обрыва и заняла место у столика.

— Вы голодны? — спросил Игнасио.

— А ты как думаешь? — проворчал Луис. — После шести часов пешкодрала по сельве…

— Открывайте консервы и контейнеры. Правда, всё холодное. Сами понимаете, разводить костёр рискованно.

После того как прибывшие подкрепили силы сухим пайком и минералкой с лимонным соком, Луис обратился к Игнасио:

— Твои фотки и видео мы получили. Но на месте всё воспринимается по-другому. Излагай.

Игнасио расстелил на освобождённом от остатков трапезы столике самодельную карту.

 

— Итак, Патисамбо проворачивает свои делишки не в самом Агухеро-Верде, а здесь, в полутора километрах от городка. У этого местечка даже своего названия нет.

— Это мы и так знаем, — заявил Луис.

— Я, например, не знала! — сварливо сказала его сестра. — Вы не сочли нужным поставить меня в известность!

— Вот теперь и ставим, — невозмутимо ответил Луис. Росита фыркнула, а Ракель усмехнулась и сказала:

— Начо, продолжай, пожалуйста.

— Граница проходит по реке, она обозначена пунктиром. Погранцов — ищи-свищи.

— Скоро займемся погранслужбой, — пробормотал Луис.

— Мы — вот здесь, слева, где чёрный кружок. — Игнасио ткнул пальцем в карту. — К востоку он нас расположен остров, образованный протокой. Его-то Патисамбо и облюбовал в качестве перевалочной базы. Анхель прибыл вчера, около десяти часов…

— На чём? — перебил Луис.

— На внедорожнике.

— Странно. Веб-камера у ворот виллы "Лила" зафиксировала, что Анхель покинул её вчера же, в начале девятого, и тоже на автомобиле, но на обычном седане. Как он умудрился покрыть почти двести километров всего за пару часов?

— Видимо, Анхель доехал до аэродома и пересел на вертолёт. Приземлился где-нибудь поблизости и продолжил путь на внедорожнике, чтобы не привлекать внимания.

— Похоже на то. Давай дальше.

— Анхель обитает в этом доме, — Игнасио показал на карте. — Как вчера прибыл, так там и засел. Дурь они переправляют на небольшом пароме: вот тут через реку натянут трос. Причём переправляют как сырьё в брикетах, так и готовый порошок. Действуют очень осторожно и не спешат. Сырьё размещают на складе, а порошок сразу увозят куда-то. Я так понимаю, порошок — высококачественный, он предназначен для элитных заказчиков. А из сырья уже в Альварадии гонят на своей подпольной фабрике низкосортное зелье для продажи нищебродам.

— Да бог с ним, с зельем, — скривился Луис. — охраны много?

— У переправы дежурят по четверо с обеих сторон. Ещё двое торчат у моста через протоку — контролируют дорогу в Агухеро-Верде. А вообще в казарме обитает где-то человек двадцать. Ночью шестеро постоянно обходят остров.

— Понятно. А что с местными жителями?

— О! — Игнасио вдруг рассмеялся. — Насчёт местных! В этом домике, самом дальнем от нас, живёт одна сеньора, она у них вроде как стряпуха. Я её сфоткал на телевик во всех ракурсах, сейчас покажу.

Игнасио принёс из палатки ноутбук, открыл его и положил на столик.

— Полюбуйтесь!

На фотографиях была женщина лет сорока с копной чёрных волос, одетая в цветастый сарафан. Она обладала невероятными формами — её грудь и задница, казалось, вот-вот порвут яркую ткань. На широком лице женщины сверкала плотоядная улыбка; чёрные глаза смотрели похотливо.

— Господи! — вырвалось у Роситы.

— Мощная баба! — присвистнул Луис.

— Вылитая Сарагина, — сказала Ракель.

— Какая ещё Сарагина? — спросил Игнасио.

— Из фильма "Восемь с половиной" Феллини. Она там плясала румбу перед школьниками, а те слюни пускали.

— Я их понимаю, — пробормотал Луис, не отрывая взгляда от фотографии.

— Ты, я смотрю, тоже пускаешь, — съехидничала Росита.

— Дура, что ли? — фыркнул Луис. — Такие совершенно не в моём вкусе, мне нравятся маленькие и тоненькие. И помоложе… Игнасио, зачем ты нам её показал?

— Затем, что она провела ночь в доме Анхеля! — торжествующе произнёс Игнасио.

— То есть ты хочешь сказать, что пятнадцатилетний пацан трахает эту монстриху?!

— А что же они, по-твоему, всю ночь делали? Резались в "морской бой"? Кстати, это ещё большой вопрос, кто из них кого трахает… Эх, поставить бы "жучка" в домик Анхеля, но как туда проникнуть незаметно?

— Никакой "жучок" нам не нужен благодаря мне, — заявил Луис. — Я у вас молодец, захватил с собой лазерный микрофон.

— Никогда не слышала от таком гаджете, — сказала Ракель.

Луис порылся в своём рюкзаке и достал небольшую коробку.

— Принцип работы простой, как всё гениальное. Лазерный луч направляется на оконное стекло, которое играет роль мембраны, то есть колеблется под воздействием звука. Таким образом, угол отражения луча постоянно меняется. Оптический приёмник улавливает эти изменения и преобразует их опять-таки в звук.

— Я ничего не поняла, — призналась Росита.

— А тебе и не надо.

— Да пошёл ты! — вспылила Росита. Луис погладил её по голове:

— Не обижайся, сестрёнка! Я, например, понятия не имею, как делают кока-колу, но я же пью её… Игнасио, пошли устанавливать гаджет.

х х х

К вечеру Анхель почувствовал себя неважно. У него разболелось горло и из носу полило. Едва дождавшись переправы последней за день партии, он тут же скрылся в предназначенном для него домике и залез под одеяло, несмотря на жару. Всё Анхелю было немило, и когда в спальню, едва протиснувшись сквозь дверной проём, вошла Филомена со своей обычной хищной улыбкой на широком лице, он простонал:

— Фило, не сегодня…

— Чевой-то? — удивлённо произнесла та и застыла с раскрытым ртом и выпученными глазами.

— Хреново мне, понимаешь? Заболел я!

— Гос-с-споди, Ангелочек мой! — перепугалась толстуха и засеменила к кровати. — Хочешь, Фило тебя полечит?

Она мигом спустила бретельки сарафана с могучих плеч.

— Нет!!! — взвизгнул Анхель.

Филомена тут же вернула бретельки на место и спросила:

— Может, хоть покушаешь, Ангелочек? Фило приготовит сладкий рисковый пудинг или кукурузные блинчики…

— Не надо… Принеси только попить чего-нибудь холодненького.

— Холодненького нельзя, от холодненького Ангелочек ещё крепче заболеет. Разве что мате?

— Мате, мате, неси мате!

— Угу, — Филомена, с беспокойством оглядываясь на Анхеля, вышла из спальни. Вскоре она вернулась, держа в толстых руках, унизанных дешёвыми браслетами, поднос с калебасом.

— Пей, Ангелочек! Пей на здоровье! А Фило посидит с тобой…

Кровать жалобно скрипнула под могучей задницей. Филомена потрогала лоб Анхеля.

— Кажись, температурки нет, слава деве Марии. Но врача всё ж таки надобно позвать...

— Не надо врача.

— Как это "не надо"? Не приведи господь что случится с моим Ангелочком — сеньор Патисамбо с Фило шкуру спустит и на мясо её пустит!

— Я тебе говорю — не надо!

— Хорошо, хорошо, ты пей, пей… А я пойду пока.

Филомена встала, отдуваясь, с кровати и вышла из комнаты. Мате, приготовленный ею по какому-то особому, старинному рецепту, произвёл на Анхеля успокаивающее действие, и он заснул. А на следующее утро его разбудил разговор на повышенных тонах, происходивший возле домика. Незнакомые голоса, мужской и женский, убеждали заступивших на дежурство Понкайо и Чириако пропустить их внутрь, а те возражали всё более агрессивно. В спальню вошла смущённая Филомена.

— Что там случилось? — спросил злой спросонья Анхель.

— Фило не виновата! — жалобно заговорила толстуха. — Врачи хотят проведать Ангелочка!

— Я же велел не вызывать никаких врачей!

— Фило не вызывала! Они сами приехали, бумагами трясут с печатями. Говорят — хворость какая-то гуляет у нас тут в округе. Анализы, мол, надобно у всех взять. А как узнали, что Ангелочек из самой столицы приехал…

— Кто разболтал про меня?!

— Так Понкайо и Чириако, дурни эдакие! А врачи руками машут: раз, говорят, Ангелочек в столицу опять уедет, его первого и проверим, чтобы заразу туда не занёс.

— Ч-ч-чёрт… Ну, зови их, что же делать…

— Угу, угу.

Филомена удалилась, и через минуту в спальню вошли мужчина и женщина в синих медицинских костюмах. Лица обоих были закрыты масками, мужчина нёс в руке небольшой саквояж. Они поздоровались.

— Привет, — мрачно сказал Анхель. — Что, опять ковид или "озверин"?

— Нет, не волнуйтесь. — мужчина поставил саквояж на столик, открыл его и принялся рыться. Женщина спросила:

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Вчерась на горло жалился и на сопли, бедненький! — встряла Филомена, входя в комнату. Анхель поморщился:

— Помолчи, пожалуйста!

— Мы проведём экспресс-тест, — сказала женщина. — Результат будет всего через пятнадцать минут.

— Действуйте.

Мужчина вынул из саквояжа зонд с ватным тампоном и подошёл к кровати.

— Попрошу вас открыть рот!

Анхель послушно распахнул рот. Мужчина взял у него мазок и поместил в пробирку.

— У нас в машине — экспресс-лаборатория, — сказал он. — Придётся немного подождать.

Медики вышли из комнаты.

— А почему берёте анализ только у меня? — крикнул Анхель им вслед.

— Потому что вы единственный в этом посёлке, у кого наблюдаются первичные симптомы, — ответила женщина уже из прихожей. Филомена села на стул у стены и, пригорюнясь, глядела на Анхеля.

— Не смотри на меня, — буркнул её подопечный.

— Угу, — кивнула Филомена и уставилась в пол.

Потянулись минуты. Анхель задремал. Но тут медики снова появились в спальне. Даже маски не могли скрыть крайне обеспокоенного выражения их лиц.

— Мы должны вас немедленно забрать, юноша, — заявил мужчина. — Анализ показал наличие палочки Хансена.

— Чего? — испугался Анхель. — Какой ещё палочки Хансена?

— Это такая бактерия, один из возбудителей лепры. У вас проказа, молодой человек. К сожалению.

Филомена охнула и закрыла ладонями рот и нос. А через секунду вскочила со стула и, тяжело топая, выбежала за дверь. Анхель услышал, как она снаружи что-то тихо говорит Понкайо и Чириако, время от времени взвизгивая. Он сжался под одеялом.

— Я умру? — спросил он охрипшим голосом.

— Ну что вы! — засмеялся мужчина. — Проказу уже давно и успешно излечивают. Просто в наше время данное заболевание стало большой редкостью.

— Филомена-то выскочила как ошпаренная…

— Ничего удивительного. У этой простушки обывательское представление о лепре. Болезнь эта очень древняя. Она упоминается даже в Ветхом Завете как божье наказание. Не знаете, где вы могли её подцепить?

— Здесь… Наверняка здесь! — Анхель готов был расплакаться. — У караибов этих долбаных!

— Вы часто бываете в этих краях?

— Приезжал пару раз…

— Давно?

— В первый раз — месяца три назад.

— В таком случае напрасно обижаете караибов, — строго сказала женщина. — У лепры очень долгий инкубационный период, несколько лет.

— Собирайтесь, — сказал мужчина.

— Мне надо сообщить… отцу, — пробормотал Анхель и потянулся к лежащему на тумбочке мобильнику.

— Не трогайте! — рявкнул мужчина.

— Почему?

— Потому что! — медик подскочил к Анхелю, выхватил из кармана платок и прижал его ко рту и носу подростка. Тот обмяк и упал на кровать.

— Носилки, быстро! — прошипел мужчина.

х х х

Асьенда семейства Перес под названием "Рефухио де лас мусас" пустовала уже два года. Ставни на окнах были закрыты, чехлы укутывали мебель и люстры. Ветер гонял сухую листву по патио возле спящего фонтана. Обширный парк, окружавший асьенду, понемногу приходил в запустение. А когда опускалась тёмная тропическая ночь, из винного погреба вылетали на добычу летучие мыши.

Но в одно тихое утро безлюдье оказалось нарушено — к главному входу дома подъехал "лендровер". Из него вышли парень и девушка, настолько похожие друг на друга, что у постороннего наблюдателя не возникло бы и тени сомнения — это были брат и сестра. Оба тут же занялись делом: девушка распахнула ставни и затеяла уборку одной из спален, парень же устанавливал в парке видеокамеры и прожектора, а ещё монтировал аппаратуру, очень похожую на охранную систему.

Вечером того же дня рядом с "лендровером" припарковался минивэн с тонированными стёклами. Игнасио и Луис, оба в камуфляже, высадили из машины толстого подростка, руки которого были скованы наручниками. Анхель, судя по его виду, пребывал в унынии и равнодушии ко всему окружающему; он механически шагал, тупо глядя пере собой. Пленника препроводили на второй этаж, в ту самую спальню, которую убирала девушка. Там с него сняли наручники и оставили одного, заперев дверь. После этого оба спустились в патио, где их ожидали брат с сестрой.

— Знакомьтесь, это Игнасио, — сказал Луис.

— Хильберто Перес, — молодой человек протянул руку Игнасио, которую тот пожал, и указал на девушку. — Моя сестра Веста.

— Очень приятно, сеньорита, — кивнул тот. Веста улыбнулась в ответ.

— Присядем, — предложил Хильберто, указывая на плетёные кресла, которые он недавно принёс из кладовой.

Все сели.

— Итак, у нас в руках — отпрыск самого Бенито Патисамбо, — констатировал Хильберто.

— Не совсем отпрыск — пасынок, — поправил его Луис.

— Неважно. Я только не понимаю, Луис, почему ты не захотел, чтобы Анхель видел нас с Вестой.

— Чтобы исключить любой риск. Вы мне слишком дороги… оба.

— Я согласна, — вдруг сказала Веста.

— В смысле?

— Выйти за тебя замуж.

Луис расплылся в улыбке, Игнасио ухмыльнулся, а Хильберто нахмурился:

— Давайте доведём дело до конца, а потом уж и решим матримониальный вопрос.

— Главное, чтобы Анхель не удрал, — сказал Игнасио.

— Не удерёт. Я установил следящую систему. И в этой спальне, как вы, наверное, заметили, есть стальные решётки на окнах. Их в своё время сделали по заказу Хильберто Переса-старшего, нашего с Вестой деда.

— На то была причина? — поинтересовался Игнасио.

— В молодые годы дедушка активно участвовал в политике, правда, неявно. Он, между прочим, помог прийти к власти Себастьяну Ириарте.

Игнасио присвистнул от удивления. Хильберто продолжал:

— Когда в девяносто втором власть захватил этот говнюк Полилья, дед немножко тронулся головой…

— Хильберто! — сердито встряла его сестра.

— А что, разве не так? Хильберто Перес-старший вообразил, будто Полилья начнёт мстить ему за помощь Ириарте, хотя именно Ириарте уберёг его от тюрьмы. Полилье грозил суд за серьёзную растрату государственных средств, а Ириарте пожалел его и пристроил рядом с собой в качестве денщика — чемоданчик поднести, то-сё… В общем, дед впал в лёгкую паранойю и велел забрать окна в спальне решётками…

— Тогда бабушка Кончита заявила, что она не собирается проводить ночи в клетке, — встряла Веста. — и переселилась в одну из гостевых комнат. А через год дедушка умер.

— Да, всё так. Бабушка пережила деда почти на тридцать лет. Впрочем, по возрасту она годилась ему в дочери… Ладно, это всё история. Вот чего хотел спросить у тебя, Луис: при похищении проблем не возникло?

— Нет. Как только караибы Патисамбо узнали, что Анхель якобы заболел проказой — тут же разбежались. Так что мы беспрепятственно увезли его.

— Он до сих пор думает, что болен?

— Ну, мы же не садисты какие-нибудь — пугать сопляка. Как только Анхель очнулся, я его обрадовал.

— Бушевал?

— Был момент. Сейчас он тихий. Примирился со своим положением.

— Наши дальнейшие действия?

— Сделаем видеозапись и пошлём её отчиму.

— Каким образом? Местопребывание Патисамбо нам не известно. Равно как и его номер телефона, электронная почта и прочее.

Веста внесла предложение:

— Может, просто выложить запись в Ютубе? Наверняка Патисамбо кто-нибудь сообщит.

Луис поморщился:

— Ютуб непременно забанит — насилие… Отправим видео Селикуру. Уж он-то точно знает, как связаться с Патисамбо. И зашьём в ролик геометку, чтобы облегчить им поиски. Типа, мы, лохи такие, недоглядели.

Игнасио сказал:

— Только давайте снимем Анхеля не в его комнате, а… ну, скажем, в подвале, для пущей мрачности. Здесь ведь имеется подвал?

— Винный погреб, — кивнула Веста.

— Замечательно. И, знаете, у меня появилась идея, как ускорить реакцию Патисамбо…

х х х

Бенито Патисамбо приехал на перевалочную базу у границы спустя двое суток после исчезновения Анхеля — ему пришлось добираться аж из Никарагуа, где он пребывал с деловым визитом у тамошнего партнёра. Он переправился на пароме через пограничную реку в сопровождении двух телохранителей, здоровенных гаитянских негров, вооружённых укороченными "калашниковыми". Для его встречи вдоль здания казармы выстроился весь личный состав наёмников-караибов во главе с командиром Телулой. Поодаль стояла Филомена. Она с беспокойством глядела на Патисамбо, переминалась с одной ноги-тумбы на другую и то молитвенно складывала ладони, то по-детски совала в рот указательный палец.

Патисамбо, лицо которого не выражало никаких эмоций, подошёл к Телуле и спросил:

— Кто последний дежурил у дома Анхеля?

— Понкайо и Чириако! — с отчаянием выкрикнул Телула.

— Чего ты орёшь, хо? Вели им выйти из строя.

Телула отдал команду. Два наёмника вышли. Патисамбо продолжил, не повышая голоса:

— Спроси у них, в какую больницу его увезли.

— Они не знают, сеньор. Не спросили у врачей, а те не сказали.

— Потому что сдристнули, хо. Как трусливые агути.

 Патисамбо обернулся к телохранителям и сделал знак. Те вскинули автоматы и двумя короткими очередями расстреляли обоих наёмников. Филомена взвизгнула, под ней натекла лужица. Подвывая, толстуха начала пятиться. Не обращая на неё внимания, Патисамбо пошёл в обход казармы, телохранители и Телула — за ним. На месте домика, где размещался Анхель, громоздились обгоревшие развалины. Патисамбо вопросительно посмотрел на Телулу.

— Спалили дом, чтобы зараза не разлетелась, — пробормотал тот.

— Вот придурки, хо, — сказал Патисамбо.

Из сельвы на противоположном берегу протоки выехал чёрный внедорожник. Он миновал мост и остановился возле руин. Патисамбо узнал "лексус" своего личного палача. Селикур вылез из кабины, в руках он держал планшет. Он подошёл к Патисамбо и сказал:

— Анхеля похитили.

— Я, хо, уже и сам догадался. Кто?

— Неизвестно.

— Надеюсь, тебе хватило ума не обращаться в полицию, хо?

— Конечно.

— Чего они хотят?

— Четыре лимона баксов кэшем. На адрес виллы "Лила" пришла по почте флешка с видео.

— Покажи.

— Я перегнал на планшет. Только постарайся не терять хладнокровия.

Селикур включил воспроизведение. Съёмка велась в каком-то винном погребе, судя по наличию на заднем плане деревянных стеллажей со множеством запылённых бутылок. Анхель с угрюмой физиономией сидел на табурете. Патисамбо в первое мгновение не узнал пасынка— тот был наряжен в розовое платьице с оборками, его голову украшал огромный розовый бант. Анхель, водя глазами — видимо, читая текст на закадровом плакате — заговорил:

— Отец, они вынудили меня сказать на камеру, что Бенито Патисамбо очень любил обряжать своего пасынка Анхеля в девчачьи одежды. Они требуют за моё освобождение четыре миллиона долларов США наличными. О месте и времени передачи сообщат дополнительно. Если ты не заплатишь, эта запись окажется в интернете…

Патисамбо выхватил планшет из рук Селикура, швырнул его на землю и растоптал тяжёлым, подкованным сталью берцем.

— Это "айпад", он двести штук стоит, — с упрёком сказал Селикур.

— Компенсирую, хо. Говори сам — что там дальше на записи?

— Ничего существенного. Но я напряг одного айтишника, и он обнаружил, что похитители забыли удалить геотэги.

— Говори понятно, хо!

— В общем, установлено, где сделана запись. На асьенде "Рефухио де лас мусас", это километров шестьдесят к востоку от Сан-Серапио, тоже почти у самой границы.

— Сколько там людей?

— Откуда мне знать?

— Ладно, хо. Навестим асьенду.

— Подожди, Бенито… А если это ловушка?

— В ловушки, хо, одни звери попадаются. Потому что они тупые, хо. Короче, собирай людей. И имей в виду: я иду не столько для того, хо, чтобы освободить Акселя, сколько для того, чтобы показать этим пи…сам, кто такой Бенито Патисамбо. И для начала, хо, они передо мной извинятся.

х х х

На берегу лесного озера чадили выхлопами два автомобиля — автокемпер на базе "хаммера" и армейский грузовик. Кузов грузовика был затянут брезентом, обе машины носили камуфляжную раскраску. Тут и там мелькали фигуры наёмников — кто чистил оружие, кто курил, кто отливал. А в кемпере сидели за распечатанным на принтере планом Бенито Патисамбо и Жан-Клод Селикур.

— Вот, — говорил Селикур, тыча чёрным пальцем в распечатку. — Опять мой айтишник постарался: вытащил план асьенды из архива интернета. Одно время он висел на портале по продаже недвижимости, но потом его удалили…

— Ближе к делу, хо, — буркнул Патисамбо.

— Здесь до границы —километра два через сельву, до асьенды — ещё пять. Сельва подходит вплотную к территории с северной стороны, там даже нет никакой ограды. А вот с южной стороны, где основной въезд, есть и каменная стена, и ворота, и ещё павильон, в котором размещается охрана.

 

— "Лабиринт", — прочитал Патисамбо. — Что ещё за лабиринт, хо?

— Садовый лабиринт из живой изгороди. Ну, в усадьбах иногда такие делают ради прикола.

— С жиру бесятся, хо. Мне и в голову не пришло бы строить лабиринт на своей асьенде, которую у меня потом отняли, хо. Как думаешь действовать?

— У нас пятнадцать человек. Пятерых отправим в обход через сад к воротам, пусть нейтрализуют охрану в павильоне — скорее всего, она там. Ещё двое проверят гостевой домик на всякий случай. Оставшаяся восьмёрка атакует большой дом: взломает двери и окна и проникнет внутрь. Когда всё будет готово, ребята нам просигналят, и мы спокойно пройдём в подвал. Вход — вот здесь, сбоку, видишь?

— Вижу. В жопу гостевой домик, хо. Зачем его проверять? Только силы распылим и время потеряем. Пусть большим домом займутся десять человек.

— Как знаешь.

— И я не собираюсь сидеть и ждать, хо, пока ребята преподнесут нам победу. Пойдём с ними вместе.

— Зачем рисковать?

— А кто здесь рискует, хо? Эти уроды понятия не имеют, что мы узнали, где они держат Анхеля. Жаль, хо, не получится заснять всё для "ТикТока"… Короче, нечего тянуть время, хо. Сегодня же провернём.

Тропическая ночь упала почти мгновенно. Отряд наёмников во главе с Селикуром двигался сквозь заросли; замыкающим был Патисамбо. Наёмники не пользовались фонариками — у каждого имелись очки ночного видения. Путь до асьенды "Рефухио де лас мусас" занял чуть больше часа. Когда впереди показалось открытое пространство, Селикур остановил отряд и тихо спросил:

— Так, все помнят свои задачи? Ортес!

— Да помню я, Селикур, — проворчали из темноты.

— Повтори!

Ортес недовольно забубнил:

— Мы впятером обходим…

— Кто конкретно?

— Я, Гаго, Харамильо, Эспино и Калдерон обходим дом с восточной стороны и движемся по направлению к павильону охраны. При этом скрываемся за живой изгородью, что тянется вдоль главной дороги. Вламываемся в павильон и убираем всех, кто там есть.

— Неправильно! Так, Харамильо, назначаю тебя старшим группы…

— Погоди, Селикур! Сперва выясняем, кто есть кто, а уж потом убираем… Я это и имел в виду!

— Смотри у меня, маньяк хренов! Эскудеро!

— Атакуем большой дом.

— Как распределишь своих бойцов?

— Ну, я, Контрерас и Де Нойя взламываем двери и проникаем через главный вход. Хиральдо и Эспада заходят сквозь окна со стороны бассейна. Хаиме, Пеналоса и Анчета — через северные двери. А вход в погреб охраняют Бустильо и этот, как его… Тарантино.

Сбоку донёсся хриплый голос:

— Толентино я!

— Во-во, Толентино! Извини, брат.

— Ничего, бывает.

— Хватит разговоров! — прошипел Селикур. — Группа Ортеса, марш к воротам! С богом!

Пятеро наёмников вышли из зарослей и цепочкой затрусили к дому. Вскоре цепочка рассыпалась — теперь каждый шёл сам по себе. В темноте вдруг раздался всплеск, сопровождаемый приглушёнными ругательствами.

— Какого хрена?! — обернувшись, заорал шёпотом Ортес. — Кто там вздумал купаться?

— Я, Эспино… Не видно же ни черта! — чья-то фигура неуклюже выбиралась из бассейна.

— Очки на что?

— Они у меня, по ходу, накрылись…

— Иди по звуку наших шагов! Дебил!

Группа отправилась дальше, держась прохода между фруктовым садом и живой изгородью. Мокрый Эспино, от которого воняло болотом, замыкал шествие.

Прошло минут пять. Оставшиеся напряжённо ждали. У Селикура затекла рука, в которой он держал рацию.

— Какого дьявола они тянут? — пробормотал он.

Словно в ответ, рация ожила. Голос Ортеса пробурчал:

— Всё в порядке. Мы их сделали.

— Сколько их там? — спросил Селикур.

— Четверо. Все связаны.

— Анхеля с ними нет?

— Нет.

— А где он?

— Говорят — в большом доме.

— В погребе?

— Они не знают, где конкретно.

Патисамбо вырвал рацию из рук Селикура и рявкнул:

— Спроси этих клоунов ещё раз, хо! Если не скажут — расстреляй!

Через несколько секунд Ортес повторил:

— Они не знают, им не говорят, в какой комнате держат Анхеля. Их задача — охранять территорию.

Селикур хлопнул Патисамбо по плечу:

— Да и шут с ними. Сами найдём.

— Пошли! — скомандовал Патисамбо.

Оставшаяся группа действовала в соответствии с планом. Затрещала выламываемая дверь, зазвенели разбиваемые стёкла. Сквозь щели закрытых ставен замелькали фонарики. Из рации заговорил Эскудеро:

— Чисто. Никого.

— Принято, — ответил Селикур. — Значит, всё-таки погреб.

В компании двух бойцов Патисамбо и Селикур подошли ко входу в погреб. На массивной двери висел замок. Толентино достал монтировку, Патисамбо в нетерпении выхватил её у него из рук, сорвал замок и распахнул дверь. Селикур сунулся было за своим патроном, но тот велел:

— Ждите здесь, хо! Я один потолкую с пасынком.

Он захлопнул за собой дверь погреба. Селикур обернулся к растерянным Бустильо и Толентино:

— Чего вы здесь топчетесь? Следите за обстановкой!

Двое бойцов разошлись в разные стороны. Селикур сунул в рот сигарету, щёлкнул зажигалкой.

В подвале вдруг заорали дурным голосом, а из подвальных окошек с тошнотворным шелестом кожистых крыльев вырвались летучие мыши. Селикур выплюнул сигарету и взял автомат на изготовку. И тут весь парк асьенды накрыл ослепляющий свет прожекторов, а через невидимые громкоговорители загремел голос:

— Никому не двигаться! Территория окружена силами Департамента безопасности! Складывайте оружие и выходите на открытое место с поднятыми руками!

— Твою мать… — пробормотал Селикур. Он успел увидеть, как два эти недоноска, Бустильо и Толентино, с готовностью швырнули "калашниковы" на землю и задрали руки, и по-кошачьи стремительно и бесшумно забежал в лабиринт. Он наугад сделал пару поворотов среди стен из живой изгороди и вжался в угол. Снаружи загремели выстрелы, сопровождаемые криками. Селикур обладал хорошей зрительной памятью — план лабиринта отпечатался у него в мозгу. Не прошло и полминуты, как он вылетел из лабиринта с противоположной стороны и оказался у гостевого домика. До сельвы было рукой подать, но тут послышался рокот вертолёта. Гаитянин увидел, как винтокрылая машина плывёт низко над землёй по направлению к нему, светя прожектором. "Не успеть скрыться в зарослях…" Селикур в отчаянии рванул ручку двери домика. Не заперто! Он вбежал внутрь и захлопнул дверь. Достал фонарик, пробежался его лучом по стенам, по мебели. "Вроде гостиная. Ставни на окнах закрыты, хорошо… А это что за хрень?!"

В мягком кресле сидел крепко связанный, с кляпом во рту, Анхель. Он зажмурился от света фонарика и что-то замычал. Селикур подскочил к нему и вытащил нож. Освобождение пасынка Патисамбо от пут заняло у него меньше минуты. Анхель принялся хватать своего опекуна за руку и всё пытался что-то сказать.

— Заткнись! — скомандовал Селикур и прислушался, потом подскочил к окну и посмотрел в щель ставни. Шум вертолёта доносился по-прежнему, но теперь издалека, и самого его не было видно. Гаитянин обернулся к своему подопечному:

— Зачем тебя сюда засунули?

— Чтобы устроить очную ставку с отцом… с Патисамбо, когда его возьмут, — Анхель никак не мог отдышаться. — А заодно и поиздеваться над ним.

— Так это была подстава?

— Да… Я не знаю, как они навели вас на асьенду!

— Уже неважно. Надо рвать когти. И побыстрее.

х х х

Прошло около месяца после захвата Бенито Патисамбо на асьенде "Рефухио де лас мусас". Все шестеро, имевшие к данной акции непосредственное отношение, сидели за столиком в баре "Каравелла". Компания отмечала награду, полученную из рук президента Альварадии Алекса Апиларио. После очередного тоста Игнасио опорожнил большую кружку с ледяным пивом, поставил её на стол и сказал, обращаясь к Луису и Хильберто:

— Всё-таки обидно за вас, ребята. Я понимаю, ордена — орденами, но денежки тоже лишними не бывают.

— Я обязательно поделюсь с братом, — заявила Веста.

— Аналогично, — поддакнула Росита.

— Обойдёмся, — махнул рукой Луис.

— Честь дороже, — добавил Хильберто и непроизвольно рыгнул. — Пардон, дамы…

— Какие вы оба, однако, идейные бессребреники! — усмехнулась Ракель. — Берите пример с Начо. Уж кому, казалось бы, говорить о чести, как не офицеру, хоть и бывшему! Тем не менее денежки он взял.

— Мне они пригодятся, — сказал Игнасио. — Собираюсь приобрести небольшую ферму где-нибудь в укромном уголке…

Ракель округлила глаза:

— То есть ты желаешь съехать?!

— А что такого? Не хочу мешать твоей личной жизни.

— И заодно наладишь свою, да? — ядовито сказала Ракель. — Я ведь тоже тебе мешаю…

— В первую очередь исхожу из твоих интересов. И вообще, давай поговорим об этом потом, дома.

Ракель ничего не ответила, но заметно погрустнела. Луис поспешил перевести разговор на другую тему:

— Департамент безопасности арестовал Каталину Минасуль. Ей грозит срок за содействие режиму Полильи в плане воспрепятствования свободному распространению информации. Помните её идиотское "Движение за чистый интернет"? И в редакции у Минасуль не всё в порядке.

— Вот Каталина, наверное, меня поминает недобрым словом, — покачал головой Игнасио, — я ведь ей сказал, что не интересуюсь её деятельностью при режиме Полильи.

— Ты не интересуешься, зато другие заинтересовались. Ты же не виноват, что рассказал нам эту историю. Ничего, посидит мартышка несколько лет, ей только на пользу пойдёт.

У Хильберто заиграл мобильник. Он вынул его из кармана, встал из-за стола и отошёл в сторону. За столом наступила тишина. Игнасио, который то и дело бросал взгляды на мрачную падчерицу, произнёс:

— Если хочешь, я никуда не уеду…

— Да пошёл ты! — сердито сказала та.

— Я серьёзно! Или знаешь, что? Давай купим две фермы, по соседству! И будем ходить друг к другу в гости.

Ракель ничего не сказала, но заметно расслабилась. Хильберто вернулся на место и швырнул мобильник на стол.

— Что-нибудь случилось? — спросила Веста.

— У Патисамбо обнаружили вирус рабиеса.

— Чего-чего?

— Бешенства.

— Тоже мне новость! — фыркнула Росита. — Естественно, он бешеный.

— Я серьёзно. У него подскочила температура, врачи взяли анализ и развели руками. А этот мудак только сейчас признался, что в погребе его покусали летучие мыши. Он спугнул их.

— И что теперь? — спросил Игнасио.

— Ничего. Лечить уже поздно. Карма настигла бандюгу. Патисамбо даже попросил его расстрелять, чтобы не мучиться.

Росита заткнула уши:

— Не хочу я слушать такие разговоры! Давайте лучше о чём-нибудь положительном. Вы заметили, как много изменений произошло за последнее время? Мы сказочно разбогатели — раз. Бюро "Немезида", которое раньше занималось разборками с интернет-троллями, переключилось на поимку крупного военного преступника — два.

— Патисамбо, который плевал на всё и на всех, вот-вот окочурится — три, — вставил Хильберто.

— Перестань! Веста выходит замуж за Луиса — четыре.

— Могу ещё и передумать, — засмеялась Веста.

— Поздно, красавица, — сказал Луис и положил на стол обитый бархатом открытый футлярчик. В нём сверкало бриллиантами обручальное кольцо.

 

Эпилог. Кали, Колумбия

В замке заскрежетал ключ. Анхель Патисамбо вскочил с кресла, машинально нащупал в кармане маленький "зауэр" и метнулся за шкаф — в ванную прятаться было поздно, а других подходящих мест в небольшой конурке, снятой Селикуром в многоквартирном доме, не имелось. Вошёл Жан-Клод. Анхель выдохнул, сунул оружие в задний карман и покинул своё укрытия. Гаитянин немедленно набросился на него:

— Опять прячешься от каждого шороха?! Сколько раз тебе повторять: первое — нас здесь никто не знает. Второе — никому твоя жирная задница не интересна. Третье — у Колумбии нет с Альварадией договора об экстрадиции. Да хоть бы и был — за что тебя сажать? В чём ты провинился? В том, что был пасынком Патисамбо? Сын за отца не отвечает, тем более за отчима. У них даже на меня ничего нет, иначе мы бы с тобой здесь сейчас не сидели.

Подросток, насупившись, выслушал тираду и пробурчал:

— Мне надоело сидеть в этой халупе. И вообще в Колумбии!

— А мне не надоело? Но я же не жалуюсь. Терпи, очень скоро всё изменится.

— Что изменится?

Селикур выдержал паузу и оглядел Анхеля с головы до ног.

— Я так понял, ты ещё не знаешь. А ведь не вылезаешь из интернета… Хотя да, ты же постоянно режешься в свои дурацкие игры.

— Чего я не знаю?

— Только не вздумай реветь. Бенито Патисамбо, твой отчим, вчера помер в тюрьме.

— Как помер?!

— Как, как — насмерть! Как ещё люди помирают?

Толстые губы Анхеля задрожали… и разъехались в глумливую улыбку. Он подскочил к раскрытому ноутбуку, заелозил пальцем по тачпаду. Пробежавшись по новостям, торжествующе завопил:

— Да!!! Да, да, да, да! — и выдал что-то вроде ламбады, насколько позволяла комплекция. Селикур презрительно посмотрел на Анхеля:

— Хорош! Прямо полные штаны радости!

— А что же, слёзы по нему лить? Патисамбо измывался надо мной с шести лет, с тех самых пор, как женился на моей бедной маме! Это ведь он свёл её в могилу, полукровка грёбаный! Забил и затрахал до смерти своей коричневой елдой!

— Да ты, парень, расист.

— А меня сразу в военное училище запихнул, — продолжал Анхель. — А когда я оттуда сбежал — в специнтернат для придурков! Да я потом нарочно приеду в Альварадию, отыщу его могилу и прямо на неё насру!

— А как насчёт наследства? — вкрадчиво спросил Селикур. — На него тоже насрёшь?

— Какое наследство, о чём ты… — махнул рукой Анхель. — в Альварадии что было — почти всё конфисковали. Уж и не знаю, откуда отчим взял миллион песо мне на подарок. Он ведь набрал долгов, чтобы закупиться дурью для перепродажи — сам мне говорил… А виллу "Лила" он переписал на тебя, ты всё равно назад не отдашь. Так что ни хрена у меня нет. Ну, почти ни хрена.

— Да, конечно, — усмехнулся Селикур. — Более шестисот миллионов долларов. Именно что почти ни хрена, я тебя понимаю.

— А?.. — Анхель уставился на него.

— Шестьсот сорок с чем-то миллионов долларов. В офшорных зонах — на Бермудских и Каймановых островах. Банковские вклады, ценные бумаги, золотые слитки. Земельные участки здесь, в Колумбии, и в Никарагуа. Как ты понимаешь, они не пустуют. Сплошь плантации.

— Врёшь! — Анхель, весь пунцовый, достал из холодильника банку пива, открыл её и залпом выпил.

— Это отчим тебя развёл насчёт долгов, — Селикур наслаждался видом физиономии Анхеля. — Чтобы ты не расслаблялся и лучше выполнял свою работу в Агухеро-Верде.

— Я… я понял, — пролепетал Анхель и открыл следующую банку. — Получается, отчим молодец. Мир праху его. Кстати, от чего он умер?

— Заразился бешенством от летучих мышей, когда полез в погреб асьенды вызволять тебя.

— Я вообще не был в этом подвале! Похитители сняли видео на фоне зелёного задника для хромакея. Почему же отчим не сказал следователю, что мыши его покусали?

— Откуда мне знать? Наверное, не придал значения такому пустяку.

Анхель задумался, прихлёбывая пиво. Вскоре его блинообразное лицо приобрело чванливое выражение, и он заявил:

— Значит, так. Раз я наследник, я хочу сразу получить… ну, скажем, сто тысяч баксов наличными. Затем…

Селикур перебил его:

— Хочешь сразу получить? На здоровье!

Он протянул ручищу и отвесил своему подопечному оплеуху. Тот чуть не упал, пролил пиво и завизжал:

— Ты что себе позволяешь?!

— Тебе напомнить, что официально я являюсь твоим опекуном? — не повышая голоса, спросил Селикур.

— И чё? Бабки всё равно мои!

— Твои-то они твои, да только ты не можешь ими распоряжаться до восемнадцати лет. А я могу.

Потирая пухлую щёку, на которой отпечатался след от удара, Анхель сел в кресло.

— Я понял. За три года ты надеешься прикарманить моё наследство.

— Плохо ты обо мне думаешь. Всё останется при тебе. И ещё сверх того: в самом скором времени ты получишь невесту.

Несмотря на боль, Анхель расхохотался:

— Филомену, что ли?

— Её хочешь? Запал на толстуху?

— Нет, — замотал головой Анхель. — Я так, прикалываюсь…

— Я догадался. Ты получишь Жанну, мою племянницу. Она ведь тебе понравилась?

Анхель залился краской.

— Ну… да. Прикольная, и в постели с ней суперски. Правда, она не говорит по-испански…

— Ничего, выучится. С твоей помощью.

— А почему ты сказал "в скором времени"? Мы с Жанной оба несовершеннолетние.

— Обвенчаетесь сейчас, а официально оформитесь потом.

— Интересно, какой же священник нас обвенчает?

— Есть у меня один знакомый падре, отец Маурисио. Он живет здесь, в Кали. Эмигрировал в шестьдесят шестом, после переворота Ириарте.

— Сколько же ему лет?

— Девяносто три. Он уже слегка впал в детство, но сана его никто не лишал. Ну? Согласен?

Патисамбо-младший снова задумался.

— А после того, как мы обвенчаемся с Жанной, ты разрешишь мне… ну, короче, предоставишь материальную свободу?

— В известной степени. А что?

— Я к тому, что всякое может случиться. Только не подумай, что я каркаю... — Анхель замялся. — А вдруг ты под машину попадёшь? Или тебя грохнут?

— Кто?

— Да хотя бы альварадийцы, агенты Апиларио. Что мы тогда с Жанной будем делать?

Теперь расхохотался Селикур:

— Делов-то! Подчистишь метрику, купишь ксиву с прибавленным возрастом… За бабки всё доступно в этом мире. Главное — не менжуйся, действуй решительнее. А то ты и сам жирный, как боров, и характер у тебя такой же…

Говоря, Селикур повернулся к холодильнику и нагнулся, чтобы достать из него пиво. Лицо Анхеля вдруг исказила злобная гримаса, он выхватил из кармана пистолет и выстрелил поверх головы своего опекуна. Скорее всего, он хотел только напугать Селикура, но тот, на своё несчастье, невовремя выпрямился. Пуля угодила в самый центр чёрного затылка. Постояв несколько секунд словно в нерешительности, гаитянин рухнул вперёд. Челюсть его лязгнула о верхнюю панель холодильника, изо рта брызнула кровь — уже мёртвый, Селикур откусил себе кончик языка.

Анхель издал что-то вроде икания, вскочил с кресла и отбросил пистолет. В состоянии ступора он провёл по меньшей мере минуты три, а потом разразился истерикой. Толстый подросток приплясывал, рыдая и смеясь одновременно, и беспрестанно повторял:

— Спасибо за совет! Спасибо за совет!

 

Москва, ноябрь 2023 г. — февраль 2024 г.

---

[1] Месть, возмездие (исп.)

[2] Каменный лабиринт (исп.)

[3] Patizambo — кривоногий (исп.)

[4] Самбо (исп. zambo) — полукровка: наполовину негр, наполовину индеец.

[5] Хо (исп. jo) — аналогично русскому выражению "блин" как эвфемизму нецензурного ругательства.

[6] "Лила" (Lila) — сирень (исп.)